16 июля 1903 года в Штутгарте родился Фриц Бауэр
Он не спал уж которую ночь. Кашель разрывал грудь, сотрясал тело! Какой тут сон, только редкие минуты забытья… Оттого сама ночь представлялась не просто длинной, а бесконечной! И это в астрономическое лето?! В самые короткие июньские ночи в году?!
В мгновенья забытья он то видел себя на уроке в штутгартской Эберхард-Людвиг гимназии, а то просто бродил по улочкам родного города, города своего детства, отрочества, боевой молодости…То он был узником первого в родном Вюртемберге концлагеря Хойберг, то с Анной, женой, в Дании, эмигрантом… Или в датском парке «Тиволи», а то в Штутгарте на ежегодном весеннее-осеннем празднике в Бад Канштатте, а то, вдруг оказывался с другом Вили Брандтом в Швеции, над гранками издания «Социалистическая трибуна»…
Когда рассвело, он впал в сон.
Но и во сне калейдоскопично менялись «картинки». То он в Брауншвейге во время процесса, когда добился того, что участников заговора от 20 июля 1944 года, покушения на жизнь Гитлера, перестали считать государственными преступниками! Eщё припомнил что граф Клаус фон Штауффенберг был ещё из одной с ним штутгартской гимназии! А это стало для него делом чести!
Мелькала послевоенная Швеция, в которой он томился в тоске по Фатерлянду, она съедала его. Ностальгия, в которую он раньше не верил, не оставляла ни на мгновение. Потому он, недоверчивый, поверил в новое, юное поколение немцев! А ещё в зонах оккупации Германии происходила денацификация!..
И в тысяча девятьсот сорок девятом году году, через четыре года после войны он, наконец, решился на возвращение…
Открыв глаза, обнаружил себя в своей квартире во Франкфурте-на-Майне, и тут же подумал, что, наверное, лучше всего было бы не возвращаться ему, тогда бы сохранились иллюзии возможной справедливости, того что в Германии нацизм искоренён! И что это не повторится н и к о г д а !
А ведь он был не только немцем, он был ещё и евреем, потому кожей почувствовал по приезде, что мало что изменилось, и что З Л О как будто торжествует?! И что не наказаны, кроме как через Нюрнбергский процесс палачи, и Н И К Т О не хочет копаться в той кровавой грязце, что скопилась за двенадцать лет гитлеризма! И что даже те, кого он считал порядочными людьми, ничего не хотят тоже?! Им он дал определение – с о у ч а с т н и к и! – публично высказавшись, что «есть черта, за которой человек не может позволить себе соучастие!»
А что может? Что может хотя бы он, один?! Почти ничего! Известно ж, что «один в поле не воин»!
Вот потому, когда его агент в Аргентине Лотар Герман передал ему сведения о пребывании там Адольфа Эйхмана, то он, узнав, что и ЦРУ и немецкой службе информации известно всё об этом нацистском преступнике, включая адрес и его новое имя, отдал свою информацию коллегам из Израиля…
Не без того, что были и поддерживающие его в неутомимом противостоянии нацизму! Тот же Карл Гайлер, что некогда был его шефом, научным руководителем. Под чьим началом он защитил докторскую диссертацию. После войны Гайлер был министром-президентом Гессена. Товарищи по социал-демократической партии Германии, это ведь он был руководителем в тридцатом году штутгартской группы Рейхсбаннеров – партийной и в то же время боевой организации социал-демократов! Ещё поддерживал старина Вилли, которому пророчили кресло канцлера! Он уже был в правительстве! Да и ещё люди, пусть и не такие влиятельные. Но они этим занимались эпизодично, время от времени, предпочитая страшному прошлому решение своих, насущных проблем!
Недругов, как явных, так и скрытых было в разы больше! Все они, со своими родителями, на которых у него были компроматы, с их нескрываемой расположенностью к старым наци, делали его жизнь подчас просто невыносимой! Так однажды, сорвавшись, он сказал старому адвокату, защищавшему на процессе «Палачей Аушвица» кого-то из эсесовцев: «В системе юстиции я живу как на чужбине!»
Эту свою болячку, этот бронхит летом, он ощущал, как предболезнь, как нехватку воздуха, как тотальное одиночество, что, болотной жижей грозила поглотить его целиком!
Только в своём кабинете, он чувствовал себя капитаном корабля, взявшего верный курс!
Но, выходя из него он, точно в ад, в нацистский ад, попадал…
Страна, в которой он родился, в родном городе, в Штутгарте, городе поэтов и мыслителей, везде и всюду ему мерещились нацисты! И он иногда, с близкими по духу, делился этим своим «знанием»: «Когда я выхожу из своего кабинета, я попадаю в чужую и враждебную страну». И это говорил генеральный прокурор Гессена, перед которым дрожали бывшие адепты фюрера?!
Незадолго до болезни, до этого изматывавшего его бронхита, начал он расследование в отношении принудительной эвтаназии. Eму-то было ведомо, что среди медиков-преступников были осуждены единицы, вроде Карла Брандта, личного врача фюрера, да ещё немного врачей и научных работников…А множество их продолжало работать в клиниках и научных институтах, или в частных практиках, принимая пациентов…
– Нет, не годится так долго не спать! – сказал он себе, запивая тёплой водой снотворные таблетки, рассматривая себя в зеркале ванной комнаты.
Он предполагал, что сон окажется спасительным…
Судебный медик Йоахим Герхов назвал причину смерти генерального прокурора земли Гессен, доктора юриспруденции Фрица Бауэра – сердечный приступ, вызванный острым бронхитом, и усугублённый приёмом снотворного.
Медэкспертиза не подтвердила предположения о самоубийстве.
Процессы «Палачей Аушвица» и начатое Фрицем Бауэром расследование в отношении принудительной эвтаназии были свёрнуты…
В одном ошибался генеральный прокурор: и один в поле воин!