Этой истории более семидесяти лет. Она начинается в 1939 году, когда я родился на на Украине в еврейской семье, а мой отец, после окончания Харьковского политехнического института, был призван в Красную армию. Шла война Советского Союза с Финляндией, потом началась Великая отечественная и о работе по специальности ему пришлось забыть примерно на два десятилетия.
Когда в июне 1941-го года Германия вторглась на территорию СССР, уже в первые сутки город Даугавпилс, где служил папа и жили мы с мамой, бомбили немецкие летчики. Началась паника среди мирного населения. Нам с мамой удалось убежать в последнем эшелоне, покидавшем этот Латвийский город. Дороги эвакуаци привели нас вначале на Северный Урал, а затем – в Челябинскую область. Там мы воссоединились родителями мамы.
Мои детские воспоминания весьма отрывочны. Помню лишь скудный рацион, в который входили и лебеда, и дикий паслен. Спасала, отчасти, кормилица – коза. Мы жили на окраине рабочего поселка Каргала в настоящей землянке. В ней было очень холодно, мама заболела ревматизмом, а я — туберкулезом.
Отец прошел всю Войну, был дважды ранен, но дошел до Берлина. Его артиллерийская бригада, где он занимал должность начальника политотдела, была расквартирована западнее Магдебурга, в городе Гальберштадт. Осенью 1945-го года он приехал на Урал и забрал нас с в Германию. Мы жили в двухэтажном особняке, принадлежавшем ранее состоятельному немцу. У нас было достаточно еды. Меня даже баловали и возили покупать игрушки в соседний город Вернигороде, где до Войны Гитлер мог безбоязненно гулять без охраны. Однако, через короткое время мама, которой не было еще тридцати лет, скоропостижно умирает. Отец обращается к командованию группы советских войск в Германии разрешить захоронение ее в Союзе, но ему отказывают. Маму похоронили на опушке леса рядом с Гальберштадтом. Меня, болезненного пятилетнего, отвозят к бабушке и дедушке в Одесскую область. Там мы, как и многие другие, приобретали опыт трудных послевоенных лет.
С тех пор прошло полстолетия… В 1996 году DAAD – немецкая организация, спонсирующая обмен учеными, предоставляет мне – профессору Алтайского медицинского университета – возможность пройти двухмесячную стажировку в женской клинике Гейдельбергского университета. Это известная старинная клиника, где впервые были сконструированы инструменты для родовспоможения, используемые и сегодня.
В начале октября 1996-го вечером я прилетел во Франкфурт и пересел на поезд, делающий остановку в Гейдельберге. Примерно через час пути я спросил у неюной немки, к этому ли городу мы подъезжаем? Она ответила утвердительно и сообщила, что выходит там же. В это время шел сильный дождь и я поинтересовался, далеко ли от вокзала остановка такси, объяснив ей, кто я и что мне нужно найти. Попутчицу встречал муж. Новые знакомые усадили гостя в свою машину, довезли до клиники и вызвали пригласившего меня профессора.
Было десять часов вечера, мои благодетели начали прощаться, чтобы поскорее вернуться к себе домой в город Брюль. Тут мне захотелось сделать им что-то приятное и я подарил им красивую бутылочку Горноалтайского бальзама. Они же на кусочке бумаги оставили мне свои имена и номер домашнего телефона. Можно ли было предполагать, что Ильзе и Вольфганг Шверин станут навсегда нашими друзьями?
В женской клинике Гейдельбергского университета, которой тогда заведовал профессор Юрген Бастерт (в центре),
мне создали все условия для ознакомления с организацией диагностики и лечения рака молочной железы, принятой в Германии. Это было профессиональное «пиршество «. И все же, оставаясь после рабочего дня один, вскоре понял, что плохо переношу одиночество. Тут я вспомнил о приветливой немецкой паре и позвонил по имеющемуся у меня номеру телефона… Мы договорились, что после посещения могилы мамы я им перезвоню. Путь в город Гальберштадт пролегал с юго-запада на северо восток страны. Работники железнодорожного вокзала там не смогли мне объяснить, где находится советское кладбище, и посоветовали обратиться к таксисту. Последний быстро доставил меня к желаемому месту и остался ждать у входа. Это было братское захоронение (примерно трехсот человек), расположенное за городом. На одной из могильных плит, среди прочих, было выбито имя мамы. Я поплакал, положил цветы и вернулся к ожидавшей машине. Водитель любезно привез меня назад и категорически отказался от чаевых.
В средине октября мои новые знакомые приехали за мной в Гейдельберг. Вначале мы отправились в Манхайм на представление в новый планетарий, строительством которого руководил Вольфганг.
Потом они пригласили сибирского гостя к себе домой в Брюль ( в нем тогда жила знаменитая теннисистка Штеффи Граф). В небольшой, но очень уютной квартире. Был накрыт стол для ужина. На нем я неожиданно увидел мацу, хотя еще ничего не говорил о своей национальности. В тот вечер нам помогали словари и атлас мира. Постепенно мы все больше узнавали друг о друге. Во время войны часть их семьи, как и моей, погибла… После войны их родители обосновались в Западной Германии. Они бедствовали, но постарались выучить детей. Ильзе стала фармацевтом, а Вольфганг инженером-строителем. У них родилось четверо детей. Затем появились внуки. По вероисповеданию они протестанты. Со своей общиной они посещали христианские места в Израиле.
Я рассказал им тогда о своей семье, что мы живем в городе Барнауле, расположенном южнее Новосибирска. Жена моя и сын тоже врачи. Цель моей поездки в Германию – это не только стажировка в области медицины, но и большое желание посетить могилу мамы. И вот мечта моя сбылась. Супруги Шверин сразу попросили дать координаты того кладбища, где мама похоронена. Это оказалось примерно в пятистах километрах от их дома. Затем они поинтересовались о том, что меня интересует помимо работы. Я ответил, что хотелось бы послушать классическую музыку и посмотреть музеи. После этого каждые выходные Вольфганг и Ильзе показывали мне близлежащие города, дворцы, музеи и кирхи. Я даже несколько раз ночевал у них.
На прощанье мы обменялись адресами. Наполненный разнообразными знаниями и впечатлениями, с подаренными мне профессорами книгами и ноутбуком я вернулся домой на Алтай. И вот тут-то начало происходить самое невероятное. Мои новые друзья, навещая родных в Восточной Германии, специально заезжали в Гальберштадт, чтобы побывать на могиле моей мамы.
Более того, в 1997 году они вышли на обербургомистра города с письменной просьбой обратить внимание на захоронение советских людей, которое требовало лучшего и большего ухода. После этого Бундесвер взял шефство над советским кладбищем в Гальберштадте. Такое не забывается!
Прошло два года после моего возвращения из Германии в Россиюи и мы с женой пригласили супругов Шверин к себе в Сибирь. Летом 1998-го года они прилетели к нам и провели две недели на Алтае. Им понравились и природа и люди. Затем я повез их в Петербург, где ранее учился. Они были довольны увиденным в России и, вернувшись домой, написали, что это был самый лучший отпуск в их жизни.
Итак, позади почти двадцать лет с момента начала нашей искренней дружбы с немецкой семьей. Мы продолжаем переписку и общаемся по телефону. Недавно Ильзе и Вольфганг отметили бриллиантовую свадьбу.
Как не понять, что они сами – настоящая человеческая драгоценность. Было нашей большой удачей приобрести таких настоящих друзей.