Посвящения

Фемур

Постельно-процедурное безделье…
Здесь боль хозяйка, а душа слуга.
Сулит покой прописанное зелье,
Все ниже потолок больничной кельи,
А центр Вселенной — левая нога.

Сустав гвоздем железным заколочен,
И мир теперь на вертеле бедра
Дал трещину и сделался несносен.
И нетерпеньем вдруг задышит осень.
Так ждет тепла остывшая вода.

Роптать нельзя, но нужно расставаться
С иллюзиями дружбы и любви.
Уйти легко, но хочется остаться,
Попробовать еще, не обижаться…
Уже без анальгетика в крови.

И полюбить свой остров Невезенья,
Уродливый зеленый и родной…
Он никогда ничьей не станет тенью.
Соединятся выпавшие звенья.
С собой вдвоем, нисколько не одной.
12.10.2018

В.Б.

Играя только на регистрах верхних
И вглядываясь пристально в людей,
Писатель был из первых и последних
Александрийских лебедей.

И день настал, когда по воле рока,
Преодолев черт знает сколько, верст,
Увел он из Отечества пророка,
Взял и словесность на себе понес.

И брайтонские там соткались притчи,
Где мох и камень — постоянным фоном.
Там зелен луг и стар фасад кирпичный.
В Александрии, что под Вашингтоном.

Чётки
Н.И.

Тайну этих изысканных зерен
Не пытайся понять и разъять.
Сдержит все завершающий корень
Сур Корана исламскую рать.

И рука замирает, лаская,
И скользит сверху вниз и назад.
Тридцать три остановки до рая,
мусульманин не знает про ад.

Драгоценность прохладного камня:
В ней степная кипчакская спесь.
Вековому господству Ислама
Послушанье, как тайная месть…

Н.И.

Сводил с ума минут неспешный бег,
И ненаглядный карий свет очей.
Мой амулет, янтарный оберег
Развеял в пыль ногайский суховей.
Объятьем сильных рук опалена,
Душа моя просилась на ночлег,
Зов был услышан, дверь отворена.
Но был уже утрачен оберег…

М.Я.

Два дня и ночь продлилось колдовство,
Кто знает, это много или мало?
Когда твой взгляд коснулся моего
Сгустилась пелена или упала?

Доверия живое существо,
Повизгивая, весело играло
В доверие. И верило в родство…
Кто знает, это много или мало?

Дано, что провожает Старый год
Созвездье Козерога в Пятом Доме.
И принято, что Нового приход
Сверкнет надеждой на его изломе.

Доказано, что новый перенос
Загаданной и долгожданной встречи
нам разрешен в рождественский мороз,
когда зима не леденит, а лечит.

Получено, что прошлые года,
На рубеже, где прочерк и зиянье,
нас не настигнут больше никогда:
нет сил у них на противостоянье.

Но главное, что дома кто-то ждет,
Струится в устье ночи зимний вечер.
На стол накрыто, Лия шерсть прядет.
А Яков где? Он зажигает свечи…

Ларец
Тане

Когда земная красота
Открыла два зеленых глаза,
Померкли яхонты и стразы
На дне небесного ларца.
Заботы нежного чела
Укроет тень легчайшей челки.
Взлетит над бровью темным шелком
И ляжет абрисом крыла.
Прозрачны зерна лунной власти.
В них тайный свет и свежесть злаков.
В земном ларце китайской масти,
Под стражей незнакомых знаков.

Л.К.

Кто распознал оконце в мрачном своде,
С надеждою встречает свет,
Тот знает цену внутренней свободе
И благодарен бегу лет.

Не отличать успех от пораженья,
Лишь мысль — оружие и щит.
Но женственности тихое свеченье
Все переполнит и затмит.

О юные глаза! Улыбка херувима!
Ваш новый день — всегда дебют.
Любима и неуязвима!
Скользят ладьи и кони воду пьют…

С.З.

Здесь в сиреневой этой гавани
Тает тьма и светлеют тени,
Ароматными вымыт травами
Каждый камень ее ступеней.

Их царица касалась нежная,
К синеокой спускаясь влаге.
И морщинка легла мятежная
Под волной белоснежной пряди.

Не вбирал никогда так ласково
Ног ее и тепло, и тяжесть
Камень лестницы алебастровой,
Возвращая покой и радость.

А К.

Поэзия — сознанье правоты.
Бессонная тревожная погода
Твоей души,
Что бьется у виска, саднит, болит
И требует исхода.
Как драгоценны взгляда бирюза,
И аскетичность рта и жеста…
Когда б не вифлеемская звезда,
Уж быть тебе весталкою Гермеса.
А города растерянной Земли
Старались для тебя явиться домом.
Собаками к ногам твоим легли.
И болевым фантомом…

А.К.

Ты кровоточишь дивными стихами,
Печальная красавица моя.
Зеленый луг твой стонет подо льдами
И индевеют рваные края.

В синапсах беспредельного пространства
Парит твой дух, стеная и ропща.
Эфир дрожит в элегиях и стансах.
Отпущена давидова праща…