Из цикла “Их пути, или Неприкаянные монологи”
О них так много и так по-разному написано, что пора предоставить и им самим «слово»:
Понтий Пилат
«В белом плаще с кровавым подбоем, шаркающей кавалерийской походкой, ранним утром четырнадцатого числа весеннего месяца нисана в крытую колоннаду между двумя крыльями дворца Ирода Великого вышел прокуратор Иудеи Понтий Пилат» (М. А. Булгаков, «Мастер и Маргарита» гл. 2 «Пилат»).
Библиотеки книг посвящены теме «Христос и Пилат». Библиотеки… Однако в большинстве из них Пилат является неким «фоном» при рассмотрении личности Христа. Наверное, это справедливо. Во всяком случае, понятно: ведь Христос – главная фигура в этой коллизии. Да и масштабы их личностей несопоставимы. А всё-таки…?
Хотелось бы повнимательнее рассмотреть и личность второго участника, – Пилата. Понять. Или хотя бы попробовать понять, почувствовать, прислушаться. Хотелось бы…
Да, конечно: «Пилат Понтийский, всадник Золотое Копьё» Ну, а еще что? Каков он был этот Пилат Понтийский? Что думал Всадник Золотое Копьё, когда посылал на смерть «нищего философа Иешуа Га-Ноцри» (будущего Иисуса Христа)? Вопросы, вопросы…
Однако сначала слово историкам: «После смерти Ирода Великого Август поделил государство Иудею между тремя уцелевшими сыновьями Ирода. Одному из них, Архелаю, достался центральный регион собственно Иудеи, включавший Самарию (откуда происходила его мать), но за вычетом периферийных греческих городов, которым предназначалось войти в римскую провинцию Сирию; его брату Ироду Антипе отводились две раздельные территории, Галилея и Перея, а их единокровный брат Филипп был поставлен во главе новоприобретённых северных (в южной части Сирии) земель. Никого из принцев не возвели в цари; Архелай стал этнархом (получив титул, которым Помпей позволил именоваться Иоанну Гиркану второму), а Антипе и Филиппу был дан менее, но всё же весьма высокий титул тетрарха (буквально означающий «правитель четвертой части»). Антипа и Филипп правили успешно и долго, соответственно до 39 и 34 г. г.… Архелай же находился у власти лишь десять лет. По истечении этого времени его самодурские действия вынудили как иудеев, так и самаритян обратиться с жалобой к Августу, который сместил его и отправил в ссылку (по словам И. Флавия,- «в галльский город Виенну», что в Нарбоннской Галлии, недалеко от Лугдуна (Лиона). Иудея лишилась статуса государства и стала заурядной римской провинцией со столицей в Цезарее Приморской. Ею управляли губернаторы («прокураторы» Д.Г.) невысокого ранга, выходцы из римского сословия всадников, или «knights» (возведенные в рыцарское достоинство, ненаследственные дворяне (англ.), стоявшие на иерархической лестнице ниже сенаторов, которым были вверены почти все важные провинции, – в частности, Сирия, к чьему губернатору («наместнику» Д.Г) правителям Иудеи надлежало обращаться за помощью в критических ситуациях» (М. Грант «История древнего Израиля», М. Терра-Книжный клуб, 1998, с. 252-253 ,далее только стр.).
Занявший римский престол в 14 г.н.э. Тиберий (Тиберий Клавдий Нерон) был старшим сыном третьей супруги Октавиана Августа Ливии (Юлии Августы) от её первого брака с сенатором Тиберием Клавдием Нероном. В 4 году Тиберий был усыновлен Августом и получил имя Тиберий Юлий Цезарь. Став императором, именовался Тиберием Цезарем Августом. Так вот, император Тиберий в решении дел Иудеи (да и в остальных вопросах) всё больше полагался на советы префекта преторианцев (командира личной охраны) Сеяна, а тот, как считают, был ненавистником иудеев.
Как пишет уже цитированный М. Грант (с. 254), «четвёртого (И. Флавий называет его «шестым», включая в число предшественников кроме Валерия Грата (15-26), Аннея Руфа (12-15) и Марка Амбивия (9-12), еще сенатора Публия Сульпиция Квириния. и прибывшего с ним всадника Копония) префекта (прокуратора) этой провинции (Иудеи) Понтия Пилата (25-36гг.) иногда считают его (Сеяна) протеже, но Пилат занимал этот пост еще долгое время после падения Сеяна (уличённого в попытке заговора против императора и казнённого в 31г.); доверия, которым он (Понтий Пилат) пользовался у римского двора хватило на то, чтобы сохранять свое положение в течение 11 лет – и за все это время он ни разу не сменил первосвященника, тем так и оставался Каиафа, которого Пилат застал в этом качестве по прибытии в Иудею» (Иосиф Каиафа был назначен на пост первосвященника ещё Валерием Гратом).
Положение Понтия Пилата было совсем не простым. Мало того, что он был всего только всадником, на посту его непосредственного начальника – наместника Сирии в это время находился римский экс-консул Виттелий – представитель древнего патрицианского рода, человек, обладавший огромными связями и могуществом. И ладить с ним было непросто. Кроме того, в самом Риме, при императорском дворе плелись весьма запутанные интриги, в сети которых попадались и более искушённые в политических делах люди, нежели всадник Понтий Пилат.
Да и в Иудее было весьма неспокойно. И опять цитата из М. Гранта (с.254-255): «…Пилат испытывал весьма большие трудности в отношениях с ответвившейся от иудаизма сектой христиан, чей лидер Иисус был казнён – как нам сообщают, не без участия еврейских религиозных авторитетов, – точно так же, как Антипой был казнён в Галилее предтеча Иисуса Иоанн Креститель. Больше того, Пилат стяжал враждебность и более ортодоксальных иудеев. Ибо они возражали против привезенных им в Иерусалим военных штандартов, несущих медальоны с имперской символикой, на том основании, что эти воинские знаки служат объектом идолопоклонства. Вслед за бурными демонстрациями в Иерусалиме протестующие пролежали пять дней и ночей перед резиденцией Пилата в Цезарее Приморской (нынешняя Кесария), затем столько же на стадионе и отказывались двинуться с места, пока тот не уступит. Вскоре после этого он снова нажил неприятности, использовав еврейский религиозный фонд для оплаты за акведук (построенный по его приказу водовод, долженствовавший снабдить Иерусалим ключевой водой Д.Г.). На сей раз, посетив Иерусалим, и будучи окружен разъярённой толпой, он приказал солдатам, переодетым в еврейских граждан, зверски избить её (толпу Д.Г). Третий инцидент произошёл, когда Пилат установил на бывшем дворце Ирода в Иерусалиме золочёные щиты с императорским и своим именами. И снова разразились яростные протесты – вероятно, потому, что надписи на плитах упоминали о божественном происхождении Тиберия (как приёмного сына обожествленного Августа), тем самым, погрешив против принципов монотеизма. И, наконец, после того как некий пламенный агитатор (И. Флавий называет его «лживым человеком») в Самарии призвал толпу взойти на гору Гаризим (древнее самаритянское святилище-капище), дабы отыскать священные сосуды Моисея, войска Пилата пошли на перехват, перебив многих, а затем последовали аресты и казни». Между прочим, после этого инцидента «представители верховного совета самарян явились к бывшему консулу Виттелию… и стали обвинять Пилата в казни их погибших единоплеменников, говоря, что последние пошли в Тирафану (деревушка у подножья горы Гаризим, Гризим, Д.Г.) вовсе не с целью отложиться от римлян, но для того, чтобы уйти от насилия Пилата» (И. Флавий, «Иудейские древности», т. 2, кн.18, гл. 4, с. 442), Между прочим, именно после этого случая по приказу всё того же Виттелия Пилат был отстранён от управления Иудеей и отправлен в Рим к Тиберию. «Но раньше, чем он успел прибыть туда, Тиберий умер» (с.443). Впрочем, согласно Светонию, 79-летнего Тиберия умертвил его преемник на римском престоле Гай Калигула (впоследствии тоже убитый преторианским трибуном Кассием Херея и его единомышленниками Д.Г). Таковы нравы того времени и такова внешняя канва жизни и деятельности «четвёртого» («шестого») прокуратора Иудеи Понтия Пилата.
На самом деле всё обстояло и сложнее, и проще: жизнь еврейского народа никогда не была спокойной. Но после смерти Ирода I Великого, народ раздробленной Иудеи, ещё помнивший своё единство и (хотя и условную, но) независимость, подвергаемый внутреннему (со стороны своей аристократии) и внешнему (в это время происходили различные гонения на евреев, вплоть до запрещения исполнять свою религию и тотального выселения их за пределы Рима, –как при Тиберии в 19 г.н.э.) давлению, жил в ожидании спасения – прихода Мессии. В иудаизме издавна существовали как мессианские теории, так и различные секты, их исповедовавшие. Это были не только саддукеи, фарисеи и ессеи (как их разделяет И. Флавий), но и другие многочисленные группы и группки. «В Сирии в пещерах, например, обитали монахи – маргериане, другие жили в пещерах вблизи Иордана; из них лучше всего известны Иоанн Креститель и его последователи. Иоанн Креститель жил и трудился, в основном, в Галилее и Перее; в настоящее время здесь преобладает еврейское население, но когда-то, во времена Маккавеев, эта территория была присоединена к Иудее огнём и мечом, а её население было подвергнуто принудительному обращению. Здесь можно было встретить и ортодоксальность и крайнюю ересь, эти провинции являлись источником постоянного религиозного и политического брожения… сын великого властителя (Ирода I) Ирод Антипа… попытался восстановить эту провинцию… Он создал новый административный центр Тиберию на Галилейском озере (Тивериадское озеро, озеро Кинерет Д.Г). Антипа был объектом критики. Его иудаизм вызывал сомнения, поскольку мать его была самаритянкой; к тому же он нарушил закон Моисея, женившись на жене своего брата. Именно за этот грех обличал его Иоанн Креститель, за что был ввергнут в узилище и казнен. По мнению Иосифа Флавия, Антипа чувствовал, что движение последователей Крестителя становится грозной силой и ведёт к восстанию. Креститель верил в приход Мессии. Его проповеди основывались на двух книгах Исайи и Еноха. Согласно Новому Завету, Креститель был родственником Иисуса из Назарета, крестил его и опознал как Сына Человеческого. Вскоре после казни Крестителя Иисус приступил к выполнению собственной миссии» (Пол Джонсон, «Популярная история евреев», М. «Вече», 2001, стр.143 -144, далее только стр.). И далее: «Еврейская доктрина Мессии восходит к верованию, что царь Давид был помазан Богом, с тем, чтобы он и его потомки правили Израилем до конца времён и осуществляли власть и над другими народами. После падения царства это верование трансформировалось в ожидание чудесного восстановления дома Давида. Сюда же добавлялось данное Исайей описание этого грядущего царя как носителя справедливости, что стало важнейшим элементом верования, так как Исайя был наиболее читаем и почитаем…Во II и I веках до н. э. эта инкарнация преемника Давида – носителя справедливости – отлично стыковалась с идеями Книги Даниила, Книги Еноха и других апокалипсических работ относительно конца дней и Четырех Последних вещей: смерти, суда, ада и небес. Именно на этом сравнительно позднем этапе божественно избранную харизматическую фигуру впервые называют Мессией, или «помазанным (царём)». Это слово было первоначально еврейским…, после чего было просто транслитерировано в греческий (messias). Собственно же греческое слово, означающее «помазанник», звучит как «christos»; важно, что именно греческий, а не еврейский титул был присвоен Иисусу… Из имеющихся свидетельств ясно, что Иисус из Назарета не соответствовал ни одному из этих ожиданий, Он не был еврейским националистом, Напротив, он был евреем-универсалистом. Подобно Крестителю, он находился под влиянием учения пацифистски настроенных ессеев, но, подобно Крестителю, он верил, что программа покаяния и возрождения должна быть обращена к большинству, как виделось в главе 53 Книги Исайи….Согласно свидетельству, которым мы (Пол Джонсон Д.Г.) располагаем, хотя Иисус и находился под влиянием учения ессеев и, возможно, прожил с ними некоторое время…, по основным вопросам он примыкал к хакамимам, благочестивым евреям, пошедшим в мир. Он был ближе к фарисеям, чем к какой-либо иной группе. Это утверждение может производить впечатление сомнительного, поскольку Иисус открыто критиковал фарисеев, особенно за их «лицемерие». Однако при ближайшем рассмотрении оказывается, что критика со стороны Иисуса носит не столь суровый характер…; по сути, она аналогична критике фарисеев со стороны ессеев и позднейших раввинических мудрецов, которые проводили четкое различие между хакамимами, которых считали своими предшественниками, и «лже-фарисеями», к которым относились как к врагам истинного иудаизма. По-видимому, истина состоит в том, что Иисус представлял быстро растущую прослойку среди благочестивых евреев, куда входили различного рода фарисеи… Иисус принадлежал к школе Хилаля и, возможно, учился непосредственно у него… В своей карьере учителя Иисус трансформировал афоризм Хилаля («Не делай своему соседу того, что тебе самому ненавистно – вот тебе и вся Тора. Все остальное – комментарии, иди и изучай их») в морально-этическую систему. Сделав это, он лишил Закон всего, что выходило бы за рамки морали и этики… Последовательность, с которой Иисус довел учение Хилаля до его логического завершения, привела его к тому, что он перестал быть ортодоксальным мудрецом, да и вообще евреем-иудаистом. Он создал свою религию, которая была самодостаточна, её справедливо назвали христианством… Чем больше мы исследуем учение и деятельность Иисуса, тем более очевидным становится: они наносили столь болезненные удары по иудаизму, что его арест и суд, произведенные еврейскими властями, были неизбежны. Его враждебность по отношению к Храму была неприемлема даже для либеральных фарисеев, которые достаточно серьезно относились к храмовой обрядности. Его отказ от Закона носил основополагающий характер…, отрицалось какое бы то ни было отношение Закона к процессу спасения и оправдания. Он утверждал, что человек может иметь непосредственную связь с Богом, даже если он беден, невежествен и грешен; и наоборот, отношение Бога к человеку определяется не тем, повинуется ли он Торе… Милость Божья простирается на тех, кто выполняет его повеления, руководствуясь верой в него. Для большинства учёных евреев эта доктрина была ложной, поскольку Иисус отвергал Тору как несущественную и настаивал, что перед Последним Судом для спасения необходимо не повиновение Закону, а вера (с.144-149).
Проповедуй Иисус в глухой провинции, с ним вряд ли случилось бы что-нибудь серьёзное. Однако он пришёл в Иерусалим, в Храм, и тем самым сам напросился на арест и суд. Но и это не было ещё основанием для казни. Лжепророков обычно ссылали в отдалённые районы (примерно, в такие, откуда он и пришёл). Но своим поведением в суде Иисус создал условия для более серьезного наказания. В главе 17 Второзакония, особенно в стихах 8-12, говорится: «8. Если по какому делу затруднительным будет для тебя рассудить между кровью и кровью, между судом и судом, между побоями и побоями, и будут несогласные мнения в воротах твоих, то встань и пойди на место, которое изберёт Господь Бог твой, 9. И приди к священникам левитам и к судье, который будет в те дни, и спроси их, и они скажут тебе, как рассудить; 10. И поступи по слову, какое они скажут тебе, на том месте, которое изберёт Господь, и постарайся исполнить всё, чему они научат тебя; 11. По закону, которому они научат тебя, и по определению, какое они скажут тебе, поступи, и не уклоняйся ни направо, ни налево от того, что они скажут тебе. 12. А кто поступит так дерзко, что не послушает священника, стоящего там на служении перед Господом Богом твоим, или судьи, тот должен умереть, – и так истреби зло от Израиля».
И опять слово Полу Джонсону: «Иисус, несомненно, был достаточно просвещенным человеком; именно поэтому Иуда перед арестом называл его «рабби». Соответственно в глазах синедриона или перед кем он предстал, Иисус выглядел именно «сознательным бунтовщиком»; отказавшись же признать свою вину, он отдался на милость суда и самим фактом своего молчания вынес себе приговор. Не приходится сомневаться, что наибольшую угрозу со стороны доктрины Иисуса чувствовали священнослужители Храма, фарисеи-шамманиты и саддукеи, а потому и желали предать его смерти в соответствии с приведенным выше положением (Торы). Но, с другой стороны, Иисус не был виновен в преступлении, по крайней мере, в соответствии с тем, как впоследствии закон был сформулирован Маймонидом в его иудейском кодексе. Во всяком случае, было не ясно, вправе ли евреи выносить смертный приговор. Чтобы разрешить эти сомнения, Иисуса как государственного преступника направили к римскому прокуратору Пилату. Это обвинение нельзя было ничем подкрепить, кроме общего утверждения, что до сих пор все, кто провозглашал себя мессией, рано или поздно организовывали восстание…» (с.150).
Я не думаю, что Понтий Пилат знал все тонкости разногласий между Иисусом из Назарета (Иешуа Га-Ноцри) и его иерусалимскими оппонентами. Однако, как человек опытный и разумный, он понимал, что Синедрион использует его для решения своих проблем (и в частности, для сведения своих счётов с обвиняемым). Он, несомненно, понимал, что этот представитель весьма незначительной иудейской секты не несёт никакой угрозы и опасности для Римской империи. Однако политические и личностные обстоятельства (гонения на евреев в Риме, непростые отношения с сирийским наместником Виттелием, опасения, что к многочисленным обвинениям в его адрес прибавится ещё одно – и на этот раз обвинение в пренебрежении государственными интересами) всё это вместе взятое заставило прокуратора Иудеи всадника Золотое Копье, Пилата Понтийского принять неправедное решение о предании казни Иисуса из Назарета. Он, правда, попытался найти паллиатив и предложил помиловать Иисуса в честь Пасхи (Песах., Праздника Опресноков). Однако тут уж глава Синедриона Каиафа (Кайафа) настоял на своём и помилован был, как известно, преступник Варрава (Вар-равван).
Такова краткая история коллизии между Христом и Пилатом.
Я начал своё эссе цитатой из М. А Булгакова. Логично было бы и закончить цитатой. Тем более, что в ней содержится некая оценка поступка Пилата, данная Иешуа Га-Ноцри. Вот короткий отрывок из диалога между Понтием Пилатом и начальником его тайной охраны Афранием, докладывавшим прокуратору об обстоятельствах казни:
–Он сказал, – опять закрывая глаза, ответил гость, – что благодарит и не винит за то, что у него отняли жизнь.
– Кого? – глухо спросил Пилат.
– Этого он, игемон, не сказал.
– Не пытался ли он проповедовать что-либо в присутствии солдат?
– Нет, игемон, он не был многословен на этот раз. Единственное, что он сказал, это, что в числе человеческих пороков одним из самых главных он считает трусость.
– К чему это было сказано? – услышал гость внезапно треснувший голос.
– Этого нельзя было понять. Он вообще вёл себя странно, как, впрочем, и всегда.
Таковы были последние слова Иешуа Га-Ноцри, будущего Иисуса Христа.
А вот что сказал Прокуратор Иудеи Пилат Понтийский, всадник Золотое Копье:
МОНОЛОГ ПОНТИЯ ПИЛАТА
Рассвет. Уже рассвет. Пора вставать.
А что решить? По тем, по трём
Давно уж плачет крест позорный.
А этот – ”гений” непокорный?
Он, ведь конечно, не чета тем трём.
Вот мысль о нём и не даёт мне спать.
Кайафа говорил: за ним Давида род.
Мол, он бесчинствовал во Храме,
Крамолою смущал сердца людей.
Мол, он законченный злодей,
Расправиться мечтает с нами.
Что к бунту он зовёт народ.
Нет, он, конечно, не злодей.
Его вина в ином. Но в чём же, в чём?
И почему хитрит Синедрион,
Внушая, что преступник он?
Как разобраться, что почём?
Ну, а жена? Что мне ответить ей?
Я говорил с ним: странный разговор.
Как будто сам стремится ко кресту:
“Я Иудейский царь!” Какой там царь!
Центуриону: “Вот щека моя, ударь!”
Он сумасшедший – видно за версту.
Но не разбойник он, конечно, и не вор.
Да, тип. Но что-то есть в нём. Есть.
И отчего-то сотник не ударил?
А отступил. И опустил глаза.
И даже ничего при этом не сказал.
Лишь под ногами взглядом шарил.
Нет, что-то есть в нём, есть…
А эти сволочи: “распни его, распни!”
Он чем-то напугал их, право?
Быть может, чудесами, что творил?
Об этом кто-то мне намедни говорил.
Быть может, этой странной славой?
Но чем-то очень перепуганы они.
Распни! Ну, а народ? Да что народ!
Ну, выйдет, пошумит и разойдется.
Кто прав, а кто там виноват –
Им всё равно. Да и солдат
Пошлю. С солдатами бороться
Не станут. Знаю этот сброд.
Так оправдать иль записать в злодеи?
Он сумасшедший. Но Синедрион
Уж непременно побежит с доносом
К Виттелию. А тот по ветру носом:
Как там Тиберий наш, Нерон…
Ведь изгнаны из Рима иудеи…
Да, надобно решать. Но вот – глаза…
Он так смотрел, когда мы говорили.
О чём, то бишь? Не помню, право.
Нет, он недаром пользуется славой:
Ведь он стоит одной ногой в могиле,
А что-то мне еще пытается сказать…?
Да, странный тип. Я не встречал таких.
Хоть мне встречалось много разных…
Лгунов, злодеев много видел я.
А этот – будто бы не я, а он судья.
Он – этот, – в рубище, несвежем, грязном.
А ведь, он судит! Точно, псих!
Решать. А может в Антиохию послать?
К Виттелию? Пусть тот решает.
Наместник он. И в том его права.
Ну, а по мне – так не расти трава…
Послать? Но что-то мне мешает.
Нет, никуда не стану посылать.
Мне хватит инцидентов и с Дворцом,
С Тиберием на этих стягах,
С водопроводом и Святой казной…
Там, в Сирии, и так готовы мной
Прикрыться, чтоб потом в бумагах
Меня ж пред Римом выставить глупцом.
Рассвет. Уже рассвет. Пора решать.
А что решать? Уже решилось дело.
Коль он Христос, так пусть бы Бог
Ему с креста сойти помог…
Я для него (и для себя) сей выбор сделал.
Судьба, судьба… Не стану ей мешать.
Итак, он осуждён. Но видит небо,
Я шанс ему даю свободу получить,
И одного из них сниму с креста.
Падёт, надеюсь, жребий на Христа?
Быть может, Бог его захочет защитить.
Я ж умываю руки, – я там не был.
Дуйсбург, 25 — 27.03.2001 г.
МОНОЛОГ ИЕШУА ГА-НОЦРИ
Не понимаю, в чём вина моя?!
Я верил в Б-га, шел Его путями.
Свои пути мы выбираем сами.
И этот путь, конечно, выбрал я.
Когда-то у горы Хорив, в Синае
Он даровал нам Право и Закон.
Мы поклялись. И это помнит Он.
Но мы живём, об этом забывая.
Я из колена Иегуды,
Наследник дел великого царя.
Пророки говорят: взойдёт заря,
Он соберёт евреев отовсюду.
Пока я у ессеев. Чище нет
И нет верней сынов у Б-га.
Я к ним – туда моя дорога.
Там небо ближе, ярче свет.
Но там лишь горстка праведных одних.
Народ живёт оторвано от Бога.
В Иерусалим! Туда моя дорога.
Со мной десяток близких и родных.
Иерусалим! Красавица Суббота!
А за стеной «святой» Синедрион.
Святой! Но кем наполнен он!
Мне предстоит нелёгкая работа.
Но нынче Седер! Седер! Что! Солдаты?!
Кто указал?! Кто предал нас?!
Ещё и петушиный не раздался глас,
А я в палатах Понтия Пилата.
Недолог разговор: я против Рима?
Кто обвинитель, кто свидетель тут?
Как защищаться? Краток римский суд.
Мои ответы мимо, мимо, мимо…
Наутро крестный путь. Голгофа. И толпа,
Собравшаяся ради развлеченья.
О Господи, за что? За что мученья!
Ответа нет. Я у позорного столпа…
P. S.
Пророков нет в отечестве своём.
Пророк и неудобен, и опасен.
И путь пророка прост и ясен:
На крест! На дыбу! И… за окоём.
Дуйсбург. 11-14.07.2013 г.
МОНОЛОГ МАРИИ МАГДАЛИНЫ
Я Мария из древнего града Магдала,
Что в роду Иссахара, в земле Галилейской лежит.
Не блудница я, – что бы молва ни сказала.
Впрочем, слух, – чем он злей, тем быстрее бежит…
Я – женщина из города Магдала.
Я оклеветана и брошена во прах.
Моих хулителей снедает страх.
Их злоязычьем я «блудницей» стала..
Бургундия, Ведуль, – и каждый день борьба.
Но в мыслях я, конечно, там, и с Ним…
Я возвращаюсь к временам иным, –
Вот перед вами вся моя судьба:
Мой род? Мой род – колено Веньямина, –
Он дал евреям первого царя!
Как жизнь прекрасна! Юности заря!
Весна! Цветы! Любовь! Чудесная картина!
Я – девочка, я на ступенях Храма,
От радости танцую и пою.
Когда бы знать про жизнь свою:
Какое счастье и какая драма…
О, Иешуа! Мой Бог, мой господин!
И я жена его, его апостол!
Его уста! Нет слаще просто!
Он! Он! И только Он один!
В Иерусалиме мы. Субботний ужин.
А где-то там Синедрион…
Он осуждает. Что нам он!
Мы за столом. Я рядом с мужем.
Он говорит: «Я здесь последний раз.
Один из Вас предаст меня.
Мне не дожить до завтрашнего дня.
Но я ещё вернусь, – ещё увижу вас».
Апостольская служба – тяжкий труд.
А женщина-апостол, – есть ли путь трудней?
Но вера! И любовь, – так много в ней!
Нет, с ними путь не так уж крут.
Он оклеветан и распят!
Но возрождён. Всевышним взят на небо!
Я знаю, – где б Он нынче ни был, –
Он царь, Он Бог, Он свят, Он свят!
Я Мария из древнего града Магдала,
Что в роду Иссахара, в земле Галилейской лежит.
Не блудница я, – что бы молва ни сказала.
Впрочем, слух, – чем он злей, тем быстрей, тем быстрее бежит…
Дуйсбург. 19.08.2005 – 19.04.2011 г.г.