Утро как утро.
Чай, прогулка с собакой, жена нудит, дочка потеряла какую-то шмотку – дом на уши.
Можно подумать, край.
Р. наблюдал облетевшие ветки деревьев: всё, осень капитулирует… зима жестока и ничего с этим поделать невозможно.
И беспокойство — два дня уже электронная почта не приносит писем от Неё. Последнее позавчера получил, бесшабашное и такое смешное, что захлёбывался от хохота. Она рассказывала, как сын в зоопарке реагировал на экзотических животных, как забавно копировал их повадки, просто умора… А потом ей вздумалось описать выдуманную прогулку по городу. Будто бы они с Р. … Знала, что он обожает её рассказы и мечты — как они будут жить вместе, куда станут ходить и как будет им хорошо и покойно вдвоём. Их многолетний роман давно уже перерос в хроническую витальную связь, в спайку двух половинок, нашедших друг друга среди мира.
Два взрослых и несвободных человека после множества попыток соединиться и жить вместе оставили надежду даже думать о том.
Последней каплей стала дочка Р.
За сутки, до их решительной встречи, девочка попала в больницу с приступом почечнокаменной болезни, а тут ещё и сын её умудрился разнести в школе лабораторию кабинета химии — сам еле в живых, а трое ребят в тяжёлом состоянии и ведётся следствие.
Какая-то сила была против их связи.
Они смирились.
Р. решил, что у неё проблемы с компьютером, так уже бывало не раз за годы их виртуального общения.
Если ещё день не будет письма, он позвонит и всё узнает.
Надо было ещё вчера, но…
Его мысль рассек дверной звонок.
— Папа, открой. Ты что, не слышишь?
— Слышу. Иду. Хотя могла бы и сама. Ты ближе…
— У меня маникюр.
— У вас всегда маникюр. Надо будет и мне заняться ногтями!
Р. шёл к дверям, насвистывая…
— Вам телеграмма. Пожалуйста.
— Спасибо. Где расписаться? Простите… я без очков… Секундочку… да вы проходите! Ага, вот… Пожалста. И вам всего доброго.
Телеграмма? Хм… любопытно.! Что-то слабо шевельнулось где-то в районе желудка, руки почему-то дрожали — да что ж такое-то, ну ты смотри! Щас прочтём и узнаем, может, приезжает кто-нибудь. Давно гостей не было.
— Ну, что там? От кого на сей раз? — дочка пританцовывала, с нетерпением поглядывая на отца.
— Язык проглотил? — жена не стеснялась в выражениях.
«Астрид умерла тчк фотокопия вызова зпт билеты посольстве тчк она любила вас тчк похороны второго тчк приезжайте тчк имеете право тчк георгий»
Сначала — ни слова.
Потом взгляд выхватил имя Астрид. Подумал, что телеграмма от неё. Точно от неё. Про неё. О ней. Кто умер, когда, какие похороны? Астрид? Кто это — Георгий? Что-то знакомое. Дурацкая шутк… Нет это бред… бред, бреееееед… — но он понял.
«Ой!» вышло внутреннее.
Острая боль…
Резануло не в желудке, а в ногах, в пояснице — какая-то поперечная, невыносимая, укутывающая. Сесть. Нет. Лечь. Где диван? Где здесь диван? Ччччёрт, где в этой квартире сидят и лежат? Он забыл.
— Ты чего? Что с тобой? От кого писулька? — Жена властным движением пыталась вытащить из его руки клочок бумаги, но он сжимал его так сильно, что оторвался только край.
— Ты сегодня родишь что-нибудь или так и будешь в идиота играть? Тебе, между прочим, идёт!
Для жены Р. не было слаще моментов, чем, когда муж расстроен. А сейчас, похоже, он просто убит. Интересно, что там…
— Папа, ты скажешь, наконец, что случилось? Хочешь, чтобы мы с мамой лопнули от любопытства? Дочка была мягче жены, он слышал её голос и думал, что конечно сказал бы, но забыл как говорить. Слова топчутся в очереди, туго забив горло, но наружу никак… Требуется какое-то горловое усилие, но какое?..
— Всё ясно. К нам приезжают заграничные родственники твоего безумного папаши. Я их принимать не буду. Пусть где хотят, там и живут. У нас не отель и не постоялый двор. Повадились. По десять раз в год. Здесь не Европа. Не Америка. И даже не Кувейт.
— Почему Кувейт? Мама, ты была в Кувейте и считаешь это местом паломничества туристов? Папа, дай сюда останки телеграммы.
Останки…
Р. поднял глаза. Слёз не было. Их не будет ещё полдня. Они копятся, чтобы потом…
Но это потом. А сейчас нужно что-то сказать.
— Умерла Астрид. Женщина, которую я люблю. Моя жена.
Так спокойно про неё он не говорил даже наедине с собой. Теперь он понимал. Надо было рассказать о своей любви раньше. Когда это имело смысл.
— Да что Вы говорите? Ваша жена? А я кто же? — от неожиданности жена перешла с ним на Вы.
— А ты — никто. Живём вместе. Чужая женщина. Из прошлого.
Р. поднёс телеграмму к глазам. «фотокопия вызова зпт билеты посольстве». Вот главные слова. Руководство к действию.
Сумка.
Паспорт.
Деньги.
— Чужая? Я тебе — чужая? Ах ты скотина! Спишь с женщиной, всё тебе готовится, стирается, убирается, чужая? Повтори мне это в глаза. Жена у него умерла. Да ты давно для меня умер. Ничтожество.
Он не услышал бы ничего нового, если бы прислушался к её лаю.
Но думал о том, что вещи ему не нужны: сигареты, зубная щётка, — мысли запутались в полотенце. Нужно брать полотенце или не нужно? Отвлёкся на выкрик про женщину.
— Сплю с женщиной? Я думал — это бревно.
— Постеснялся бы при ребёнке.
— Ребёнок переспал с половиной города. Кого стесняться? У меня только одна женщина в жизни. И она ушла. Ну, и мне пора.
Р. уже овладел собой. Рубашку. Одну. На смену. Ту, которую Астрид прислала на юбилей. Он ни разу её не одел. Жалел. Берёг. Дурак. Господи, какой дурак… Она так просила — ходи в ней. Пожалуйста. Брюки не нужно. Одной пары достаточно. Свитер. Поедет в костюме. Когда похороны? Второго? Успеет. Землю сдвинет, но успеет попрощаться с ней. Если не смог поздороваться, то последний долг ей и своей любви отдаст сполна. Или умрёт сам. Он поедет к своей Астрид. Увидит её. Возьмёт её руки в свои. Какие они, наверное, холодные. Девочка совсем замёрзла. Он отогреет.
И прогонит смерть. Это какая-то ошибка. Уснула, и они решили, что умерла. Она их специально напугала, чтобы написали и прислали вызов. Ну, конечно, как он сразу не понял. Он всегда говорил, что она талантливая. Выдумщица. Умница золотая. Ха! И все поверили. Испугались. Ну, ничего, он приедет и разбудит её. Как в сказке о Спящей красавице. «Жди меня, моя хорошая. Я скоро. Теперь уже совсем быстро приеду. Потерпи немножко». С этими мыслями Р. машинально собирал вещи, а жену неостановимо рвало яростью и проклятиями.
— Чтоб ты сдох как твоя сучка. Чтоб ты не доехал куда едешь. Правильно сделала, что отдала Богу душу, всех разлучниц это ждёт. Задумайтесь, девки, как чужого мужика в постель уложите, так копыта и отбросите. Это я вам говорю. Проверено. А ты, тварь, думаешь, я не знала про всех этих сук? Думаешь, я слепая? Да я…
— Не подавись смрадом своим. Буду через пару дней. С работой улажу сам. Дочь, прости меня. Я должен ехать.
— Ничего ты не должен, пап. Там уже не к кому ехать. Твоя эта, как её, уже на небе, кому ты нужен? Только мешать будешь.
— Я решил. Думай, как хочешь… — Р. перекинул ремень спортивной сумки и сделал шаг к выходу.
— Ты никуда не поедешь. Подонок. Хватило же у тебя трусости молчать о своей, так сказать, жене. Неужели, откуда-то возьмётся смелость отправиться на это торжественное мероприятие? Ты ведь не хочешь. Я же вижу. Ты хочешь как всегда… взять сигаретку и пойти на кухоньку. Налить чаёчку, и чтобы ничего не было — ни телеграммы, ни этого навязчивого предложения, точнее, приглашения.
— Я бы жизнь отдал, чтобы это оказалось сном. Или чтобы я был на её месте.
— Нет… как вам это нравится! На её месте! Чтобы мы тут бегали с ритуальными делами и решали чисто мужские вопросы с могильщиками и гробокопателями. Нет уж… соберёшься помирать, так только не дома.
Р. вышел на лестничную клетку.
Куда теперь?
К другу, передать через него заявление на отгулы.
Потом в аэропорт. Дорога сама выведет. Главное — начать путь.
Самый страшный путь в его жизни.
Что было дальше, Р. не мог вспомнить, как ни старался.
Много лет потом он пытался восстановить в памяти этот день, но так и не мог. Кажется, он добрался до посольства, и там всё сложилось подозрительно быстро. Помнил только, что хлынули слёзы, и он не мог объяснить чиновникам зачем пришёл. Он совал им то телеграмму, то какие-то бумаги, его куда-то отсылали, много дверей, помнил одну закрытую. Помнит, что потерялся и не знал что делать. Но потом начался новый виток и вновь двери и слёзы, весь ворот мокрый, он оставлял пятна на стульях в кабинетах, где сидел, на полу, где стоял. Вокруг него были люди, и он не мог вспомнить ни одного доброго, утешительного слова. Видимо, его горе было таким сильным, что окружающие не решались даже утешать. И только девушка на таможенном досмотре сказала, что нужно успокоиться, потому что пассажирам будет неприятно лететь рядом с человеком в таком состоянии.
Зато Р. отлично помнил весь перелёт — шесть часов, от первой до последней минуты. Ещё в аэропорту он купил тетрадь и ручку.
Он знал, что будет писать ей письмо.
Последнее.
То, которого она не дождалась.
«Родная моя девочка!
Что же ты натворила? Как ты могла меня оставить? На кого? На что? Обрекла на одиночество? На боль, которую не унять с той минуты, как почтальон позвонил в мою дверь? Ты помнишь, как мы мечтали об этой встрече? Ты описывала ваш аэропорт, я видел во сне матовые двери, за которыми меня ждёт самая прекрасная женщина на земле. И через несколько часов я увижу эти двери. Но тебя за ними не будет.
Боже, зачем… зачем ты это сделала? Мир стал пустым и чёрным. Дыра… страшная, гнилая, вонючая и бесконечная. Как я буду жить? Одна надежда, что ты переиграешь эту чудовищную ситуацию, я так верю, что это всё — неправда, ты не могла уйти, не могла. Ты обещала быть со мной всегда. Разве можно так лгать? Все лгут в этом мире, только не ты. Я лечу к тебе. Твоя душа ещё не на небе. Я успею с ней поговорить. Ты увидишь как я люблю тебя. Ты не сможешь уйти. И останешься. Прости, здесь сплошные пятна. Стюардесса разносит воду… я пролил случайно. Ты плачешь? Солнышко моё, не нужно. Мы будем вместе. Подожди меня. А помнишь, как ты хотела со мной погулять по городу? Я обещаю тебе, что поеду в центр и, помня твои рассказы, найду все дома, о которых ты говорила. Какой-то костёл, про который ты сказала — неполноценная готика. Я так смеялся. Ты была уверена, что архитектор не дорисовав до конца шпиль, побежал по малой нужде, а когда вернулся, то подумал, пошло всё к чёрту, хватит с этих верующих, надоело, точка. А, вот ещё, мы с тобой мечтали поехать на море. А ты сказала, как же мы поедем , ты плавать не умеешь. Я так обиделся. Дорогая моя, глупая, если я чего-то не умею, то ради тебя научусь во что бы то ни стало. Тонуть на твоих глазах!? я б такого позора не пережил! А знаешь, моя прелесть, я всё сказал жене. То есть, это ты её так называла. Ну, вот. Она всё знает. Ты боялась, что она что-то сделает. Ничего она не сделает. Я должен был сказать всё раньше. И ты была бы со мной. А теперь ты ушла, уходишь, кто там позаботится о тебе? Знаешь, я придумал. Я напишу письмо апостолам. Ты им передай, ладно? Петру и Павлу. Они всё сделают для тебя. И жди меня. Я скоро. Теперь уже немного осталось. Люблю тебя. Никогда не скажу в прошедшем времени. ЛЮБЛЮ».
Это было бесконечное письмо, пока не закончилась тетрадь…
И тогда он дописывал на обложке, а потом на полях…
………………………………………………………
— Я Раймонд.
— Спасибо Вам. Проходите. Горе такое. Я не могу это осознать.
Её муж. Сколько раз он представлял себе этого человека. Ненавидел. Он обижал Астрид. Издевался над ней.
— Где она?
— В ритуальном бюро. Оттуда повезут на кладбище.
— Я хочу её увидеть. Это возможно?
— Сегодня уже нет. Только завтра. На похоронах.
— Мне нужно побыть с ней наедине. На кладбище это не получится. Здесь столько людей. Это её друзья?
— Родные приехали из разных стран. Я даже не ожидал. Мы сообщили, а они взяли и приехали. Из Австралии, например, я их никогда не видел, даже не писали им, кто-то это сделал за нас. Её многие любили. И она любила. Вас любила..
— Как это случилось?
— Никто не знает. Нас не было дома. Она выпила много таблеток. Моих. От спины.
— Что было накануне?
— Мы поссорились.
— Ясно. Ты её убил, ублюдок. Молись, чтобы я не придушил тебя прямо здесь. Где сын?
— В комнате.
— Позови.
……………………………………..
— Вы — дядя Раймонд?
— Да, мой дорогой. Иди ко мне. Как ты похож на маму. Не плачь. Ты должен быть сильным. Астрид смотрит на нас и расстраивается.
— Мама так много говорила о Вас.
— У меня нет никого в жизни, только ты и твоя мама. И не будет.
— А Ваша дочка? Жена?
— Твоя мама — моя жена. А ты — сын моей жены. Не плачь. Прошу тебя…
— И Вы.
— Я постараюсь. Маленький мой, держись. Я буду рядом.
— Почему мама так сделала?
— Наверное, ей было очень больно, и она хотела избавиться от этой боли любыми путями.
— Она болела?
— Думаю, что да. Только нам не говорила. Жалела нас. Она не знала, что так случится.
— Она бросила меня.
— Нет, сыночек. Нет. Не бросила. Не думай так о маме. Она хотела жить. Я знаю это. Но, видимо, было нестерпимо…Точно так же как сейчас мне и тебе.
— Я хочу к маме.
— Поехали.
— Папа сказал, что уже поздно.
— Попробуем. Переведёшь мне? Люди везде люди.
……………………………………………
И чуть позже, он увидел её.
— Боже !!!!!!!!!.Астрочка моя!
Девочка, цветочек мой. Что же ты наделала, Астрааааааааа…. Какая же ты у меня красивая. Ты умерла с улыбкой? Астрид, ты не могла так пошутить со мной… почему ты оставила меня? На что обрекла? Ну, проснись же, прошу тебя… Родная моя, открой глазки, здесь так холодно… Дай мне ручку… Я так и знал, что ты замёрзла. Сейчас, вот мой пиджак, обернём твои рученьки, тебе будет теплее, послушай что тебе скажу… Там в кармане тетрадка — это моё последнее письмо… Только, знаешь, моя прелесть, я сейчас понял, оно не последнее… Я буду писать тебе каждый день, слышишь? И ещё придумал одну штуку. Пока не скажу. Это будет сюрприз. Маленькая моя, доченька, невеста, жёнушка моя, как я буду жить без тебя…Что же ты наделала????? Хорошая моя, единственная, ну посмотри на своего Раймонда, скажи, что любишь, хотя бы тихо, я услышу…
Господи, да сделай же хоть что-нибуууууудь!
Не отбирай у меня эту женщину.
Я без неё не хочу жить и не смогу.
Ты не можешь убить нас.
В чём мы виноваты?
Я люблю её.
А она меня.
Спроси у неё сам.
Солнышко моё весеннее, как я тебя хоронить буду? Это невозможно, невыносимо, не могуууууууууу… Скажи, что это сон. Ты так часто мне снилась, мы даже ссорились с тобой, я просыпался в холодном поту, но понимал, что этого не могло быть… И то, что ты лежишь такая нарядная и молчишь, спишь, я не знаю, этого не может быть…
Разбуди меня…
Ну, скажи, что это кошмар и пусть он кончится…
Люди!!!!!!!!!!!!!!!!!!.. — она не может умереть…. она не может…
…………………………………………….
Каждый вечер Раймонд пишет письмо своей жене, рассказывает как прошёл день, что нового узнал, увидел, прочёл. Он ведёт с ней неторопливый разговор перед сном, общим сном, близким… тёплым, о котором они всегда мечтали..
После похорон он долгое время не мог спать.
Сколько длилась эта изнуряющая бессонница трудно сказать, не меньше месяца и если бы не Астрид, возможно Раймонда уже не было бы в живых. Однажды ночью он услышал мягкие шаги и тут же ощутил приятную тяжесть в ногах.
— Астрид, это ты?
— Да, мой родной. Ну что ты?.. Почему не спишь так поздно?
— Я не могу. Почему ты не приходила так долго?
— Нельзя мне было. Это счастье быть с тобой… его ещё нужно заслужить. На земле я не заслужила… только сейчас…
— Как ты, девочка моя?
— Всё хорошо, мой дорогой. Не волнуйся. Я всё тебе расскажу. А сейчас ты будешь спать.
— Иди ко мне.
— Хорошо. Только не плачь. И мне нельзя. Материализация запрещена. Но я кое-что придумала… Ты чувствуешь?
— Боже мой… Твои руки… Жена моя, любовь моя… Как мне…
— Спи, мой милый… Я побуду с тобой…
— Не уходи, любимая…
— Ну что ты? Я не уйду…
…………………………
С тех пор она изредка приходила к нему.
Успокаивала своего любимого человека, гладила, баюкала.
Они подолгу говорили.
Многие решили, что он сошёл с ума, но Раймонд не был сумасшедшим.
Он любил Астрид — если это форма безумия, то пусть…
…………………………………..
А ещё Раймонд отправляет Астрид реальные, живые письма. На праздники или в её дни рождения он приезжает на кладбище и садится на скамеечку у входа. Следит за траурными процессиями. Потом набирается духу и подходит к родственникам умершего. Просит разрешения положить в гроб маленький пакетик. Там обычно письмо и что-то сладкое или игрушечка. Люди по-разному реагируют на эту просьбу, кто-то шарахается, кто-то сочувственно кивает, но ещё никогда ему в этом не отказывали…
* * *