Ссора была беспричинной, как и большинство подобных ссор. Точнее, предлог оказался настолько ничтожен, что о нём и не стоило говорить, тем более, что в ходе самой ссоры он совершенно забылся. Были взаимно обидные слова, хлопанье дверями, лишь до рукоприкладства, слава богу, дело не дошло. Спали, естественно, врозь. Наутро остался неприятный осадок от происшедшего накануне, от выплеснувшихся наружу ненужных слов. Хотя сама причина никак не могла припомниться, всё сказанное отчётливо звучало в памяти. На службу он ушёл рано, не простившись с ещё спящей или притворявшейся таковой Мариной.
На работе всё валилось из рук, он не мог скрыть раздражения, перебороть свой ха-рактер, удивлённым сослуживцам досталось в этот день не по заслугам.
После окончания трудового дня он не зашёл домой, как обычно, а сразу отправился в контору, где подрабатывал ночным сторожем после рождения второго сына.
Ночью он долго не мог заснуть, когда же это получилось, сновидения его оказались сумбурными и беспокойными: он то снова ссорился с женой, то участвовал в перестрелке с фашистами, то пытался катапультироваться из терпящего аварию космического корабля.
Незадолго до рассвета он внезапно проснулся, словно его толкнули, с ощущением смутной тревоги. Сна уже не было, но оставалось состояние какой-то полудрёмы. Сквозь лёгкую дымку сонливости он ощутил, именно ощутил, как по коридору кто-то движется, приближаясь к его комнате. Шагов не было слышно, он ощущал перемещение живой мас-сы за неплотно прикрытой дверью, колебание воздуха — не более того.
Ему почему-то показалось, что это Марина, на мгновение он почти уверился в этом, позабыв, что все наружные двери заперты, и кроме него никого нет в огромном пустом здании. Тут же, опомнившись, он одёрнул себя: откуда ей взяться ночью на его работе?! И пока он размышлял подобным образом, пропустил миг, когда ЭТО вошло в комнату. Он не мог припомнить, открывалась ли дверь, или щели в полутёмный коридор оказалось достаточно для вошедшего, но в некоторый момент уже ощутил присутствие неведомого существа во мраке комнаты.
Сам он лежал на продавленном диване лицом к спинке и не мог видеть, а лишь чувствовал бесплотное приближение ЭТОГО. Кто-то склонился над ним сзади, он ощутил теплоту больших ладоней или лап, положенных ему на плечо и ухо. Вернее, ему так поначалу показалось, а на самом деле его накрыла плотная волна слегка подогретого воздуха, словно придавило неосязаемым силовым прессом.
Он хотел повернуться и рассмотреть незваного гостя, попытаться хоть что-то раз-личить в темноте, но не смог даже пошевелить пальцев. НЕЧТО мягко, но цепко держало, давило ему на шею, на ухо, на мозг, он ощущал приятное покалывание мелких иголок под кожей, во множестве точек соприкосновения, будто отлежал эти места.
Голова работала чётко, но тело совершенно отказывалось повиноваться. Он не мог даже шевельнуть пальцем. НЕЧТО продолжало нажимать с мягкой настойчивостью, по-степенно усиливая гнёт, пригибая его сознание куда-то вниз в скрытую прежде, а теперь развёрзнутую под полом пропасть, которую ничем не измерить. Он определённо чувствовал, что это навалившееся на него бестелесное создание скорее среднего рода, не женщина или мужчина, и уж вовсе не человек. Он слышал невнятное нисколько не грозное бормотание, даже улавливал отдельные слова, вроде бы состоявшие из нескольких слогов. Всё звучавшее напоминало родной язык, но воспринималось полной абракадаброй.
Неизвестный или неизвестное не запугивало, а тихо, почти задушевно уговарива-ло, увлекая на край небытия, настойчиво внушало что-то, усиливая бесплотное. Приглушённый, почти неразличимо низкий голос звучал на самой грани восприятия, раздавался непосредственно в голове, вовсе не враждебно и очень убедительно, несмотря на полную непонятность произносимого.
Страха не было, им овладело полное безразличие к происходящему, но всё же, вя-лый протест от собственного бессилия родился в глубине сознания. Его неумолимо стал-кивали в сон, в неизвестность чёрной пустоты, однако сомнений не оставалось, вернуться оттуда назад уже не удастся. С отчаянием он собрал всю свою волю, пытаясь противосто-ять натиску непостижимого, и ему удалось приостановить медленное сползание в ничто.
ЭТО продолжало торопливо лопотать, почти ласково, похоже, призывая прекратить всякое сопротивление, дать увлечь себя в близкое небытие. При этом нажим ни на миг не ослабевал, словно они мерились силами в воображаемом реслинге, пытаясь уло-жить захваченную руку противника на стол. Одновременно он точно знал, что это не сно-видеиие. Во сне обстановка не могла восприниматься так отчётливо, а мысли не остались бы столь ясными. На самом деле НЕЧТО упорно пыталось спихнуть его в необратимый хаос, и уже проклюнулись в сознании ростки первобытного ужаса. Он понял, что не хочет смириться с неведомой силой, не считавшейся с его собственной волей. Он хотел жить, каждый день видеть маленьких сыновей, Маринку, снова быть рядом глаза в глаза и никогда не ссориться по пустякам, как всё чаще происходило в последнее время. Собравшись мысленно в единый кулак, неимоверным и неистовым рывком удалось разом избавиться от нематериальных пут.
НЕЧТО тут же сняло свой пресс и полностью исчезло, бесследно растворилось в окружающем, будто и не появлялось. В один миг он ощутил, что никого больше нет возле дивана, в комнате, в коридоре. Теперь он смог без усилия повернуть голову к тёмному окну и различил в нём тусклые успокаивающие звёзды.
Он остался в полной уверенности, что не спал ни минуты, и всё ощущалось наяву, не было ничего похожего на переход от бодрствования ко сну или наоборот. Тогда что же ЭТО представляло собой на самом деле? В сновидение совершенно не верилось… Такого с ним никогда не происходило прежде. Разумеется, можно подыскать объяснение, но ло-мать сейчас голову нисколько не хотелось.
Внезапно его осенило, будь Маринка рядом, ничего подобного не случилось бы. Может, ночной пришелец пытался донести давно ему известное? Ему захотелось тотчас увидеть её, он понял, что их размолвки совершенно ни к чему, не имеет под собой ника-ких оснований, а Маринка нужна ему и желанна так же, как и годы назад. А жизнь у них одна. Он так и признается ей, как только увидит.
Небо посветлело, серые сумерки вливались в окно, голые ветви деревьев застыли за стеклом в ожидании близкого утра. Он еле дождался конца дежурства. Потом день на основной работе тянулся невыносимо медленно, внешне он автоматически делал всё по-ложенное, словно робот. При этом снова и снова представлял себе, как приедет домой, как расскажет обо всём Маринке, пусть она не поверит и примет неправдоподобную историю за шутку, за выдуманный предлог к примирению, пусть, только бы выслушала до конца. Только ей он и мог рассказать о случившемся, ведь другой такой у него не было.