Король
Людвигу II
1
Был другом муз, мечты и сказки
В Баварии король один.
Принес он в жертву женщин ласки,
Как настоящий Лоэнгрин.
Жила в нем песней менестрелей,
Прекрасным лебедем мечта:
В горах однажды он средь елей
Увидит райские врата.
И воссияет перед взором
Прекрасный замок Монсальват*.
Сомненью высится укором,
Но избранный коснется врат.
И пригубит он кровь Христову,
Обрящет высший идеал,
С мечом поднимется по зову
На тех, кто сердцем черен стал!..
2
Июнь. Закат. Хоэншвангау**.
Альпийский воздух чист и свеж.
Вдруг камнепад! Эту забаву
Устроил кобольд, сын невеж!
Все стихло. Вновь разлилась нега,
Зажглися звезды серебром,
Лишь вдалеке гремит телега.
Спят Людвиг с Отто крепким сном.
Во сне возможно превратиться
В того, кем грезишь наяву,
С огромной птицей Рух сразиться!
Ты силой равен божеству!
Над замком сказок Андерсена
Клубится розовый туман.
Ему не страшен норов фена***:
То мир мечты и дивных стран.
В мир сказок, призрачный и вечный,
Летали мы на крыльях сна.
Там Путь у ног плескался Млечный,
И отражалась в нем луна.
Вот рыцарь к нам плывет на лодке,
А в лодку лебедь запряжен,
Рапунцель с принцем мчат в пролетке,
И Мальчик-с-пальчик шлет поклон.
Закрылся зонтик сновидений,
И мир холодным снова стал,
Но где же вы, хотя бы тени
Тех снов, что Людвиг увидал?
Но сказка, нет, не исчезает,
Дарит свой клад и день и ночь.
И юный Людвиг это знает,
И все сомненья гонит прочь.
Вот лес как лес, но вдруг он видит:
Враги мелькают меж дерев.
Он эту подлость ненавидит!
«Дадим им бой!» И, смерть презрев,
Бегут через кусты мальчишки.
И рукопашная пошла…
«Назад! Назад! Набьете шишки.
Что за нелегкая нашла!
Вы изорвете всю одежду!
На хлеб и воду! на пять дней!
Вы отбираете надежду
На то, что станете умней!»
Сегодня слуги недовольны:
Нарушен распорядок дня.
Хоть вы и принцы, но не вольны.
Вам не сочувствует родня.
Но как же хочется хоть каши.
А пуще — отбивных котлет!
Но очень строги слуги ваши.
Им не до ваших мелких бед.
Ученье, голод и побои —
Вот предназначенный удел
Кронпринцев. Бедные изгои!
Но рок злой этого хотел.
3
Шло время, год сменялся годом.
Час на престол взойти настал.
Мнил Людвиг, что его невзгодам
Пришел конец. О, как он ждал!
Расправит крылья он на воле.
Отныне слуги не указ,
И, короля внимая воле,
Исполнят в точности приказ!..
Как править? Нужно ль в этом рвенье?
Иль Государственный совет
С Палатой, или окруженье
Готовый выдадут ответ?
Пылают очи Адониса.
Он отвергает дряхлый бред!
И не приемлет компромисса,
Хоть видит тень грядущих бед.
Искусством он хотел исправить
Корысть и мелочность людей,
Их души смятые расправить,
Вести их в горний мир идей.
И заструится с небосвода
Им благодать, и край родной
Все краше будет год от года.
Король же сед, любим страной,
Счастливый, в замке доживает
Среди картин, легенд и грез.
Хоть стар, но все еще мечтает,
Вдыхая мед альпийских роз…
Судьбе другой он покорился,
Исход свой зная наперед:
За то, что ярок и стремился
Толику счастья взять, умрет.
4
Штарнберга воды так печальны…
(Как нам их горя не понять?)
И долго не хотят прощальный
Луч солнца с паволн отпускать.
Дух короля теперь навеки
Стал духом замка Нойшванштайн.
Он за сто лет не смежил веки,
Он внемлет гласу вечных тайн.
————
*Монсальват — замок из романа Вольфрама фон Эшенбаха «Парцифаль»,где
хранится Чаша Грааля.
**Хоэншвангау — замок, где Людвиг II провел детство.
***Фен — ветер, дующий с гор.
Простодушный
Посвящается Вольтеру
Золотое светит солнышко,
Тучка по небу летит.
Стайка миленьких воробышков
На меня хитро глядит.
Я вкуснейших хлебных крошек им
Брошу щедрою рукой.
Отряхну пиджак поношенный
Мой небесно-голубой.
Поброжу по нашей улице,
Здесь я знаю каждый дом.
Вот влюбленные милуются
Котик с кошкой под кустом.
А на них с балкона пристально
Смотрит черно-белый пес.
Он вчера так уморительно
Яму рыл у этих роз.
«Как живешь, духанчик родненький?
Ночью ты как светлячок!»
Мне кричит швейцар веселенький:
«Брысь отсюда, дурачок!»
Это он со мной играет так,
Это он всё не со зла.
Ах, как день-то разгорается.
Сколько света и тепла!
«Не в кабак и не в аптеку я –
Я за солнышком спешу!» –
«Я те щас покукарекаю,
Мигом морду распишу!»
По дороге всё блестящие
Проплывают корабли:
Кадиллаки настоящие,
Джипы, бентли, жигули.
Ну а я иду с пакетиком,
В нем пощипанный батон.
Всем улыбкой и «приветиком»
Демонстрирую бонтон.
В продуктовом магазинчике
Два кусочка колбасы
Протянула продавщица мне
Со словами «на, возьми!»
Вот последний дом у площади.
А на площади – народ.
Полицейской серой лошади
Предлагаю бутерброд.
Криком гул перекрывается:
«Эй! Свободу дайте нам!
Власть опять людьми питается!»
Это что за тарарам?
«Есть в России конституция!
Хватит нас в тюрьму сажать!
Сплошь и рядом проституция
Надоели, вашу мать!»
Это что за конституция?
И зачем в тюрьму сажать?
Эту вашу «проституцию»
Не могу никак понять.
Я на свой вопрос дубинкою
Получил по лбу в ответ –
И красивою снежинкою
Закружился белый свет.
А потом вдруг потемнело всё,
Стали тише голоса.
И сказала мне вполголоса
Лошадь: «Ай да колбаса!»
Полуночный сон
Посвящается творцам
серебряного века
Творцы серебряного века,
Ваш храм от нас рукой подать:
Недалеко, чуть дольше века.
Как нам друг друга не понять!
Мы жили рядом в наш двадцатый
Моторно-пулеметный век;
Он мчался зеброй полосатой,
Безумный свой пришпорив бег.
Кинематограф и резина,
Аэроплан и дирижабль,
И бойни мировой картина –
Все вписано в его скрижаль.
Калейдоскопный век надежду
Легко давал и чудеса.
И, окрыленные невежды,
Мы обнимали небеса.
Не раз тропинкой серебристой
Ходил я через темный лес
За вдохновеньем в храм лучистый,
В ваш храм серебряных чудес.
Но я мечтаю, чтоб зашли вы
Хоть на минуту в гости к нам,
Послушать песни нашей лиры.
Быть может, здесь есть тоже храм.
Уж за полночь, но мне не спится.
Читаю книгу у окна,
А за окном снег серебрится
И светит яркая луна.
Безмолвно фонари ночные
Струят свой золотистый свет.
Они сегодня приуныли:
Луна их ярче. В чем секрет?..
«Послушайте, любезный! Братец,
Не пяльтесь вы так на луну,
Она не оптинский вам старец,
Чтобы утешить вас в бреду.
И не вертите головою.
Увидеть нас вам не дано.
Полны вы страстью огневою?
Нет. Распирает вас …
Вы ожидали гром оваций?
Вступленье резкое, но так
На место ставят, нет, не граций,
А обезумевших макак.
Вы нас в свой храм сегодня звали.
Пардон, но это балаган.
Бумаги пропасть исписали,
Но воз, увы, и ныне там.
Где ваши звездные поэмы?
Где ваши страстные стихи?
Как мелки все большие темы,
Как нарумянены грехи!
Но и у вас все ж есть местечко
В глухом лесу, где ручеёк
Таланта вынесет словечко
Серебряное на песок.
Потом, глядишь, другое, третье –
И самородок заблестел.
Но в вашем немощном столетии
Он, видно, будет не у дел.
На том прощайте и простите
Нам горькую обидность фраз.
И очень просим: не ищите
Средь лунных жителей вы нас»…
Я долго как завороженный
Смотрел на бледную луну,
На свет фонарный грязно-желтый.
Что это было? Ну и ну…
Анфиса и алюминиевый чайник
Мне друг говорит: «Напиши про синичек.
Ну что ты заладил: нет правды… нет спичек…
Политика, быт – там и капли нет сини.
На дали взгляни голубые России!»
И верно: зашорена даль голубая
Высоким забором и крышей сарая.
«Анфиса, скажи мне, а где наши лыжи?
Я нынче к натуре немного стал ближе». –
«В чулане (не помнишь?) они приютились,
Чрез месяц, Ванюша, как мы поженились.
Далече собрался?» – «На лоно природы,
Где воздуху больше, где больше свободы.
Заждались родные меня на пленэре
Холмы и равнины, и птицы, и звери.
Ну что ж, я готов. Дай-ка лыжные палки».
Поэт не поэт без спортивной закалки!
Проворно скольжу по январскому снегу.
Зима, заверну я в стихи твою негу!
Мне цвета такого откроются дали,
Которого вы и во сне не видали!
А ночью запрыгну на месяц рогатый,
И звездную россыпь совковой лопатой
Сгребу в одну яркую, желтую кучу –
Ага! Просыпайтесь! Ну, кто здесь всех круче?
Весёлый морозец за щеки кусает.
Я с горки несусь так, что дух замирает,
Быстрей и быстрей… но зачем же здесь кочки!
Печальные дальше, увы, будут строчки.
Безмолвно я кубарем вниз покатился
И с треском таким о сосну приложился,
Что вмиг разлетелись клесты и синицы,
И зайцы от страха тряслись, и лисицы.
Поломаны лыжи, потеряна шапка,
Ободраны щеки. Как глупо! Как гадко!
Уж эти мне дали! Уж эти мне ели!
Уж эти мне белки, щеглы, свиристели!
Часа через два я добрался до дома.
Приветно мычит из сарая корова;
Проклюнулись звезды в вечернее небо.
Как хочется чаю и свежего хлеба!
«Ну что, увидал бесконечные дали?
Надеюсь, что лыжи зазря не пропали.
Смотри-ка, лицо себе всё исцарапал.
На грешную землю ты с неба не падал?
А шапку, наверно, воронам оставил.
Обновку пернатым хорошую справил.
Пускай свирепеют морозы и вьюги –
В треухе овчинном тепло, как на юге.
Добром тебя вспомнит и беленький зая:
Лисе не видать из него расстегая.
А все потому, что в берлоге проснулся
Медведь, когда ты на горе растянулся.
Он это бесстыжее племя прищучит.
Пускай только тявкнет – враз по лбу получит!
Да бог с ним. Ванюша, садись-ка, покушай,
Ты бабу ворчливую больно не слушай»…
Шумит на плите алюминиевый чайник.
«Ну, что ты мне скажешь, мой милый романтик?» –
«Ах как же, Анфиса, глаза твои сини,
В них все несказанные дали России».
Кпептократия
Бичевать! бичевать! бичевать
Власть воров беспощадно-жестоко!
За голодных и сирых терзать:
Зуб за зуб рвать и око за око!
Не прощать! не прощать! не прощать
Ей ни жадность, ни зло, ни коварство!
Запрещаю вам нынче страдать!
Наша ненависть – наше лекарство.
Никогда! никогда! никогда
Этот зверь не насытится кровью!
Он питается ею всегда
И еще – нашим страхом и болью.
Оплеуху одну получив,
Молча терпите вы и вторую.
Но на этот беззубый мотив
Песню нам не сложить удалую.
Не хочу я ни крови, ни слез,
Я заплачу от детской слезинки –
Тем дороже всех снов мне и грез
Хрип предсмертный из пасти звериной.
Скотный двор
Нет, не думая надо глотать
Ботвинью королевской кухарки:
Смотрит строгая родина-мать,
Все ли рыльцами в общей лоханке.
Всё до крошки смели, как всегда.
В брюхе тюря опять забродила —
И в хлеву нашем вновь лепота
Воцарилась, тепло здесь и мило.
Наступает похмелье. «Скорей!
Прихлебни-ка, дружок, нашей сказки!»
Есть ли что-нибудь нефти ценней?
Да, твои оловянные глазки.
Кто сказал, что мы валенки?
Мы кидаемся в крайности,
Мы доходим до дна;
В роковые случайности
Нас швыряет судьба.
Окаянное прошлое
Горячит нашу кровь,
Оно, приторно-пошлое,
К нам приблизилось вновь,
Улыбнулось, оскалилось
И сказало семь слов:
«Я ничуть не состарилось,
Мой девиз – будь готов!»
И подвалы тюремные
Пробудились от сна,
Наши слуги примерные,
Чуют: скоро весна
Их придёт долгожданная,
И, как прежней порой,
Будет благоуханная
Кровь в них литься рекой.
От Камчатки до Мурманска
Задрожала земля:
Это рявкнули ухарски
Палачи-лагеря;
И завыла сибирская
Злая вьюга-пурга.
Ждут нас прииски колымские,
Ждет старуха-цинга.
Но заводы и фабрики
Понастроим вокруг.
Кто сказал, что мы валенки?
Выше знамя, мой друг!
Речевка новых пионеров
Товарищ Сталин, отче наш!
Товарищ Сталин, зодчий наш!
Назло врагам Крым снова наш.
Крымнаш!
Крымнаш!
Товарищ Ленин! Твой в веках
Для нас священ нетленный прах.
Капитализма близок крах!
Удар! Размах.
Удар! Размах.
Для нас границы не предел.
Мы расширяем свой удел.
Буржуй пузатый побледнел.
Как мел.
Как мел.