Осень была повсюду: на махровых цветах глазастых георгин; на скользком сюртуке садовой улитки; на ржавой оконной решетке; на сморщенном личике старухи-соседки, которая угощала всех детей пирожками с повидлом; на желтом крыле пролетающей мимо птицы, уносящей с собой в теплые южные страны Катино лиловое детство…
В связи с этим испортилось настроение у кошки Дуси и она перестала ловить мышей. А если даже и поймает одну из них, поиграет в салочки, да и отпустит на волю. И обнаглели эти юркие существа до самого предела: вчера прогрызли в кладовой мешок с пшеном для цыплят; перевернули на полке пол-литровую банку сметаны. И бабушка Варя разнесла ее остатки по всем комнатам… А Дуся, не обращая на мышей никакого внимания, лениво слизывала белые следы, мурлыча себе под нос осеннюю заунывную песенку…
— Мам, укрой, мне холодно!
И мама, отработав сутки медсестрой в детском доме, в том самом, где вырос Катин папа, в отделении для отказных детей, среди которых был в свое время известный московский тенор господин Пиотровский встает среди ночи, хлопая босыми ступнями по деревянному полу, и укрывает любимое дитя верблюжьим одеялом, приговаривая:
— Спи, родная, иначе придет дядя милиционер в фуражке и заберет тебя в отделение на допрос…
И Катя покрепче закрывает глазки, складывает ручки лодочкой и кладет их под правую пухлую щечку…
— Мам, а ты не отдашь меня дяде милиционеру?
— Что ты, родная! Ты мне самой нужна. Как же я завтра без твоей помощи чеснок на зиму сажать буду? И кто помоет грязную посуду после завтрака?
… Успокоившись, Катя засыпает… И в ее сон стучится дядя милиционер, и входит он в Катину комнату и, сняв фуражку, начинает допрос:
— А скажи-ка мне, девочка, зачем ты вчера рвала яблоки в чужом саду?
И ответа нет. Он не приходит, не садится за стол, не пьет чай с молоком, не закусывает пряником…
И тогда дядя милиционер берет Катю под мышку и уносит в свое отделение. Там он начинает отделять Катю — от мамы, маму – от папы, веревочку – от узелочка, пирожок – от повидла, яблоко – от косточки, кошку Дусю – от сметаны…
Но тут Катя проснулась и услышала, как мышка пропищала в уголке комнаты: «Катенька, милая, сходи на кухню и посмотри, спит ли еще наша кошка Дуся?». И Катя шлепает босыми ступнями по деревянному полу и зовет Дусю:
— Кис – кис – кис, моя девочка, кис – кис – кис, моя Дусенька!..
А Дуся все видит и все слышит, но не отзывается. Она знает, что Катя не даст мышку в обиду. И чтобы не ссориться с хозяйкой, Дуся уходит прочь из дома, прочь из сада, в чистое поле, где стоят возле норок часовые-суслики, зорко оглядывающие окрестности. Кошка важно шагает, задрав хвост, а суслики, завидев опасность, начинают залихватски свистеть, предупреждая собратьев о чужаке, и ныряют в норку. Но здесь ее догоняет растрепанный дядя милиционер в фуражке и кричит:
— Дуся, сейчас же вернись на допрос!
Но кошка в недоумении выгибает дугой свою полосатую спинку и шипит в ответ:
— Меня допрашивать незачем, так как я сплю по ночам, а вот Катя постоянно маму будит, ее и забирай.
И дядя милиционер, перепрыгнув на ходу через огромный стог соломы, мчится в обратную сторону, в деревню, через чистое поле, где стоят возле норок часовые-суслики, зорко оглядывающие окрестности, через сад, где пестреют яркими шарами глазастые георгины, а над головой кружит птица с желтым крылом… Он вбегает на кухню, а там Катина мама, сутки отработав медсестрой в детском доме, сидит за столом с бабушкой Варей и известным московским тенором – господином Пиотровским, который уже открыл рот, чтобы выдохнуть первую фразу романса «Перелетная птица осень…»
Слаще запаха черного вереска,
Голубее эмалевых сосен –
От пасхального до рождественского –
Перелетная Птица О С Е Н Ь…
Ярче золота пышные волосы,
Рассудительнее абрикосин,
Кудреватая, с ангельским голосом –
Перелетная Птица О С Е Н Ь…
Сам Ваг Гог твои крылья расписывал,
Среди желтого – бледная просинь.
Ну кокетка ж ты с глазками рысьими –
Перелетная Птица О С Е Н Ь…