Жил да пил (горькую) на бледном свете Диван-Царевич. И любил он встречать — провожать разные праздники. Вот пришла однажды пора и сказала: «Пора Новый год встречать», а царевич ненароком услышал. Поднялся он засветло и пошёл ходить — бродить по терему, да на двор и выбрел, только там мороз оказался, а не праздник. Тут Диван-Царевич с расстройства и проснулся. А как проснулся, принялся пуще прежнего Новый год ждать. Ждал-ждал, уж двух индюшек съел, медовухи соответственно званию отпробовал, а Нового года всё нет. Может, замешкался где, а может и заблудился… время нынче такое — многие заблуждаются.
Говорила ему жена — царевна Несметана, что, мол, зря он надулся как мышь на сундук, рано ещё. Не дослушал её Диван-Царевич, решил сам идти-ехать праздник встречать. Сел на богатырского коня, своего-то у него не было, его ещё позапрошлым годом скверный волк съел. А тут богатырь, в гостях случился на богатырском коне в яблоках, вот царевич его коня и оседлал. Простился с супругой своей суженной — пересуженной и отправился навстречу Новому году.
Ехал-ехал, вдруг вспомнил, что что-то забыл. Пока разворачивался, глядь, ан нет уж дороги… всё быльём поросло хвойной породы. Тут из леса с одной стороны добры молодцы выбежали, добрые-добрые, а с другой стороны красны девицы, красные-красные. Ёлками машут, видно по всему, что поздравлять друг друга собираются. Почуяли конь с Диваном-Царевичем весёлую, но опасную для боков атмосферу, стали назад вперед поворачивать. Повернули, глядь, а там поле чистое, как подмёл кто перед праздником, ни дорог, ни мостов, ни указателей каких, ни каких.
Вот и поскакали они, куда глаза глядят.
Только слишком любознательным царевич оказался, интересно ему что вокруг. Вот он головой то туда, то сюда и начал крутить. И конь, то влево скакнёт, то вправо кинется. Надоело коню богатырскому в яблоках скакать, куда глядят глаза Дивана-Царевича, и присел он отдохнуть. Тянет — потянет царевич за уздечку да причитает на чём свет стоит, да что толку. Тогда царевич громкости прибавил и не устоял свет, покраснел да ушёл за горку — сумерки наступили.
Устал и Диван-Царевич, сел рядом отдохнуть. Отдохнули они с конём десятком куропаточек, брагой — опять же каждый соответственно своему званию — положению. Поправились, оправились и в путь отправились. Сначала долго ехали потом коротко. Глядь, дорога лежит прямо под ногами, никто не берёт. И они не взяли, пусть лежит, раз, два и больше никому не нужна. А у дороги как положено камень стоял — гордый такой, его каждый положить норовил, а он стоял. А на камне надписи написаны были и чертежи начерчены. Но конь в них разбираться не стал, а Диван-Царевич и подавно — у коня-то голова больше. Оно и верно, а то прочтешь что, потом переживать будешь за культуру и образование в государстве, на реформы потянет, а это дело неблагодарное и бесполезное.
Едут дальше, а навстречу им скверный волк.
И говорит он человеческим голосом, раз по-другому не понимают: «Здравствуй пока, Бурдюк-Царевич, съем я тебя сейчас. За что люблю царевичей – их пока съешь, и выпьешь и закусишь».
А царевич ему отвечает: «Вот конь богатырский, в яблоках, тоже выпивши. Ты лучше коня съешь, он больше, только яблоки оставь. Они нам ещё пригодятся ёлку наряжать, да и на закуску».
Поел-попил скверный волк и спрашивает: «А, куда же ты, царевич, путь держишь?»
И Диван-Царевич ему в ответ: «Да вот, то держу, то бросаю… Новый год ждал-ждал, а его всё нет, решил сам ехать. Где столкнёмся, там я его и встречу».
Почесал скверный волк, сначала за ухом, а потом пузо и важно молвил: «Как сказать… А может, его уже кто перевстретил и у себя празднует? Как тогда быть? Поедем лучше к мудрёной Василисе за советом. Может и угостит ещё».
Не то что летописцы с биографами, а и сказочник не ведал, добрались они до Василисы или нет, но до дома её добрели уж точно. Та, как водится, стол накрыла, штоф поставила, речи складные завела, да осерчала скоро. Разглядела, что кавалеры не в форме, того гляди начнут важные проблемы обсуждать, а ещё того хуже – политику. Ничего она им не присоветовала, да и поводила со старым годом вместе, а то тот тоже засиделся, хоть и не молодой уже был. Куда их Василиса проводила, царевич не очень запомнил, поскольку ультразвук воспринимал плохо, но штоф с собой прихватил.
Старый год они с волком на завалинке примостили — старый ведь, а не Новый, да и не транспортабельный. А сами дальше двинулись, хоть дальше уж некуда было. Тут Диван-Царевич и закручинился, что маловато будет им на троих — он да ещё два скверных волка. Один ещё ничего, а другой совсем скверный, откуда только взялся? Не удержался Диван-Царевич и вдарился от расстройства оземь, оборотился, поднялся и опять ударился оземь, но второй раз оборотиться уже не смог, так и остался.
Очнулся царевич в палате белокаменной. Кругом персонал суетится, а в ногах скверный волк сидит. Не стал царевич утруждать себя воспоминаньями, а изрёк вопросительно – утвердительно: «Долго же я почивал!»
А волк ему и отвечает: «Вечно бы ты почивал, кабы не я. Вот определил тебя в лечебницу. Тут и мне прививку сделали, теперь не пью».
Глянул Диван-Царевич в окно, а там месяц светит. Присмотрелся он, а то уж месяц май. Так и не встретил царевич Новый год. Расстроился, достал зеркальце волшебное, увидел лицо своё неприглядное и уж хотел кое-что сказать…
А зеркальце ему в ответ: «Не встречай Новый год раньше времени».