Новый год в online режиме
В принципе, Аня ничего не имела против онлайн режима в новогоднюю ночь. С интернетом она давно была на «ты», с удовольствием поддерживала связи с друзьями юности и одноклассниками в социальных сетях. Перезванивалась с детьми и мамой по «виберу», отдыхая на зарубежных курортах. Новогодние посиделки между столом, телевизором и ноутбуком получались теплыми и приятными. Пара красивых картинок, отысканный в недрах всемирной паутины стишок. Анекдот в тему. Ты – реплику – в ответ два десятка не менее приятных – комплименты, ответные поздравления, фотографии… Мило и необременительно.
Словом, и этот Новый год Аня намеревалась встретить в кругу семьи и виртуальных друзей. Но чтобы так…
Все началось с кухни. Это была кухня-мечта. Последнее слово дизайна и техники.
— Хватит пускать деньги по ветру, — однажды объявила она мужу, — мне через пять лет на пенсию, нечего хвостами по курортам крутить! Я хочу хай-тек со всеми наворотами. Пластик, металл, электроника на каждом шагу. Стоит целое состояние. Придется экономить!
Муж ничего не имел против. Мама тоже:
— Твоя правда, доченька! Нарядов у тебя полный шкаф – дай бог до пенсии сносить. Дети уже на ноги встали. А эти курорты… да ну их – у нас можно отдохнуть не хуже. Хотя бы дачу нашу взять…
Мама тяжело переживала короткие расставания. И вообще ужасно боялась одиночества. Наверное, потому что никогда не оставалась одна. В их большой и уютной квартире хватало места всем желающим – сыну с женой, дочери, двум собакам, кошке, Ане с мужем и ее маме. Порой наведывались племянники и сваты.
И все равно мама терпеть не могла летних вояжей дочери.
— Катаются по свету как дети малые, — ворчала она, посматривая на упакованные чемоданы. – И чего дома не сидится? На даче и речка, и лес, и свежий воздух…
Вот с дачи все и началось. Или с экономии…. Или с кухни…
— Раз взялись экономить, надо за летними заготовками съездить, — решила Аня в канун праздника. – В нашем дачном подвальчике можно целую свадьбу справить. И варенья, и соленья, и овощи-фрукты на любой вкус и цвет.
— Может, Сережку дождешься? – внесла свое предложение мама.
Анин супруг задерживался в командировке.
— Ага. Дотянем до вечера и заглохнем где-нибудь на середине дороги! Нет уж, я как-нибудь сама справлюсь. Раз уж выходной выпал. До дачи неполные пятьдесят кэмэ – утром выберусь, к обеду вернусь. А за заливное и буженину возьмемся прямо сейчас.
— А если дорога плохая? – озаботилась мама. – Может, на электричке прокатишься?
— И как ты это себе представляешь? Десять литров консервов, пакет яблок, пакет картошки. Да я до станции элементарно не дойду. И время, время…
Сошлись на первом варианте. Аня попросила у сына машину.
На повороте к дачам машина угодила в сугроб. Пришлось понервничать. Пара сердобольных дальнобойщиков вытянула ее миниатюрный «пыжик» на асфальт.
— Куда следуете?
— На дачу.
— Возвращайтесь лучше в город, мадам. Тучи на горизонте – большой снег несут.
— Я мигом. Тут пара километров осталась. До снега обернусь. А за мадам – отдельное спасибо!
Весь остаток дороги она проулыбалась. Мадам – как много в этом звуке для сердца женского… Мелочь, а как приятно.
Подъезд к даче пришлось расчищать. Аня перескочила с дюжину сугробов, добралась до сарайчика. Вытащила лопату.
— Ничего, мне зарядка не помешает. И зарядкой займусь, и воздухом подышу, и сотню калорий сброшу. Полезное занятие перед длительным застольем.
«Пыжик» въехал в ворота через сорок пять минут. Раскрасневшаяся от работы Аня на автопилоте решила совершить еще один подвиг. Принесла дров, растопила печку.
— Протоплю хоть немножко, одеяла просушу.
Печка засветилась веселым желтым глазком-окошком.
— Теперь чаек не помешает. А там и до заготовок дело дойдет…
Чаек не помешал. Ароматы лета – малина, смородина, мята – кружились в теплом воздухе нежным сентиментальным танцем. В печке весело потрескивали дрова. Плед, принесенный из машины, добавлял приятностей в окружающие мир. За окном – тишина. Полное отсутствие звуков и цвета. Серый безветренный зимний день. Наилучшее дополнение к чашке чая у печки. Так можно – в мире, тепле и покое — провести вечность…
— И ведь провела! – воскликнула Аня, просыпаясь от такого же теплого и мирного, только летнего сна. Экзотическая нега и яркость летнего моря до обидного резко контрастировала с темнотой за окном. – Да неужто вечер уже! Не может быть! Глупости какие…
Она отставила в сторону – надо же, так и задремала с чашкой в руке! – остывший чай. Подскочила к окну.
— Батюшки светы! И правда, вечер! И снегу намело…
Роняя по дороге плед, тапочки, обруч для волос, понеслась к выходу.
— Мама меня убьет! Должна уж быть часа три дома…
На кухне опомнилась. Вытащила из сумки телефон. Слава Богу! Всего-то половина третьего…
— А темнота-то откуда взялась? Что за ерунда?
Выглянула за дверь. И тут же вернулась. Снег валил валом. Сарая в двух метрах от дома не было видно. А дальше – настоящая снежная стена. Без подсветки.
Подняла голову. Никакой разницы. Лишь угадывались в бесконечно стремящихся вниз серых пятнышках скрюченные пальцы-ветки старых яблонь. Столбики забора отделялись от сугробов едва заметными снежными шапками. Машину занесло по крышу. О дороге можно было не думать.
— Конец света!
Повздыхала немножко. Взялась за телефон:
— Ма, привет! Я тут конкретно попала. Сама уж поняла? Вот и ладненько. Если что – до утра не жди. Там что-нибудь придумаю. Да, до дяди Володи добегу, он поможет. Что? Не глупи! Еды навалом, сейчас дров принесу.
— А Новый год как же?
— Плакал мой Новый год. Отмечайте без меня. Сама виновата. Я позвоню вечером.
Вернулась к печке. Подобрала плед. Свернулась клубочком: « Ситуация! Впрочем, ничего страшного. Ну, не выпью бокала шампанского. Ну, заливного не поем. Ну, телевизор не посмотрю. Подумаешь, катастрофа!»
Посидела. Полюбовалась на догорающие огоньки. Подбросила дров. Уже веселее.
Отчего-то вспомнилось детство. Бабушкина печка и три пары любопытных глаз на полатях. Полосатые половики. Седая бабушкина макушка. Аромат шанежек.
Улыбка тронула губы. Какие же тогда были праздники! И подарки. Леденцовые петушки на палочках. Карамельные подушечки. Газировка в темных бутылках. Селедка в луковых кольцах – попробуй только пальцем дотронуться до праздника – мигом затрещину получишь.
Что там еще? Аромат елки. Старая кастрюля с землей, обмотанная кусками фольги. Казалось, вполне подходящая подставка для елки. И поливать можно!
— До Крещенья достоит! – уверяла бабушка.
И была права. Что там еще?
Мысли мирно текли по затокам счастливого советского детства. Дед мороз из ваты. Хлопушки. Стеклянные, чуть помутневшие шарики и сосульки. Мандарины в бумажном пакете…
Звякнул телефон. Муж. Забеспокоился, значит. Небось, маменька озадачила.
— Да?
Связь не сработала. Аня не стала морочиться. Захочет, перезвонит.
Мысли потекли дальше. Выпускной. Первый вальс с Сережкой. До этого он осмеливался лишь домой провожать. Нести портфельчик. И захаживать в гости под благовидными предлогами. Потом была ночь. Они гуляли всем классом до рассвета. Забрели на спящие дачи. Мальчишки нарвали охапки пионов. Бежали вслед. Кричали несусветные глупости. Осыпали чуть поблекших красавиц остро пахнущими розовыми лепестками. Никто даже не додумался, что цветы можно элементарно подарить.
Потом…
— А что потом? – возразила сама себе Аня. – Было и было. Давно уж быльем поросло. Прошла любовь, завяли помидоры. Только что спим в одной постели. Давно уж не… да что там, даже в голову не приходило! Как можно? Скоро внучат дождемся! Какие уж там сюси-пуси…
Разозлившись на воспоминания, так не к месту отвлекшие ее от работы, Аня натянула овчинную безрукавку, потом старый отцовский дождевик, зажгла керосиновую лампу и добрела до сарая. С трудом отворила засыпанную снегом дверь. Полезла в погреб. Долго и бестолково суетилась между стеллажами. Наполняла пакеты и ведра. Выбирала банки. Заодно перебрала яблоки и морковь. Отсыпала в миску клюквы.
— Вот так-то лучше, а то понесло непонятно куда, — ворчала она, перенося заготовки в дом. – Нашлась тут фантазерка. Постбальзаковского возраста. Надо же до чего додумалась!
Растопила плиту на кухне. Нажарила себе картошки. Соорудила из печенюшек, привезенных на всякий случай, и сгущенки микротортик. Так-то лучше!
Подтянула стол к печке. Застлала старенькой, когда-то парадной скатертью. Выставила по центру банку маминых грибочков, солянку. Нащупала в темноте буфета бутылку с наливкой, рюмку. Отыскала свету в залитом парафином подсвечнике. Принесла сковороду. Не то. Отнесла назад. Выложила картошку в тарелку. Так-то лучше! Отошла в сторону. Полюбовалась на натюрморт. Все бы ничего да вид не праздничный. Задумалась. Не поленилась, вышла на улицу. Вскоре вернулась с веткой ели. Бросила на иголки Милкину ленту, сунула в вазу вместе с сухими цветами. Совсем другое дело!
Взялась за телефон. Быстро летит время! Уже половина девятого. Как раз время за праздничный стол садиться. Чокнулась с бутылкой. Выпила. Взгрустнулось. Все люди как люди, а она…
— А теперь давайте вспомним о тех, кому сейчас хуже, чем нам, — предложил диктор вечернего радио, настроенного сыном в ее телефоне.
— Это кому же? – удивилась Аня.
– Поднимем бокалы за тех, кого непогода застала в пути! – подсказал диктор.
— За меня, значит… — улыбнулась Аня. – Приятно, что не забываете.
Передача прервалась звонком. Опять муж! На этот раз связь не подвела. Технический прогресс!
— Как ты там, детка?
О, как мы запели! Некоторые сейчас расплачутся – не иначе слушаем одну и ту же передачу.
— У меня все о-кей. А ты? Домой вернулся? Как-никак выходной сегодня. И праздник.
— Ань, я к тебе ехал. Мама с утра позвонила…
— Ну, как же без мамы… и что? Машина сломалась? А техсервис ушел Новый год отмечать?
— Не совсем. Я тут застрял посреди леса. Километров двадцать не доехал. Ждал, что снегопад кончится, а он…
Воображение закончило историю без участия Сергея. Темный лес, двухметровые сугробы вокруг. Из-за елок выглядывают злобные кабаны и голодные волки. И ее единственный и любимый. Благоверный. Со стихией наедине. «Вспомним тех, кому сейчас хуже…»
— Сереж…
— Да нормально все!
— Ты только не вздумай…
— И рад бы в рай, но в кромешной тьме не доберусь. Придется до утра куковать.
— Замерзнешь!
— В моем-то пуховике…
— И Новый год…
— А мы его с тобой проведем. Держи подарочек! Включай «оперу».
Это был букет сирени. Любимые цветы. Нежные соцветия в капельках росы. Свежие, только что сорванные ветки. Аня даже уловила знакомый запах.
— А вот мой…
В космос улетели перевязанные золотой лентой пивные банки и шикарные кашемировый свитер.
— Давно мечтал. А теперь…
Потом были удивительные стихи и мелодии, жемчужное ожерелье дивной красоты и вип-каюта на трансокеанском лайнере. Умопомрачительные коктейли на тропическом пляже и роскошное норковое манто. Тигровые креветки в ананасовом желе и омары на гриле.
Пиршество пришлось прервать – Аня заметила три пропущенных. Набрала маму, чтоб уж наверняка.
— Отмечаете?
— Отмечаем.
— С Новым годом, с новым счастьем! Всем привет! Буду завтра. Возможно, пьяная. И не одна. Конец связи. Батарейка заканчивается.
Не тратить же драгоценные минуты на какие-то банальности!
Мамина настойка под соусом интернет-заморочек кружила голову. В печке уютно потрескивали поленья. Мир за окном наполнился загадочным мерцанием. Снежинки кружились в лунном свете, заботливо укрывая мириады своих собратьев. Небо освободилось от тяжелых туч. Убегая в небо, весело клубился дымок из редких дачных труб. Вдали, за согнувшимися под тяжестью снега ветвями, проблескивали тусклые огоньки.
Душа мерно покачивалась на волнах шансона, Сережкиных комплиментов и предчувствия чего-то очень важного и приятного. Почти как в детстве. На бабушкиных полатях. Предвкушение счастья. Отчего-то вдруг вспомнился яркий плакат у входа в метро: С нами только на Крит! Счастливые лица. Темные очки. Петрые зонтики. Огромные чемоданы…
— Ау, есть кто живой? Где же ты спряталась, моя Снегурочка?
Аня ойкнула и едва не свалилась с кресла. В комнату вместе с потоком света и морозного воздуха ввалился Сережка. Шапка набекрень. Румянец во всю щеку. И идиотская улыбка до ушей.
— Неужели пешком?
— Фигушки! Как только снег кончился, я в деревню за трактором сгонял.
— Представляю, во что это тебе обошлось…
Потом был снеговик у забора. И снегири на рябине. Купание в снегу. И гора жареной картошки. СМС-ка маме. И жалобное пиликанье разряженных телефонов. Один плед на двоих. И давно позабытые горячие мужнины объятья.
Домой они добрались на следующее утро. После душа и двух порций заботливо сохраненного мамой заливного Аня набрала номер турагентства:
— Мне бы что-нибудь горящее на середину января. Да? Вполне…
Главная покупка сезона откладывалась до лучших времен. Ничего не попишешь – медовый месяц на носу. Да и кредит всегда можно взять. И потом, не сошелся клином свет на той кухне…
22.11.2014
Кусочек лета в первом снегу
Аня верила в сны. Пускай зря, пускай совершенно беспочвенно. А все-таки верила. Возможно, так было легче блуждать в своем затянувшемся одиночестве. А возможно, просто зацепиться больше было не за что. Так уж сложилось.
Сорок лет – бабий век. Все заметней морщинки, сединки и круги под глазами. Привычное мини смотрится насмешкой, даже издевкой, над потерявшими прежнюю упругость коленками. Талия так и норовит выплыть из-под тонкого ремешка предательскими лишними сантиметрами. В тренажерном зале на тебя поглядывают с сожалением – крутом молодайки соблазнительные попками крутят, а по соседству аксакальша средневековая костями гремит.
Грустно.
Аня старалась быть выше народных предрассудков. Но тренажерный зал сменила на бассейн в профилактории, а мини на миди. Коротко остригла свой знаменитые на весь отдел локоны и выкрасила серо-бурый ежик в пепельный оттенок.
— Давно пора, — одобрила вынужденную смену имиджа мама. – И кого обманывала столько лет? Ну, не девочка – и, слава Богу. Теперь вот до женщины доросла.
Аня вздыхала, исподволь осваиваясь в новом своем отражении. От перезрелой девочки не осталось и следа. Из зеркала выглядывала чуточку чопорная настороженная незнакомка. Глаза стали больше и глубже, шея удлинилась, линия плеч приобрела неожиданно привлекательную плавность. Конечно, теперь ни один мальчик в ее сторону и не глянет. А раньше сплошь и рядом ошибались, принимая худенькую Аню за девочку-подростка. Поначалу это забавляло. Но потом – во взглядах парней читалась не столько растерянность, сколько насмешка и пренебрежение – нервировало. Напоминало о возрасте. И все о том же — да Бог с ним, с возрастом – одиночестве.
Годы шли, а рядом так и не появлялся тот самый спутник жизни. Терпение кончалось. Прогулки — а как иначе найдешь свою судьбу — становились короче. Посиделки у маминых приятельниц сошли на нет – подходящие кавалеры давно были прибраны к чьим-то более ухватистым и удачливым рукам. Подружки к себе звали редко. В гости заявлялись еще реже.
— Ничего, у нас дача есть, — утешала скучающую в укромном уголке трехкомнатной хрущевки мама. – Там скучать некогда, только успевай поворачиваться. Когда едем-то?
Мама дачу любила. У нее-то и осталось для любви пара объектов – дочь и дача. Муж уж три года как ушел в мир иной. Собака последовала его примеру год тому назад. А внуков в ближайшем будущем, похоже, не предвиделось.
— А давай все-таки выберемся на выходные, — просилась она, отчаянно скучая по дощатым стенам и уютной печке. – Одну ночь-то всего заночевать придется. Спится-то как на даче, сама говоришь. А тут всю ночь напролет ворочаешься – ни себе, ни людям покоя. Зато калины с приморозка наберем – я сахаром перетру и в холодильник поставлю – мороз назавтра обещали. На всю зиму хватит. Ох и люблю я калину. Олю повидаю. Опять же куры у Петровны несутся еще. Яичек купим десятка два. Сто лет омлета не ели…
Мысли и слова мамы перескакивали с одного на другое упругими фасолинами. Аня мягко постукивала клавишами ноутбука, думая о своем.
Она тоже любила дачу. Ее тесный скромно обставленный мирок. Старые яблони у колодца. Шелест сосновых веток в тишине. Запах дыма и свежевскопанной земли. Вкус сорванной только что груши. Отблеск заката в виноградных лозах.
Именно здесь снились ей вещие сны. И каждая ночь ожидалась с нетерпением и надеждой.
В детстве, когда отец только-только отстроил свою «любимку», снился белый снег за окошком. Снегири на рябине и мерцающие снежинки на доставшейся от бабушки серой пуховой шали. Румяный мальчик снимал с низко наклонившейся ветки оранжево-красные ягоды и протягивал ей, норовя стряхнуть как можно больше снежинок с девичьего плеча.
— Прекрати сейчас же! – смешливо супила она брови, пряча в нарочитой гримасе робость и нетерпение. – Ты всех птиц мне распугаешь!
Сердце таяло в волнах наивных девичьих чувств, снежинки таяли, превращаясь в росинки. Шаль пушистилась. Румяные щеки напротив пылали заразительным жаром…
Эх, Колька, Колька! И куда ты подевался той зимой? Два раза всего и наведался. Да и то во сне. Аня наутро все ноги сбила, бегая по сугробам вдоль соседних дач. Не нашла. А потом Колькины родители дачу продали. Кажется, уехали куда-то. Такие дела.
Жаль, что летом они с тем самым Колькой не нашли общего языка. Тот пару раз прибегал. Приносил землянику, звал играть в мяч. Но Аня задирала нос – еще чего, будет она с незнакомыми мальчиками разговоры разговаривать.
— Дура и дура, — укоряла мать спесивицу. – Сиди теперь одна. А могла бы с ребятами погулять.
Много она понимала! Впрочем, Аня понимала и того меньше. И сидела одна. То с книжкой в компании, то у телевизора. То на берегу речки. Скучала, конечно. Но на веселые ребячьи голоса не шла. Очень надо, нам и так хорошо. А если и не слишком хорошо, то никуда не денешься. Не напрашиваться же.
В общем, Колька ушел. А сны остались. Поселились в просторных коридорах девичьей души, нет-нет а и тревожа напоминанием о себе. Сладко-горьким на вкус. Серебристо-алым на цвет. Щемящим. Будоражащим непонятно что. Зовущим. И многообещающим.
Она и теперь частенько выскакивала на то самое крылечко. В тех самых валенках. И той самой шали. И рукавички были те же. И рябина. И даже снегири. Вот только Колька никак не хотел появляться. И маленькая девочка Аня маялась в ожидании до самого утра, долго-долго не желая просыпаться. Поглядывая на забор, откуда явился когда-то пришелец: а вдруг все-таки придет.
Годы шли. Что-то в ее жизни менялось. Что-то оставалось постоянным. А что-то вообще не поддавалось сравнению и анализу. Как тот Колька. Было бы что жалеть!
Встречались в Аниной жизни кавалеры и покруче. Доктор наук, два заезжих бизнесмена, журналист, военный. С серьезными намерениями мужчины. Без вредных привычек и порочащих связей. Но как-то не сложилось.
В последнее время Аня полюбила лето. Хотелось подольше понежиться на солнышке. Посидеть с книгой в гамаке. Послушать соловьиные трели. Поймать свечение солнечного луча в клубничине. И все такое прочее.
— А ты думала? – разводила руками мать. – Годы идут, вкусы меняются. Кровь бег замедляет.
Аня молча улыбалась, не желая верить маминой философии. Какие там годы! Нашли старушку! Да ей еще замуж выходить, а возможно, и ребеночка дождаться. А вкусы… а что вкусы? Они не зависят от возраста и образа жизни – блуждают во времени и пространстве сами по себе. И на здоровье!
Иногда она ловила себя на мысли – а вдруг Колька объявится. Что тогда? Смог бы ее сон иметь продолжение? Вот ерунда какая! Какое еще продолжение? Да она толком и не помнила его. Так, обрывки чувств и картинок. Съехавшая на ухо шапка-ушанка. Вихрастый чуб. Румяные щеки. Искорки в глазах. И рябина – куда не ткнись, всюду мелкие коралловые бусины. А еще мириады завораживающе красивых снежинок.
— И все-таки замуж я выйду летом! – отмахивалась она от затянувшейся зимней сказки. – Хочу кружевное платье и венок из розовых роз. И лепестки на траве. И крюшон в арбузе. И сад в цветенье. И водопад. А зимние сны, что ж, пусть снами и останутся. Им и там хорошо. Разве что… кусочек зимы в свое летнее счастье я так и быть впущу. Но все ограничится льдом в бокалах. А может, и не ограничится… да ладно, дойдем, тогда и разберемся, что к чему…
Словом, полный разброд и шатанье в рядах ее нестройных мыслей и дремавших в потаенных глубинах чувств.
А на календаре октябрь. Какое там лето!
На дачу они все-таки выехали. Мама умела настоять на своем. Да и сама Аня не особенно сопротивлялась. Холодно, дни короткие. Особо и выходить не хочется. Кухня – телевизор – компьютер – кровать – снова кухня – работа. Разве что в бассейн два раза в неделю выберешься, а так. Впору осваивать азы ручной вязки. Или вышивки…
Дачный поселок встретил гостей промозглой осенней сыростью. Редкие свернувшиеся в трубочки листья колыхались на едва заметном ветерке вымученными линялыми флажками. Черная влажная земля ощерилась сотнями угрожающе торчащих стеблей. Камышовый пух катился по дороге жалким подобием перекати-поля. Сквозь поредевший осинник угадывалось холодное течение речушки. Лишь посаженный вдоль улицы кустарник радовал глаз скудным октябрьским разноцветьем – багряная калина, красноватый шиповник, розовые коробочки бересклета да черно-сизая арония.
— Вот и сказке конец, а кто слушал – молодец, — пробормотала Аня, открывая замок на калитке.
— Ты о чем, доча? – не расслышала мама.
— Погода… — Аня посторонилась, пропустив маму вперед.
— Зато дождя нет. А назавтра мороз обещали…
Кому что. Глаз зацепился за усыпанные ягодами ветки. На рябину нынче урожай. Только высоко очень. Не достанешь. Да и некому. Аня болезненно поморщилась. Настроение – хоть волком вой. Нет, надо было отговорить маму. Отсидеться дома. Сходить субботним вечером в театр. Освоить наконец воздушные петли. Все равно ведь планы рассыпались сами собой еще до отъезда.
Причина для недовольств и метаний имелась вполне уважительная. Новый кандидат на пока еще вакантную должность маминого зятя нарисовался недавно. И не вполне вписывался в картину полного и безмятежного счастья. Но на безрыбье… И Аня подалась.
С неделю осваивалась в роли возлюбленной. Без особого успеха и вдохновения, но осваивалась. Даже маму собиралась в известность поставить. Или перед фактом, чтоб уж ни шагу назад. Себе, конечно, мама никуда отступать не собиралась. Разве что к приятельнице на утренний чай. До субботнего обеда.
Сердце в предвкушении дополнительных возможностей билось чаще. И недавно купленное неглиже пришлось весьма кстати – тонкое розовое кружево на фоне березовых стен – да тут ни один претендент не устоит! И все бы решилось само собою.
Но претендент все испортил. С ним всегда так – то на свидание опоздает, то билет купит не туда. Теперь вот с машиной… Обещал, что доставит прямо к порогу. Хоть ты ковровую дорожку от крыльца разворачивай. А за час до отъезда отзвонился, что машина поломалась.
Пришлось в срочном порядке звонить той самой приятельнице. И топать пешком два кэмэ, на ходу сочиняя причины, не позволившие добраться до дачи привычным путем. На поезде. Не ставить же маму перед фактом очередной дочерней неудачи. И вообще, кто сказал, что это досадное недоразумение, именуемое в просторечии Николаем, могло хоть как-то относиться к категории ее неудач? Так, мимолетное знакомство. Не повод не то что для секса, для волнений и обид! На том стоим и стоять будем! Так и только так!
Аня фыркнула и впустила маму в дом. С чего это она взяла, что все у них получится? Вот еще глупости! Николай этот возник неоткуда. Зацепил скорее именем, чем собой. Мужик и мужик. Кандидат, правда. Кажется, физико-математических. И потом, кандидатов у нее еще не было. Да и никого не было. В данный конкретный момент. Отчего бы не попробовать? Мужчина ничего себе – высокий. В меру упитанный. В меру воспитанный. В меру все остальное. Чем не повод для первого сексуального опыта? Хотя нет, о сексе она уже думала. Ничего ему не светит, этому кандидату-неудачнику! В его-то годы и доктором пора бы стать. И семьей обзавестись. Как и в ее… Стоп! Не хватало еще самобичеванием заниматься! Не то случай.
— Совершенно не тот! – напомнила себе Аня, отправляясь к сарайчику за дровами. – Для счастья необходимо хотя бы лето на дворе. На худой конец, зима. А тут… спасибо вам, уважаемые господа-синоптики! Наобещали с три короба, и – нате вам – ни зимы, ни снега. А мама, между прочим, за мороженой калиной ехала. Хотя…
Она посмотрела на небо. В серо-синей мгле загорались первые звезды. Боязливо кутались в клочья тянущихся к югу облаков. Загадочно перемигивались друг с другом.
— … если ветер к ночи прекратиться, морозу быть. Вы уж не подведите, милые. Я по снегу соскучилась. Но раз маме мороз нужен, начнем, пожалуй, с него, с родимого. Градусов пять для начала. Сделаете? Я бы ведерко ягод с утречка и нарвала. Раз уж с личным у некоторых не складывается, займемся общественно-полезным трудом на благо родных и горячо любимых.
Она вышла на двор и зажмурилась. Постояла с минуту, наслаждаясь крепким морозным духом и благословенной тишиной. Осторожно приоткрыла глаза. Вот оно! Кругом, насколько доставал взгляд, белым-бело. И когда успел? Снег, ослепительно белый и невероятно пушистый укрыл роскошными песцовыми шапками крыши, деревья, заборы. Смягчил очертания, выровнял дорожки, борозды на грядах и прочие дачно-бытовые неровности.
Должно быть, мама ушла до снегопада – кругом не следочка. Первозданная чистота и пустота. Всюду – в природе, в глазах, в сердце. Самой капельки до полного счастья не хватает. Самой капелюшечки…
— Вот паразит, а мог бы…
Со стороны речки раздался возмутительный скрежет. Или хруст. Или грохот. Аня недовольно обернулась на шум. И какому идиоту взбрело в голову…
— Николай… а он-то откуда…
На никому не нужные знаки препинания не хватило времени. Огромное, всеобъемлющее счастье перло напролом прямо на Аню. Отчаянно чертыхалось по пути, попадая в замаскированные коварным снежным покрывалом выемки. Натыкалось на невидимые в нем же выступы. Теряло боеприпасы. Заодно с решительностью и силами.
— Ну, помоги же…
Какое там! Аня и думать забыла про гуманизм. Пораженная открывшейся во всех подробностях картиной. Согнутое пополам заборное звено. Располовиненный, похоже, вследствие падения с высоты, арбуз. Рассыпанные по пути наступления розы. Что-то еще, маленькое и большое. Пестрое и почти неприметное. Важное и не имеющее никакого значения…
А рядом… горячее дыхание, румянец до ушей, сбившаяся на ухо бейсболка. И ветка рябины в руке. Эта-то откуда?
— Да вот прям на голову упала, — пожаловался возмутитель спокойствия. – А машина снова заглохла. Прямо на подъезде к дачам. Выстрелила прямо пушкой, зараза! Тетеньку какую-то напугала, та шуганула в сторону. Кулаком погрозила.
«Мама, наверное, — встрепенулось невидимой птахой в душе, — будет, о чем с теть Олей посудачить».
Аня шагнула к арбузным брызгам. Провалилась голой коленкой в сугроб. Ойкнула. Шагнула обратно. Не было ни гроша, а тут алтын. И зима, и лето, и…
— Узнала, наконец? – расплылся в улыбке кандидат. – Я уж и надеяться перестал.
— Колька…
Пара мерцающих в робком солнечном свете снежинок запуталась в сером пухе старой бабушкиной шали. Аня точно не знала, что будет делать с так внезапно свалившимся на ее бедную голову счастьем. Но незнание отчего-то не пугало. Напротив, влекло за собой. Ступенька, еще одна… кажется, неглиже сегодня не пригодится… а мама ушла так кстати…
26.10.2014