Александр Иванович Сергунин, приват-доцент педагогического института с пятнадцатилетним стажем, пользовался на работе заслуженным уважением, как у своих коллег, так и у студентов. А вот дома дела у него шли неважно. Авторитет Сергунина в семье катастрофически падал.
Его сын, пятиклассник Лешка, догонявший ростом отца, совсем отбился от рук. Вооруженный всеми последними педагогическими достижениями Александр Иванович никак не мог воздействовать на сына. Тот безобразно вел себя на уроках, как попало готовил домашние задания и, естественно, таскал отметки одна хуже другой.
Александр Иванович переживал вдвойне и как педагог, и как отец, но ничего не мог поделать.
— Саша, — умоляла жена по вечерам, едва доцент переступал порог дома. — Саша, надо что-то делать!
Александр Иванович сразу же понимал, что сын или притащил очередной неуд, или неблагозвучную запись в дневнике. Но что он мог предпринять?
На все его устные аргументы Лешка реагировал противной ухмылкой, а физические воздействия в воспитательных целях Сергунин-старший не признавал принципиально и даже в свое время защитил диссертацию именно на эту тему. Было перепробовано все. Суровые интонации и ласковый взгляд, душеспасительные беседы и строгие нравоучения, лишение карманных денег и увеселительных мероприятий. Ничего не помогало.
И вот однажды в субботу, вытаскивая с антресолей вещи, Александр Иванович наткнулся на свой старый дневник. Сергунин слез со стремянки, вытер пот со лба и с волнением открыл жесткую выцветшую обложку. Надо же, прямо умилился он, сколько лет прошло, а он цел. Александр Иванович начал медленно переворачивать страницы дневника, с улыбкой разглядывая записи в нем, сделанные его еще не окрепшим почерком. То здесь, то там стали попадаться отметки, заверенные учительскими факсимиле.
К некоторому своему удивлению Сергунин отметил, что подавляющее большинство раз его школьные знания оценивались весьма положительно.
— Процентов 60 отличных отметок, — профессионально отметил про себя доцент. — А что, недурно! Вполне!
Настроение стало какое-то спокойно-лирическое. Александр Иванович долистал дневник до конца, полюбовался на годовые оценки и, закрыв серую обложку, погладил ее рукой. Потом, не торопясь, с удовольствием он прочитал на ней: «Дневник ученика 4 класса Сергунина Александра». Александр Иванович вздохнул и хотел было забросить дневник на антресоли, но вдруг какая-то мысль пришла ему в голову и он, хитро улыбнувшись, прошел в комнату и положил дневник на письменный стол.
Лешка ворвался как всегда с шумом и криком. Пальто с оторванной вешалкой — на стул, потерявший цвет ранец — в угол.
— Мам, — закричал он на всю квартиру, — суп какой?
— Руки мой, — в рифму отозвалась мать из кухни, а вышедший в коридор отец, как бы, между прочим, спросил:
— Ну, Леш, что в школе?
— А ничего, — ответил тот.
— Совсем ничего?
— Ага, совсем. Отметок нет.
— Ну и то хорошо, — сказал отец и позвал сына. — Иди-ка сюда.
Они вошли в комнату. Александр Иванович сел на диван и хлопнул по нему ладонью, предлагая Лешке сесть рядом.
— Ну, что? — спросил Лешка, усаживаясь на самый край и поглядывая на дверь.
— Да не вертись ты, послушай-ка. Где у тебя дневник за 4-й класс?
— Как где? — удивился сын. — Откуда я знаю где? Четвертый-то еще весной закончился. Зачем мне тот дневник? Выбросил я его.
— А зря выбросил, — сказал отец. — Он бы тебе еще пригодился.
— Зачем это? — не понял Лешка. — Зачем мне в пятом дневник за четвертый?
— Сегодня пятый, завтра десятый…
— Во, даешь! — засмеялся Лешка. — Что он мне в десятом будет нужен?
— А потом, глядишь, в университет, — продолжал гнуть свое Александр Иванович. — Универ окончишь, женишься, будет у тебя сын…
— Сын! У меня?! — Лешка широко открыл газа. Такого разговора у него с отцом еще не было.
— А что, не допускаешь такого варианта?
— Допускаю! — рот у Лешки расплылся до ушей. — У меня — сын! Здорово!
— Ну, вот. Сядешь ты со своим сыном. Вот так, как мы с тобой сейчас сидим, и будешь ему рассказывать про свою школу, — говоря это, Сергунин-старший взял со стола свой дневник и протянул его Лешке, — Будешь ему рассказывать, дневник свой покажешь, знаешь, как интересно.
Лешка действительно с интересом взял отцовский дневник и начал его разглядывать. А Александр Иванович, чувствуя, что затея ему удалась, воодушевлялся все больше и больше:
— Ну вот, видишь, как я учился? В четвертом. Почти сплошной отличник. А ты своему сыну что покажешь?
— А зачем показывать-то? — Лешка крутанул дневник на пальце. — Я своему сыну словами скажу. Давай, мол, как папа, учись отлично.
— Сказать-то легко, — не отступал отец. — А покажешь-то что?
— А ничего не покажу, — засмеялся Лешка. — Мне мой сын и так поверит. На слово.
Он вскочил, бросил отцовский дневник на диван и побежал на кухню обедать. А Александр Иванович настолько растерялся, что у него и аппетит пропал.
Прошло еще несколько дней. Ничего нового в поведении и учебе сына не происходило. Оболтус Лешка на все претензии родителей бубнил одно и то же: «Подумаешь.… Вон у Вовки Фукса …».
Сергунин понял, что так больше продолжаться не может. Перепробовав все известные ему методы воспитания, доцент решил пойти на крайнее средство, использовать последний педагогический прием.
Через неделю Лешка вернулся из школы какой-то задумчивый, непохожий на себя. Обычно даже получение неуда не выводило его из хорошего настроения. А сегодня он постарался как-то незаметно проскочить в свою комнату.
— Как дела? — спросила мать.
— Плохо, — набычился Лешка, — по математике.
— А у Вовки Фукса что? — спросил подошедший отец.
— У Вовки тройка, — еле слышно прошептал Лешка и поплелся к себе.
Весь вечер Лешка, на удивление матери, сидел над задачами. А через пару дней история повторилась. На этот раз неуд у Лешки был за диктант. Вовка же и за него получил тройку. В тот день Лешка был еще молчаливее и целый вечер что-то писал, заглядывая в учебник. Мать недоуменно поглядывала на него, но молчала. В следующий вторник Лешка принес по немецкому тройку, а в пятницу — «хорошо» по математике. Настроение у него было отменное. Мать радовалась, но ничего не понимала.
— Саша, в чем дело? Ты, что-нибудь понимаешь? Неужели, наконец-то, он взялся за ум? — с надеждой спрашивала она у Александра Ивановича, когда Лешка ушел спать, и они остались на кухне одни.
— Понимаю. Почему же не понять, — довольно ухмыльнулся Сергунин. — Фотоаппарат я ему обещал, если хорошо учиться будет. Вот и все.
— Лешке?
— Да нет, Вовке этому самому, Фуксу. Аппарат ему очень хотелось. Вот дело и пошло.
И Александр Иванович удовлетворенно развернул газету. Нет, все-таки не зря он был доктором педагогических наук.
