Будь ты хоть герцог, хоть слуга — здесь это все равно —
Ты встретишь страшного врага, похуже, чем вино,
Опасней карт, страшнее битв и злых клеветников,
И трудно с помощью молитв избегнуть тех врагов!
Будь ты хоть доктор, хоть дурак, будь добрый или злой,
Тебя достанет этот враг отравленной стрелой,
И вот тогда в твоей судьбе настанет время драм,
И дьявол на ухо тебе шепнет: «Cherchez la femme!»И если прост, банален ты, то и увязнешь тут:
Тебя безумные мечты в трясину уведут.
И вот ты — раб, и не у дел остался разум твой,
Поскольку враг уж овладел твоею головой!
Коль сам забрался в эту сеть, ошейник нацепи,
Сам приноси хозяйке плеть и бегай на цепи.
Но счастье коротко в плену, придет тоска, а там
Ты снова взвоешь на луну в ночи: «Cherchez la femme!»Но враг силен, но страшен грех, и в следующий раз
Ты, предвкушающий успех, нарвешься на отказ.
И станет свет тебе, что мрак, и сгинет твой покой,
Тебя измучает твой враг желаньем и тоской.
Готов ты на любую грязь, идиотизм любой,
И будет шлюха, дура, мразь командовать тобой!
И ты узнаешь боль и стыд, что пережил Адам,
Пока не будет позабыт призыв: «Cherchez la femme!»Но если ты умен и горд, тогда ты вступишь в бой,
И ты поверишь, что и черт не справится с тобой.
Твой разум будет отвергать безумие страстей,
Ты станешь женщин избегать, как ядовитых змей.
Но слишком многие врагом разбиты — оттого
Картины, книги — все кругом — орудия его,
И искушений длинный ряд проникнет даже в храм,
И даже вещи говорят тебе: «Cherchez la femme!»И если выстоишь в борьбе, лишь разум возлюбя,
То — слава и хвала тебе! Свобода для тебя!
Но если проиграешь бой — себя не изнуряй,
Твое достоинство с тобой! Его не потеряй!
Пред самкой в случае любом не преклоняй колен,
Будь господином — не рабом, и не сдавайся в плен.
Они — лишь средство, а не цель, им поклоняться — срам!
И пусть глупцов зовет свирель врага: «Cherchez la femme!»1992
Было пусто и холодно, сыро и мрачно в эфире,
Только крики, и хохот, и брань отдавались в ушах —
Отмечали бог с дьяволом факт сотворения мира,
Лобызнулись, обнялись и выпили на брудершафт.
Это было эффектно, хоть в общем-то было убого:
Богохульствовал бог, дьявол пел непристойно псалмы…
А наутро с похмелья голова разболелась у бога,
И отправился он за советом к властителю тьмы.
Мол, вчера веселились, а нынче мне скучно и грустно,
Мол, теперь вижу сам, что за мерзкий я мир сотворил…
Посоветовал дьявол:»Создай посмешнее игрушку,
С ней от скуки избавишься и обретешь новых сил.»
Ох, хитры силы зла! На идеи они не скупились.
Бог в ладоши захлопал, затее той дьявольской рад,
И три падшие ангела к богу по зову явились
(Бог разжаловал в люди за пьянство их и за разврат).
И сказал он им так: «Верно, скуки уж больше не будет,
Знаю я развлеченье всем нам до скончания дней!
Вот гляжу я на вас: ну какие вы, к дьяволу, люди?
Помогите создать мне людей поглупей, посмешней.»
И три падшие ангела дружно взялись за работу,
Каждый думал:»Теперь я себе развлеченье создам!»
И они завершили работу под вечер в субботу,
И созданье свое окрестили в честь ада — Адам.
Был он слаб и доверчив, и не отличался здоровьем,
Он страдал от жары, и ему докучало зверье,
Ну а чтобы к тому же беднягу измучить любовью,
Ему создали самку и Евой назвали ее.
Не имели они ни одежды, ни крова, ни пищи,
Правда, бог им внушил, что они обитают в раю.
Словом, жили они хуже самых оборванных нищих,
И к тому ж им пенять запретили на участь свою.
В той дыре, где они для потехи небес прозябали,
С сотворения мира чудесное древо росло.
Только бог им велел, чтоб они с него яблок не рвали,
Чтоб они не узнали, что в мире добро, а что зло.
И они подчинились покорно такому запрету,
Но покорность наскучила вскоре владыке небес,
И он дьяволу раз намекнул в разговоре на это,
И за дело тотчас с удовольствием принялся бес.
И его обаянью противилась Ева недолго,
И отведала плод, и Адама заставила съесть.
Бог был сильно разгневан таким нарушением долга
И призвал падших ангелов, чтобы свершить свою месть.
И виновных нашли, и под сенью заветного древа,
Чтоб повадно им не было делать все наоборот,
Эти хмурые люди втроем надругались над Евой,
А Адама побили сапогами и в пах, и в живот.
И, пока развлекались, ругались и грязно, и злобно,
А потом удалились, небесный свершив приговор.
И Адам от побоев остался навеки бесплодным,
Ну а Ева, напротив, забеременела с этих пор.
И ребенок по имени Каин родился до срока,
И, познавшая грех, стала шлюхой потом его мать…
С этих пор, вероятно, все женщины склонны к пороку,
А мужчинам не раз приходилось за это страдать.
Бог совсем опустился и вскоре сгорел от запоя,
На могиле его дьявол длинную речь произнес…
По земле недоносками шляется племя людское,
Так глупы и беспомощны, право, их жалко до слез.1990,92
Anniverses
От русского флота остались одни адмиралы…
Саша ЧерныйОт нашей победы остались одни годовщины.
Того и гляди, покраснеют трехцветные флаги.
Нищает народ. Социологи ищут причины,
А польза реформ проявляется лишь на бумаге.
Всю власть сохранила партийная номенклатура
И шустро проводит реформы в своих интересах.
Какой уж тут Нюрнберг! Бездействует прокуратура.
В столице открыто выходит фашистская пресса.
По Первопрестольной шатаются красные банды,
А власть — словно повар из басни известной Крылова.
Безмозглая пьянь, нацепившая красные банты,
Зовется теперь «оппозицией». Звучное слово.
Возмездия нет — справедливости, значит, не будет.
С какой же победой они теперь нас поздравляют?
Что ж, если они коммунистов сегодня не судят,
И те их не будут судить — без суда расстреляют.
Кто там, наверху? Шарлатаны, безумцы, паяцы?
Причина — в диверсиях или же в идиотизме?
Суда над бандитами нет — так как власти боятся,
Что их обвинят в недостаточном демократизме!
Преступность и власть… Не поймешь, где одна, где другая.
Одна на другую здесь издавна стала похожей.
Коррупция, рэкет… Свобода приходит нагая,
Но к нам она, видимо, явится с содранной кожей.
Свобода… Нет, все-таки мы недостойны свободы,
На парламентеров похожи у нас дипломаты.
Империя рухнула — так отчего же народы,
Дорвавшись до воли, хватаются за автоматы?
И нас, помогавших им всем обрести эту волю,
Они в благодарность зовут оккупантами ныне.
Достойный развод не для нас. Каждый рвет свою долю,
И биться готов за бесплодные метры пустыни.
Страна дураков! Все, что здесь происходит, нелепо,
Как будто действительно ей управляют кухарки!
Народ разорен и рискует остаться без хлеба —
Его же зовут за валюту скупать иномарки.
Нехватка всего — и товаром забитые склады.
Но цены не снизятся и под угрозой банкротства,
Кругом дефицит, но никто не берет — и не надо!
Мы будем не цены снижать — сокращать производство.
Советскую власть упразднять поручили Советам,
Жулье и мздоимцы нас честному бизнесу учат,
Правительство платит дотации красным газетам,
Зато демократы от них ни гроша не получат.
О чести твердят те, кто врали, тому, кому врали…
В богатой и сильной стране — разоренье и беды…
Сражение выиграли, мирную жизнь проиграли,
И вот — отмечаем теперь годовщину победы.август 1992
Барон
Я на турнирах латы не крушил,
Я на соседей не ходил войной,
Поскольку в ранней юности решил
Науке посвятить свой век земной.
Укрывшись от докучливых врагов
За крепостной зубчатою стеной,
Не зная ни баталий, ни пиров,
Я наслаждался мирной тишиной.
Я доблестную глупость презирал.
Стремясь к искоренению страстей,
Как Люцифер, насмешливо взирал
На чувства вздорных, суетных людей.
Я в казематах замка основал
Свою лабораторию, и в ней
Материи загадки познавал…
Так протекло немало славных дней.
Я избегал безумства для двоих,
Животное волнение в крови
Смирял. Не оскверняли губ моих
Ни поцелуи, ни слова любви.
Но как-то раз… Ненастный ветер был,
И молнии сверкали в вышине,
Лил ливень, в трубах замка ветер выл,
Когда один из слуг поведал мне,
Что некий всадник к замку прискакал,
Один и без оружия, и он
В такую ночь убежища искал.
Я был визитом поздним удивлен,
Однако приказал впустить, и сам
Прошел навстречу гостю в нижний зал
В сопровожденье слуг. Моим глазам
Пришелец неожиданный предстал.
Он был, и вправду, не вооружен,
С его плаща на пол вода текла.
Вот он назад откинул капюшон…
О боже! Это женщина была!
И с горечью подумал я тогда:
«Пред ней не устоял бы и святой…»
Она была так дивно молода!
Она такой блистала красотой!
«Не в добрый час, сударыня, сюда
Вас конь примчал». «Но почему?» «Гостей
Я здесь не принимаю никогда,
Тем паче женщин», — я ответил ей.
«Я дать готов вам лучшего коня
И новый плащ, и уезжайте прочь».
«Как? Боже мой, вы гоните меня!
Где ж я найду приют в такую ночь?»
И слезы засверкали на глазах…
Она была измучена, бледна,
Ее терзали холод, голод, страх…
В такую ночь, в грозу, совсем одна…
И на ее смиренные мольбы
«Ну хорошо, я выслушаю вас», —
Я молвил не без внутренней борьбы.
Был прост ее взволнованный рассказ:
Дочь дворянина, ехала она
В столицу, в окруженье верных слуг.
Дорога лесом шла. Уже слышна
Была гроза; ей стало страшно. Вдруг
Раздался свист в лесу, и в тот же миг
Разбойники напали на отряд.
Был бой. «Лязг стали, топот, ржанье, крик,
Кровь, смерть и ужас… Словом, сущий ад!»
И, кажется, она одна спаслась…
По бездорожью, сквозь грозу и тьму,
Ее кобыла много миль неслась
И прискакала к замку моему.
«Что ж, — усмехнулся я, — mademoiselle,
Видать, судьба ко мне вас привела…
Вам приготовят ужин и постель.
Я ж вас покину: у меня дела».
Да, я хотел работать, но не смог!
Я мысль о гостье гнал все время прочь,
Но думал вновь о ней… И вот итог:
Мы ужинали вместе в эту ночь.
Змеились струи ливня на стекле,
И молниями вспарывалась мгла…
А здесь, в тиши, в покое и тепле,
Еще прекрасней девушка была.
Здесь, в этом замке, после стольких дней,
Науке посвященных лишь одной…
О, хоть бы взгляд ее был холодней!
С чего ей интересоваться мной?
«Спокойной ночи», — молвила она,
Я ей ответил, и она ушла…
Но в эту ночь мне было не до сна,
Но эта ночь спокойной не была!
Все, что считал я мертвым столько лет,
Что в молодые годы гнал я прочь —
Позор страстей, любви презренный бред —
Все вырвалось на волю в эту ночь.
Все, что гнездилось тайно, глубоко,
Окрепло вдруг и ринулось на бой!
О, верно, быть отшельником легко,
Когда соблазна нет перед тобой!
Или когда к соблазнам ты привык…
(Так крови вид привычен палачу,
Но страшен новичку…) И мой язык
Вдруг произнес в ночи:»Любви хочу!»
О нет! Рассудка моего броня
Сдержала б натиск страсти, может быть,
Когда б я был уверен, что меня
Она никак не сможет полюбить.
Но взгляд ее не исключал любовь!
Вход дьявола, путь бед, укус змеи(*)…
И думал я о форммулах — но вновь
К ней возвращались помыслы мои.
Так что ж теперь? Мной овладеет страсть —
Удел рабов, животных и глупцов?
Так что ж теперь — с вершин рассудка пасть
В трясину для ничтожеств? Для слепцов?
Мне — добровольно сделаться рабом?!
Мне — ей — в ущерб науке! — угождать?!
Пред нею унижаться? О любом
Капризе, взгляде думать — и страдать?
Нет! Разум мой окажется сильней!
Я укрощу эмоции и плоть!
Я посвятил науке столько дней,
И женщине меня не побороть!..
Так я всю ночь промучился тоской,
Потом в лабораторию сошел
И там, в шкафу, дрожащею рукой
На ощупь склянку с порошком нашел.
Я болен… Я схожу с ума… Ну да…
Зачем так громко — просто нервный шок…
Но знаю я лекарство — не беда!
Поможет мне вот этот порошок.
К утру на небе не осталось туч,
Ничто не нарушало тишины.
Уже пробился первый солнца луч
Через бойницы крепостной стены.
Мир после бури светел, чист и тих…
Так пусть свершится то, что решено!
На стол был подан завтрак для двоих.
Слуга принес из погреба вино.
«Как вам спалось?» «Спасибо, хорошо.»
«А мне так нет… Бессононица, беда…»
В рубиновом напитке порошок
Мгновенно растворился без следа.
«Бессонница?» — и улыбнулась мне
Сочувственно и нежно… Я едва
Не сбил бокал. Но — «истина в вине» —
Припомнились мне древние слова.
«Вы, сударь, чересчур утомлены
Своей наукой». «Не исключено…
Природы тайны так порой сложны…
Но отчего же мы не пьем вино?
Вы, может быть, сказать хотите тост?»
«Скажите лучше, сударь, вы сперва».
«Что ж — выпьем за науку. Тост мой прост,
Но ни к чему тут лишние слова.»
Лукавый взгляд — не этого ждала!
«Ну, раз вы так хотите…» Пьет. До дна.
Касаются поверхности стола
Бокалы. Всё. Проблема решена.
Она хотела выпить за любовь?
Быть может, нет. Теперь уж все равно.
«Ах, что со мною? Холодеет кровь!»
«На вас так странно действует вино».
«Вы шутите, конечно?» «Я? Ничуть».
«Барон, мне правда дурно!» И она,
Склонив бессильно голову на грудь,
Сползает на пол, мертвенно бледна.
«Сударыня, я вас предупреждал:
Не в добрый час вы прибыли сюда!»
Уж взгляд ее бессысленно блуждал…
Все кончено. Застыла. Навсегда.
Пятью-шестью минутами поздней
В лаборатории уж, на столе
Она лежала. Солнце все сильней
Блестело на металле и стекле.
И я смотрел на обнаженный труп
И чувствовал, как отступает страсть.
Нет, больше с этих посиневших губ
Мне не хотелось поцелуй украсть!
Мной овладел научный интерес:
Я взял ланцет, потрогал остриё
И первый ярко-розовый надрез
Провел по телу белому ее…
Не удалось ей сбить с пути меня!
Получен мною славный результат:
Я написал всего лишь за три дня
Большой анатомический трактат.1991,92
————————————
(*) Неточное изpечение св. Иеpонима: «Кpасивая женщина — вход дьявола,
доpога бед, укус скоpпиона.»
Интервью
— Уважаемый товарищ Дьявол,
вы не уделите несколько минут
читателям нашей газеты?
— Пожалуйста.
Не вижу препятствия тут.
Ведь я никогда
не спешу никуда.
Это у вас вечно времени нету.
Все суетитесь, желаете
что-то найти,
словно и вправду не знаете,
куда ведут все пути.
— Мы на земле говорим:
«Все пути ведут в Рим».
— Нет, все пути ведут в ад,
и ни один — назад.
И хорошо известно,
что из Рима туда попасть не сложней,
чем из любого другого места.
Лишь на дорогу потратите несколько дней.
— Простите, товарищ Дьявол,
а как же рай?
— Рай? Но ведь он
давно упразднен
за ненадобностью.
Говоря по-простому — снесен,
как старый пустой сарай.
— Простите за нескромный вопрос,
а как поживает товарищ Бог?
— Не думаю, что он еще поживает.
Последний раз я видел его
лет миллион назад,
и он уже тогда был достаточно плох,
и притом немного того —
настолько, что создал вас.
И вскоре ад
переполнился в первый раз.
У вас там тираны свергают тиранов,
сходятся в битвах разные страны,
и вообще — творится история,
а нам приходится постоянно
расширять территорию.
— Уважаемый товарищ Дьявол,
неужели и у вас есть проблемы?
— Это больная тема.
Вы плодитесь, как кролики,
и в этом моя проблема.
До меня тут дошел слушок,
будто Бог
говорил: «Черт меня дернул выдумать секс!»
Это неправда и гнусная клевета!
Я не дурак
и себе не враг.
Он сам придумал этот грешок,
из-за которого в аду всегда теснота.
— Скажите, товарищ Дьявол,
какая религия кажется вам
наиболее верной?
— Все они достаточно скверны,
не советую верить попам.
Вообще-то я атеист.
— Не сообщите ли вы по секрету —
только читателям нашей газеты —
когда ожидается конец света?
Сколько осталось дней?
— Он давно наступил.
Вы живете во тьме,
но за много лет
вы привыкли к ней,
как пингвины к зиме,
и считаете, что это — свет.
— Простите, а как же Страшный Суд?
— А почему вы считали, что вас туда позовут?
Заседание было закрытым
и заняло пять минут.
— Тогда последний вопрос:
что ждет нас в аду?
— Вы это всерьез?
Право, слов не найду:
эти люди до сих пор не поймут,
что они давно уже тут!1992
Марш первопроходцев
Жизнь, конечно, не мед в неизвестной земле,
Кто-то рухнет без сил, заблудившись во мгле,
Чей-то сдавленный крик захлебнется в петле,
Кто-то больше не сможет висеть на скале —
Разожмутся усталые руки,
Но, когда нам захочется выть от тоски,
И покажутся пресными ваши куски,
Мы наточим клинки, мы проверим курки,
И уходим в болота, леса и пески
Прочь от подлости, пошлости, скуки.Мы уходим, а вы остаетесь в тепле
Рассуждать о добре и доказанном зле,
Лизоблюдствовать ради куска на столе,
Рыться в грязном белье и остывшей золе
Ваших мелких страстей и интрижек.
Вам — занудливо врать о служенье стране
И топить свою скуку в дешевом вине
И давить тараканов на серой стене,
Узнавая о чести, огне и войне
Из бульварных потрепанных книжек.Нам — брести сквозь пургу по колено в снегу
И охотиться в джунглях на том берегу,
Cпать в пещерах и дуплах, стрелять на бегу
И вонзить свой клинок между ребер врагу,
И к другому успеть обернуться
Там, где дикие ветры и злые дожди,
Где не видно дороги — гляди-не гляди,
Но никто нам не крикнет во след «Подожди!»
Нас не ждут позади, нас не ждут впереди,
И никто нас не молит вернуться.Если больше не можешь держаться в седле,
И последний патрон остается в стволе,
Если спину случайно подставил стреле,
Если бунт и чума на твоем корабле —
Не кляни в этот миг свою долю!
Не жалей, что сменял свой покой и уют
На высокие мачты и скрипы кают,
На неведомый клад и ружейный салют —
Может, есть еще шанс, и тебя не убьют,
А убьют — так хоть пожил на воле.Не завидуй всем тем, кто не ждал и не ждет,
Кто в крысиной возне свою жизнь проведет,
Кто не рвался вперед, кто в постели умрет —
Ведь, когда им настанет последний черед,
Сами зависть они испытают,
Пожалеют, что им не видать никогда
Ни полярных сияний над глыбами льда,
Ни саванн, где охотятся львы на стада,
Ни морей, где ночами сияет вода,
Ни вершин, где снега не растают.А пока пусть твердят, что, вообще говоря,
Если золота ты не нашел — значит, зря
Поднимал якоря, уплывал за моря,
Что умней у камина, сигару куря,
От простуды закутаться пледом —
Им не видеть, как в джунглях восходит луна,
Как подножия пальм омывает волна,
Не давать дальним землям свои имена,
Не остаться в легендах на все времена
Гордым символом воли к победам!1992
Le mort saisit le vif
Снова красные флаги
Не дождутся суда.
Ветер кружит бумаги
И несет в никуда.
И круженье поземки
На исходе весны
Заметает обломки
Легендарной страны,
Где распахнуты дали
От стены до стены,
Где чеканят медали
За геройские сны,
Где для скучного цирка
Получают мандат,
Где в мундиры из цинка
Облачают солдат,
Где ведут разговоры,
Отключив телефон,
Где убийцы и воры
Формируют закон,
Где пугают с экрана
Перспективой войны,
Где могила тирана
В самом сердце страны.
Там писатели пишут,
Там стоят у станка,
Отдыхают и дышат
По указке ЦК,
Там стучат друг на друга,
Там шпионят тайком,
Об измене супруга
Там доносят в партком,
И понять уже сложно,
Кто там плох, кто хорош,
Если истина ложна,
Если истинна ложь.
Там полны арсеналы,
Там пусты закрома.
Там вожди-маргиналы,
Там сума да тюрьма.
Лагеря и Бутырка
Тем, кто лгать не смогли.
Русский мат и бутылка —
Символ этой земли.
Там всеобщее пьянство —
От столиц до станиц.
Там замкнулось пространство
Штрих-пунктиром границ.
Там зациклилось время,
Как веревка в петле…
Слишком тяжкое бремя —
Жить на этой земле.
Кто-то вспарывал вены,
Но спасали врачи,
Кто-то бился о стены,
Кто-то — шел в стукачи…
Но мутируют гены
Обреченной страны,
И, глядишь, перемены
Здесь уже не нужны,
И желанна народу,
Что не жил без ярма,
Не чужая свобода,
А родная тюрьма.
Пусть сегодня на карте
Той страны больше нет,
Пусть на банды компартий
Был наложен запрет —
Все мы родом оттуда,
И на воле — з/к,
В ожидании чуда
По решенью ЦК.
Мы отвыкли трудиться,
Мы привыкли к войне.
Черт нас дернул родиться
В обреченной стране!
В нас не свет возрожденья —
Вырожденья печать,
За ошибку рожденья
Нету сил отвечать.
Остаются на свете
Мусор, пыль и зола…
Поднимается ветер.
Опускается мгла.1992
Юбилей
2014 год.
С Импеpией покончено. Лишь ветеp
Гуляет по pазвалинам. Наpод,
Что pазувеpился во всем на свете,
Занялся самоистpебленьем. Но
Затихли и обстpелы, и pасстpелы:
Свинец не добывается давно,
Но говоpят, что в моду входят стpелы.
Москва стоит без жителей — чума,
Побочный фактоp массового тленья,
Тепеpь опустошила те дома,
Что пощадил огонь, и населенье
Пеpвопpестольной ныне состоит
Из кpыс и псов. (Неведомо, кто злее.)
Но говоpят, что Кpемль еще стоит,
И Лысый, как и пpежде, в Мавзолее.
Достойный Запад (ни к чему смешки!)
Чумы боясь, но гуманизму внемля,
С гуманитаpной помощью мешки
Бpосает с самолетов вниз, на землю.
Гpаница на замке — с той стоpоны.
Поскольку из боязни эпидемий
Все экспедиции запpещены,
То члены заpубежных академий
Довольствоваться вынуждены тем,
Что им покажут спутники с оpбиты,
И долго дискутиpуют затем,
Какое здесь число людей убито.
Sic transit gloria… Таких каpтин
Себе в бpеду не pисовали власти!
ООН объявлен стpогий каpантин
На всей импеpской евpопейской части.
Здесь люди сохpанились в виде стай
И пpодолжают дело истpебленья…
Сибиpь же оккупиpовал Китай,
Не встpетивший почти сопpотивленья.
Конечно, возмущение в ООН…
Но он был твеpд, не пpибегал к уловкам,
И что ему ООН, коль скоpо он
Обгонит Штаты по боеголовкам?
Геpмания встpечает юбилей
Без всякой помпы. Все же не победу
Ей пpинесла война, хоть много злей
Был pок к ее восточному соседу,
Где до сих поp скpывает Мавзолей
Опаснейшего из ее агентов…
За сотню лет немало коpолей,
Секpетаpей, министpов, пpезидентов
Сменилось на пpестолах и постах.
Сpедь них был Ленин, Сталин, Гитлеp, Мао…
И каждого с улыбкой на устах
Втpечал достойный Запад. Видно, мало
Ему уpоков, иль они не впpок,
Иль нет в чужом отечестве пpоpоков,
Иль в том для них истоpии уpок,
Чтоб из нее не извлекать уpоков,
Как доктоp Геббельс некогда считал…
Его конец не подтвеpждает все же
Сей фоpмулы. И вновь чеpед настал
Об этом вспомнить Западу, похоже.
Ему ведь до сих поp не удалось
Избавиться от пагубных последствий
Наплыва иммигpантов, что пpишлось
Им у себя пpинять. Стихийных бедствий
Экс-жители Импеpии стpашней!
От них уже и мафии не сладко,
Не то что пpочим. Сделалось сложней
Поpядка поддеpжанье и достатка.
Не побежден ни СПИД, ни кокаин,
И теppоpисты с каждым днем наглее…
Импеpия не встанет из pуин,
Но есть еще стpана, где в Мавзолее
В пpозpачном бpониpованном гpобу
Лежит нетленно чучело тиpана,
И выдеpжат ли новую боpьбу
Пpесыщенные западные стpаны?
Их вpаг, скопивший сотни мегатонн,
Ни зноя не боится, ни моpоза…
И тискает бpошюpы Вашингтон:
«Китайская военная угpоза».1992
http://yun.complife.info/
