Рассказы для гурманов

Люди, я скучаю, вернитесь!

— Люди-и-и-и! Ау-у-у-у!
Куда вы все делись, чёрт побери?! Где вы? Что с вами всеми случилось, человеки? Мне собирается хоть кто-нибудь ПРОСТО позвонить и спросить: «Влад, как дела?»

Бог с вами, я не буду рассказывать КАК! Я только прошу, чтобы спросили!!!

— Дима, ну что ты мне всё шлёшь этих голых баб?! Ты уже дедушка почти, а я — давно дед. Да, я тоже люблю, когда тут много и тут достаточно. Но я на работе!

— Валера, ну хорош слать мне эти б…кие и не совсем, но видео-клипы!

— Таня, ну что мне делать с этими кошечками-мошечками, брошечками и прочей хренью? Зачем это? Как сын? Закончил школу?
—…
— Неееееет! Я не хочу смайлики, слово, Танюша, ну хоть одно слово напиши!

— Игорь, ну что мне с этих картинок по ватсапу? Ну с какого чемодана мне куча этого всего? Тупые? Нет, не все, есть даже остроумные, НО НЕ СТОЛЬКО! НО НЕ ТАК ЧАСТО!!! Я С ТОБОЙ общаться хочу, с тобой живым, а не с ними мёртвыми!

— Саня, вот если бы ты меня спросил… ну, бог с тобой, хоть бы просто вопросительный знак поставил! Вот так:
— ?

Тогда бы я сказал, я бы тебе сообщил, и даже где-то с удовольствием, что в принципе у меня всё путём. Более того, я бы тебе сказал, что дочка… ну да, конечно младшая! Для старшей эти игры уже давно даже не развлечение, а суровые будни.

Так вот, я бы рискнул тебе сообщить, что летом она выходит замуж. Но ты же, собака, даже не ставишь этот чёртов вопросительный знак! Так куда я тебе это скажу? В какую дырку в диалоге?!

— Ладно, Игорь, давай договоримся так: вот собралось у тебя хороших хохмочек комплект, ну, пару анекдотов, ну пошли по мылу! Я приду домой, спокойно посмотрю, может что и понравится. А ты сам-то как? А сын?

— Что? Что значит эта собачка? Это ты — собачка? Или в смысле дела хреновые, как у Бобика под забором? Или эта собака — сын?

— Валера, Дима, ну скажите хоть слово!
Ладно. Не хотите говорить? Я понимаю, вы модные, вы типа молодые, продвинутые, а молодые азбуков не знают, не на то учились в натуре. НУ НАПИШИТЕ ТРИ СЛОВА: «У МЕНЯ ВСЁ ХОРОШО!»

Ладно, не пишите, ЗВУКОВОЕ СООБЩЕНИЕ ПОШЛИТЕ!
Люди-и-и-и!

Нет больше людей! Только смартфоны и айфоны, только картинки, видео и смайлики, как дерьмо, как обильные вороньи кляксы шмякаяется в мой смартфон. Шмяк, бульк, швяк, динь-динь…

Я жду внука, ну или внучку. Очень-очень жду!
Один есть уже, но он большой и далеко, за океаном, и не пишет. Вполне имеет право, ибо вырос вдали от деда. Потому я и жду другого, маленького.
Да, так я возьму его (её) за ручку, мы медленно пойдём по тропинке, и я расскажу ему:

— А знаешь, когда я был молодым, у нас не было телефона. Нееет, не смартфона, не айфона, не айпада, домашнего телефона у нас не было!.. Как это не может быть?! Ещё как может! И, знаешь, мы ходили в гости просто вдруг, без звонков и писем. Это называлось «экспромт». Ну, не важно, как называлось… Сеня с Фаиной гуляли вечером, видели, что у нас светятся окна, и заходили. И мы так же делали. И было о чём поговорить, и поспорить, и помолчать. И гуляли порой вот так, болтая часов до двух ночи…
Это, конечно, в пятницу, в субботу. Но всё это ушло, внучек. Куда? Как тебе сказать? Пожалуй, тебе такие слова рано слушать. Скажем так: оно ушло в никуда. Растворилось, распылилось, утекло ручейком, испарилось, улетело в синь холодную, далёкую, потом пролилось дождиком весёлым. И всё. И как не было. А когда мы заметили, что оно ушло, оказалось, что молодость ушла туда же, куда и те отношения, те дружбы и любови, та вера в светлое будущее человечества и твоё лично.

— Ну, пойдём домой, вон мама твоя прислала сердитую рожицу дедушке. Это значит, что дедушка опять забылся и заболтался… Дедушка учит новый язык, новое эсперанто молодых и молодящихся.

А что делать? Или я пойму и приму их язык, или у нас не будет никакого…

 

**********
Работа над ролью

Ваш покорный слуга 19 лет играл в любительском театре у профессионального режиссёра.
Наш режиссёр, Феликс Харам, требует творческого отношения к своей роли и именно в плане работы над ролью бухгалтера Хирина я и придумал своему персонажу биографию, чтобы играть не слова из текста, а живой образ.

И ещё одно маленькое пояснение: этот рассказ не является пересказом пьесы. Напротив, это дополнительно придуманные подробности образа, как дополнение пьесы для исполнения данной роли.

Итак, биография персонажа Х, придуманная мной:

Родился Хирин (далее — Х) в семье потомственных сапожников, одним из которых и ему полагалось стать с годами. Вернее, так: отец был сапожником, а мать считала себя в семье всегда белой косточкой, так как, благодаря своей привлекательности, была взята продавщицей в захудалый обувной магазин. К сожалению, через лет 5 магазин закрылся, однако на меньшее она не соглашалась и более не работала.
Х в своей семье играл классическую роль белой вороны — руками делать ничего не умел (что-то там с координацией движений). Руки его периодически начинали двигаться по невероятным траекториям, и совладать с ними он мог лишь через несколько секунд. Перспективы у мальчика ожидались скверные, он к тому же был слаб и даже кожу подошвы был не в состоянии шилом проколоть, не говоря уже о том, чтобы дратву натянуть до профессиональной равномерности шва.

Зато уже в начальной школе учитель заметил его бойкость в счёте вкупе с уникальной памятью во всём, что касалось цифр. Не иначе, как боженька вернул отобранное у бедного дитяти иной монетой.
Х повсюду выискивал сборники задач и примеров по математике, а описание теорем и математических зависимостей являлись для него б; льшим деликатесом, чем Вайнеры, Акунин и Чейз нынче для любителей детективов.
В конце концов он стал в своей семье ходячей записной книжкой для запоминания сумм затрат, выручки, дней рождений и прочая, и прочая.
Однажды у его отца спросили, мол, чего бы просто не записывать всё это на бумагу? На что он ответил, что голова его непутёвого сына (всё же считался сын непутёвым, ибо сапожника из него не вышло) надёжнее всех бумажек и кондуитов, тем более, что её ни искать не требуется, как листик с числами, не потеряешь ненароком, да и надёжнее он всех бумажек вместе взятых, ибо не сгорит, не зальётся водой и посторонним на глаза не попадётся.

Стало ясно, что семейным бизнесом заниматься он ни в коем разе не может, и его с большим трудом пристроили помощником приказчика в большой мануфактурный магазин, где он должен был помогать учёту товаров на складе. Там он, намного опережая время, придумал систему кодирования стеллажей, полок и товара, благодаря которой вечные дурацкие поиски товара по всему складу были разом исключены. Кладовщика уволили, так как обнаружилось, что он ещё и не чист на руку, а нового Х в два счёта обучил своей системе кодирования, и в качестве поощрения оказался малец в бухгалтерии.
Там он однажды сумел отличиться, восстановив по памяти важнейшую бумагу с расчётами, которую главбух умудрился где-то затерять. (Х полагал, что намеренно). При этом видел юный математический гений бумагу совсем коротко и вверх ногами, получая задание от главбуха и стоя перед его столом.

Ещё в бытность работы мальчика помощником, коллеги заметили одну странность. Х из дома постоянно приносили короткие записочки или присылали кого-то из младших братьев с вопросами, на которые тот моментально давал ответ. Однажды такую записочку с вопросом и ответом перехватил главбух, естественно подозревая Х в чём-то предосудительном. С множеством ошибок отец в этой писульке спрашивал, сколько хромовых заготовок и по какой цене было куплено три года назад на ярмарке. «33 по 42 коп и 17 по 38» — ответил вундеркинд.
Главбух рассказал об этом и двух похожих эпизодах дома за обедом к удовольствию домашних. С годами этот эпизод получил продолжение.
В то же время специальной финансовой терминологии наш герой не знал, да и во многом другом сам он ощутил пробелы образования. Главбух предложил отправить мальца на бухгалтерские курсы с условием его непременного возвращения по окончании туда же, в ещё более разросшуюся фирму по сбыту мануфактуры.

Уже через неделю юноша появился в бухгалтерии снова и предложил компромисс: учиться он будет до обеда (пропущенное нагонит самостоятельно), а после обеда продолжит работу на фирме. Учёба ему нравилась, но без средств оставаться он тоже не мог.
Курс обучения он прошёл в рекордные 6 месяцев против положенных полутора лет, и получение официальной бумаги об образовании совпало с назначением его на должность главбуха, а его предшественник оставил пост по состоянию здоровья.
Заработок заметно вырос, но привычка напряжённо учиться повлекла его к восполнению иных пробелов в воспитании, общем образовании, и он нашёл себе приватную учительницу из разорившихся дворян, которая дала некоторое сведения о литературе, живописи и т. п., впрочем, привить какие-то понятия о культуре поведения не смогла: слишком сильно было влияние семьи и, прежде всего, отца.
У женщин он успеха не имел, все его опыты обращения с прекрасным полом заканчивались чуть ли не на самой начальной фазе. Лишь одна дама, которую он, наконец, после долгих ухаживаний уговорил посетить его в холостяцкой берлоге, обокрала его, оставив с пустыми карманами и дурной болезнью. Повезло ему, однако, в одном: болезнь оказалась излечимой. Тем не менее отношение Х к женскому полу от острого интереса изменилось к почти поголовному неприятию, чуть ли не отвращению в сочетании с хронической подозрительностью.
А через год Х всё же вынужден был жениться, и не по залёту, а… по требованию работодателя, считавшего, что главбух бессемейным быть не может. На самом деле шеф считал, что случись, не дай бог что, женатого легче найти, да и к дому привязать легче. Кроме того, главбуху явно требовался женский пригляд, притом не безразличной служанки, а супруги. Слишком уж небрежен был главбух во всём, что не касалось непосредственно его работы: в одежде, личной гигиене, короче говоря, выглядел как пугало, что совершенно не вязалось с его солидным положением в богатой фирме.
Х проработал уже лет 20 в этой фирме, и всё бы хорошо, когда вдруг два компаньона, владевших ею, однажды рассорились. Оказалось, что один другого солидно обворовывал, фирма развалилась, и наш герой остался без работы. Казалось бы, мимо главбуха это не должно было проскочить, но распределение средств между совладельцами было сокрыто от него изначально.
Довольно долго Х не мог найти ничего подходящего. Разорившейся фирме было не до характеристик, а благодаря своим манерам, вернее, их отсутствию, гениальный математик положительно не умел расположить к себе будущих начальников.
Однажды его позвали к конкурентам разорившейся фирмы, однако, проработав месяц, он убедился, что и эта фирма вот-вот лопнет, а у него есть все шансы стать крайним. Х немедленно уволился, и решил на любую зарплату устроиться в банк, где, по его мнению, всё должно было происходить честно, чисто и прозрачно.

Директором банка, в котором Х нашёл, наконец, место, был как раз сын его бывшего начальника, хитрый малый, который и взял Х, именно, памятуя о его талантах, открытых когда-то ещё родителями и братьями, математического самородка. Впрочем, вначале он решил проверить Х в деле, предложив ему запомнить три страницы расчётов. Результат превзошёл его надежды.
— Блестяще! — сказал новый шеф, сверив написанное им по памяти с оригиналом. Но, у нас нынче тяжёлые времена, и мы не в состоянии платить большое жалование. Зарплата предлагалась мизерная до смешного, но Х согласился.
А взял его директор с дальним умыслом. Зашифровав ряд позиций своих тёмных махинаций цифрами, директор постоянно загружал в своего подчинённого всю тайную бухгалтерию.
Шеф, однако, явно недооценил своего бухгалтера. Х, даже не задаваясь такой целью, однажды просто проанализировал динамику цифр и понял, что за цифры он держит в своей голове.
Тяжкие думы одолели его. Сначала он хотел явиться к шефу и швырнуть в лицо обвинение в мошенничестве, что было более всего свойственно его прямой, грубой натуре, но при этом Х прекрасно понимал, что рискует в этом случае не только потерей места, но и жизнью.
Так и жил он в сомнениях и терзаниях, характер его вконец испортился, а поскольку напряжение требовало выхода, начал поколачивать жену, да всё крепче раз от разу. Сослуживцы стали за глаза называть его не Хириным, а Хинином.
Единственной радостью Х, его слабостью и увлечением с детства остались сборники всевозможных математических задач, казусов, сложных теорем и пр. Со временем к этому добавились и шахматы, но играть с кем-либо он, в силу своего странного недуга с руками, мог, лишь по переписке, никаких друзей и приятелей у него не было.
С возрастом работать Х стал явно медленнее, всё и все ему мешают и раздражают. К опрятности ни шеф, ни жена так его и не приучили, словом, не коллега, а рождественский подарок.

Сын

Через пять лет супружества, потерявший уже надежду увидеть своих наследников, Х стал отцом. Мальчик рос пригожий, ласковый, очень похожий на отца. Х предвкушал, как будет давать ему азы математики и рассказывать о красоте и изяществе шахматных партий. Правда талантов к математике сынок не проявил, как и интереса к ней. Зато, найдя в шкафу новые туфли отца, самолично дедом сделанные и подаренные ему на день рождения, сын обследовал с большим интересом, нюхал их, гладил и назначил себе главной игрушкой.
К деду сын Х ходил с большой радостью, но Х замечал, что чем чаще тот бывал у деда, тем хуже относится к отцу. В конце концов, дед начал обучать внука ремеслу, причём оба получали от этой учёбы огромное удовольствие. С такой же страстью, с которой сын погружался в сапожное ремесло, ненавидел он всяческую школьную науку, а особо — математику. Х махнул рукой и потерял к сыну всяческий интерес. И это произошло не только в силу отвращения сына к математике, а главным образом, по причине большого успеха деда в деле настраивания своего внука против родного отца.
В конце концов, сын стал хорошим сапожником и даже повинился перед отцом за прежнее злословие, но отношения так и не наладились.

Заключение

Уходя на скудную пенсию, к которой, правда, шеф обязался доплачивать процентов 10 «за забывчивость», Х вошёл в кабинет ненавистного начальства (оно — начальство, кстати, редко бывает иным) и высказал всё, что о нём думает. Особо бухгалтер и хранитель тайн двойной бухгалтерии выразил своё удивление этому ничтожеству за… сомнения в его, Х, одарённости.
— Ты что же, ворюга поганый, думал, что я, гениальный математик, не смогу решить это примитивное уравнение с несколькими неизвестными? Да я тебя все эти годы насквозь видел и могу тебе сказать, хоть разбуди меня ночью, всю сумму до копеечки, что ты украл у своих вкладчиков, сотрудников и управления налогами!
Да я её в любой валюте назвать могу, но… не могу, потому что слово дал — МОЛЧАТЬ.
Тьфу на тебя, дерьмо на палочке, урка без наколок!
И плюнул на самом деле.

Х бросил на пол свой ключ от служебного входа, махнул рукой и, вдруг, почувствовал, что… излечился, и что махать руками против своей воли больше никогда не будет.
Через день Х возвращался вечером из булочной (там перед самым закрытием частенько продавали ржаные булочки за полцены) и был сбит насмерть неизвестным автомобилем, который, естественно, не нашли, как и водителя.

Впрочем, не больно-то и искали.

 

*******
Перламутр

С утра Александр Михайлович залез в компьютер за какой-то надобностью и случайно увидел кусочек порно. Минуты две-три не мог пошевелиться, чуть не с головой уйдя в экран, наконец пересилил себя и выключил компьютер.
— Как-то нехорошо это… — подумал он. — Как-то мне не по возрасту, да и не по статусу. Нет, нехорошо это!
В то же время он не мог не признаться себе, что женщина на видео была невероятно хороша! Молодое и упругое тело так привлекло его, так засело в голове и ещё кое-где, что он долго не мог избавиться от мыслей о ней.
Он закрывал глаза, и видел так же чётко, как на экране своего компьютера упругую даже зрительно среднего размера прекрасную грудь женщины, длинные ноги, плавного лекала бёдра. Но больше всего ему врезалась в память необыкновенная перламутровая розовость самого сокровенного.
Лицо молодой женщины было светлым, вдохновенным. Вот что его удивило! Вроде бы грязным делом она занимается, выставляет свой грех напоказ, а лицо такое счастливое и беззаботное!
Может она просто артистка такая талантливая? Ведь многие будущие звёзды прошли через порно индустрию. Но одно понял Александр Михайлович: ему ужасно захотелось дотронуться до этой прекрасной розовости! Да что там дотронуться? Он захотел обладать ею, и мучился от невозможности обладания невероятно. Но лишь представив на мгновение своё весьма незавидное, обвислое брюшко и тонкие конечности рядом с этим совершенством форм, ощутил всю нелепость грёз.
Между тем время нынче, в 21-м веке от Рождества Христова быстрое, время просто таки стремительное! Не успеешь согрешить, а наказание уже тут как тут!
После обеда у Александра Михайловича во рту застряла какая-то частичка пищи, и он никак не мог от неё избавиться, никак не получалось у него выловить и выплюнуть. Александр Михайлович пытался выцарапывать эту частичку снова и снова, ковырялся во рту чем ни попадя — щепками, заостренными спичками, и даже вилкой. Всю десну себе поранил, расцарапал, но так и не избавился от этой частички.
В то же время день был очень насыщенный, много всего накопилось. Осенило его опять же, что кандидатскую надо бы еще раз перепроверить, перед тем как сдавать рецензенту. И правильно сделал, ведь нашёл опечатку! Правда проверка потребовала несколько большего, чем обычно времени, так как на странице вместо букв Александр Михайлович периодически видел то грудь, то бедро, а чаще всего — ту самую зовущую розовость.
После проверки текста появились другие заботы — жена попросила перевесить шкафчик, видишь ли, неправильно он висит, неудобно ей. А как взял в руки отвертку да молоток, тут она решила, что и холодильник открывается не в ту сторону…
Короче закрутилось всё, и так он был до самой ночи занят, что только и успевал во рту языком бороться с этим чуждым телом. Устал, как проклятый, отбил себе два пальца, но к вечеру или на другой день понял, что в принципе привык к помехе во рту, и даже почти смирился.

Вечером Александр Михайлович не стал выносить мусор — плохая примета, а вынося мусор утром, остановился, вдруг, перед лужей, в которой опять увиделось ему что-то нежно-розовое.
Через пару месяцев, когда наш герой как-то немножко разгреб дела, защитил наконец диссертацию, справил банкет по этому поводу, стало легче. Само собой, тут же и зарплату повысили…
Даже порочная красотка реже бередила его греховное воображение.
Можно, пожалуй, смело сказать, что всё как-то потихоньку стало налаживаться. И тогда Александр Михайлович решил, что пора, наконец, заняться этой штуковиной во рту, сколько можно откладывать? Она к этому времени стала уж очень большой и мешала пуще прежнего. Впрочем, мешала эта штуковина чаще во время еды, а так он даже научился про неё забывать.

Придя к врачу наш свежеиспечённый кандидат наук долго не объяснял, просто показал, что вот тут мешает. Зубной врач осмотрел его, поцокал языком, споро сделал снимок, о чём-то пошептался с помощницей. Правда слов пациент почти не разобрал, лишь послышалось ему то ли «бывает», то ли «не бывает». Только поглядывали на него оба как-то странно…
Наконец зубодёр вернулся к пациенту и сказал:
— Будем удалять!
— Что ж делать? — ответил тот, — удалять так удалять. И снова привиделась ему зовущая розовость, блеснул под яркой лампой бочок фаянсовой кюветы и привиделась.
Обошлись местной анестезией. Подождал Александр Михайлович совсем немного, доктор что-то там во рту сделал, и сказал, что всё уже позади, а потом сполоснул, вытер салфеткой, и положил в руку пациента то, что удалил у него изо рта.

На ладони Александра Михайловича покоилась большая, чуть неправильной формы, но изумительной красоты, будто светящаяся изнутри розоватым перламутром жемчужина.

 

*******
Дырявый Форд, или Как размножаются шпионы

Я смотрел на синий Форд, припаркованный у тротуара. Не очень старый, вполне ещё ничего, если не считать нескольких пулевых отверстий в боковых дверях. Судя по дырам, число сидящих в машине должно было уменьшиться. Внутри Мондео был чистым, обивка такая же, как у моего когда-то. И что мне было надо от этого дырявого авто? Да ничего. Просто я недавно потерял работу, не то чтобы потерял, но три года договора просто истекли, а новой работой я ещё так и не озаботился. Вот и гулял по городу в промежутке между написаниями очередного резюме. Работу найти трудно, если ты не готов идти таскать кирпичи на стройку, убирать мусор или рыть канавы. Ну, такую работу делать мне не хотелось, поэтому я и искал.
Почему я стоял возле этого синего «Мондео»? — Сам не знаю. Но, как выяснилось позже, делал я всё правильно.
— Давно ждёшь? — услышал я незнакомый женский голос. Русских в Германии не мало, но эта молодая женщина лет тридцати обращалась ко мне, хоть видел я её, могу поклясться, впервые.
— Нет. — ответил я, — минут 10.
— Ну, пойдём! — сказала незнакомка, взяв меня под руку. — А почему ты без цветов? — и сама же себе ответила: —Знаю, знаю! Вы же все страшно заняты! Множите счастье для всех трудящихся этого мира и всех остальных вместе взятых! Дырявите граждан и автомобили!
Я слушал её и помалкивал. Меня явно приняли за кого-то другого. Но любопытство пересиливало соображения разума.
Да, женщина была хороша! Не красавица, но, если бы существовало женское имя Эротика, она должна была зваться именно так. Лицо почти обычное, только очень живые карие глаза и прелестные формы.
Между тем, мы приближались к цветочному киоску.
— Дай мне шанс исправиться! — сказал я, останавливаясь у киоска.
— Да что уж теперь-то? Но если ты хочешь…
— Что берём?
— Гвоздики, естественно! — ответила она, посмотрев на меня как-то подозрительно.
— Ну да, прости, забыл! — выкрутился я.
Продавщица, с улыбкой глянув на мою спутницу, завернула, не спрашивая 5 розовых гвоздик.
Надо же, и продавщица, похоже, знала о вкусах моей спутницы, только я ничего не понимал: я бы купил по привычке розы и, как оказалось, был бы не прав. Гвоздики в Германии чаще дарят покойникам. Впрочем, мы же не немцы. А любопытство моё продолжало карабкаться всё выше и выше.
Вскоре мы добрались до стандартной многоэтажки и поднялись на третий этаж. Квартира была обставлена современно, но в то же время чем-то сильно смахивала на гостиницу.
— Есть будешь?
— Кофе, если тебе не трудно.
— Автомат на кухне, сам справишься, а я в душ, жарковато сегодня.
С автоматом я легко справился. Выпил «Эспрессо» и закусил итальянскими сухариками «Кантучини». Очень их люблю и всегда покупаю по нескольку упаковок. Немцы уверяют, что их следует сначала обмакивать в кофе (чёрный чай немцы пьют очень редко), но я считаю, что это бред сивой кобылы перед мясокомбинатом.
Женщина плескалась совсем не долго и вскоре вышла ко мне в одном полотенце, закрученном тюрбаном на голове.
Даа… повезло мне, однако!

Загар равномерно покрывал всё её тело, будто, кроме как под лампами, она никогда не загорала. На пляжах Европы таких загорающих целиком, презрев даже самые малые тряпицы, можно встретить довольно часто, но всё же не везде. Это изумительное тело загар покрывал повсеместно и ровно, разве что кроме указующего вниз треугольничка волос. И как бы я без него нашёл, куда мне надо? Не представляю! 🙂
Вот теперь, именно в этот момент подошло бы послушать лекцию о преданных мужьях. Хотел бы я видеть этих преданных на моём месте!
Впрочем, пошли они все на хрен, мне это место и самому нравится!
Пускай сопливые юнцы или извращенцы старпёры мне хоть тысячи раз рассказывают о прелестях лолит, но что им, тощим, коллекциям костей с двумя прыщиками вместо груди противопоставить зрелой, но не толстой женщине с божественными бёдрами и ярко выраженным перехододом от бёдер к талии, когда у костлявых — напротив, все замеры равны 50; 50; 50?

Я был так возбуждён, что на какие-либо прелюдии просто не было сил. Лишь пара-тройка следующих вниз и далее, по стрелке, поцелуев — и мы превратились в животное с четырьмя руками, четырьмя ногами и о двух головах. Всё остальное было то двумя, то одним телом, и телу этому было оооочень хорошо!
Но всё хорошее рано или поздно (чаще рано) заканчивается.

— Будешь что-нибудь брать? — спросила меня назвавшаяся Ириной женщина, кивнув на дверь с кодовым замком.
— Нет, Ира, мне ничего не надо. — ответил я.
— Так ты что же, только ради кофе и… заходил?
— Особенно за «и…» — ответил я с низким поклоном. — Это было потрясающе!

— Да из «конторы» ли ты?! Ну точно! И без гвоздик, и кода от тайника у тебя нет! А ну-ка признавайся, как ты сюда попал? Уж не легавый ли ты? Последний раз спрашиваю, как ты сюда попал?! — грозно спросила меня Ирина, направив в мою сторону ствол. Маленький пистолетик, оказывается, спокойно лежал под подушкой.
— Странный вопрос, Ирина! Ты же привела меня сама!
Последовала напряжённая пауза. Ирина думала, но дуло и не думало опускаться.
— Господи, да ведь и правда, сама! — ужаснулась она. — Но если кто-нибудь об этом… Беги отсюда… и забудь это место, этот дом, а лучше весь этот район обходи десятой дорогой! И не дай тебе Бог кому-нибудь хоть словом!.. Беги же, дурачок, пока и правда не появился кто из «конторы»!
И я убежал, и никому ничего об этом не говорил, хоть язык чесался со страшной силой!

Да я бы и вам об этом ни словом не обмолвился, если бы…
…если бы не выдумал эту историю от начала до конца сегодня утром.
Впрочем, одно я сказал честно — кантучини я и правда люблю!

—