1.
«Я тебя сколько раз просила больше никого мной не угощать!»
Правильно, давно надо было. Довели до абсурда…
Элла, высокая, широкоплечая блондинка лет тридцати, ходила по комнате из угла в угол и молча репетировала речь. На этот раз она будет тверда, не отступит. Сколько можно? Так сказать, доколе?!
Услышав, как открывается входная дверь, села лицом к входу, сжала кулаки. Убрала руки со стола. Снова положила, но уже с разжатыми ладонями.
Она произнесла подготовленные несколько слов негромко, но с таким нажимом, что Юлия, её младшая сестра, отпрянула, собираясь выскочить обратно в прихожую.
— Куда?! — буркнула Элла. — Мы сейчас всё обсудим. В последний раз. Поняла?
Отбросив стул, подскочила к оторопевшей сестре.
Посмотрела на неё сверху вниз, неожиданно обняла за плечи и тяжело вздохнула.
— Эль, да что случилось? Я не понимаю…— бормотала Юля. — Давно ждёшь? Работы завал… ты не говорила, что приедешь…
Сёстры подошли к дивану. Юля села, а Элла опустилась на ковёр и обняла Юлины ноги.
— Ну и натворила ты дел…
— …?!
— Та тётка с зубом у вас ещё работает?
— Да, видела вчера. Ты тогда здорово…
— Ну да, ну да,— перебила Элла. — Но ты не представляешь, как всё развернулось!
2.
Элла Юрьевна Яковлева, начальник Департамента информационных технологий мэрии, сидела за своим столом с застывшим, направленным в никуда взглядом. Ситуация представлялась неприятной до предела.
Не могла она отказать своей младшей сестре! Так сложилось, что любую её просьбу Элла исполняла, даже если приходилось применять «метод кристаллизации чувственных идей». Точнее — действовать вопреки собственным принципам, искать подходы к влиятельным особам. Вот и теперь придётся идти на поклон к мэрше. Для всесильной Инны Николаевны путёвка в детский санаторий для этой, как её там, Юлькиной сослуживицы — пустяк. Да и случай экстраординарный.
Но до чего же неприятно обращаться! Да ещё ради кого-то, кого в глаза не видела. Всё этот Юлькин длинный язык!
Полгода назад она рассказала, как попал под сокращение «один славный парнишка-программист» и попросила посодействовать. Элла сама провела собеседование — парень оказался действительно знающим специалистом
и легко прижился в её департаменте. Выгода оказалась обоюдной. А теперь… Опять Юлечкина левая нога — Элла невесело усмехнулась — «пожелала сделать добро».
Тошно, но куда деваться. Надо идти убеждать и просить.
Вопреки опасениям, мэрша, человек настроения, не только с интересом выслушала рассказ, но и отнеслась к просьбе благосклонно.
Два месяца назад в одном обычном городском дворе дети играли в круговую лапту, то есть мяч бросали с силой, на вылет. Восьмилетняя Гуля попыталась поймать свечку, но мяч пробил её слабый захват. Гуля застыла с разведёнными в стороны руками. Потом прижала ладони ко рту, увидела на них кровь, попыталась закричать и вдруг сильно закашлялась. Дети с испугу заметались, стали кричать и звать на помощь.
На счастье всё это происходило ранним вечером, когда взрослые возвращались с работы домой.
Скорая приехала через несколько минут.
Оказалось, мячом выбило зуб. Отсюда перепугавшая всех кровь на губах и подбородке. Но страшно не это: Гуля вдохнула — и зуб попал в бронх.
Операция прошла успешно (Элла подробностей не знает), реабилитационный период заканчивается. Теперь девочку следует поскорей отправить в профильный санаторий, но попасть туда летом обычным ходом невозможно.
Почему без подробностей? Так Элла вообще не знакома с этой семьёй: Юлия, младшая сестра, работает с мамой девочки, она и рассказала, насколько серьёзна и опасна ситуация. Именно поэтому она, Элла, просит о содействии. Для всесильной Инны Николаевны такая путёвка…
Инна Николаевна понимающе улыбнулась и попросила пригласить обеих, Гулю и её маму, допустим, на ближайший понедельник.
3.
— Юль, я тебе всё это рассказывала. Тогда всё закончилось удачно — путёвка, всё такое. Ну выполнила я потом пару Инниных просьб, ничего существенного. Только малость удивлялась, почему она не спрашивает, как там дела. Поначалу сочувственно отнеслась — и привет. Я бы пересказала ей, как врачи рекомендовали купить флейту для тренировки дыхания, а там оказался настоящий талант, и всё такое. Интересно же! А Инна не спрашивает. Ну и славно. Она вообще баба холодноватая, наверное, тут же забыла. Это я так думала. Какой там…
Недели две назад… Эту Гулину маму зовут Георгия, так? Прямо скажем, имечко, не спутаешь.
Так вот, сижу я у Инны в кабинете, копаюсь в её компьютере. Работа большая. Всовывается секретарша и говорит: «К вам кто-то без записи, родственница Георгии Илларионовны».
Юлька, не поверишь! Инна просит меня поторопиться или прерваться! Меня! Да когда я занимаюсь такими делами, во-первых, я главный начальник. Во-вторых, меня лучше не трогать. Хорошо, я всё равно заканчивала, оставался инструктаж, а то бы высказалась.
Потом спрашиваю секретаршу, мол, это что было? А та говорит, мы в своей башне из слоновой кости сидим и ничего не знаем, а эта Георгия уже давно не просто Иннина подруга, а вообще…
— Элка, а какое нам до всего этого дела? — перебила Юля. — Да пусть хоть водку вместе хлещут! Мы… нет, ты, ты… нет, мы — своё дело сделали, девочку спасли и всё!
— Да?! Уверена?!
Элла вскочила на ноги и, сорвавшись, с такой силой хлопнула кулаком по ладони, что Юля вздрогнула.
— Так вот, эту родственницу твоей Георгии оформляют моим заместителем. И от меня потребовали поскорее ввести её полностью в курс дела. Сечёшь?! Причём она не программист, не математик. Она какой-то менеджер! Очень скоро, Юленька, мне придётся искать новую работу. Дороговато нам стала твоя благотворительность за мой счёт.
Юля недоумевала. Да, она часто просила свою всесильную сестру посодействовать там-сям. Иногда, узнав о чьей-то проблеме, сама предлагала помощь бедолаге. Через некоторое время молва о Юлиных возможностях распространилась — и о такой помощи её стали просить.
Приятно наблюдать, как она, маленькая хромоножка, может развести руками чужие беды. Причём совершенно бескорыстно. Она даже конфеты в благодарность не принимает! Достаточно сознавать, что делает добро. Она и осознаёт. И конфеты — а их аккуратно приносят (все знают, что нужна большая коробка «Ферреро Роше») — всегда отвозит на очередной праздник в детский дом, тот, что на Космонавтов. Хоть и приходится тащиться целых полчаса. Ничего, её ведь там ждут.
У Элки такие сумасшедшие связи! Мэрия! Один звонок – и чьего-то мужа переводят в отдельную палату. Ребёнка освобождают от оплаты балетной студии при театре. Рукопись принимает местное издательство… Да мало ли! Вот только никогда, принципиально никогда не похлопочет Юлия о правонарушителях любого ранга, класса, статьи или как там они классифицируются. Никогда не пойдёт против собственной совести.
И Элла же не возражает! Наверняка, тоже чувствует удовлетворение, понимает, что помогать людям — это помогать себе. Впрочем, какая разница, что она чувствует. Элла обязана! Кстати, и Митенька, супруг её, непрост: занимается чем-то секретным для армии. Помощи от него никакой, но зарплата большая. Тоже неплохо: маме с папой и ей самой перепадает. Стало быть, понимают ребятки, кому чего должны.
…С чего это вдруг они так возбудились?! Обе?! А, что-то с Элкиной должностью. Ничего, выкрутится.
— А ты придумай что-нибудь этакое по своей специальности, — равнодушно сказала Юля. — Кстати, что ты папе в воскресенье рассказывала? Какой-то «электронный муниципалитет»? Это же наверняка чёрт знает как современно!
Вот как доведёшь до ума свои программы, да как поразишь всех, Инна Николаевна вообще тебя своим заместителем сделает! Эй, мы ещё и выиграем! Элка, ты представляешь, какие перспективы? Сколько народу будут нас благодарить?! Ладно, тебя, тебя…
4.
Внешне сёстры и похожи друг на друга, и не очень.
У них совершенно одинаковые светло-зелёные глаза, обрамлённые длинными тёмными ресницами при русых волосах, и мгновенно возникающая чуть асимметричная улыбка. Если и не красавицы, то очень симпатичные. На этом внешнее сходство заканчивается.
Старшая — девушка атлетического сложения с упрямым подбородком и полными чувственными губами, младшая — миниатюрная, с треугольным кукольным личиком.
И внешкольные занятия они выбрали себе под стать.
Элла занималась «тяжёлыми» видами лёгкой атлетики, но посвящать спорту жизнь не собиралась. Математика, языки программирования, вообще всё, связанное с компьютерами — вот её область. Здесь свойственное ей строгое рациональное мышление – необходимое условие для успеха. А поскольку условие выполнялось, то и серьёзные достижения не заставили себя ждать. Одно выступление на олимпиаде по информатике в Италии чего стоит!
Мама, папа и даже обе бабушки добавляли, что по нынешним временам компьютеры — это кусок хлеба на всю жизнь.
Юля писала какие-то стихи, рисовала акварели, но главное – с шести лет танцевала. В кружке, потом в студии. Особенно удавались ей характерные фольклорные танцы. Юля вносила в исполнение комический элемент, и любой зал принимал её танец с восторгом. Нет, конечно, о поступлении в балетное училище речи не шло: родители и обе бабушки мысли не допускали, что девочка останется без нормального образования. Это раз. А два — пусть даже балетная труппа какого-нибудь театра. Какого? Захудалого провинциального?! Тем паче танцевальный ансамбль. Только бурлеска нам и не хватает.
Не каждому дан математический талант как у Эллы, но можно, например, получить высшее образование по специальности «делопроизводство». Прекрасная работа для женщины. А там рядышком — связи с общественностью.
Понятно, что уметь танцевать – капитал! Стать, грация, спина — это на всю жизнь. К тому же изящная красавица станет королевой любого бала. Юленька любит и умеет притягивать взгляды, греха в этом нет. А как красиво делает реверанс! Кто знает, кто знает… По нынешним-то временам…
За будущее дочерей родители не беспокоились.
К тому же у девочек маленькая разница в возрасте, одна всегда поможет другой.
Да, у них нет общих интересов: старшая либо торчит в своём компьютере, либо разминается на стадионе, младшая пляшет или рисует. Старшая — интроверт, называет себя некомандным игроком. Младшая — компанейская, любит быть на виду, обожает аплодисменты. Читают много, одно и то же, но разными глазами. Юля умудрилась найти детективную, развлекательную составляющую даже в «Лете Господнем», а Элла усмотрела философские глубины в только что появившемся романе о Гарри Поттере.
Вот и славно, девочки с родительской помощью очень точно выбрали себе поле деятельности, значит, никаких внутренних противоречий не ожидается. В любом возрасте.
Надо сказать, математический дар Эллы проявлялся ярче, чем художественные наклонности Юли.
Концерты с Юлиным участием не пропускали: девочка трепетно относилась к семейной «критике». Точнее, к ласковым, непреувеличенным дифирамбам — чувство меры всё-таки возобладало над желанием порадовать и вдохновить. А на что ещё нужна семейная поддержка?
Что касается соревнований по лёгкой атлетике… Ну совершенно незрелищный вид спорта, что там смотреть?! Вот и не ходили. «Не станем же мы лицемерить, правда, дочь? Тебе это надо? Нет? Умница».
Обе бабушки чувствовали удовлетворение: девочки воспитывались по-разному и при этом совершенно правильно.
***
Отдадим должное умудрённым житейским опытом бабушкам и маме с папой, выше головы занятым работой. Однако, однако…
Все эти рассуждения и разговоры проводились открыто, выбором будущего поля деятельности для младшей внучки занимались обе бабушки. За Эллу они не беспокоились, там всё однозначно, а вот Юленька у нас богемного склада, вмешательство не помешает.
Допустим.
К сожалению, не замечали папа, мама и обе бабушки, что концерт для Юли превращался в праздник, только если Элла находила время в своём сверхплотном графике и могла почтить вниманием её выступление. Обижалась, если этого не происходило? Наверняка. Раза два ей объяснили, что у Эллы дополнительные занятия по информатике, на носу очередная компьютерная олимпиада и прочее, и Юля перестала задавать вопросы. Всё понятно: сестрица — гений, погружена в свои дела, нет ей дела до каких-то самодеятельных танцулек.
Взять бы этот молот, или копьё, или чем там она отвлекается от своей науки на этой неделе, да и запустить в другую сторону…
Ничего, Юля репетирует новый номер — китайский танец, вот куда она всунет чьи-то ужимки, взгляд в никуда, рассеянность и отстранённость. Элка, конечно, ничего не поймёт, даже если увидит. Ну и не надо. Зал-то будет смеяться…
Элла же, действительно, не имевшая никакой возможности урвать два драгоценных часа ради пятнадцатиминутного выступления, втихомолку гордилась младшей сестрой. Домашние репетиции-то она иногда наблюдала! Красивая пластика, отточенные движения не могли не нравиться. Но выражать восторг непедагогично и неинтеллигентно. Она и не выражала.
Как относится к такому внешнему равнодушию сама Юлька — а вот это уже извините, на чужие рефлексии времени нет.
Не одним цветом глаз похожи сёстры. Только старшая давно возвела свою сдержанность в ранг осознанных и даже декларируемых черт, а младшая пока только примеривается, подражая и копируя. Да и жить так легче: смолчать. Не приходится ни объяснять, ни реагировать.
5.
Ясным июньским утром семнадцатилетняя Элла и пятнадцатилетняя Юля оседлали велосипеды и поехали за город опробовать на пленэре новенькую фотокамеру. Элла сделает свои любимые макроснимки цветов, жучков-букашек, а Юля потом превратит их в изысканные прозрачные акварели.
Поскольку предполагались и портреты, девушки продумали как одеться для прогулки. Юля надела оливковые шорты и фиолетовое джерси с тёмно-зелёными полосами. А Элла — черные шорты с нагрудником, но зато её велосипедная майка — персиковая в тропических цветах.
Первые фотографии на выезде со двора сделал отец, потом повесил камеру на шею Элле и поцеловал обеих. Элла в последний раз закинула удочку:
— Пап, ты насчёт моторолы не передумал? Может, всё-таки дашь мобилу? Мы бы вам с дороги позвонили…
Папа сделал высокомерно-надменное лицо, но не выдержал, рассмеялся:
— Глупая ты, Элка, хоть и умница! По северному шоссе приёма нет. И помни: час в одну сторону, не больше. Девочки? Усвоили? Вперёд.
Прогулка складывалась удачно. Машин почти нет, освещение именно то, что требуется для фотографирования. Июньские цветущие луга предоставили массу объектов съёмки… Часа через два девушки засобирались обратно в город. Выбрались на шоссе. Притормозили.
— Юлька, я вон в те кустики. Охраняй поклажу! Камеру повесь на себя. Я мигом, — сказала Элла и заскользила вниз по траве двухметрового крутого откоса.
— Давай быстренько, я тоже хочу, — ответила Юля.
Элла услышала, как подъехал автомобиль, как хлопнула дверь — и заторопилась. На всякий случай, мало ли что. Услышала неразборчивый Юлькин возглас, громкие мужские голоса, смех, какие-то шлепки. Опираясь на руки, Элла взлетела по откосу на обочину, где лежали велосипеды, и увидела как Юлька отчаянно отбивается от двух парней.
Один, полноватый, чёрноволосый, уже завладел фотоаппаратом; второй, тощий высокий блондин, схватил девочку за руку и пытается расстегнуть молнию велосипедной майки. Юля отбивается ногами, кричит что-то, отступая к краю дороги. Элла мгновенно оказалась возле них, вырвала фотоаппарат, ухватив за длинный ремень, крутанула им над головой как пращой и с размаху ударила чернявого. Сильнейший удар объективом пришёлся между ухом и затылком, рассек кожу. Парень закричал от боли, прижал рану ладонями и отскочил назад.
Элла выпустила камеру из рук, одним махом взлетела длинному на спину и захватила шею сцепленными в замок руками.
Он тут же отпустил младшую и закрутился, пытаясь сбросить с себя старшую. Отмахивая головой, бил Эллу затылком по лицу, изворачивался, размахивал руками, вцепился в выбившуюся из-под шлема прядь волос…
В какой-то момент он сильно толкнул метавшуюся на самом краю откоса Юлю. Девушка отклонилась назад, взмахнула обеими руками — и вдруг исчезла из поля зрения. Через секунду донёсся короткий вскрик — и наступила полная тишина.
Элла замерла на мгновение, выпустила хулигана и не раздумывая бросилась вниз. Сестра лежала на спине с закрытыми глазами, головой к вершине откоса.
«Наверное, извернулась в последний момент, как кошечка, — отстранённо подумала Элла, — и шлем не свалился, слава богу…» Левая Юлина нога была откинута в сторону и выглядела как что-то, ей не принадлежащее. По оливковым шортам расползалось тёмное пятно. Резко запахло мочой. «В кустики не успела», — подумала Элла. Она очнулась от ступора, бросилась на колени, закричала, позвала сестру по имени. Прикоснулась щекой к Юлькиным губам. Дрожащими пальцами нашла пульс на шее. Жива, жива! Нога, очевидно, сломана. Что со спиной, непонятно. Боже мой! И перемещать же нельзя!
Хлопнули автомобильные двери, взвизгнули покрышки. Сейчас не до мерзавцев этих, пусть бегут. Хорошо бы прямиком в ад. Элла, оскальзываясь на траве, быстро поднялась на дорогу и отчаянно замахала руками. Кому?! Машин-то нет! Ни одной!
Она крутилась на месте, пробегала по несколько метров в каждую сторону. Надвигалось отчаянье: что делать, совершенно непонятно. И тут, наконец, послышался шум двигателя. Девушка встала посреди дороги, широко расставив ноги и раскинув руки, в твёрдой решимости никого не пропускать. Пусть давят. Всё равно она одна Юльке помочь не сможет. Лучше умереть сейчас.
Из затормозившего внедорожника выскочили сразу три человека в военной форме. Элла захрипела, не в силах произнести ни слова, только показала на лежащие на обочине велосипеды и помахала, указывая вниз. Дальше всё происходило без её участия. Через несколько минут примчалась армейская скорая помощь. Сквозь непрекращающийся гул в голове Элла слышала, как офицеры обсуждали, куда везти пострадавших, в город или в военный городок.
С трудом поняла, что она тоже поедет в госпиталь на скорой: чтобы не терять времени, её раны обработают по дороге. Какие ещё раны?!
Только увидев, как грузят во внедорожник велосипеды и поднимают валявшиеся на земле фотоаппарат и перчатки, осознала, что весь ужас позади. И только теперь почувствовала, что лицо её липкое от крови и болит в сотне мест. Горит голова под шлемом. Увидела вымазанные землёй и травой ноги и шорты. С трудом приподняв руку, отметила, что майка с тропическими цветами разорвана по боковому шву…
Юля пришла в себя ещё в дороге. Увидела Эллу, спросила «ты зачем меня столкнула?» и снова потеряла сознание. «Травматический шок, перелом шейки бедра, но, по первому впечатлению, это всё. Голову защитил шлем, позвоночник цел. Необходимо полное обследование…» Дальше Элла не слышала. Её сильно затошнило, в руках сам собой оказался какой-то пакет…
6.
Элла не ошиблась: катастрофы не произошло, и ногу Юльке починили. К сентябрю девочка вполне выздоровела, только от физкультуры освободили. И два раза в неделю папа возил на массаж. Место перелома ныло только при смене погоды, но с танцами, конечно, покончено: хромота осталась. Небольшая. Причём Элле иногда казалось, что Юля прихрамывает сильнее, когда за нею наблюдают.
Все хорошо? Нет, всё плохо.
Что и как замкнуло у Юли в воспоминаниях о пережитом кошмаре, ни Элла, ни мама с папой, ни обе бабушки так никогда и не узнали. Она совершенно точно «помнила», как Элла хоть и отогнала нападавших, но в первую очередь позаботилась о своём фотоаппарате и только потом накинулась на высокого, который уже вовсю её, Юлю, лапал. И сделала это настолько неуклюже, что по её вине Юля упала с обрыва. Может быть, и не столкнула, но и не попыталась удержать! И поэтому она осталась хромой на всю свою несчастную жизнь, а Элке небольшой шрам на брови только добавил обаяния. Отец виновен в том, что не дал им с собой новенький сотовый, пожадничал. А будь у них мобила, всё могло сложиться иначе. Позвонили бы куда-нибудь. Мама вообще не должна была отпускать их одних на велосипедную прогулку за город.
Ну а Элла… Элла исковеркала ей жизнь.
Постоянное недовольство всем миром отразилось на внешности: вечно поджатые губы и сами-то не украшение, но за ними последовали ранние морщинки. Что, в свою очередь, усугубляло уныние. И так по кругу.
Неудачное короткое замужество довершило перечень претензий к судьбе. И хоть вся семья уговаривала не торопиться: ну действительно, что такое два месяца знакомства?! к тому же как-то не по-людски получается — младшая выходит замуж раньше старшей — Юля упёрлась. Один раз проскочила у неё фраза, что, возможно, этот сокурсник — единственный, кому вообще может понравиться хромая дура-делопроизводитель. «Упущу его и что, куковать старой девой?! Вы этого ждёте?!»
Весёлая девочка на глазах растерянных близких превращалась в мегеру.
7.
— … представляешь, какие перспективы?! Сколько народу будут нас благодарить?!
Разговор принял неожиданное направление. Элла молчала. Её, айтишника, отличал аналитический способ мышления и, как говорил муж, «быстрый ум». Но сейчас логика отступила, мысли сбились в ком. Нет, так не годится. Надо мыслить, а не размышлять.
Безумие какое-то. Что же все они натворили! Упустили, прохлопали, прошляпили. Перестарались. Не заметили, как Юлькино стремление оказывать бескорыстную помощь превратилось во что-то, чему Элла не находила определения.
Может быть, подвело сформированное классической литературой и, в основном, обеими бабушками убеждение, что страдалец — обязательно человек высокодуховный; что собственные перенесённые несчастья научают его сочувствовать, настраиваться на волну другого человека и одаряют деятельной добротой, при этом он как бы излечивается сам, укрепляется духом.
И как всё это относится к Юльке? Ровным счётом никак! У неё никогда не оказывалось времени элементарно посидеть с родными племянниками: она не разменивалась на мелочи. Куда проще — продиктовать Элле чего и для кого надо добиться. Чтобы по-крупному, заметно.
Относится к Юльке, не относится, однако принять рассуждения о возвышающей силе страданий как руководство к действию оказалось удобно и не слишком хлопотно. Для всех, кроме Эллы. Но возражать у неё не было ни сил, ни желания. Надо всемерно содействовать осуществлению Юлечкиных благородных порывов? Постараюсь. Нет, не так: будет сделано! И не только чтобы скрасить сестрёнке «постпереломную» жизнь, но и из-за какого-то смутного налёта вины за то давнее происшествие.
Какого чёрта?! Ни в чём она не виновата! Абсолютно! А вот поди ж ты…
У них с Митькой всё хорошо, двое детей. Любимая работа.
А у Юльки будто не кость там, на откосе, сломалась, а надломилось что-то внутри. Бедро–то срослось быстро.
Элла и раньше в глубине души сознавала, что все они — и она сама, и родители, и обе бабушки — упустили что-то существенное. Может быть, та расстёгнутая молния для пятнадцатилетней девочки страшнее перелома? Что точно там происходило? Фотоаппарат в руках одного гада был расчехлён, а что творил второй? Ничего сделать те мерзавцы не успели, благодарение богу и Эллиной отчаянной атаке. Но что в те невыносимо длинные минуты переживала Юлька? Представляла, какой ужас случится, если вдруг сестра не услышит, не спасёт?! Какие кошмары метались у неё перед глазами?!
Все настолько сконцентрировались сначала на самом переломе, потом на лечении и последствиях, что совершенно не задумывались о том страшном моменте. О пережитом унижении.
Элла не расспрашивала, Юля не упоминала. Никогда и никому. Не сговариваясь, сёстры раз за разом описывали только факт нападения и подробности драки, и как в результате всей этой акробатики Юля оказалась под откосом.
Никто же точно не знает, почему Юлькин скоропалительный брак распался через три месяца. Ничего она никому не рассказала. Только стала злая.
Подозревала Элла, подозревала ошибку. Кто, как не она, могла что-то разглядеть в той Юлькиной гримасе ужаса? Но мысли этой боялась, потому и отгоняла её, отворачивалась.
Осознавай, не осознавай — вернуться и переиграть нельзя. Так зачем же терзать себе душу?
А через некоторое время появилась у Юли становившаяся всё более выраженной жажда помогать. Началось ещё в Травматологическом институте. Когда хирург объявил визит последним, Юля, к удивлению сопровождавшей её бабушки, вдруг с поклоном вручила свой дорогущий костыль какому-то мальчишке. И немедленно получила шквал похвал и комплиментов.
Через день, правда, пришлось покупать новый, попроще и подешевле: Юля сильно поторопилась. Примерно на полгода. А когда оказалось, что танцы придётся прекратить, увы, навсегда, она начала раздаривать костюмы. В первый раз вместе с мамой отвезла в студию несколько комплектов, но очень скоро изменила систему и стала дарить по одной вещи. Предупреждая заранее, когда приедет. Стоит ли упоминать, какой восторг вызывали эти подарки?!
Элла и раньше недоумевала, что же Юлькой движет: желание помогать или страсть к аплодисментам?! И это называется альтруизм? Тогда почему единственное, что она делает сама, это раздача указаний, учёт и контроль?
И вот только что Юля впервые высказалась предельно откровенно: «…сколько народу будут благодарить?!»
Элла почувствовала себя раздавленной Юлькиным чисто потребительским к ней отношением. Не говоря уже о беспардонном, пошлом тщеславии.
Да, вот оно, определение.
Может быть, здесь и кроется многолетняя семейная ошибка? И Юлина кондовая чёрствость — эхо их непонимания? А страсть к похвалам и благодарностям — поиск компенсации за всё несбывшееся? За всё, что сломалось на том откосе…
Дошло, наконец. Много же понадобилось времени.
Ну что ж, напахала — пора исправлять. И не искать «подельников».
Всё сама-одна.
Переубеждать взрослую женщину, упивающуюся своей неземной добродетелью, бесполезно. Моральный аспект тщеславия уже значения не имеет. Надо действовать.
Начинать с малого? Нет, с простого, но существенного. Для начала ломать схему. А для этого… Ну что ж, придётся чем-то жертвовать.
— Юля, я тебе не всё сказала. Не стану я ничего форсировать. В тот момент, как меня уберут с департамента, я из мэрии ухожу. Решение окончательное.
— Да ты что?! Элка, ты же лишишься всего! Зачем?! Надо бороться! Ты с ума сошла! И вообще, для тебя никакого труда, а для меня знаешь, как важно?!
Юля забеспокоилась. Она и представить не могла, что потеряет такой канал благотворительности! Но произнесла другое:
— А как же твой проект? Ты столько над ним работала!
— Ничего я не лишаюсь и как раз наоборот — не сошла, а возвращаюсь. В собственный ум. В собственный! Я никогда ничего для себя не просила. Ни разу за все семь лет. Только для твоих протеже. Вот это мы с тобой и прекратим.
Мои программы – они самоценны. Без работы не останусь, не переживай.
Юленька, не начинай! Все счета оплачены. Да и не было их, этих счетов!
Всё ты давно поняла, дорогая. Не надо нам вспоминать, кто где стоял и кто чем размахивал. Мы с тобой взрослые тётки, умницы-красавицы. Вот и давай жить вперёд. Причём обе. Идёт?
Юля вскочила с дивана. Её очередь бегать по комнате, подыскивать убедительные аргументы и составлять речь. Опомнилась, бросила острый взгляд на сестру и начала прихрамывать на левую ногу.
Элла наблюдала за представлением. Поздно же она сообразила, что углубившись в собственные проблемы и успехи, фактически оставалась равнодушной к сестре. Всю жизнь? Да, пожалуй. Поверхностное сопереживание — штука недорогая. А если ещё и можно откупиться… нет, это слишком… помогать вопреки собственной воле… да, так звучит лучше.
Ну и что, бить себя в грудь и каяться?!
Вряд ли удастся что-то изменить в тридцатилетнем Юлькином характере, подточенном неистребимым тщеславием.
Во всяком случае, сама она от кабалы избавилась. Навсегда.
А раз так… Зачем делать резкие движения? Зачем увольняться с любимой работы?! Пока же вообще ничего не случилось!
Посмотрим.
май 2017
© Copyright: Наталия Шайн-Ткаченко, 2017
Свидетельство о публикации №217040800119