Эта история про простую русскую курицу пеструшку.
Из обыкновенной русской деревни Толкушино. По злой иронии судьбы она осталась единственной курицей в деревне.
Толкушинцы давно поняли, что выгоднее купить яйца и окорочка в магазине. Поняли с того времени, как попробовали «ножки Буша». Вот и избавились от всех кур в деревне.
Такая тишина сразу наступила. Утром петухи не кричат, не поднимают своих хозяек с тёплых постелей, чтобы доить коров, потому как от коров тоже избавились.
Спи, сколько влезет, хоть до обеда, тем более что на работу тоже идти не надо.
Уйма свободного времени появилась у толкушинцев. Стали они его использовать каждый в меру своей изобретательности.
В основном, конечно, на производство самогона. Мужики изобретали новые хитроумные технологии производства домашнего спирта. Делились между собой опытом и проводили конкурс « У кого градус больше».
Женскому полу приходилось труднее, мужчины их до своих компаний не допускали. Если у мужиков была общая идея, которая их объединяла, то у женщин такой идеи не было. Потому вся их изобретательность шла на то, чтобы делать пакости друг другу.
Так вот, начал я о курице. О Россиянке,- так её называла хозяйка бабка Петренчиха, а за ней и все толкушинцы.
Надо сказать, что Россиянка пользовалась любовью всей деревни, каждый старался угостить её припасёнными заранее семечками.
Когда ещё был жив прежний президент, то он всегда обращался в новогоднем обращении
— … Дорогие россияне и россиянки… И каждому толкушинцу было приятно, что вот такой великий человек, помнит даже про курицу в их деревне.
Россиянка гуляла по улице в гордом одиночестве и ни одна собака не смела на неё гавкнуть, хорошо понимая, что за это может получить выволочку.
Больше всего Россиянка любила подходить к компании мужиков и те допускали её в свой круг, чем Россиянка очень гордилась перед женщинами. Понятно, что за неимением петуха её тянуло в мужское общество.
Она ходила между возлежащими на травке мужами, склёвывала с их рук крошки и задумчиво поглядывала на всех, иногда наклоняя голову то в одну сторону то в другую, словно прислушиваясь к философским рассуждениям.
— Всякий человек есть ценность, — сказал Парменид – начал свои размышления бывший толкушинский кузнец и сварщик Рогозин Петруха, а ныне свободный философ.
— Но если смыслом и целью жизни является только сама жизнь, если всё – только жизнь, то все попытки исправления мира лишены смысла. Остаётся не возмущаться, а восхищаться мудростью жизни.
— Правильно мыслил Парменид, – вступил в разговор задумчивый и сентиментальный по жизни конюх Ванечка Толбухин.
-Но вот и Аристотель дал понятие, что только тот, кто понял, что жизнь и познание жизни не совпадают, может стать философом жизни.
— Вот, с Аристотелем тут я соглашусь, хотя мне больше по душе Данте – высказался, давно внимательно всех слушающий, представитель деревенской интеллигенции учитель русского языка Швыдкин Михаил
— Всё во мне и я во всём, вот то мировоззрение, на котором стоит наш мир.
Россиянка одобрительно заквохтала и наглядно показала всему форуму подтверждение этой мысли, клюнула и проглотила лежавшее в пыли зерно.
— Вот видите, даже Россиянка с этим согласна. Ведь яйцо, что находится в ней, символизирует мир, в котором мы живём.
Тем временем на другом конце улицы послышались крики, это женская половина Толкушино собралась на судилище, чтобы разобрать недостойное поведение Нинки Мизулиной.
Нинка, обидевшись на односельчанок за то, что они назвали её сына Петьку двоечником, решила замордовать деревню. Она взяла два пустых ведра и стала бегать по улице из конца в конец, распугивая суеверных односельчан.
Уже через час улица опустела, все боялись выходить из дворов, и только счастливая Нинка, злорадно улыбаясь, стояла с пустыми вёдрами на ней, карауля случайную жертву.
— Уймись, окаянная, стыдоба-то какая, – сказала Нинке, вышедшая на поиски Россиянки, бабка Петренчиха.
— Стыдно, у кого видно. А сейчас умные люди по телевизору говорят, что стыд — пережиток прошлого, и его выдумали, чтобы сдерживать нормальные здоровые инстинкты.
— Ты телевизор-то поменьше смотри, он ведь на то и рассчитан, чтобы из здорового человека больного сделать. Сама видишь, к чему деревня скатилась, а всё за него, проклятого, нечистый в нём живёт и людей смущает.
Ты Россиянку не видала случаем, ведь давно уже по деревне носишься.
— Там она около мужиков крутится, надо бы ей петуха найти, мается, бедная.
Только смотри, сделай как в той истории.
Женщина покупает на базаре десять петухов и одну курицу.
Продавец ей говорит:
— Надо наоборот: десять кур и одного петуха.
А она отвечает:
— Пусть хоть ей повезет!..
— Смешно, но пойду, а то к тебе вон делегация из женского сословия идёт, поди, этике деревенской жизни учить будут. Ты, главное, не оправдывайся, говори, что пошутила, мол, скучно живём – развеселить хотела.
И Петренчиха направилась в другой конец улицы, где возлежали на травке и решали глобальные мировые проблемы мужики.
— Доброго здоровья, кормильцы наши, а скажите, вы случаем не видели, куда моя животинка Россиянка подевалась?
-Здравствуй, здравствуй, Петренчиха. Курица твоя как уже с полчаса пошла по дороге к Кормушкино, может в гости собралась, у тебя там родственники имеются? – ответил ей Ванечка Толбухин.
— Да вроде никого нет. Правда, живёт там дед Антон, по молодости сватал меня, а я отказала тогда, не хотела в другую деревню идти жить. И Петренчиха смущённо закрыла зардевшееся лицо концом платка.
— Вот, то-то все мы гордецы, учились бы, как делали отцы – сказал Миша Швыдкин.
— А как делали отцы? – спросил Ванечка Толбухин.
— А они не спрашивали девицу чего та хочет, решили между собой кому с кем жить и баста. Это сейчас в России, какая-то японка женщин баламутит, русскую исконную веру в грязь топчет.
— Ты это брось, про веру, царя и отечество уже наслышаны – вступил в разговор бывший кузнец Рогозин.
Петренчиха не стала слушать начавшуюся дискуссию, и пошла из деревни по дороге к Кормушкино.
Дорога тянулась между, заросшими сорняками и молодой порослью берёзок, полями.
В бескрайней синеве неба кружил коршун канюк, иногда издавая тоскливый протяжный крик.
— Вот ведь, хлеба какие были на этих полях раньше, а теперь неизвестно чья это земля и почему её не обрабатывают – думала Петренчиха, шагая по пыли, словно по чёрной муке, которая в дождь становилась грязью, похожей на чёрное тесто.
— Какой силе на этом свете нужно отрывать человека от земли, заставлять его искать золото, нефть, другие богатства, хотя самым большим богатством является хлеб, выросший на земле. Чего не хватает людям? Ведь рано или поздно каждый вернётся в землю.
Петренчиха присела у дороги на тёплую и ласковую поверхность заброшенного поля. Та словно обняла, укутала её мягким невидимым покрывалом запаха прели и чего-то таинственно непонятного.
Поле словно жаловалось ей на свою сиротскую долю, оно напоминало брошенную собаку, которая смотрела на неё непонимающим вопрошающим взглядом:
— Что я не так сделала, почему меня бросили?
И Петренчиха заплакала.
И вновь земля, на которой она когда то в молодости работала, роняя в неё солёные капли пота, поддержала её.
Той силой, что взращивала на себе тяжёлые колосья хлеба, земля проросла в душе Петренчихи надеждой, что всё наладится, что на смену злу всегда приходит добро.
Оставив в поле свою тоску, вылившуюся из души слезами, успокоившаяся Петренчиха зашагала дальше.
За берёзовым перелеском начиналась деревня Кормушкино. Петренчиха шла по улице ничем не отличавшейся от её улицы в Толкушино. Такие же обветшалые и отвыкшие от хозяйского присмотра дворы и постройки.
И кормушкинцы ничем не отличались от толкушинцев, жили теми же горестями и печалями. И те и другие в одночасье стали россиянами по злой воле недалёких и жадных правителей.
— Из русских людей вывели новую породу выхолощенных, карикатурных «россиян». Слово оно большую силу имеет, если «русский» означает больше чем национальность, то «россиянин» говорит только о принадлежности к России – так думала Петренчиха.
Около одного двора Петренчиха остановилась. Здесь жил Антон Иванов, её несостоявшийся муж.
А ведь в чём-то прав был Миша Швыдкин. Это гордость не позволила в молодости ей принять предложение Антона. Нравился ей тогда Антон.
Русый чуб из под картуза, весёлый открытый взгляд, ну вылитый Коля Курочкин из знаменитого фильма.
И обиделся так же как Курочкин, когда она отказала, повернулся и ушёл. Хоть спросил ещё раз, и она бы согласилась, а он сразу на дыбы.
Потом он женился, жену его Петренчиха хорошо знала вместе с ней в школу ходили.
И она замуж вышла, почти жизнь прошла. Уже и Антон один остался, и она давно мужа похоронила, а тут вдруг у ворот его дома, что то кольнуло в сердце.
— Хозяин, выдь на минутку. Из калитки вышел Антон.
Как нас меняет время. Где тот его кучерявый чуб, где лихость и вызов судьбе во взгляде.
И всё же есть в нём, что то невидимое глазу, там внутри него, то, что не может изменить никакое время. То, что она хорошо помнила, то, что определяло прежнего Антона.
— Какие гости к нам, и каким ветром, уж, не сватать ли меня красавица недоступная пришла.
— Брось смеяться то, как был зубоскал так им и остался.
— Тогда позвольте спросить, горе пытаешь, или от дела лытаешь?
— Антон, курица у меня в вашу деревню ушла, а для меня сейчас дороже её нет никого, одно живое существо в доме. И поговорить с ней и позаботиться о ней, ты случаем её не видел?
-А как не видеть, здесь она, пойдем, посмотришь.
Они вошли через калитку на просторный двор. У помятой миски стояла её Россиянка и клевала зерно. Вокруг неё ходил красавец огненно красный петух, раздувая великолепный воротник из перьев и гордо поглядывая на Россиянку.
— Надо же, словно Антон в молодости — подумала Петренчиха и искоса глянула на хозяина.
Антон словно помолодел, казалось, что его седые редкие волосы распушились и поднялись, словно перья у петуха.
В это время петух, сгораемый страстью вытянул вдоль ноги крыло, затанцевал около Россиянки. Потом запрыгнул на неё и уже через секунду, ходя около присевшей на ноги курицы победно, торжественно закукарекал.
— Вот, первый раз пропел за всё лето, ведь кур то у нас в деревне нет, хорошо, что твоя курица к нему на свидание пришла. Нельзя их разлучать теперь, я так думаю.
— А как быть мне, ведь я без неё жить не могу.- Придётся здесь оставаться, будем вместе жизнь доживать. А Россиянка твоя придёт время, сядет высиживать цыплят, глядишь, и вновь живность в деревнях появиться и вновь станет — «здесь русский дух, здесь Русью пахнет».
— И то, правда. Сразу уговорил меня, окаянный.