Лук на сковородке уже был золотистый. Уманский задумчиво смотрел. Лук подпрыгивал. Масло стреляло. Павел молча стоял и смотрел, как он начинает чернеть и, сгорая, дымить. Смотрел. Лук совсем почернел, и под потолком кухни уже начало образовываться облако дыма. Смотрел – и не видел, и не чувствовал запаха гари.
Лук совсем обуглился, когда звонок, лежащего на краю стола телефона, заставил его очнуться. Поспешно убрав сковороду с горящей конфорки, Уманский взял трубку.
— Алло.
— Павлинчик… буэнос диас.
Павел нахмурил брови. Он не узнавал голоса звонившей. Хотя он был ему чем-то знаком.
— Да, привет…
— Знаешь, кто звонит? – женский голос был приятен и сексуален. С лёгкой-лёгкой хрипотцой, но очень глубокий, нежный.
Оторвав от уха телефон, он посмотрел на экран. Был просто номер, без имени. Без подписи.
— Нет, простите. Но, судя по тому, как вы меня называете, мы, надо полагать, хорошо знакомы, — взяв сковороду, он начал сбрасывать обгоревший лук в помойное ведро, — извините, что не узнал. Кто вы?
— А ты меня и не знаешь, Павлуша! Я была на твоих выставках…, видела тебя. Но к тебе я не подходила – мы не знакомы. Твой телефон у меня от Наташи.
Наташа… Он постоянно думал о Наташе. Даже подгоревший сейчас лук был из-за Наташи! Наташа. Она была его женой. Была. Была …, а теперь нет. Теперь она живет одна в их прежней общей квартире. И он один. В съёмной.
— Наташа? – поставив посуду в раковину, он включил воду. — И-и-и?
— Я твоя будущая Муза, Павлуша. Та, кого ты будешь любить. А я – тебя, – голос серьёзен, без тени усмешки. Полностью уверенный в себе голос.
— Мда… Я не знаю, что вам сказать, девушка. Вы новая подруга Наташи? — отошёл, сел на стул.
— Нет, не новая и не подруга! – какой же у неё голос!
— Что, — нет? Почему она дала вам мой телефон? Наташа никогда не поступала так без моего разрешения… Кто вы? – он смотрел на холодильник, как бы всматриваясь в лицо собеседницы.
— Муза. Твоя муза, Павлуша. Я же уже сказала тебе, – просто и естественно сказала женщина.
Уманского начал раздражать дурацкий диалог.
— Не называйте меня ни Павлушей, ни Павлинчиком!.. Пожалуйста! Мы с вами незнакомы. Прошу, не называйте! Скажите, что вам нужно? Кстати, вы даже не представились.
— Ирина, — естественно, просто, нежно и ласково сказала она.
— Очень приятно. Павел Фёдорович… — озадаченно. Может его разыгрывают? У него точно нет такой знакомой. С таким голосом. Точно. Нет. Хотя… голос напоминал…, кого-то напоминал. Этот низкий голос – это контральто, он был чем-то знаком.
— Паша… Нам нужно с тобой встретиться, — голос уверенный, не дающий возможности сомневаться, — но позже. Когда ты будешь готов.
— Вы понимаете, что вы говорите? Вы звоните мне с утра. Называете Павлинчиком. Говорите, что вы — моя Муза, что нужно встретиться, что мы незнакомы… Это нормально? Я до сих пор с вами разговариваю только потому, что вы сказали, что мой телефон вам дала Наташа.
— Чтобы что-то построить, нужно что-то разрушить, Паша. Иначе не получается. Даже Вселенная произошла после большого взрыва, — голос незнакомки был задумчив.
— Вы сейчас о чем? – Уманский встал со стула, растерянно смотря на холодильник.
— О нас, Паша. О нас. Для того, чтобы мы были вместе, мы должны были прожить – так, как жили.
Почему Павел слушает этот вздор – он не знал. Но почему-то слушал и ему нравилось. Ему нравился этот голос. Ему нравилась эта уверенность. Ему захотелось встретиться с этой женщиной.
— Вы откуда Наташу знаете?
— Знала. Я с ней приятельствовала. Тогда.. Тогда, когда вы познакомились шесть лет назад. Тогда я и переписала твой телефон из её телефона.. Она не знает. Я вот знала. Я ждала. Я знала и ждала… И то, что вы разведётесь – знала.
Молчали. Павел так и стоял посреди кухни в трусах. Держал телефон и смотрел на холодильник, слушая дыхание в трубке.
— Ладно, Пашенька…. Я позвоню тебе позже, когда ты поймёшь, как мы нужны друг другу. Пока?
— Пока, — с некоторым сожалением произнес Павел.
Уманский, положив трубку, подошёл к раковине, вымыл сковороду. Взял в руки луковицу. Порезал кольцами, затем- на мелкие кусочки. Поджарил, чтобы лук был золотистый. Взял три яйца. Разбил их в лук, посыпав приправой и солью. Подошёл к столу. Взял телефон и посмотрел последний входящий вызов. Вызов был явно из-за границы. Подумав, он сохранил номер, подписав «НЕЗНАКОМКА ИРИНА».
***
Наташа до сих пор любила мужа. Но, что толку в любви, когда жить вместе нельзя? Выхода не было ни тогда, ни сейчас. С ним было очень тяжело. Было невозможно. Он был фотохудожник. Сначала — начинающий. Потом — модный. Сейчас критики его уже начали сравнивать с Энди Уорхолом. Павла это бесило. Его всегда бесило, когда его с кем-то сравнивали.
Как же тяжело с ним было! Его перепады настроения. Молчаливость. Спокойствие. Равнодушие. Задумчивость. Гневность. Но главное, — она никогда не чувствовала его своим! Никогда! Встретились они у подруги. Он и её подруга тогда готовились к свадьбе. Свадьба состоялась. Состоялась …у него… с Наташей. Через полгода знакомства. У подруги — не состоялась. Но Наташа не чувствовала себя виноватой перед подругой. Наташа была счастлива. Сначала. Сначала была. Почти была. Почти, потому что не чувствовала его своим. Полностью своим. Не чувствовала. Нет — она чувствовала, что он любит её. Но понимала, что она у него не одна. Подозревала, что у него есть другие бабы. Потом- его вредные привычки: курение, выпивка, работа… Да, работа была то же вредной привычкой. Он менялся. Менялся в работе. Уходил в себя. Она была равнодушна к его работам. Нельзя сказать, чтобы ей они не нравились. Нет. Просто — ровно. Ну — фото… Ну — графика… Конечно, он отличался от других. Не просто выбранные фиксированные сцены. Нет. Его работы были смесью живописи и фотографии. Но ей они были – ровно. Не цепляли. Он показывал ей свои работы, ожидая участия, интереса. Ей было некогда. На ней был быт. Была та же уборка, готовка. Всё как у всех. Ей было не до его работ. Наташе нужно было так же убирать и ту комнату, что они выделили под его мастерскую.
Зазвонил телефон, отвлекая от мыслей.
— Ната. Привет!
— Лёгок на помине! Только думала о тебе, – улыбнувшись.
— Чем занята? Почему лёгок на помине? – слегка озабоченным голосом.
— Я в салоне, педикюр делаю… О тебе просто думала.
— Надеюсь, только хорошее?
— Не хочу тебя огорчать…
— Понятно… Как ты?
— Лучше всех!
— Понятно.
— Хорошо, что ты такой понятливый. Что спросить хотел? Я же чувствую.
— …. да, хотел. Кто такая Ирина?
— Твоя очередная шлюха!
— В смысле?
— В прямом. Откуда я знаю, кто такая Ирина? Наверное, твоя очередная баба, кому же ещё быть!
— Несмешно.
— Почему?
— У тебя была знакомая Ирина, когда мы только познакомились. Помнишь такую?
— Не пойму, Паш, чего тебе от меня нужно?
— Мне позвонила неизвестная женщина. Сказала, что была знакома с тобой шесть лет назад. Звонила из Америки, я понял по номеру телефона.
— Я не помню Ирины. Зачем это тебе? – Наташа начала раздражаться.
— Не знаю.
— Знаешь что, Паша. Я с тобой больше года назад не для того развелась, чтобы ты мне сейчас звонил и расспрашивал меня о своих бабах! Веру твою помню, Ирину, извини, не знала! Я не обязана знать всех твоих баб! Когда будешь звонить мне в следующий раз, сначала чётко сформулируй для себя, что тебе нужно, хорошо?
— Хорошо.
— Ну, хорошо, что хорошо. Вот как сформулируешь, тогда и звони, – сказав это спокойным голосом, Наташа отключилась. Трясло. Лицо покрылось красными пятнами.
— Что будем делать сегодня, шеллак или лак? – спросила педикюрша, взглянув на неё снизу вверх, на кресло.
— Давай шеллак, Свет, я спешу.
Наташа опять погрузилась в свои мысли. Теперь уже раздражена. Три года назад начались проблемы. Уманский взял большой кредит. Кредит под оборудование для своей работы. На третий день приобретения утопил свою дорогущую фотокамеру в озере, где с лодки делал снимки. Чтобы покрыть кредиты, он за бесценок продал все свои работы. Павел был неудачник. Неудачник в бизнесе. Теперь у него не было орудия производства. Теперь у него не было денег на житьё и на это орудие. К тому же осталась половина кредита. Теперь были коллекторы. И это было главное. Наташа не могла содержать мужа. Даже пусть и недолго. Она начала презирать его. Деньги, как не крути, очень нужная вещь. И не по восемнадцать лет, о какой любви речь, когда нет денег? Это очень важно. И тут ещё… Эта Вера! Вера. Она прекрасно знала, что Паша не любил эту Веру. Но от этого было не легче. Вера решила всеми правдами и неправдами заполучить его себе. Развалить их брак…. И она развалила!.. На этом всё и закончилось. Он не взял у неё денег, даже и не собирался – Наташа знала. А вот лучше бы взял. Тогда всё бы встало на прежние рельсы, и он смог дальше начинать зарабатывать. НО! Не случилось. Она была последней каплей. Последней каплей к его порокам. К его работе, к его безденежью! К его проблемам, его шлюхам. Всё! Наташа больше не могла постоянно нервничать. Ей было тяжело быть в постоянном напряжении рядом с ним. Она не могла так больше. Постоянные душевные страдания мучили и изматывали её тело и душу. Решение приходило не сразу. Сначала она перестала спать с мужем. Просто ушла в другую комнату и не подпускала его к себе. Хотела, но не позволяла. Ни себе, ни ему. Не позволяла. Совсем не позволяла… Сложно. Было сложно. Сейчас ей хорошо и без секса. Сейчас он ей и не нужен. Уже год после развода у неё не было никого. Даже желания. Пусто. Зато спокойно. А это важнее.
Эта Вера! Наташа специально интересовалась судьбой этой сучки. Было интересно, как это отразится на ней. Сначала Вера жила, как и раньше. Всё было хорошо. Она, как и прежде руководила своей крупной оптовой фирмой. Тратя на свою внешность деньги, она всё равно выглядела, как облезлая кошка. Жидкие волосы, некрасивое лицо, каркающий голос. Тут уже не поможет ни «пластика», ни уход. Как Павел вообще мог с ней спать? Но сначала как бы её никто и не наказывал. Она даже начала жить с каким-то мужчиной. Как с ней вообще мужчины спят? Сначала не наказывали. Потом наказали… Наказали ТАМ. Где это ТАМ, никто не знает. Но наказывают ОТТУДА. Тогда у неё начались крупные проблемы с бизнесом, она потеряла все. Она так же осталась одна, без денег и с ворохом проблем. Она уехала в Москву и, устроившись там на работу, снимала где-то квартиру. Теперь все они были одни. Наташа. Павел. Вера. Все были одни. Все выживали по-своему.
Жаль, что у них с Павлом так и не получилось детей. Были бы дети – всё было бы по-другому.
— Спасибо, Свет. Ты как всегда молодец. Сама любуюсь на свои ножки после твоей работы. Ты умничка, — поднимаясь с кресла с благодарной улыбкой, сказала Наташа.
***
Михаил ждал Павла. Они договорились встретиться в летнем кафе на окраине города. Михаил, крупный мужчина с короткой стрижкой, бородой и усами с рыжим оттенком, одетый в дорогие брюки, белую рубашку с расстёгнутым воротом. Сидя в деревянной беседке на лавке, он листал меню. Подошла симпатичная девушка- официантка. Михаил сделал заказ. Заказал шашлыки. Взяв телефон, жестом попросил девушку подождать.
— Павел Фёдорович, здравствуйте, Михаил. Вы когда будете?.. Угу, ну я тут. Уже шашлык заказал. Да, да подожду.
— Через полчаса тогда. Я человека жду, он будет не раньше, чем минут через двадцать. Чаю пока принесите, пожалуйста.
Девушка ушла. Михаил задумчиво посмотрел ей вслед. Со стороны могло показаться, что он заинтересованно смотрит на ноги девушки. Было не так. Он думал об Уманском. Они с ним были примерно одного возраста. Когда они договаривались о встрече по телефону, Уманский просил называть его Павлом. Михаил не мог. Не мог общаться панибратски с таким талантливым художником. Работы Уманского потрясали Михаила. А уж в искусстве он знал толк. Михаил знал, что возможно не сейчас, возможно позже, но Уманский, несомненно, будет оценен. Оценен как великий талант. Возможно, это будет не при его жизни. Но, это будет, точно! И он просто обязан сделать всё, чтобы пришло признание к этому великому художнику. Раз это в его силах, он просто не может поступить иначе. Девушка принесла чайник и чашку. Поблагодарив, он налил себе чаю, смотря в стол. Думал. Зазвучала музыка. Громко. Михаил поморщился. Только что кругом пели птицы. Была тишина. Сейчас врубили радио. Причем сотрудники кафе явно постарались, выведя колонки в каждую беседку. Поднялся. Направился к домику с официантами.
— Девушки! Не могли бы вы выключить музыку. У меня здесь деловая встреча – нам нужно поговорить будет.
— Ну, вы же не одни здесь. Люди просят. Да и правило у нас: после двух — радио, а после восьми- живая музыка.
— Ну, хотя бы потише, можно?
— Можно.
Девушка сделала немного тише. Выходя из домика, он увидел, как Уманский входит на территорию кафе. Он знал его по фотографии. Ощущая небольшое неудобство, как если бы это он врубил тут музыку, улыбаясь, пошёл навстречу к Уманскому.
Павел был в светлых джинсах, кожаных сандалиях на босу ногу и в приталенной тёмно-синей рубахе. В тёмных очках. Длинные прямые волосы – каре, чуть ниже ушей. Гладко выбрит.
Когда они сели за столик, музыка уже кричала с прежней силой.
— Мы тут не поговорим. Простите, я не знал, какое кафе лучше. Вы сказали, что лучше на природе, и я, не зная города — выбрал, мне посоветовали… — почти прокричал Михаил на ухо Уманскому.
— Да ничего страшного. Не переживайте, Михаил Валентинович, поговорим как-нибудь и так.
— Нет. Вы знаете, Павел Фёдорович, я сейчас пойду и заплачу этим девицам, чтобы сделали потише.
— Стойте! – Уманский внезапно сильно вцепился в руку Михаила. – Пусть закончится песня, тогда идите.
По радио звучала композиция «Dark paradise» Lana del Rey. Михаил удивлённо посмотрел на Уманского, но так покорно и сидел, пока не закончилась песня. Как только композиция закончилась, Уманский резко убрал свою руку с руки Михаила. Застенчиво улыбнулся.
— Простите, Михаил Валентинович. Мне этот голос очень напомнил одну незнакомку.
Михаил пожал плечами. Было видно, что он немного удивлён небольшой неадекватностью Павла.
— Ну, я пойду, схожу? Теперь можно?
— Да-да, конечно.
Зайдя опять в домик, Михаил молча положил перед девушкой деньги и попросил выключить радио. Совсем. Ни слова не говоря , она сразу выключила. Теперь мужчины могли спокойно обсудить предстающую выставку работ Уманского в столице.
***
Павел ехал в маршрутке. Был недоволен. Приехавший к нему столичный галерист остановился на окраине города в кафе. Он знал это кафе. Там готовили, по сути, неплохо, но насколько он знал, оно было местом довольно шумным. Публика, посещающая его, любила шум, праздник, кутёж. Уманский был человек непубличный — шум его раздражал. К тому же, добираться до кафе приходилось с несколькими пересадками. Но делать было не чего. Встреча была в его интересах. Было интересно как участие в выставке, так и продажа его работ на аукционах.
Немного нервничал. Опаздывал. Встретивший его Михаил оказался очень приятным человеком. Хотя тот и представлялся Михаилом, звал Павла по имени отчеству. Павел не мог называть его по имени. Единственное, что раздражало, как он и предполагал, это шум.
— Нет. Вы знаете, Павел Фёдорович, я сейчас пойду и заплачу этим девицам, чтобы сделали потише.
— Стойте! – Павла как прострелили. С чего это вдруг? – Пусть закончится песня — тогда идите.
Он слушал Lana del Rey как первый раз. Вот откуда ему показался знаком голос Ирины! Ну конечно! Как он сразу не понял это? Да в чем собственно дело? Ну, похож и похож. Конечно , это не она ему звонила. Да она должна быть и моложе Ирины. Хотя с чего он взял? Он же даже не знает её возраст. Нет. Нет, он не хотел бы, что бы ему звонила Лана. Он хотел, что бы это была ИРИНА! Да что ему по сути вообще эта Ирина?! Он даже понятия не имел, как она выглядит. Бред! Он и разговаривал- то с ней всего… Да…. меньше пяти минут разговаривал. Даже не голос. Не он главное. Почему он думает о ней? Мистика? Слушая песню, он её и не слышал – он просто думал о Ирине. О такой далёкой и близкой Ирине. Очнулся Павел только после того, как композиция закончилась. Неудобство. Он сидел, вцепившись в руку галериста. Кошмар! Как он мог?
Переговоры прошли, впрочем, успешно. И они приблизительно за два часа спокойно обговорили все дела. Не спеша вышли из кафе, поблагодарив официанток.
— А где ваша машина, Павел Федорович? — доставая из сумки ключи от машины, поинтересовался Михаил.
— Я на маршрутке. У меня уже года три, как нет машины. Ну, до свидания. Приятно было познакомиться с вами.
Михаил заметно покраснел.
— Простите. Мне н удобно. Я не знал, что у вас нет машины. Вам, наверное, было неудобно добираться сюда на край географии. Мне нужно было заехать за вами.
— Да, бросьте вы, – Павел открыто улыбнулся.
— Давайте я вас подвезу до дома.
— Не стоит. Я и сам доберусь.
— Павел Филиппович, – с укоризной глядя, сказал Михаил. – Мне бы хотелось вас подвезти. Не обижайте.
Павел молча пошёл и сел на переднее пассажирское сиденье. По дороге они говорили немного. С большими паузами. Но оба чувствовали спокойствие. Им было приятно и хорошо вместе.
— Ну, вот и мой дом… Спасибо. Встретимся в Москве?
— Всего доброго, Павел… Федорович.
— Павел?! Хорошо?
— Хорошо… Миша ?! Хорошо?
— Хорошо. Пока, Миш, до встречи.
Они пожали друг другу руки.
Зайдя домой, Уманский взял флешку. Вставил в компьютер, нашёл альбом Lana del Ray «Born to die» и, включив, сел в кресло. Закрыл глаза. Задумался. Мысли были об Ирине. Чёрт! Что происходит!? Кто такая эта Ирина? Он почти прослушал весь альбом. Играла композиция «Summertime sadness», когда зазвонил телефон.
— Павчик, салют! – голос Ксюши звенел, как колокольчик.
— Ксю! Хорошая моя, ты где?
— В институте пока. Но уже закончила. Думала к тебе заехать.
— Жду, Ксень. Слушай, купи мне по дороге сигареты, у меня кончились, а я приготовлю чего-нибудь тебе.
— Окей. Жрать дико хочу! И тебя тоже хочу!
— И я тебя! Давай быстрее.
— Оки, оки. Буду через час где-то.
Ксеня была студенткой. Она была на двенадцать лет младше Павла. Обладала фигурой богини, очаровательным лицом и огромным темпераментом. Но она была ребёнком. Павлу было с ней скучно. Нет. Не скучно. Просто, когда они начинали разговаривать после секса — возникало ощущение, что он занимается любовью с племянницей. А иногда — даже с внучкой. Кроме секса, их отношения были как отца с дочерью. Вероятно, Павел был бы неплохим отцом. Даже наверняка. Но ему нужна была женщина, а не ребёнок. Хотя он понимал, что это лишь отговорки для себя. Просто он её не любил. Не любил как женщину. Не любил как ребёнка. Был лишь секс. Была имитация отношений. Хотя, они, наверное, были друзьями. С большой разницей в возрасте, но друзьями.
Не выключая музыки, Павел сначала пошёл в душ. Потом пошел на кухню и начал чистить картошку и мыть мясо. Павел улыбался. Он ждал Ксеню, напевая песню Ланы «Video games».
***
— Спасибо, Свет. Ты, как всегда, молодец. Сама любуюсь на свои ножки после твоей работы. Ты умничка, — я поднялась с кресла.
На самом деле Светка, молодец! Приятно теперь смотреть на мои ножки.
Расплатившись, я вышла из салона и села в машину. Солнце нагрело машину, в ней было жарко. Открыв окна и включив кондиционер, я тронулась. Всё же Пашка испортил мне настроение своими бабами. Ладно, поеду на дачу, у меня там живут три кошки и мне приходится каждый день ездить их кормить. Зимой тоже ездила и даже разжигала для них камин. Ночевать там — не ночую. Как развелись, так и не ночую.
Взглянув на панель приборов, чертыхнулась. Загорелась лампочка. Опять кончается бензин. Я постоянно забываю вовремя заправляться! И только увидев красную лампочку, вспоминаю об этом.
Свернув с трассы, я заехала на заправку.
— До полного бака, пожалуйста, — улыбаясь и, протягивая карточку с бутылкой минеральной воды, обратилась я к девушке за кассой.
— Ой! А у нас только что… у нас что-то с терминалом, не принимаем безналичные, — захлопала глазами.
— Да как же… — я растерялась, зная, что в кошельке только мелочь, — у меня нет наличных. У меня не хватит бензина ни на дачу, ни обратно в город…
— Ну, вот так у нас как-то… хотите, подождите, может, заработает.
— А надолго?
— Не знаю. Может быть и надолго, а, может быть, сейчас включат. Не знаю.
Я ошарашено смотрела на девушку. Нет, я понимала, что она не виновата. Но мне-то что теперь делать?
— Разрешите, я за вас заплачу? – голос сзади.
Обернувшись, я увидела бородатого мужчину средних лет. Симпатичный. Не в моём вкусе, но приятный. К тому же, бородатые меня не привлекают. Видно, он богат. На руке часы стоимостью с мою машину.
— Вообще бы, конечно, выручили. Но только при условии, что я вам обязательно верну деньги.
— Хорошо. Договорились, – он улыбнулся.
— Тогда двадцать литров, девушка, мне хватит.
— Минералку можно? – спросила мужчину.
И тут мы встретились глазами. И тут я поняла, что больше года без секса дают о себе знать. Иначе, как можно объяснить такое внезапное влечение? Черт побери! Неужели он все понял по моим глазам?
— Конечно! О чем вы спрашиваете? Девушка, наливайте девушке до полного, никак двадцать литров.
Конечно, понял! Он всё понял. Я отвела глаза и уставилась в пол на свои ноги. На свой педикюр, за который я отдала последние наличные деньги.
— У вас очень красивые ноги!
-Да?! Спасибо. Дайте свой телефон, – выпалив, я покраснела. — Мне же нужно будет вам отдать деньги.
— Продиктуйте мне свой, у вас определится,– он достал свой телефон.
Я продиктовала. Мужчина набрал номер и повернулся к кассирше:
— Пятая колонка, до полного, протягивая крупную купюру.
Я отошла в сторону и не знала, как повести себя дальше. Подождав, когда он расплатится, встала в стороне. Через минуту он подошёл ко мне, обдав лёгким запахом парфюма. У меня закружилась голова.
— Как вас зовут?
— Наташа.
— Очень приятно, Михаил.
— И мне… Михаил, я могу отдать вам вечером. Вы будете в городе?
— Наташа. К сожалению, я живу в столице. Приехал к вам на важную деловую встречу. Вечером не буду. Но, думаю, на днях приеду к вам, — он заметно смутился, — к вам в город. По делам, скорее всего, нужно будет. Я позвоню. Можно? Муж неревнивый?
— Я не замужем.
— Я позвоню,- улыбнулся. – Увидимся.
Мы вместе вышли из заправки и зашагали каждый к своим машинам. Не знаю как он, а я — на ватных ногах. Хотя, похоже, он тоже…
***
— Ирина, здравствуйте!
— Да, я знала!
— Знали что?
— Что ты думал обо мне.
— Думал. Странно, но это так. Врать не буду.
Павел сидел в кресле перед компьютером.
— Диктуй.
— Что диктовать?
— Электронку свою. Ты же хочешь посмотреть на меня. Ты же хочешь попросить моё фото.
— Да…
— Ну, так диктуй!
Уманский продиктовал.
— Хорошо, сейчас отправлю.
Они говорили. Долго говорили. Павел был поражён схожестью их взглядов. К концу разговора он уже был уверен, что с ним происходит что-то серьёзное. Её голос его просто сводил с ума. Её мысли, её слова. Её умение излагать, говорить потрясало. Он был потрясён этой женщиной.
— Паш! Я не Лана дел Рей, – неожиданно сказала она. Он чувствовал, что она улыбается.
— Я знаю. А что, часто говорят?
— Вообще нет. Ни разу не говорили.
— А откуда знаешь, что я так думаю?
— Ты почту посмотрел?
— Нет.
— Ну, так посмотри, я давно выслала. Ладно, созвонимся. Целую тебя, милый!
— И я тебя целую.
Павел положил трубку. Задумчиво смотрел в потолок. Сердце колотилось.
Открыв почту, посмотрел на фото. Он видел прекрасную брюнетку. С высокими скулами, нежными губами, растянутыми в лёгкой улыбке, она стояла в розовой кофте на какой-то набережной на берегу моря. В ней было что-то от финно-угорской внешности. Она пленила. Он потерял дар речи. Совместив свой разговор с этой девушкой, он уже не мог ни о чем и ни о ком, думать кроме неё.
***
— Всего доброго Павел… Федорович, — мы прощались. Мне как-то сложно стало называть его по отчеству.
— Павел ! Хорошо? – Уманский улыбался мне открытой улыбкой.
— Хорошо… Миша, хорошо? – подумалось, что как-то и правда мне так легче будет, наверное.
— Хорошо. Пока, Миш, до встречи.
Павел пошёл к своему дому, а я, сев в машину, смотрел ему вслед. Он мне понравился. Нет, как художник он меня восхищал и до этого. Но обычно мне было очень тяжело общаться с капризными людьми от искусства. С ним — было легко. Думаю, мы с ним подружимся.
Павел ушёл, а я поймал себя на мысли, что весь день думаю о Наталье. Её я встретил на бензозаправке когда ехал в этот город. Эта высокая девушка с тёмно-русыми волосами не выходила у меня из головы. Её мимика. Её грациозные движения. Её взгляд. Слегка надменный с достоинством взгляд. Улыбка. Её слегка кривоватый нос добавлял ей шарма.
Павел уже давно был дома, а я всё сидел под его окнами, не зная, как поступить. Нужно наверно отъехать, может быть, он увидит меня. Я же не знаю, куда у него выходят окна. Я бы на его месте был удивлён, если бы взглянув в окно, увидел, что машина так и стоит. Нужно отъехать. Я взял телефон и набрал номер Наташи.
— Здравствуйте ещё раз, Наталья!
— Да, Михаил, рада вас слышать. Вы не в городе? Не уехали ещё? Хочу вам долг отдать.
— Я в городе. Хочу пригласить вас в ресторан.
— Я согласна.
— Отлично. Какой у вас в городе самый лучший ресторан? Вы сможете быть там через час?
Я перевёл дух. В машине было прохладно, но на лбу выступил пот. Сердце колотилось.
Достав бумажные платочки, и, протерев лоб, я тронулся в сторону центра города.
***
— Паша… Я не знаю, как сказать. – Ксеня лежала рядом со мной в кровати.
Я лёжа курил. Из динамика компьютера тихо пела Лана свою «Born to die». Я последнее время часто слушал эту пластинку, она напоминала мне про Ирину. Я знал все песни наизусть, знал, и мне не надоедала эта музыка, потому как она ассоциировалась только с моей любимой. Странно, но я не видя ни разу этой женщины, уже похоже испытывал к ней это чувство.
— Говори, как есть.
— У нас это в последний раз… Я выхожу замуж за одногруппника. Понимаю, что тебе тяжело, да мне и самой тяжело тебе это говорить… Ты чего улыбаешься, Паш?
Вот уже несколько месяцев я почти ежедневно переписывался, иногда созваниваясь с Ириной, чувствуя свою вину за отношения с Ксенией. Зазвонил телефон. Я посмотрел на монитор – Михаил.
— Павел, привет.
— Привет, Миш. Как ты?
— Тружусь. Слушай, я тебе не говорил раньше, чтобы не «накаркать». Короче, у тебя выставка в Бруклине через три недели. Теперь уже точно – только получил подтверждение.
— О как!
— Да, Паша. Знаю, так что нужно в темпе вальса оформлять нам визы, ехать в посольство. Приглашение сегодня высылают DHL. Билеты и проживание, само – собой, оплачиваю я. К тому же, знаю, что с деньгами у тебя не ахти как. Но это — каждому своё, кому- талант, кому- деньги.
Поговорив с Мишей еще несколько минут, мы обсудили технические нюансы по выставке. Я был доволен. Я был взволнован. Я увижу Ирину! Сама выставка для меня как-то отошла на второй план.
Ксения сидела на кровати и надевала колготки. Она так эротична, что я, не удержавшись, повалил её обратно в кровать.
Когда будущая супруга своего одногруппника ушла, было даже как-то немного тоскливо, как бывает тоскливо, когда заканчивается отпуск и нужно приступать опять к работе. Я улыбнулся и, взяв телефон, набрал Ирину. Пошёл звонок. Я улыбался. И тут вызов отклонили. Бросили трубку.
Я в растерянности сидел на кровати, не зная, как мне поступить? Звонок. Ирина.
— Ну, что, испугался, — со смехом.
— Да, по правде, привет, милая.
— У тебя денег почти нет на телефоне, отрубили бы сразу, – решила перезвонить сама.
— Откуда ты знаешь про деньги на телефоне, Ириш?
— Я вообще многое знаю, Паша. Многое… А то, что ты прилетаешь, очень меня радует. Надеюсь, ты от меня теперь не вернёшься… А если и вернёшься, то только со мной. Билеты я уже заказала на семнадцатое число, на тебя и на Мишу.
— Стой… Вы знакомы? Откуда ты всё знаешь?
— Я же тебе говорю, я многое знаю. Иногда мне это очень мешает. Иногда, но не сейчас.
— Как? Что ты еще знаешь?
— Что? Я Павлуша, знаю, что ты будешь очень известным. Ты будешь певцом своей эпохи. Я так же знаю, что если бы ты остался с Наташей, то возможно, был бы счастлив с ней. Но ты бы не делал свою работу, тебе нужно было бы просто зарабатывать и забыть про искусство.
— Возможно и так… Но откуда ты знаешь про Мишу, про мой приезд.
— Я знаю больше. Подожди, договорю сначала… Если бы ты стал жить с Верой – это убило бы тебя. Не знаю, что это было бы, скорее всего — несчастный случай, но было бы так. Этот человек питается людьми. Мужчинам нужно быть от неё подальше.
— И про Веру… Ирин мне страшно уже как-то.
— Мне самой страшно, Паша. Самой. Так вот… Миша твой в большой опасности. Он сейчас живёт в Москве с твоей Наташкой и…
— Что? Миша с Наташкой?
— Да. Так сложилось. Но опасность не от Наташи, Паша. Там есть Вера. Миша идёт по твоему следу. По следу твоей жизни. Он бросит Наташу из-за Веры,- и тогда погибнет. Не знаю, можно ли что-то изменить или нет, но пока так.
— …..
— Молчишь… Я должна была тебе это всё сказать до твоего приезда. Теперь ты сам должен решать, нужно тебе приезжать в Бруклин или нет… Билеты я заказала, а дальше, что будет, не знаю. Я много знаю о других. О себе ничего не знаю. Думай… И ещё, для раздумий. У меня есть четырнадцатилетний сын.