Давно я ждал этой встречи.
В детстве мы знали друг друга, а после пути наши разошлись.
Он обосновался в Вене, стал почти эмигрантом, заложником комфорта. Встретились в Интернете, случайно, длительная переписка… Все же что-то роднило нас, притягивало.
А вот, кажется, и он подъехал. Нужно встретить.
– Ну, заходи, братан! Будь как дома. Голову, голову ниже опускай, а то снесешь мне притолоку, здесь низкие двери.
Давненько, давненько мы с тобой не виделись, наверное, всю жизнь.
Вот тут в основном и живу. Как?.. Это тебе не квартира в Вене.
Андрей Афанасьев – знаменитый писатель, интервью с которым добиваются лучшие журналисты мира, посетил вот так, запросто, своего побратима, то есть меня, Старого.
– Куда можно свой багаж поставить? – раздевается, снимает ботинки.
– Постой, я тебе валенки дам. У тебя какой размер, сорок пятый?
Ну вот, эти подойдут.
– А где тут руки с дороги помыть?
Да, а машину мою не угонят? – смотрит в окошко на свою новенькую «японку».
А то там… я… в багажнике виски, джин, текила… и завтра нужно быть в Москве. Поди, один самогон глушишь? – Лыбится. – Не обижайся.
Помнишь, «Камю» в овраге, из горлышка… Лет по пятнадцать, шестнадцать нам тогда было?
– Помню многое, даже как с тобой по вечерам за парочками на кладбище подглядывали.
С интересом всё оглядывает, смотрит под койку, щупает клеенку на столе, достает рукой до потолка.
– Я себе всё немного по-другому представлял. А это и есть русская печь?
Это на ней бока некоторые старые прогревают? Ты посмотри, какие сучки везде развесил… впечатляет.
Всё отлично у тебя, нравится… Не приходилось в деревенском доме жить, непривычно как-то всё.
А пчелы? Ты мне пчел покажи, всю дорогу мечтал увидеть, как они зимуют. Жуть как люблю насекомых, паучков разных, пчел, а то эти термиты в Африке с их термитниками уже надоели. Настоящую экзотику хочу увидеть, российскую.
– Всё увидишь, покажу, ты только за стол сядь. Сейчас капусты квашеной из подполу достану, картошка уже готова.
Я как твою SMS получил, сразу стал ее варить.
Выглядишь ты шикарно. Барин, да и только… Не узнал бы.
Потерпи, сейчас всё будет сделано.
Ну и детина ты вымахал!
Да оставь в покое свой саквояж…
Вот капуста, огурцы, сливочное масло… картошку разрезай и прямо с маслом. Запить?
Сейчас морса брусничного.
Вот свежие помидоры, сохранились еще с лета…
Это сало соленое с чесноком. Да ты из помидор гнилое вырезай – в помойное кидай.
Ну чего, освоился?.. Тогда давай, за встречу…
Да не много, не много, полстакана всего, не полный же…
Это перцовка, местного ликероводочного.
Поехали…
– Хааааааа… – выдохнул с удовольствием мой гость. – Супер… Конгениально, Старый. Ааааааааааааа… Хорош перчик.
– Ты помидорчиками, помидорчиками… а теперь капусту…
– А чего молчал так долго? На авось к тебе поехал, чуть машину не разбил.
У вас тут на дорогах гололед. Совсем отвык от него, навык потерял.
А кто тебе готовит? Так все один живешь?
– Готовить некому.
За окошком немного вьюжило, и снежные змейки на сугробах подсвечивались холодным солнцем. Солнце сквозь снежный туман. Так бывает в морозные дни.
Гудела печка.
От раскаленной докрасна плиты исходило всепроникающее бархатное тепло, а перцовка изнутри делала свое дело.
Гость мой немного стомился, освоился и уже медленнее переводил свой взгляд с предмета на предмет.
Разговор за жизнь был неизбежен.
– Сейчас всё расскажу. Время с нами…
Летом некогда было, но любовь закружила всё же или, верней, ее поиски.
Вот слушай.
С тех пор как она уехала… Ну ты понял, о ком я. Ты еще мечтал, чтобы сыну невеста такая попалась. Так вот, с тех пор как она уехала, перебесился, переболел, успокоился и… опять один.
До этого тоже был один, но были сомнения, комплексы, и почти смирился, а тут такое выпало…
Ладно, я же успокоился.
Сейчас другое состояние, сомнений в себе нет, комплексов тоже, то есть совсем один остался.
Ты закусывай. На меня не смотри. Сало, яблоки… Между прочим, хорошо сохранились. Тебе черного, белого?
Чего бы тебе еще предложить?.. Да, редька есть.
Совсем забыл, вот колбаса, студень, а это хрен, – всё достаю из холодильника, – только с хреном поосторожней.
– Всё, всё. Хватит. Рассказывай дальше.
– Так, о чем это я? Ах да. Так вот.
Решил, нужно свое счастье искать. Счастье на дорогах не валяется, в троллейбусах не ездит, может, и ездит, но как-то незаметно. Возможно, в очередях стоит в билетные кассы, возможно, по тротуарам ходит, вместе с толпой. Да всё возможно… устал всматриваться в лица, ниже не смотрю.
Теперь-то знаю – всё счастье у нас в голове.
И вот, извечный вопрос «что делать?» решил просто – пошел в агентство знакомств.
Не делай удивленных глаз.
Положенные деньги заплатил, отдал свою не самую лучшую фотографию, где я постарей, чтобы потом разочарования не было, дал свой номер телефона.
Определили совместно нижнюю возрастную границу – не моложе сорока. Молодая «сваха» разложила веером фотографии. Фотографии претенденток на «быть моим счастьем».
По непонятному для себя принципу выбирал долго: всматривался, прикидывал рост, образование, вес, не отяжелит ли мой тощий бюджет…
Выбрал, Андрей, сразу три счастья, записал ФИО, телефоны.
– А зачем тебе сразу три? Или решил перестраховаться? Ну, да… понимаю, в этом деле запасливость не помешает, на черный день, особенно с женщинами. Молодцом.
– Вот-вот. На другой день звонок. Это уже выбрали меня. Ну, думаю, началось, как бы не продешевить.
Прислушался… – голос скрипучий, этак лет на пятьдесят с хвостиком. Когда видишь человека, над тембром не задумываешься, а тут проблема идентификации, к какому типу лица можно отнести этот голос.
Разговорились.
Мне поведали о скоропостижной потере мужа, очевидца войны, о торжественных его похоронах, о ее маме, о радости будущих задушевных бесед за чашкой чая, о том, что ее мама очень хорошая рассказчица. Слегка пожурили мое увлечение распутным Интернетом, выразив уверенность, что теперь всё будет иначе.
На этом мы вежливо распрощались. Я заверил, что как только разберусь в своих чувствах, сразу позвоню.
Через какое-то время она опять позвонила, но застала мою маму. Теперь они очень мило болтают по вечерам, это когда я не занимаю Интернетом телефон.
Давай еще по маленькой…?
– Можно…
Выпиваем.
– Эх, хорошо прожигает, – кидает взгляд в окно.
– Слушай, чего ты там всё высматриваешь, это деревня, кроме собак и стариков здесь никто не живет. Самое плохое, что может произойти, так это собаки на колесо твоей «японки» написают.
– Всё, понял. Никак не привыкну к этому безлюдью. Тихо-то как.
Так, говоришь, ни одной машины здесь не угоняли? Мне страховка не нужна, мне уехать завтра нужно. Помнишь анекдот: «Вам шашечки или ехать?»
– Тут только трактора по пьяни угоняют… Прошли те времена, когда колеса снимали.
Так вот, слушай дальше.
Из трех выбрал самую, на мой взгляд, здравомыслящую, симпатичную и деловую женщину.
Телефонное знакомство было коротким. Почти сразу перешли к выбору места встречи. Мне было сказано, где нам удобней встретиться, во сколько. Такой деловой подход к решению вопроса меня устраивал, главное, снимал проблему выбора.
– Мне тоже нравится, когда так… – украдкой смотрит в окно.
– Вот и мне поначалу… – с укоризной прослеживаю его взгляд.
Короче.
Подъехал в назначенное время к назначенному месту.
Узнали друг друга сразу, еще издалека. После некоторого замешательства, здороваясь и мило улыбаясь, говоря взаимные комплименты, суть которых сводилась к тому, что первая уценка вполне удовлетворительна, она произнесла:
– У меня времени мало, нужно проконтролировать работников и непременно сегодня составить декларацию в налоговую.
Отвезите меня, пожалуйста, к моему офису, а по дороге мы с вами всё обсудим.
Да, а вы давно водите машину?
– Не волнуйтесь, лет пятьдесят.
– Как? В ваших данных значится, что вам пятьдесят семь!
– Я пошутил. Тридцать пять.
Из разговора уяснил, что я ей понравился, что с мужем развелась давно, был невыносимо эгоистичен, в делах помогать не хотел, воспитание, видишь ли, не позволяло, но от водки с пивом не отказывался.
– Я разрешала ему встречаться с детьми, чтобы не травмировать их психику. Теперь думаю, что сделала ошибку.
Такими же становятся, как он, не от мира сего и эгоистами.
Узнал, что у нее небольшое предприятие, четырехкомнатная квартира, в которой живут она, сын с супругой и внук.
Сноха излишне деловая, затеяла покупку квартиры, а сын не приветствует эту инициативу, хочет остаться жить с ней.
– Она какая-то неуравновешенная. Я не хочу сказать плохо о ней, но не умеет даже прилично готовить. Приходится самой. Да и внук от такого воспитания…
Вот у меня дочь – та совсем другая, но она сразу переселилась к мужу в недостроенный коттедж, сейчас достраивают. Приходится, по мере сил, помогать.
Зять… – хотя бы слово благодарности, как она с ним живет?
На мой вопрос, как мы, где и будем ли продолжать знакомство, посмотрела на часы:
– Я совсем опаздываю. Но вы же мужчина!
Ради бога, извините. Совершенно нет времени.
Звоните непременно. До встречи.
Оставшись один в машине, я впал, братан, в унылые размышления.
Что же это получается? Женщина вся в заботах: сын, внуки, строптивая сноха, дочь, производство, зять не пойми чего, с замашками на независимость и с черной неблагодарностью.
А тут я, со своими мелкими проблемками. Отвлекаю. Помеха.
Да… неудобно как-то получилось, нетактично. Совсем распустился.
Решил: нужно занять себя делом.
Кухню, что ли, отремонтировать?
Размазня.
– Я думаю… – начал было Андрей, – ладно, продолжай, интересно, слушаю дальше. Я тебе после скажу, что я думаю, а думаю я всегда, даже лишку. Наверное, заболел. А какого, спрашивается, она фотографии оставляла, чего хотела?
Всё, молчу, молчу…
– Так вот. Решил больше ее не беспокоить.
Завел машину и злобно нажал на газ…
А время шло… Зима, холода, но неостывшее желанье счастья подтолкнуло позвонить по второму номеру.
Начало разговора было оптимистичным.
Задиристый голос, а ей уже сорок с небольшим, спровоцировал во мне кураж. Пикируясь на грани фола, играя словами, проболтали больше часа.
– Вам повезло. Считайте, что я в вас влюбилась, мне кажется теперь, что знакома с вами всю жизнь. Детство вычеркните.
Вот оно – счастье.
Наконец-то!
Встретились… По телефону голос был ярче. Ну что ж… привыкнется, главное, что в голове.
Уехали за город, долго бродили по заснеженному большаку, прощупывая друг друга словами, бросая испытующие взгляды, стараясь проникнуть за радужную оболочку глаз. Что там?
Где прячется разочарование?
Ничего не найдя, вконец замерзнув, оба довольные, распрощались у ее подъезда – дома был сын.
– Завтра я вам непременно позвоню, – крикнул я вдогонку.
Всю ночь лихорадочно обдумывал, как?.. Как наиболее быстро и естественней, на волне первых впечатлений, не давая опомниться, достигнуть доверительности в отношениях…
Разбежавшись для прыжка через барьер, останавливаться нельзя.
– Здравствуйте, как и обещал… Вы готовы пригласить меня в гости?
– Здравствуйте… как хорошо, что позвонили… Я сейчас перейду в другую комнату… Ну вот… а то там сын, неудобно как-то перед ним.
– Но вы же говорили, что сын женат, живет отдельно?
– Собственно… да. Я не вмешиваюсь в их жизнь, но сейчас они затеяли ремонт квартиры, а он привык к вкусной пище, да к тому же они поругались.
Злой, не разговаривает, только огрызается на любые вопросы.
Ну, когда ему было набраться опыта в ремонте? Вот она смирится, успокоится, а пока пускай у меня поживет.
– А что нам мешает встретиться? Посидим, поговорим не спеша, в тепле. Вы чай приготовить сумеете? Оргии устраивать не будем, заодно с сыном познакомите…
– Нет, нет, нет! Так сразу нельзя, да мало ли что он подумает.
Нам нужно сначала узнать друг друга, привыкнуть. Давайте завтра встретимся днем, по вечерам не могу – сын.
– Вообще-то… это мысль. Будем с вами встречаться в обеденные перерывы и постепенно привыкнем, да и прохожие к нам привыкнут, не будут толкаться.
А там, глядишь, и весна не за горами, потеплеет.
А может, в гостиницу… или ко мне за город, хотя, о чем я, у вас же сын.
– Вы зря иронизируете, в конце концов, вы же мужчина, – голос стал менторский, не допускающий возражений. – Почему я должна всё предлагать.
Я же не отказываю вам, вашему желанию встретиться со мной, а вы капризничаете.
Вы куда торопитесь? Я не могу сына оставить на произвол судьбы. Да и перед бывшим мужем… узнает, неудобно как-то.
– Ну… тогда до свидания… буду думать.
– До свидания.
Вот такие пироги, Андрей, расстроился я тогда сильно. Главное, понравилась она мне, говорила красиво, почти умно.
– Не везет тебе, – вздохнул Андрей. – Ну, не знаю… Тебя нельзя не уважать. Давай еще понемногу.
Да не расстраивайся ты так сильно, может, оно и к лучшему, непременно встретишь. Просто ждать нужно, если суждено, то встретишь, а если…
Суетишься ты, не погоняй свою судьбу. Я считаю, так, как там написано, – показывает на потолок, – так и будет.
В Бога не верю, но в судьбу – да, как и в материальность наших мыслей верю.
Женщина – это вещь в себе… – снова задумчиво осматривает потолок. – Наш брат им нужен или как средство для существования, или как украшение, как перстень на пальце, как дополнительный атрибут благополучия.
Главное, чем больше они держат кавалеров под своим влиянием, тем комфортнее для них.
Но всех к себе допустить не могут, но и отпустить не отпустят. Как это говорится?
А… вспомнил, как собаки на сеновале.
– На сене.
– Ну да, на сене. До последнего придерживать в своей свите будут. Погибать будешь, но добровольно не отпустят.
Во всех наших бедах ищи женщину.
Напишу… давно хочу написать, так и назову рассказ – «Cherchez la femme».
– Давай еще. Но только по последней, завтра ехать нужно – встреча с журналистами.
Почему у тебя с ними ничего не получилось? Мужчина ты видный, с пчелами справляешься…
У меня знакомый был, тоже видный, а на самолетах летать боялся, а может, ты… – пристально смотрит на меня. – Вот выходят они замуж за иностранцев, поживут там, а через год-два плакаться ко мне прибегают, всё Ваньку своего пьяного вспоминают. Странные они, насмотрелся.
– Нет, Андрюха, дело не в этом.
Не неуверенность у меня. Любви нет, азарта.
А азарт – он когда? Когда отклик в глазах чувствуешь, тут и кураж появляется, а у них глаза в сторону смотрят, туда, где внучки и внуки вот-вот появятся.
Они туда смотрят, а тебя там уже не видно.
Нет тебя там.
Разве что в качестве бельевой веревки или свадебного генерала… под одеялом.
– Ну, не знаю, не знаю… Вот у меня знакомый, так проходу не давали…
– Подожди.
Если от нее муж ушел, или сама ушла, так то же и со мной повторится, рано или поздно, уйду или сопьюсь.
Они в большей степени самодостаточны, чем мы.
Вот я тебя уважаю за то, что ты есть, а они?
Если ты не добытчик…
Им не ты нужен, хотя и говорят обратное, и даже верят в это.
Без мужика не престижно, психика у них страдает, как у кур без петуха.
Вон на птицефабриках посадят одного петуха повыше, чтобы кукарекал, они яйца начинают нести.
Природа.
Да еще подают себя, как божий дар.
И не дай Бог увидят, что усомнился в этом.
Это мы яичница, а они божий дар.
– Рассказывай дальше, может, чего пригодится для рассказа.
Обязательно напишу. Нет… лучше роман.
Наверное, так назову, ээээ… «Похмелье от любви, или Жизнь с яичницей».
Давай дальше…
– А ты такой же остался – совсем простой и добрый. Почему и люблю тебя.
Так вот, слушай дальше.
Тут как-то встретил знакомую.
Знал только, что она закончила консерваторию или в Баку, или в Ашхабаде, преподает в музыкальной, солистка в профессиональном хоре при филармонии, разведена, сын –студент.
Всегда с сумками и в сером. Что-то она мне в этот раз понравилась, наверное, прикид изменила, или… словно кого-то напомнила.
Дело было вечером.
Приглашает к себе, я не отказываюсь. Извиняется за беспорядок в квартире, а я бы назвал это другим словом, достает из холодильника пузатую бутылку сухого вина, пару бананов…
– У меня настроение сегодня плохое. Ребенок мой ушел к бывшему, на день рождения, настроение и вечер испортились.
По мере опустошения бутылки узнаю, что муж, негодяй, бросил ее совершенно беспричинно, одной стало вечерами невыносимо тоскливо, сын уже взрослый, свои интересы.
Обратилась в агентство знакомств, где видела мою фотографию… Но стеснялась.
Так вот, оказывается, кого напомнила. Третий вариант счастья…
Чудны дела твои, Господи…
Воспользовавшись гостеприимством, попросил сыграть и спеть.
Вечер прошел чудно.
Замечательно играет на фортепьяно, замечательно поет, ну… профессионал, одним словом.
А когда запела мою любимую «То не вечер, то не вечер…» в первом часу ночи… снизу в пол настойчиво постучали, а тут и ребятенок ее подошел.
Предложение встретиться у меня на даче, было принято сразу, на ура, без жеманства:
– Я взрослая женщина, мне сорок семь…
Правда, с одним обязательным условием – быть на концерте в честь открытия сезона.
Да разве это трудное для меня условие, тем более бесплатно…
Срочно еду в деревню, срываю все тенета по углам, мою посуду, пол… не забываю смахнуть пыль с экрана телевизора, с лампочек.
В последний раз придирчиво осмотрев все углы, окрыленный надеждой, в преддверии счастья…
Мухобойкой перебиваю вдруг оживших мух.
Прослушал концерт…
В условленном месте, открыв дверь автомобиля, жду появления своего счастья.
А вот, наконец, и оно: стройное, на высоких каблуках, вся еще в ауре концертной сцены, в небрежно расстегнутой шубке, с легкомысленным шарфиком на шее.
– Мы всей труппой решили сегодня отметить начало сезона в кафе. Пойдемте с нами!
– Да… но… я за рулем… и магазины закроются, а как же поездка на дачу?..
– Я не смогу сегодня.
Совершенно забыла, что на завтра с утра меня пригласили на день рождения, да и работа, ученики придут.
Это у вас свободного времени… Вы знаете, мой мальчик … я все время ночую дома.
Сказать, что я ехал в деревню быстро, – ничего не сказать…
Самое безобидное ругательство, срывавшееся с моих уст: «мышь серая, хоровая…»
Черт меня дернул… ведь видел… знал… Чтоб еще раз… никогда…
Всю неделю преследовала чарующая мелодия «То не вечер, то не вечер…» и ее меццо-сопрано…
Приснился сон: мы врываемся на машине в солнечный день, она с алой розой в руках, в глазах лукавые искры. Искристый иней осыпается с деревьев прямо нам под ноги, блестит на ее ресницах, подчеркивает красоту ее белокурых волос…
Слепящая нагота под ажурным покрывалом и руки, зовущие в объятия… – и этот сон изменил мое гневное настроение, и я безвольно потянулся к телефону…
Согласие получил, встречаемся утром, но… вечером непременно домой.
Мальчик не привык еще к ее отсутствию.
Ну, вечером, так вечером, на деле и разум явится.
Женщины – существа увлекающиеся. С энтузиазмом наводят порядок, раскладывая вещи, каждый раз на новые места. Прихорашиваются, колдуют на кухне, отвечают по телефону, предупреждая, что произошла непредвиденная задержка. Дают указания на целый день, что сделать и как …
И всё это одновременно.
Это я домыслил причину ее задержки.
Ближе к обеду получаю неуверенное «Я готова…».
Время сжималось.
Совершенно непредвиденное ожидание у подъезда в течение «театрального получаса». Вручение алой розы, шипом которой укалывается до крови пальчик, магазины, задержки в очередях …
И вот мы вырвались напрямую к загородному дому.
В глазах моей спутницы затаенный страх жертвы… Вот-вот выступят слезы отчаянья…
Знакомство с домом…, за столом вынужденное жевание купленных яств и повисшая неловкость, которую невозможно ничем разрядить.
Встаю, выманиваю ее в другую комнату.
Там гудит печка, как сейчас, только вон в той комнате. Играет музыка, и кровать, в ожидании жаркой встречи, в великолепном убранстве, ну, почти в великолепном, только без ажурного покрывала.
Ой, Андрюха, совсем вылетело из головы, чего же ты мне не напомнишь?
У меня же специально для тебя приготовлена медо-перговая рамка и сотовый мед нарезан.
Сейчас с террасы принесу. Ты пока разливай…
Вот она, рамочка, заждалась…
Сейчас мы с тобой пергой и медком перцовочку и закусим.
Так о чем это я, ах да, о кроватях.
Вообще-то у меня две койки. Вон к той, которая поближе к открытой дверце печки, она подошла и стала отогревать подошву сапожка.
Молчаливое противостояние достигло наивысшей фазы…
В таких ситуациях бездействие мужчины только усугубляет ее.
Так, размышляя, я стал молча опускать замок молнии ее наглухо застегнутого свитера. Опустил до середины… Дама спохватывается и снова водворяет его на место.
С таким же результатом сделал еще три попытки…
– У вас что-то горит, запахло паленым! – воскликнула она.
– Это тлеет подошва вашего сапожка. Нога согрелась?
Наклоняюсь разглядеть подошву, нежно проводя рукой по джинсам, ощущая под грубой материей податливую мягкость, округлость коленки, повторяю обольстительное прикосновение…
– Вы это зря… меня это не трогает…
– Так, может быть… – показываю на кровать, – хотя бы присядьте…
– Нет! – неожиданно коротко ответила и отстранилась, словно получила пощечину.
Вот недаром одна знакомая призналась мне, через несколько лет, что внешность у меня неэротическая, похож на очень строгого учителя математики.
А в постели оказалась… любопытство, говорит, одолело, что же там за галстуком?
– А может… нужно было взять ее силой? Может, дружище, в этом была твоя ошибка?
При таком обороте с нее снялась бы вина грехопадения, и вся вина, комплекс вины, лег бы на тебя, а ты на нее…
Она этого ждала. Эх ты!
– Тебе смешно, а мне не до смеха было.
Да… и… у меня нет опыта по изнасилованию статуй.
А после? Что с комплексом делать после?
Проходил… не надо…
Смейся, смейся, романист.
А я разозлился в тот раз не на шутку, но виду не показал и решил закончить эту комедию.
– Уже поздно, стемнело, вам пора быть дома.
– Да, действительно, заговорились, не заметила, как пролетело время.
Оживилась, забрала собранную мной сумку с непочатыми яствами…
В молчаливом согласии доехали до дома.
– Спасибо за прогулку, до встречи.
Как ни в чем не бывало улыбнулась и легкой походкой пошла на свой этаж…
Вот так счастье дается, братан, трудно, и только в борьбе…
– Во всех наших бедах сherchez la femme…
– Да ладно тебе, Андрей.
Если серьезно, то все намного хуже и трагичней.
Шуткует над нами природа. И очень грустно от ее шуток.
Дала нам желание летать и накрыла всех этаким непрозрачным колпаком, а что там, за колпаком?
А под ним одна сексуальная зависимость, как у наркоманов.
Заметь, куда бы ни полетел, обязательно трахнешься головой об этот чертов купол, не даст заглянуть за него, и опять в это болото рухнешь.
Но зато лететь можно… в любую сторону… по горизонтали, можно зигзагами, чтобы создать себе ощущение свободного полета за мечтой.
А мечта, оказывается, не определена – за колпаком.
Такая голубая-голубая мечта, только цвет и определен.
Цели нет.
Белка в колесе, и та видит цель. Недоступную, но понятную.
Я уже, кажется, налетался.
Всю жизнь надеялся, что не может быть, чтобы вот так всё было примитивно.
Думал, наверное, что-то недопонимаю, с годами откроется, увижу.
Сейчас уже не задумываюсь, поздно. Всё стало ясно.
У сына, похоже, глюки тоже на этой почве возникли, в тупик зашел.
Только он пораньше меня в этот штопор сорвался. Интеллект-то выше моего был.
Все наши поступки, вся деятельность мотивированы желанием овладения.
Эх, эту бы энергию да в мирных целях.
А вот ты мне скажи – куда, каких?
Всё что ни делается, всё, чтобы выделиться, победить в конкуренции с тебе же подобными.
Возьми любой род деятельности человека… да просто сама деятельность как таковая, в самых ее экзотических формах – этой борьбой, этой потребностью мотивирована.
Нет, естественно, в первую очередь добыча хлеба насущного, а что больше того, то на удовлетворение этой страсти.
Не существует других мотиваций.
Жестко зашита в нас эта зависимость, и чтобы ее удовлетворить, изгаляемся мы, кто как может.
Все ей пропитано, и не замечаем её, как не замечаем воздух, которым дышим.
Тут как-то зашел к соседке, кота она из города привозит на лето. Здоровый такой котище.
Гляжу, а он варежку, тряпьем набитую и мехом наружу, между ног своих волочет, поближе к хозяйке.
Зубами, как кошку за шкирку, прихватил рукавицу и осторожно так волочет.
И вижу… зад свой подогнул и эту кошку-варежку не спеша, я бы сказал, с нежностью начинает любить.
Соседка объяснила, что приходится стирать варежку, зато на улицу к кошкам кот не ходит, верность соблюдает.
Помнишь, в детстве… над кобелем все ржали, по нашей улице бегал, к ногам приставал.
Черный такой, Цыганом звали, а тут кот…
– Ну и к чему это ты? Вот слушаю я тебя… мужик ты, кажется, неглупый, как это говорится, от земли с сохой, а заносит тебя, как курсистку-истеричку.
– Сам ты курсистка, не надоело еще так жить?
– Как жить? У меня-то всё нормально, мои книги покупают, читают, а вот твои…
– А что мои?
– Да тоска в них одна, кому нужна твоя резаная правда? Ты напиши про высокие чувства, про женскую красоту и нежность, чтобы прослезиться захотелось, чтобы ностальжи по светлому.
О материнской любви.
Вот чем нужно жить, о чем писать.
Опошлить можно всё.
Ради этого великие дела свершаются, на смерть идут.
Ради женщины мир преобразуется, рождаются великие творения.
Всё стараешься показать жизнь пошлей, чем она есть.
Все мы в туалеты ходим, но не пишем об этом.
А ты всё как из унитаза подглядываешь.
Прости, Господи.
– Нет, постой.
Ты меня не понял.
Я не против женщин воздух здесь сотрясаю, чего примитивом выставляешь? Вырос я из юношеских штанишек, чтобы выяснять, кто важней – мужчина или женщина.
Курсистка, видишь ли, я… из унитаза…
Чего ты мне здесь распинаешься о значимости женщины?
Еще скажи, не было бы женщины, не было бы человечества, черт его возьми вместе с долбаным прогрессом.
На литсоветах поднаторел?
Заешь что?
Пошел бы ты…
– Сам туда пошел…
Молчим.
Зачем я его обматерил?
Гость всё же, да и прав он где-то.
– Давай лучше выпьем?
Ну вот… перцовка уже кончилось. Жаль.
– Сходи и возьми в багажнике.
– Хм… Слушаюсь, командир.
Нужно сходить, гость всё же.
И чего я разошелся? А он тоже хорош, до конца не дослушал и в патетику.
Совковая закваска еще сидит.
Морозно, однако. Ладно, сейчас как йог, сконцентрируюсь.
Ну надо же, забыл валенки надеть, в тапочках по сугробам не очень, не потерять бы.
Тьфу ты… когда шел встречать, не падал, наверное, сугробы меньше были, снегу еще больше намело, или пить меньше надо.
Хм… Странно. Багажник открыт… А где вино-то? Неужели?.. А… вон – за запаской одна торчит. Ладно… хватит и одной, бутылка большая. Кажется, текила.
– Вот, Андрей, одну только нашел, и почему-то багажник был приоткрыт.
– А что, у вас и собаки стали пить? Я так и знал. В тихом омуте черти водятся.
Машина-то в порядке? Вот не лежала у меня душа к этой тишине.
– Ты собак здешних не тронь. Здесь собаки те еще, чужого не возьмут.
Они не по образу и подобию созданы, слава те Господи, хоть в этом он правильно поступил.
Сам говорил, что на гололеде мотало, вот и не заметил, как багажник открылся. Представляю, как кто-то удивится, увидев такой винный ассортимент на дороге.
Там сейчас, наверное, пробка образовалась, поубивают друг друга еще…
– Хе-хе… А ты знаешь, как текилу правильно пить?
– Наливай да пей.
– Эх, ты!
Ладно, демонстрирую. Соединяешь большой и указательный палец, чтобы между ними ложбинка образовалась. Насыпаешь туда соль и смачиваешь ее лимонным соком.
Залпом выпиваешь текилу и слизываешь соль. Восприятие и вкус меняются неузнаваемо.
Как женщина меняется, бархатной и мягкой становится, если ее за ушком поцеловать. Можно стихи свои о любви почитать, тоже на ушко.
– Вот-вот, этим взаимным обманом и упиваемся, причем с обеих сторон и с одинаковым азартом.
Как тетерева на току, аж захлебываемся и глохнем в упоении, никак со стороны себя не видим и не слышим. Собачьи и кошачьи свадьбы устраиваем.
Выйди на просторы земные, что за стенания раздаются?
Эти вопли повсеместны.
Лирикой стенания зовутся, на все лады, одно и то же. Из века в век, одну мелодию. Как лягвы на болоте, раздуваем пузыри и кто громче… и с переливами.
Вдумывался в истинные мотивы лирики, да и не только лирики, всего того, что сочиняется и делается.
Только в других случаях истинность цели более завуалирована.
Зов вечный, от рождения до старости.
– Опять заносит тебя.
– Не мешай выговориться.
У женщины в этом танце плоти особая партия, она здесь прима-балерина.
Воздушны и всё пытаются изобразить летающих ангелов.
Подпрыгивают на полметра, и опять к земле, кто с грохотом, кто на пуанты помягче, а мы в восторге: «Как они воздушны, как светлы, божественны, одуванчики, птички…»
И загорается у нас в глазах вожделение, и подхватываем их на руки, если поймаем, а они убегают, убегают…
Приходится одну выбрать, чтобы сил и прыти хватило догнать, а жаль, что одну. Догоним, измученные, а порой и побитые, кого в азарте постреляем, кого затопчем, если на пути встанут. И всё с ангельского, скрытого, их одобрения.
Поймаем невинных, как нам кажется, пташек, и несем в гнездышко.
А вот тут, Андрюшенька, начинается другая история.
– С другой историей подожди, – прервал он, – я и с этой не согласен, демагогия это.
Да, мир так устроен, не мы его создали, не нам его менять.
А если не можем поменять, то пустой разговор чего разводить?
Всё это напоминает мне приснопамятных красных моралистов.
Меня всё устраивает, я получаю от жизни удовольствие. По крайней мере, пытаюсь. А если ты просто неудачник, так женщины это видят, вот и злобствуешь.
А может, язву желудка уже заработал, некачественно питаясь?
Ты знаешь, здоровье организма определяет ход наших мыслей.
Попробуй утром не поешь приятной, легкой пищи, так весь день раздраженный будешь ходить.
А без систематического секса вообще все болячки начнут вылезать.
Вот где собака зарыта. Может, и твои проблемы там же?
– Мало того, могу и расширить твою мысль.
Задумываешься и не находишь ответа на «зачем?» и «для чего?». Бессмысленность существования начинает подавлять психику.
Тут и женщины становятся не в радость, не только что еда.
Что заставляет задумываться, и из-за чего деструктивные мысли появляются со всеми, как ты правильно заметил, последствиями?
В чем удовлетворенность в твоей жизни?
Ты от чего удовольствия получаешь? От войн, в которых нас убивают и детей наших.
От экологии современной, от лицемерия политиков и лицемерия в семьях. От того, что твое удовольствие получено тобой за счет более слабого? Взять-то больше неоткуда.
Закрываешь глаза, так проще, не вижу, не брежу?
А к чему все твои удовольствия сводятся?
То-то… – к соитию.
И нет более высшей цели, все остальные промежуточные.
– Всё ты в одну кучу смешал – и пресное, и сладкое, и горькое. Общество – тонкая, хрупкая человеческая субстанция.
Не совершенна? Да, не совершенна, но нужно кропотливо совершенствовать и в первую очередь облагораживать ее любовью, показывать достойные примеры.
С замиранием сердца нужно к женщине относиться.
С подобострастием – по большому счету.
И при чем здесь войны, бандитизм и неравенство, а экология-то при чем?
И вообще, при чем здесь женщина?
Текилу нужно было c солью, с лимоном, как я. Глядишь, не так бы корежило.
– Я тебе объясню – при чем, если не поленишься, не побоишься рассмотреть то, что на виду, что привычно и поэтому не омрачает наше кокетливое самосознание.
Помнишь? Все подначивал меня проехаться в адрес женщин. Раздраженный был на них, не понимая – от чего.
Не готов я был тогда, картинка общая не вырисовывалась, однобокая получалась. Всё ловил себя на примитивном мужском эгоизме.
Сейчас, кажется, готов.
Нельзя нас по отдельности рассматривать.
Можно только в системе ЧЕЛОВЕК.
Человек – кокотка, не видит своего уродства.
В том числе и женщина. Она, бедняжка, запрограммирована, как и мы, только в нее заложена системная программа управления, а в тебя лишь прикладная.
От секса она меньше уязвима.
Ты чего?.. Спишь уже?
– Да нет, не сплю, слушаю, пытаюсь вдуматься, анализирую, развертывай дальше, а после я тебя на землю попробую опять опустить. Ты просто озлоблен, а на что, никак не пойму.
– Ну тогда не перебивай.
Ж Е Н Щ И Н А – понимаешь… гипотетически – она первична, а мы вторичны, мы вышли из нее, и помимо сексуальной зависимости в нас еще и психологическая зависимость от них есть, они наши матери.
Это всё на подкорковом уровне кем-то узор прострочен. Знать бы – кем.
Она выпускает тебя на свет божий и старается опять к себе, в свое лоно вернуть, но уже как мужчину, а вернувши, все силы приложит, чтобы не отпустить, удержать при себе.
В женщине страшная сила.
Мне эти мысли не с кондачка пришли. Одна знакомая помогла в этом разобраться. Очень нелицеприятно о своих сестрах рассуждала, такой глубины в самопогружении достигла, только диву давался. До доисторической памяти о первоматери в себе дошла. И я с ней согласился, такие же мысли посещали, а тут подтверждение, как говорится, из первоисточника.
Только не до конца она последовательна была в своих выводах, в сторону ушла.
Так вот.
В женщине – желание плодиться, расширяться, вернуть себе весь мир, когда-то ей созданный. Это в ней глубоко, смутно, с происторических времен, с момента зарождения жизни заложено.
А мы как инструмент в ее руках.
И более жестокого существа нет. Априори боимся их мести.
Борьба их за влияние на мир начинается с выбора наилучшего претендента на роль будущего отца.
Выбрала, зачала, произвела, и тут начинается воспитание нового собственного защитника, инструмента влияния.
Нужно воспитать конкурентоспособного, чтобы лучше всех был, а для этого нужны материальные и физические затраты, и большие.
И ты начинаешь помогать ей в достижении этой цели. Попробуй отказаться, тут же будешь отлучен от тела, а ты наркоман, зависим от этого. Шаг в сторону – и расстрел болезнями.
Или на жалость сыновью будет давить, ты же одновременно и сын ее.
Два в одном, двойное подчинение. Дуализм, как всё в природе.
И чем умней женщина, тем изощренней она эти средства применяет. Заставит тебя служить ей, ее интересам. Женская экспансия.
Вечная, вялотекущая, с переменным успехом война полов.
Хотя… с переменным успехом я поспешил сказать. Победа, в конечном счете, всегда за ней.
– Мне кажется, ты из своего частного опыта пытаешься сделать общую теорию.
Я тоже знаю об эгоцентричности матерей и женщин не понаслышке, но не рискнул бы так обобщать, да и много замечательных супружеских пар знаю, которые живут душа в душу. Светлые пары.
Вот недавно приезжали гостить ко мне. Она замечательная актриса, он физик.
Что-то не наблюдал никакой экспансии, до меня вообще смутно доходит, а что же ты хочешь сказать, что нового? Пока говоришь только одни банальности, причем в агрессивной форме.
Женщина прежде всего мать и в защите своего ребенка может быть жестока, да и сам ты будешь защищать его – невзирая на смертельную опасность.
– Я так и знал, что будешь бить меня частными примерами, ими можно заболтать любого оппонента, любой вопрос.
К такой тактике обычно женщины прибегают.
Это действительно от твоего недопонимания. А может быть, в тебе много женского начала?
Да, к слову сказать, частая подмена тем женщинами, когда спорим с ними, – это не от их ограниченности, это тактика, данная им природой.
Им истина в споре не нужна.
Их ум, сила, интеллект – мы с тобой, в нас. Большего им не нужно.
Это серые кардиналы. К ним сходятся все потаенные ниточки управления обществом.
Где ты видел, чтобы на людях муж и жена обнажали свои внутренние проблемы. Они сами перед собой-то пытаются загнать их в угол.
Внешне всё благополучно, только, в один прекрасный момент, неожиданно кто-то не выдерживает, затевает развод – по-итальянски.
Ты одно пойми, на бытовом, частном уровне трудно вычленить этот общий для всех пар стереотип поведения, всё очень размыто. Но из этих векторков складывается один общий вектор – определяющий происходящие процессы в обществе.
Ей нужно опередить соперниц в овладении этим миром, распространиться больше, чем они, обеспечить себе безопасность. И дети, то есть мы с тобой, оружие в их руках.
Какая уж тут жалость…
Чтобы угодить женщине или завладеть ей, мужчина готов на всё, это его основная цель. Он приносит ей дары, добывая их разнообразными способами. И всё только чтобы получить ее благосклонность, выделиться среди остальных, любым путем.
Кто силой и ловкостью, кто интеллектом, кто интригами и подлостью.
Дары не пахнут, и она примет любой дар, добытый любыми средствами, лишь бы только он хоть немного приблизил ее к заветной цели. В этом она неразборчива.
Ну, а теперь подумай, кому нужен прогресс, кто его делает и для чего?
А прогресс – это уничтожение экологии.
Что мне экология, это я потом буду думать, как ее восстановить, залатать, а сейчас мне очень хочется, и, кажется, она готова снизойти.
Только еще чуть-чуть, и я вырву у природы очередной дар для нее, а природа потерпит.
«А завтра Манька соглашается… А мне плевать, мне очень хочется…»
Кому нужны войны и для чего?
Опять же мне, опять для тех же целей. Я объединяюсь, разъединяюсь, создаю армии, устраиваю крестовые походы, становлюсь диктатором.
А кто благословляет своих детей на священные войны? Для кого и для чего я развязываю эти войны, втягивая в них и своих детей…
Напрямую – я против войн, опосредованно – за.
На разных социальных уровнях это по-разному выглядит, но суть одна.
На бытовом – драки, на государственном – войны. В свое время женщины гордились тем, что за них на дуэлях стрелялись, а стрелялись-то их сыновья.
Тут тонкая грань между сыном и мужчиной, да и нет ее, если хорошенько подумать.
Религии и философские теории, стиральные машины и компьютеры, космические корабли и картинные галереи…
Да не прогресс это, это мое желание выделиться среди соперников, раздавить их безжалостно, угодить своей матери-женщине, получить власть и с помощью этой власти преподнести ЖЕНЩИНЕ заветное.
А что для нее заветное?
Дети, то есть мы?
Нет.
Дети – дорогое, но только средство для расширения ее влияния.
Их можно послать на бойню, не убудет, еще нарожают.
Так что главное для нее?
Главное – безопасное существование, сама для себя.
БЫТЬ для нее – самоцель, страх перед смертью затемняет ее сознание.
Даже простое напоминание о смерти приводит ее в негодование.
Потеря родственников – потеря в рядах ее защитников, не более.
Это бессмысленная, темная природная стихия.
Начало всех начал.
Тебе привести яркий пример из жизни?
Ну вот, навскидку – мать Ульяновых, типичный серый кардинал.
А кто боролся за влияние на Николая второго?
Мать свои интересы отстаивала, жена тоже свои – вот и подготовили Россию, сдали с рук на руки Ульяновой.
Россию уничтожили женщины.
Это заложено в каждой женщине, и это трудно разглядеть, на то они и серые кардиналы, чтобы творить в угоду себе незаметно, исподволь.
Женщина движима этим несознательно, да и много ли у нас
от сознательного, это ее демоническая сущность.
Матриархат сменился патриархатом не по чьей-то воле или указке.
Общество почувствовало разрушительную силу женщины и ограничило ее отрицательное влияние. Ограничило, но не устранило полностью, потому что это полностью невозможно устранить.
Еще раз повторюсь. В ней системная программа управления, а в нас – прикладная.
А смысл в этой жизни…
Правильно некоторые утверждают, правда, не понимая сути.
Смысл в жизни – сама жизнь. А жизнь – это женщина, служение ей.
А потому – смысл жизни отсутствует.
Наверное, благодаря своей матери, что не смогла привить мне слепую любовь к себе, могу более объективно смотреть на происходящее вокруг.
Издержек, конечно, от такого воспитания много, но зато…
Ты подумай, почему мои знакомства не состоялись?
А они интуитивно почувствовали отсутствие во мне желания безропотно служить им. Природная интуиция у них развита…
Нет… тут я, конечно, упрощаю…
А почему я настойчиво добиваюсь с ними близости, а потому что сам такой же автомат и отрабатываю свою прикладную программу.
Знание законов психологии не освобождает от желания ими пренебрегать.
Всё… устал эмоционально.
Наливай.
Да полней… Вот так…
Теперь ты меня понял? И перестань ходить по комнате, как по клетке, половицы скрипят.
– Да… От твоего сатанинского монолога у меня голова заболела и весь хмель улетучился. У тебя в роду никого не было, которые веники вязали?
– Вязали и нолики рисовали… это запрещенный приемчик.
И еще.
Чтобы как-то защитить свою психику от разрушительного понимания бессмысленности существования, выдумали бога и религии различных конфессий, спрятались за них, прикрылись ими.
Благо за колпаком, который над сознанием, ничего не видно, можно нафантазировать любую бредятину.
Недоказуемо.
А заодно получаем еще одну возможность, дополнительное оружие в борьбе за самку – религию.
Сейчас традиционные религии не выдерживают никакой критики, не выполняют функций психологической защиты, так пытаемся создать новые, более изощренные, более гибкие, за которыми можно спрятать свое сознание от разрушительного действия осознания в бессмысленности нашего служения темной, природной силе женщине.
Во как завернул, сам почти запутался!
Тут и карма, реинкарнация, тут и программирование сознания.
Панический вал различных теорий. А чего его программировать, когда поведение наше запрограммировано – и женское и мужское, когда оно уже давно запрограммировано раз и навсегда, и приводит ко всё большему увеличению хаоса, энтропии в обществе.
Изнутри работу системы не понять, понять можно, только находясь вне её.
А человеку это не дано.
– Кончал бы ты курить… Вторую пачку уже открываешь. Себя пожалей.
– Так труба открыта, в печку всё вытягивает, а вот прохладно становится, это точно. Мороз за тридцать, поди. Полешек нужно подбросить. Машина-то завтра заведется?
– Ну, если собаки бензин не выпьют, то должна завестись. Фирма гарантировала.
А как тут у тебя по малой?
– В сенях дверь в туалет… но лучше на крыльцо выйди. После занесет. Только смотри, не отморозь…
В открывшуюся дверь клубами, понизу ворвался холод. Дверь захлопнулась. Холодный пар продолжал растекаться по полу, добрался до ног, обдал холодом и напомнил, как относительно зыбко и эфемерно наше благополучие.
– Брррр… Ну и колотун на улице…
Вот сейчас перцовочка не помешала бы…
Нет… текилу не хочу, надоела.
А свет можно я выключу? В темноте на огонь интересней смотреть.
Дай табуретку, поближе сяду…
Никогда не задумывался над жизнью под таким углом, ты прям всё наизнанку вывернул.
Ну, предположим, ты в чем-то прав, но только предположим.
Допустим, что всё так и есть.
Что лично мне или тебе дает это понимание, эта теория?
Каждая идея рождается для развязывания узлов, а твоя не только не развязывает, а еще больше затягивает петлю.
Безысходностью от нее попахивает.
Нет, уж лучше я буду верить в реинкарнацию и пускай рожусь баобабом.
Баобабом можно жить долго и ни о чем не думать.
А у тебя никакой перспективы. Лишать надежды нельзя, иначе все ринутся ухватить для себя здесь и сейчас.
Не определяет твоя теория новую цель и надежду.
– Возможно, возможно… Да я и не хочу ничего определять, хочу себе что-то объяснить. Все другие объяснения еще надуманней. Когда понимаешь, куда нас сносит, есть возможность морально подготовиться, спокойствия душевного приобрести.
В неизвестности страшит сама неизвестность, непонимание ее.
А общее понимание может объединить, как общая беда всех объединяет.
Спать ложиться нужно, Андрей. Ты как? А завтра договорим. Или забудем…