Природа Прометея. Предисловие Елены Крюковой к книге П. Сиркеса
Повествования о жизни, о подлинно пережитом часто пронзают и потрясают больше, чем все фантастически-грандиозные выдумки.
Чудо подлинности — в том, что там, в прошлом, ничего нельзя изменить. Все остается на века так, как есть, — и страдания, и радости. Павел Сиркес в своей книге «Шпиономания» пишет портрет времени. Он пробовал его на вкус. Невероятная горечь. Но так сильна любовь к людям — и родным, и далеким, — что сила этой любви, человечности этой перебивает любое сгущение полынной горечи тех лет. Безжалостность эпохи предъявлена в разнообразных текстах разных авторов тысячу раз — и в художественных, и в документальных. Какова стилистика книги Сиркеса? Художество это или летопись? Мемуары или лирические зарисовки? Во всяком случае, это то, что представляет собой одетый в слова живой трепет много выстрадавшего сердца.
Человек обладает памятью, и это его благо и его проклятье. Он все запоминает. И наступает время, когда он не может этим не поделиться.
«Кто пережил ту войну, помнит: желанным письмом с фронта был треугольник. Писем в конверте боялись.
И такое пришло к нам в конце августа. Мама разорвала его, повела туманящимся взором по строке «Младший лейтенант Сиркес Шлем Моисеевич погиб смертью… » и беззвучно повалилась навзничь.
Он и теперь хранится у меня — пожелтевший за семьдесят с лишним лет листок, где сверху одно печатное слово: «ИЗВЕЩЕНИЕ», а ниже писарским почерком вписано: «…26 июля 1942 года в бою у деревни Кропоткино Ливенского района Орловской области, похоронен в селе Троицкое (садик)». Просто пишет Павел Сиркес. Не ищет громких слов и пафосных метафор. У этого текста другое предназначение. Он преследует высокую нравственную цель — оживить, разбудить нашу память, в ком она спит; открыть глаза тем, у кого они закрыты. «Шпиономания» — книга о том, как человеку остаться человеком перед лицом железной судьбы и беспощадной власти.
Война… эвакуация… а потом мир. Мир, в котором явилась Катынь? В котором так же преследовали, гнали, подозревали, запрещали? Хорош же такой мир. Он ничем не лучше войны.
В «Шпиономании» есть своеобразная «книга в книге» — рассказ о судьбе чекиста Василия Зарубина, бывшего в числе прочего участником Катынского расстрела. Невероятие жизни Зарубина достойно детективного фильма. Но разве в биографическом сюжете дело? Автор показывает, как в те времена, похожие на чемодан с двойным и тройным дном, страдали люди, искренне верящие в то, что они служат великому делу. Да, человек должен во что-то верить; в кого-то, если не в Бога. Был ли Богом для жителей СССР Сталин? Для многих, вероятно, да, был. Павел Сиркес вскользь бросает о самом себе, что он агностик. Бесконечные мученья тех лет запросто могли сделать агностиком, со спокойным и горьким взглядом на все происходящее, любого мыслящего человека…
Показателен живой диалог Сталина с офицером Зарубиным.
«— Нельзя ли допустить другое — вся эта история, связанная с меморандумом Гитлера, организована англи-чанами и стараниями их разведки попала к нам? — Нет, товарищ Сталин, такой вариант тоже исключается. — Почему вы говорите так уверенно, товарищ Зарубин? — Товарищ Сталин, люди, доставившие этот меморандум, испытаны не раз и не два. Свою преданность нам они подтвердили конкретными делами многократно. В нашей разведке есть неписаный закон: важные сведения проверяются путём сравнения добытого разными источниками. — Это хорошо, что вы так работаете. Нужно постоянно проверять людей. И своих, и чужих».
Вот это «постоянно проверять» — не есть ли грозно-подавляющий все свободное и живое лейтмотив эпохи, та каменная плита, что легла тогда надолго на души и сердца молодых?
Павел Сиркес испытал эту муку сполна.
А вот и знаменитое, чудовищное «дело врачей», когда автор по радио слышит эту дьявольскую клевету о врачах — и понимает, что пасть дракона вот-вот захлопнется. Но Сталин вскоре умирает, и вроде бы наступает новое время, прихлынула новая волна свободы, о которой так мечтали… Ан нет. Роман Дудинцева «Не хлебом единым» в прессе назван «клеветническим». И вот уже самого Павла Сиркеса обвиняют во вражеских политических взглядах… И вот в Союзе писателей пригвождают к стенке несчастную Маргариту Алигер… Время требует жертв. И жертвы приносятся. Такова природа Молоха.
Но и у людей нельзя отнять их великой и трагической Прометеевой природы: сопротивления, борьбы, несогласия, — мужества.
В книге Павла Сиркеса рядом — Сталин и Светлана Аллилуева, Зарубин и Лев Кулиджанов, знаменитые деятели кино и литературы — и те простые люди, которые и есть — народ. Все мы были тогда — народ; и тяжела война правящей части народа со своим народом. Боль, стоны и слезы потерь мы не забудем никогда. Народ — не забудет. А может, уже забыл? Фильм Павла Сиркеса о Сталине вышел на экраны в 1990 году — он стал нужен людям в переломное время России. «И тогда появилась у меня мысль показать, как Джугашвили- Сталин с молодых годов и до последнего своего часа попирал библейские заповеди. Сам собою напрашивался вывод: такой человек не мог служить Богу».
Повторяли ли этот фильм в России сейчас, в последние годы? Кто, где, когда?
Нет… ничему нас не научила жизнь. Время обернулось к нам своим самым страшным лицом, а мы ужас этого лица, видимо, забыли…
Остался ли Богом для многих россиян Сталин?.. «Когда проводился опрос «Имя России», то, по одной из версий, почти 58 процентов участвовавших в нём назвали таковым Сталина». Есть о чем крепко задуматься.
Елена Крюкова
П. Сиркес. Фрагмент из романа «Шпиономания»
…12 октября 1941 года руководитель ОНО Павел Фитин вызвал Зарубина и сообщил, что сегодня их примет товарищ Сталин.
Враг был вблизи Москвы. И вот в такой момент вождь второй раз встретился с Василием Михайловичем. Ему поручалось возглавить в США резидентуру советской разведки под прикрытием должности генерального консула СССР в Нью-Йорке.
Капитан Госбезопасности Елизавета Юльевна Зарубина в эти тревожные дни тоже находилась на службе в столице, рядом с мужем.
А Петя был в эвакуации, в безопасном Новосибирске с тётей Липой — сестрой отца. Надо было собирать семью: командировка в Америку предстояла долгая…
В начале ноября семейство Зубилиных, — новую фамилию присвоили Зарубиным не очень тороватые на выдумку чиновники из Наркоминдела, — заняло купе в поезде Москва — Ташкент. Из Ташкента до Алма-Аты добрались самолётом. Здесь прожили три дня в доме, расположенном в предгорьях Ала-Тау, пока готовился трёхмоторный пассажирский «юнкерс». Этот трудяга-«юнкерс» с остановками для дозаправок в разных китайских городах доставил их в Гонконг. Отсюда уже обычным рейсовым пассажирским вылетели в столицу Филиппин Манилу. Дальше предстоял не очень спокойный в осенне-зимний сезон путь через Тихий океан на теплоходе «Президент Кулидж». Но после 7 декабря, когда японцы атаковали ту часть военно-морского флота США, которая базировалась в гавайской бухте Пёрл-Харбор, к угрозе частых в этих широтах тайфунов прибавилась ещё и война в двух стихиях — на воде и в воздухе. Дабы уберечься от нападения японских кораблей и самолётов, «Президенту Кулиджу» пришлось скорректировать маршрут, двигаясь южнее, чем всегда.
В Сан-Франциско теплоход прибыл в сопровождении эскорта американских эсминцев, охранявших его последние сотни миль, на неделю позже даты, указанной в расписании, а именно в Рождество 1941 года.
Теперь Зубилиным оставалось пересечь на поезде с запада на восток всю Америку.
В начале января 1942-го они прибыли в Нью-Йорк. Новый генеральный консул Советского Союза в США приступил к своим обязанностям.
Рутинные консульские функции Василий Михайлович выпол-нял постольку, поскольку этого требовало его официальное положение. Главной его заботой была резидентура. И тут Елизавета Юльевна оказывалась неоценимой помощницей.
Ещё в первый их приезд в Штаты она приобрела обширные и многообещающие связи в самых разных слоях американского истэблишмента. Прекрасный английский, умение очаровывать, обаяние и коммуникабельность помогли ей войти также в довольно замкнутое университетское сообщество. Она тогда близко сошлась с Кэтрин Оппенгеймер, муж которой Роберт считался талантливым физиком-теоретиком.
Знакомство великого Альберта Эйнштейна с Маргаритой Воронцовой-Конёнковой, переросшее в интимные отношения, произошло без посредничества Зарубиной. Маргарита должна была отчитаться перед ней о проделанной в США агентурной работе.
В 1935 году ректорат Принстонского университета, куда Эйнштейн был приглашён после вынужденной эмиграции из нацистской Германии, в знак признания его заслуг перед наукой решил изготовить бюст великого учёного. Заказ был сделан тогда уже известному в Америке скульптору Сергею Конёнко-ву — русскому Родену.
В назначенный день ваятель с женой прибыл к модели в Принстон. Он почти не говорил ни по-английски, ни по-немецки. Выручала жена, которая великолепно изъяснялась на обоих языках.
Между 56-летним Альбертом и 39-летней Маргаритой (муж был старше её на двадцать один год) сразу же возникло взаимное притяжение. Со временем оно переросло в сильное неподдельное чувство.
Как была завербована Воронцова? Чека запугало молодую образованную знающую языки дворяночку — дочь присяжного поверенного, приехавшую в Москву из Сарапула. Рита, вероятно, была зачислена тайным агентом (псевдоним Лукас) ещё до того, как она стала натурой для шедевра Сергея Конёнкова «Обнаженная», потом обратилась в гражданскую и, наконец, законную жену скульптора.
Когда они с Сергеем Тимофеевичем отправлялись в конце 23-го года в Нью-Йорк для участия в выставке русского и советского искусства никто, может быть, кроме самой супружеской четы и кураторов с Лубянки, не знал, что эта командировка окажется не двухмесячной, а очень длительной.
В июле 39-го физики Юджин Вигнер, Лео Силард и Эдвард Теллер, все эмигранты из Венгрии, убедили Альберта Эйнштейна обратиться к президенту Франклину Делано Рузвельту с письмом, предупреждающем о той опасности, которую представляют исследования цепной урановой реакции и возможность создания сверхмощной бомбы.
Он сообщал также, что в Германии прекращена продажа урана из захваченных чехословацких рудников, а сын замминистра иностранных дел Вайцзеккера прикомандирован к Институту имени кайзера Вильгельма в Берлине, где в настоящее время повторяются американские работы по урану.
Эйнштейн подготовил немецкий текст. Вигнер перевёл его на английский язык.
2 августа письмо было передано банкиру Александру Саксу, который часто виделся с Рузвельтом.
Однако Сакс вручил письмо только в октябре. Уже шла Вторая мировая.
Познакомившись с тревожным письмом Эйнштейна, прези-дент Франклин Д. Рузвельт отдал распоряжение принять меры Национальному бюро стандартов. В результате появился Урановый комитет во главе с Лайманом Бриггсом. А 9 октября 1941 года (до вступления США в войну оставалось два месяца) Рузвельт одобрил ускоренную программу по созданию атомной бомбы.
В мае 42-го председатель Национального комитета оборон-ных исследований Джеймс Б. Конант предложил доктору Роберту Оппенгеймеру создать в университете Беркли группу, которая занялась бы расчётами в задаче быстрых нейтронов.
В июне того же года подключилась армия — был создан Манхэттенский инженерный округ.
В сентябре бригадного генерала Лесли Гровса назначили руководителем проекта.
За Гровсом оставалось последнее слово, и он, зная, что у Оппенгеймера репутация человека левых взглядов, всё же предпочёл его. Во главе лаборатории секретного оружия оказался именно Роберт Оппенгеймер.
В целях конспирации оставлено было прежнее название — Манхэттенский, но уже проект, однако для лабораторных и производственных корпусов искали потаённое необжитое место в далёкой и труднодоступной местности. Выбрали Лос-Аламос в штате Нью-Мексико.
Начинали дело в 43-м несколько сотен непосредственных исполнителей проекта. В 45-м их было шесть тысяч. А с приданными армейскими частями, занятыми сапёрными, вспомогательными и строительными работами, в двадцать раз больше.
Оппенгеймер вовлёк в Манхэттенский проект лучших физиков Америки. Здесь были известные учёные Джордж Кистяковский, Кеннет Байнбридж, Эдвин Мак-Миллан, Джозеф Ротблат, Виктор Рабай — все Нобелевские лауреаты в настоящем или в будущем.
Не меньше знаменитостей, бежавших от нацистов, представляло Старый свет. Это уже названные инициаторы письма Эйнштейна к президенту Рузвельту, а также Ганс Бете, Джеймс Франк, Джон фон Нейман, Энрико Ферми, Нильс Бор.
Мозговой штурм такой интеллектуальной мощи давал ошеломляющие результаты.
Некоторых разработчиков бомбы одолевали сомнения: а можно ли не поделиться своими достижениями с советскими коллегами, тем более, что США и СССР теперь союзники и должны объединять свои усилия.
Правда, Второй фронт всё никак не открывался…
Когда Гитлер пришёл к власти, молодой коммунист Клаус Фукс успел эмигрировать во Францию, а оттуда перебрался в Англию, где в Бристольском университете успешно защитил докторскую диссертацию по философии — специальность теоретическая физика.
В начале войны Фукс был интернирован как гражданин враждебного государства. Полтора года провёл в лагере.
Оказавшись на свободе, Фукс поступил в лабораторию Рудольфа Пайерлса, тоже беглеца из Германии, который уже успел получить британское гражданство. В этой лаборатории занимались уточнением критической массы урана, необхо-димой для взрыва, и проблемой разделения его изотопов. Итоги отправлялись в Америку, в адрес Манхэттенского проекта.
Чтобы приблизить их к месту основных работ, Пайерлсу и Фуксу предложили перебраться в Нью-Йорк. Оттуда Пайерлс часто совершал поездки в Лос-Аламос. А Фукс с рекомендацией Пайерлса и после обращения Эйнштейна к Оппенгеймеру, по просьбе Маргариты Конёнковой, был оформлен штатным сотрудником.
Зная, что результаты исследований их лаборатории используются для создания ядерной бомбы, Фукс по личной инициативе, не преследуя никаких корыстных целей, ещё в Лондоне связался с нашей разведкой. Он был глубоко убеждён, что от советских союзников нельзя таить секреты нового разрушительного оружия, поскольку владение им какой-то одной страной навсегда создаст в современном мире непоправимое и опасное неравновесие.
Начало 1943 года. Зубилин назначен вторым секретарём посольства СССР в США. Такой статус служит прикрытием главному резиденту советской разведки на территории Соединённых Штатов. Семья переезжает в Вашингтон.
У Елизаветы Юльевны шпионская сеть из десятков агентов. Один из них — Майкл Голд регулярно получает от Клауса Фукса подробнейшую информацию о Лос-Аламосе. Чертежи, схемы и расчёты конспиративным способом переправляются в Арзамас-16, где под руководством Игоря Курчатова и Юлия Харитона наши учёные разрабатывают «свою бомбу», сверяя её с той, что творят за океаном.
И вдруг летом 44-го Василий Михайлович получает из Центра приказ немедленно вернуться вместе с семьёй в Москву.
Отзывали из-за анонимного доноса Сталину. В нём утверждалось: сам Зарубин продался ФБР, а его жена — японская шпионка.
Как стало известно спустя долгие годы из заокеанских публикаций, тот же аноним ещё в августе 43-го отправил письмо и Эдгару Гуверу — руководителю ФБР, то есть Федерального Бюро Расследований США, в котором назвал Василия Зубилина/Зарубина главным резидентом советской разведки в Штатах и частично выдал американской контрразведке нашу агентурную сеть.
Государственная комиссия, созданная в Москве по факту доноса, разоблачила анонима. Им оказался заместитель Зарубина Миронов (настоящая фамилия Марков). Василию Михайловичу ставили в вину чрезмерную доверчивость. Но ведь Марков перед отправкой в США проходил медицинскую проверку, и психиатр не выявил начинавшейся у него шизофрении.
Обвинения в предательстве и шпионаже, естественно, были опровергнуты.
Пока тянулось рассмотрение клеветы, Зарубины не теряли самообладания, хотя нервов и здоровья это стоило немалых. Утешало сознание того, что атомный паритет, который вот-вот установится между США и Советским Союзом, позволит надолго, если не навсегда, зажить мирной жизнью, без осточертевшей всем проклятой войны.