* * *
Милый друг, поговори со мной –
Но не о земном, не об утратах,
А о том, куда плывут закаты
Розовой холодной чередой.
Затонул черёмухи фрегат
В голубой бушующей сирени…
Босиком ли выйдешь в тёмный сад –
Тёплыми покажутся ступени…
Отчего так нежно, так жемчужно,
Облаков таинственная вязь
Ниточкой, невидимой наружно,
С нашею судьбой переплелась…
* * *
И роскошь, и пустошь, и слава
Высоких июльских небес,
И леса зелёная лава,
И моря весёлая спесь,
Когда на просторе, на воле,
В саду золотых Гесперид,
С ленивой усмешкою море
Сквозь яркие листья глядит.
И вновь удивительно близок
Гомер — сладкогласный певец;
И сушит промокшую ризу
На солнце — случайный пловец.
* * *
Ничего, что нынче день нерадостный,
Что стоит ненастная погода —
Пасмурное утро, словно парусник,
Зачерпнувший солода и мёда…
Плачут небеса обетованные,
Облака из извести и глины…
А в саду поникли чужестранные,
Яркие, как птицы, георгины…
Ах, как вы меня обдали холодом
Посреди божественного лета…
Парусник, гружёный чистым золотом,
Ничего не знающий об этом.
* * *
Что осень? Отзвук той струны,
Что задрожит в небесной дали…
Дитя Луны, дитя печали,
Дитя неведомой страны,
Где в тёплой голубой пыли
Блаженной ночью, млечной, лунной,
Сады вишнёвые текли
За тёмной изгородью струнной,
Где судорогой соловей
Цветы и сны сплетал в объятьях,
И белое кипело платье
Среди ветвей.
* * *
Когда Вы так любимы мной.
Я верю, что любима Вами –
Пока я говорю стихами,
Пока свершаю путь земной.
А если скажут — умерла…
А если скажут — утонула,
Цветочной кровью изошла
И всё в душе перевернула,
Ответьте им: любовь — была!
Она и жгла, и целовала…
И, словно море, прибывала,
И, словно берег, отошла…
* * *
Только корзина твоя зацветёт —
Угольщик, сказочник странный,
Сразу сбежится окрестный народ
К тачке твоей деревянной.
То-то начнут и судить, и рядить…
Залпом стаканы осушат –
В рай или в ад им твою снарядить,
Угольщик, детскую душу?
Разве бывает, что сказка — не ложь?
Что же ты делаешь с нами,
Что ж ты, голубка, цветами цветёшь,
Благоухаешь цветами?
Наших опухших и угольных рож
Что ж так касаешься нежно…
В губы целуешь и дышишь, живёшь…
Господи, как безмятежно!
* * *
Мария сидела у Божьих ног,
А Марфа на стол собирала.
Лиловые тени легли на порог,
Лиловое море дышало.
И густо сиял виноград, точно сеть
В ячейках от ягод янтарных,
И спелая кисть, словно добрая весть
Была для сердец благодарных,
Так полных отныне живой красотой
Вечернего хрупкого часа,
Где Марфа, Мария и Гость дорогой.
И юность, и молодость наша.
* * *
Не рассказать, чем сердце живо,
Не объяснить, зачем оно
Так своенравно, так ревниво,
Каким огнём обожжено…
С какой тоской, с какою силой
Оно готово полюбить…
Какою тёмной окариной
Его удастся приманить?
Вслед за беспечным Крысоловом
Ему назначено идти…
Высоким небом — вещим словом
И звуком флейты изойти…
* * *
Как безупречно, точно в срок,
В великолепной тёмной маске
Гроза стучится на порог
И громкой требует огласки.
Она сегодня влюблена,
И весел клич её призывный —
О том, что полон миг единый.
Что баснословны времена.
Ей больше нечего сказать —
Вселенная ещё пустынна…
Весна стоит, как детский плач,
И дует в дудочку из глины.
* * *
Когда нас было только двое
В том очарованном краю,
Я за созвучие земное
Любила музыку твою.
Но среди снов и песнопений
Ты превратил в прекрасный ад
Всё то, о чём глаза Офелий
Непостижимо говорят.
Так холод тающих жемчужин
Хранит в округлой глубине
Улыбку девы, образ мужа
И тайну счастья на земле.
* * *
Отчего, прекрасная природа,
Ты верна языческим богам?
Не доступна твёрдая порода
Ни мольбам, ни пеням, ни слезам.
Или в обиталищах заветных
Нас никто не любит и не ждёт?
Белый тёрн и розовый бессмертник
На холодной пустоши цветёт.
Только веет стужею летейской
От глубоких беотийских вод…
Скрипка — Ты. Я только голос женский,
Что свою мелодию ведёт.
* * *
Жизнь-ласточка ещё жива,
Ещё она под сердцем бьётся…
Тоскует осень. А зима
Зубами белыми смеётся.
Не ей в расцвете красоты
Великих дел своих стыдиться!
Своей прекрасной наготы
И лёгкой тени на ресницах.
Не ей жалеть: жива, мертва…
Подлунный мир так ярко вышит!
И затаённым счастьем дышат
Моря, созвездья, острова.
* * *
И мрамор, проступающий из тьмы,
И леса дождевые колыбели,
И римский профиль, в инее и хмеле,
Над миром торжествующей зимы
…
Её державный бег неотвратим;
И, презирая мелкие заботы,
Душа зимы — надменный, гордый Рим,
Забавы праздные и царские охоты…
Когда, с весёлым отблеском костра,
Она зайдёт к тебе неосторожно,
Ты скажешь: «Это лучшая зима
Из всех возможных».
* * *
Пахнет хлебом тёплая пекарня,
Здесь ещё не закрывали двери.
Разрослись до неба олеандры
В голубом латинском Трастевере.
И для нас настанет в мире полночь,
Запоёт неведомая птица.
И для нас, как только ты захочешь,
Это счастье лёгкое случится.
Для того даровано нам чудо
И светлеет неба плащаница,
Чтобы помнить, кто мы и откуда.
Нужно только верить и молиться.
* * *
Последние экзамены. Цейтнот.
Как в душном зале не хватает света!
В миндалинах герундия цветёт,
Инфекция безудержного лета.
Учебник — прочь… Конспекты — подложить
Под голову. И слушать, слушать, слушать,
Как дождь глагольной рифмою шумит,
Как лёгкий праздник опьяняет душу.
Раскрыть окно. Впустить, вдохнуть скорей
И свет, и воздух, и алмазный холод
Летящих брызг и сизых голубей —
Весь, до краёв кипящий, пенный город…
Благословенна летняя гроза!
Пусть дождь идёт, как затяжной экзамен —
Как лодки, уплывают в небеса
Под парусами спящие трамваи.
* * *
Лишь мужскому женский голос вторит,
Заклиная и любя…
Я пришла, как небо и как море,
Чтоб утешить и обнять тебя.
Убаюкать на своих коленях,
Увести в волшебный райский сад…
Видишь эти солнечные тени?
То на древе яблоки блестят.
Или радость ничего не стоит,
Как опавший радужный листок…
И исторгнет время золотое
Золотую змейку на песок.
* * *
Венецианское окно
Распахнуто над бездной сада,
И закипает, как вино,
Кровь молодого винограда.
И ветер голубым плащом
Пылит на утренней прогулке,
И солнце золотым мячом
Играет в сонном переулке.
А Фауст, тигли потушив,
Реторты в шкафчик убирает,
Насвистывая тот мотив,
Что всё живёт и умирает…
Как сердце тает и болит
От ожиданья, от волненья…
Ведь я — совсем не исключенье
Из Маргарит.