Осень, ноябрьский день, идет мелкий противный дождь, сумрачно и как-то невесело. Я еду в троллейбусе по улице Тверской, в самом центре Москвы. Время к полудню, час пик прошел и людей в салоне троллейбуса совсем немного, хотя почти все места заняты. Может быть, от плохой осенней погоды, а, скорее всего уже по привычке, пассажиры сидят молча, не глядя друг на друга, хмурые какие-то…
На Советской площади, или как она там теперь называется, ну, в общем, там, где князь Юрий Долгорукий на своем коне сидит, в наш троллейбус через переднюю дверь поднимается старушка в темном пальто и платке, мокром от дождя. Она поднимается с трудом, но не садится, хотя места есть, а остается стоять, прижавшись спиной к кабине водителя. Троллейбус медленно трогается и тут старушка вынимает из своей сумки, что висит у нее на руке, стопку пакетов. Самых таких обыкновенных простых пакетов, полиэтиленовых с ручками, которые вам могут предложить в любом магазине. Пакеты эти маленькие, пожалуй, только буханка хлеба туда и войдет, и какого-то очень уж ярко-синего цвета.
Тяжело передвигаясь вдоль прохода, цепляясь за ручки сидений, старушка с пакетами пошла между сидениями, по дороге обращаясь тихим голосом налево-направо, к сидящим пассажирам: «Граждане, пожалуйста, купите пакетик. Граждане, пожалуйста, купите пакетик». Но граждане, сидящие в троллейбусе, молчали, не реагируя на старушку и ее предложения. Да и, право, скажите, кто это вдруг будет покупать в троллейбусе на ходу какие-то там пакеты…
Старушка дошла до задней двери, тяжело вздохнула, постояла немного и повернулась в обратную сторону. Теперь она медленно пошла вдоль прохода вперед, к кабине.
— Граждане, пожалуйста, — опять негромко повторяла она, — помогите инвалиду, помогите пенсионеру купите, пожалуйста, пакетик.
И тогда сидящий у прохода военный, по-моему, полковник, обернулся к ней, молча достал из кармана 50-рублевую бумажку (в наше время это были в России уже мелкие деньги) и протянул ее старушке. Та обрадовано улыбнулась, взяла поданную ей купюру и, вытащив из стопки один голубой пакет, положила его на колени полковнику. – Не надо, мать, — сказал тот, и мне показалось, что он даже смутился, — зачем он мне? – И с этими словами он сунул этот синий пакет обратно старушке, но та вдруг оттолкнула его руку.
— Нет, — твердо сказала полковнику старушка, — нет. Так у вас деньги я не возьму. Если вам мой пакет не нужен, то и берите ваши деньги назад.
И она протянула офицеру его 50 рублевую купюру. Тот в ответ страшно смутился и, видимо, не знал, как ему поступить. – Ладно, мать, ладно, не обижайся — схватил он обратно пакетик, — давай его сюда, пригодится.
– Ну, вот и спасибо вам, — опять улыбнулась старушка.
За их разговором теперь уже внимательно следил весь троллейбус и тут какая-то женщина в шляпке, сидевшая впереди офицера, громко сказала: «И мне дайте тоже, — и протянула старушке сотню. «Хорошо, хорошо, — заспешила старушка. — Вот пакет и 50 рублей сдачи». Тут уж ей улыбнулась женщина. – Да ладно, можно без сдачи, — сказала она.
– Нет, — опять возразила продавщица, — один пакетик стоит 50 рублей.
– Ладно, ладно, — поспешно согласилась дама в шляпке, — я тогда беру два.
— И мне тогда, бабуля, два тоже дай, — поддержала женщину в шляпке ее соседка, девушка в красной куртке, сидевшая рядом с ней.
— А мне, пожалуйста, четыре, — серьезно сказал парень, сидящий через проход, которому, явно было видно, не то, что четыре, но и один-то пакет был совершенно ни к чему.
Здесь сразу зашумел весь троллейбус. Слева и справа протягивались к старушке руки с деньгами. Со всех сторон было слышно: — Мне два, пожалуйста, А мне четыре.… А мужчина с дипломатом достал пятитсотрублевку и прогудел басом: «Давай, мать, на все, без сдачи».
— Сейчас, сейчас, — радостно суетилась старушка, брала у пассажиров деньги, считала пакеты и раздавала их людям.
Троллейбус подошел к следующей остановке, что была на площади Маяковского. Старушка с пакетами уже прошла весь салон до конца и стояла у передней двери. Троллейбус остановился, двери распахнулись, но прежде чем выйти она обернулась в салон.
— Спасибо вам, спасибо большое, дай вам всем Бог здоровья, – опять же негромко сказала старушка, но мы все услышали ее. И она стала осторожно спускаться по ступенькам.
Дверь, громко чмокнув, закрылась, и троллейбус поехал дальше, но вся атмосфера в нем как-то сразу заметно изменилась. Пассажиры начали разговаривать друг с другом, улыбаться и почему-то никто из них так и не убрал приобретенные у старушки пакеты. Каждый из нас держал их в руках, как какой-то объединяющий символ, а пакетики эти светились маленькими синенькими фонариками и, честное слово, мне показалось, что в салоне стало светлее.
Это было прошлой осенью в Москве. Я давно уже вернулся в Кельн. Но почему-то до сих пор не могу забыть и тот осенний сумрачный день, и тот троллейбус, и ту старушку в мокром пальто, и те невидимые ниточки доброты, что протянулись тогда между нами вместе с синими скромными пакетиками.
