Продолжение. Начало в электронном журнале от 31 Окт 2017 .
«Не трудно попасть на тот свет.
Трудно оттуда вернуться».
Вторая часть этого мнения
определенно ошибочна (В.Финкель)
«Есть повод прийти сюда еще один раз».
Борис Гребенщиков «Еще один раз».
В первый же день прибытия в Тонкий Мир Кола и Ласочка были приняты руководством Разведслужб. Они услышали много добрых и искренних слов о своей работе, об их мужестве, о значимости и весомости сделанного ими. Им было так хорошо, что казалось «погладь их по спине, они бы замурлыкали». Потом была встреча в их непосредственном месте работы — в научно-техническом Департаменте. Коллеги, восхищавшиеся ими, устроили сердечный вечер со смехом, шутками, прекрасной музыкой, песнями, танцами и, даже, с тостами и вином. И удивляться тут нечему — ведь одна молодежь — каждому не более 800 — 1000 лет! А в завершение, начальство щедро подарило им десятилетний отпуск.
И они немедленно же начали использовать его… Повидали родителей, бабушек и дедушек, потом детей, внуков и правнуков до десятого колена. Потом завертелось колесо общений с друзьями различных веков и стран… Потом они осознали в какой степени, почти всегда, Брюньон был прав: «Господи, как хорошо бывает видеть, слышать, вкушать, вспоминать! Все увидеть и все узнать — нельзя, я знаю; но хотя бы все, что возможно! Я — как губка, сосущая Океан!». Когда они, наконец, угомонились, осмотрелись и собрались заняться активным ничего-не-деланием, о котором они всегда мечтали, находясь «на холоде», выяснилось, что пролетели незамеченными полгода: «Ну, брат Время, дружок, и бежит же у тебя песок!». Как раз в это-то время — их и пригласили, притом, срочно, в Научно-технический Департамент. Начальство, хотя и немного смущенное, расшаркалось перед ними за прерванный отпуск, но потом объявило, что ситуация меняется и возникла неотложная необходимость вернуться в Москву. Срок воплощения — через полгода. О причинах и целях было почти ничего не сказано. Разве, что умерла одна выдающаяся женщина и беседы с ней здесь в Тонких Мирах, и медицинское обследование состояния её Души показали, что совершенно необходимо провести расследование в нескольких точках — в Москве и на периферии. А пока, Вы немедленно, буквально с завтрашнего же дня, начинаете подготовку прикрытия здесь и сейчас.
Они и начали…. Дело в том, что все созданное человеком на Земле, отображено в Тонком Мире. Поэтому вы можете видеть там все произведения искусства как собранные в музеях и галереях, так и вне их. Даже сожженная картина продолжает существовать в Тонком Мире. http://strelnikova.lv/mirovozzrenie/aj_tonkijmir.html
http://agniyoga.sibro.ru/living-ethics/detail/34156
«Находится все это в так называемом Высшем Слое Тонких Миров.
Этот слой Тонкого Мира можно назвать Миром Высшего Вдохновения и Воплощения Высших Устремлений. Все, что не удавалось человеку воплотить в Плотном Мире, здесь он легко и просто совершает. Бедный художник, не имеющий средств написать большую картину на Земле, здесь мысленно пишет целые панорамы. Эти шедевры являются пейзажами Высшего Слоя, они приносят всем жителям Высшего Слоя радость и вдохновение. Многие обитатели очень подолгу любуются ими, настолько они прекрасны. Все выдающиеся художники побывали здесь. До сих пор в этом Слое живы панорамы Леонардо, Рафаэля, славянских, индусских, китайских, японских, корейских художников, многих других…. Некоторые современные художники в так называемом сне бывают здесь, вдохновляются этими прекрасными мыслеформами, и по возвращении в Плотный Мир, пишут изумительные шедевры. Теперь вы знаете, откуда берется вдохновение, и каким образом люди «вдыхают» новые идеи»!
http://znamyamaytreyi.ru/articles/ezoterika/tonkij-mir-posmertnoe-sushhestvovanie-cheloveka-sloi
Отныне все дни Кола и Ласочка проводили в этом слое. «На то ли бог дал мне глаза, жадные к красоте, чтобы, когда она является, я стал их закрывать? Нет, они у меня отворены шире ворот. Все, туда входит, ничто не ускользнет.» Пять месяцев, изо дна в день, они знакомились с мировыми шедеврами живописи. Перед их глазами прошла нескончаемая шеренга величайших мастеров кисти. А когда, казалось, они так уставали, что впитывать в себя бесконечную красоту было уже невозможно, в них гипнотическим путем внедрялась информация о тысячах и тысячах картин. В конце концов, каждый из них превратился в, своего рода, уникальную «машину» для распознавания и точной идентификации почти любой картины, выполненной за десяток веков почти всеми, не только гениальными, но и просто, талантливыми художниками. При этом было лишь одно условие — эти художники умерли. Это означало, что все, что они сделали, а, зачастую, и сами они, находились в Тонком Божественном Мире.
А в завершение этой части подготовки прикрытия, руководство Департамента, исчерпывающе знавшее всю их деловую биографию, с улыбкой предложило и организовало встречу с их старым знакомым… О ком же Вы думаете шла речь? Примерно шесть веков тому назад, выполняя задание Спецслужб Тонких Божественных Миров, в самом начале XVI века в замке Кло-Люсе, близ Амбуаза (Турень, Франция), они познакомились с Леонардо да Винчи… Ни много, ни мало. Оказывается, после своей кончины 2 мая 1519 г. великий художник, инженер и зодчий не пожелал возвращаться на Землю и жил, и творил в Тонких слоях. Встреча должна была состояться через два дня, и Ласочка принялась немедленно готовить для них одежды того давнего времени — уж очень хотелось им быть узнанными великим живописцем и установить с ним душевный контакт. Себе она оперативно (ведь в Тонком мире мысль решает все и немедленно) сшила венецианское пышное платье, приготовила белокурые волосы, шляпу без донышка и невероятную обувь, увеличивающая рост барышень на 30 сантиметров!
Что касается Кола, то для него Ласочка выбрала французско-итальянскую версию моды XVI века. Камзол и догалине — мужская одежда на куньем меху с широкими рукавами, которые откидывали на плечи, показывая красоту меха и прикрепляли к плечу, — с принятыми тогда разрезами, мужские короткие штаны-чулки — шоссы. Нижняя часть шоссов представляла собой длинные чулки из шелковых трико. Ну и в завершение шляпа с пером, обувь с широким квадратным носком — «медвежья лапа», и шпага на боку. http://womanadvice.ru/moda-16-veka
Прибыли они минута в минуту. И увидели тот же самый небольшой замок, сложенный из кирпича и белого камня в стиле «пламенеющей готики», в котором они уже были в XVI веке. И хозяин был тот же, только совсем молодой, ведь в Тонком Мире все молодые! Они тотчас узнали друг друга и провели два часа в прекрасной сердечной беседе. И в замке этом они увидели все то, что было создано на Земле и многое другое, более позднее, но не менее прекрасное. Остался в памяти и откровенный ответ Леонардо да Винчи на вопрос о том, почему с тех давних пор он ни разу не воплощался на Земле:
— Дело в том, что процесс творчества в Тонких Божественных Мирах несравненно проще, продуктивнее и я бы сказал, счастливее. Прежде всего, вы не зависите ни от кого и ни от чего. Все, что вам нужно при первой же мысли об этом, реализуется перед вами. Касается ли это красок, холста, рам и тому подобного. Но это только первое. Второе и главное — все, что вы создали, доступно миллионам Душ Тонких миров безо всяких ограничений. Здесь отсутствуют деньги, купля и продажа картин, и вообще любой корыстный бизнес на искусстве. Меня шокирует циничный юмор землян на эту тему: «Писать картины — это творчество, продать — искусство».
В командировке Кола и Ласочки был заинтересован, а, следовательно, и проинформирован и Российский Департамент Тонких Миров. И сразу же после визита к Леонардо да Винчи эта служба потребовала у Научно-технического Департамента учесть то обстоятельство, что полем деятельности наших героев явится Россия. А потому желательно познакомить их, хотя бы, с некоторыми из великих русских художников, что и было принято к исполнению. И на протяжении одной недели Кола и Ласочка побывали у Ивана Константиновича Айвазовского, Ильи Ефимовича Репина, Виктора Михайловича Васнецова, Василия Ивановича Сурикова, Алексея Кондратьевича Саврасова и Иссака Ильича Левитана. Когда в последствие в Москве в кругу художников заходила речь, скажем, о Сурикове, Кола был способен, точь в точь, Суриковским голосом произнести: «Суть-то исторической картины — угадывание. Если только сам дух времени соблюден — в деталях можно какие угодно ошибки делать…». Или его же: «Раз ворону на снегу увидал. Сидит ворона на снегу и крыло одно отставила, чёрным пятном сидит. Так вот я этого пятна много лет забыть не мог…», А, если упоминался Левитан, то Ласочка могла не отстать от мужа и, однозначно, воспроизвести подлинным голосом Левитана его высказывание о своем учителе Саврасове: «С Саврасова появилась лирика в живописи пейзажа и безграничная любовь к своей родной земле <…> и эта его несомненная заслуга никогда не будет забыта в области русского художества». Слушатели удивлялись памяти наших героев, но не подозревали, в какой степени, воссоздавая речь, они представляли себе, попросту, видели перед собой, слышали и абсолютно точно копировали говорящих эти слова великих художников.
Ну уж если быть честным, то состоялась еще одна незабываемая встреча с великим художником-авангардистом. На ней особенно настаивало Руководство Разведслужбы и Научно-Технического Департамента. Их заинтересованность диктовалась уже не операцией прикрытия, хотя и это тоже было полезным, а исключительной практической важностью творчества этого художника для самого выполнения основного разведывательного задания. И Кола, и Ласочка, позднее, уже в России оценили значимость этой встречи и возвращались к воспоминаниям о ней неоднократно…
Последние две недели перед реинкарнацией Кола и Ласочка опять, как и в прошлый раз, прошли установочный курс по так называемой операции КБ, то есть
фундаментальное изучение великой книги Ромен Роллана «Кола Брюньон». Изданная в 1918 году, эта книга оказалось, подлинным кладезем, настоящей энциклопедией рафинированной человеческой мудрости. Она содержала огромный жизненный опыт. Её прочтение и усвоение были равноценны пяти реинкарнациям! Более того, эта удивительная книга содержала технику незыблемой внутренней прочности, устойчивости, самосохранения и выживания в ревнивом, недружественном, а то и во враждебном окружении. Поэтому в разведшколе 100 лет назад была проведена так называемая «операция КБ», т. е. «операция Колы Брюньона». Для всех будущих разведчиков, как и для всех, проходящих переаттестацию, предполагалось тщательнейшее изучение текста книги и внедрение его целыми блоками в память разведчиков. Вводились практические занятия по привязке конкретных высказываний, афоризмов и максим Колы Брюньона к реальным жизненным обстоятельствам. Особое внимание уделялось методам Брюньона в проявлении стойкости и несгибаемости, камуфлированными гибкостью и мягкостью. Отдельные семинары проводились по отношению Брюньона к государственным структурам, власть предержащим и женщинам, по его юмору, самоиронии, самонасмешливости и тарированному цинизму. Его шарм и обаяние в общении являлись предметом, своего рода, лабораторных работ.
И вот, что оказалось — за сто лет ситуация не изменилась. В мире не появилось ни одной книги, которая, хотя бы отдаленно, приближалась к «Коле Брюньону» по уровню жизненной человеческой мудрости… В Тонком Мире Разведслужбы отлично понимали, что гений Ромен Роллана оказался не превзойден, и, к сожалению, должным образом не оценен на Земле! А потому и «Кола Брюньон», по прежнему, был в строю! И операция КБ действовала, и судя по всему, продолжит действовать и впредь!
Мудрость «Кола Брюньона» носит общечеловеческий характер и восходит к конструкции Человека и его Души. Вместе с тем, в России появилось два писателя, которые в юмористических формах заметно добавляли элементы жизненной мудрости, привязанные к конкретному жесткому государственному устройству, а стало быть, и к особенностям мышления и мировосприятия россиян. Не европейцев вообще, а именно россиян! Это Михаил Жванецкий и Игорь Губерман. Естественно, это не прошло мимо Разведслужб Тонкого Мира. Кстати, не без явной помощи Кола и Ласочки. Но, как бы то ни было, в программу подготовки разведчиков, отныне, Разведслужба включила и ознакомление своих воспитанников с творчеством этих двух блестящих людей. В программу входили сотни их высказываний, как в обычной форме:
М. Жванецкий:
Все идет хорошо, только мимо.
Вот под их знаменами мы и движемся, как они говорят, вперед.
Они, якобы, видят будущее.
Спросить, что они видят, никто не решается, чтоб не слышать этих объяснений.
И выбора нет. Или тупой или очень тупой. За которым тоже 35% голосов. Только тронь — и он победит.
Вот такое время.
Если сложить темное прошлое со светлым будущим, получится серое настоящее
И.Губерман:
Вожди России свой народ
Во имя чести и морали
Опять зовут идти вперед,
А где перед, опять соврали.
***
Ворует власть, ворует челядь,
вор любит вора укорять;
в Россию можно смело верить,
но ей опасно доверять.
***
На всех перепутьях, что пройдены
держали, желая мне счастья,
стальные объятия родины
и шею мою, и запястья,
так и с использованием ненормативной лексики. Дело в том, что народ России, Советского Союза, Российской федерации, практически на всем протяжении своего существования: от крепостничества, самодержавия, советской тирании, до нынешних времен живет под прессингом — от бесчеловечного рабства, растрельно-жестокого при коммунистической деспотии, до сегодняшнего жесткого. Отсюда и неумирающая пословица «От сумы да от тюрьмы — не зарекайся».
Когда страна — одна семья,
все по любви живут и ладят;
Скажи мне, кто твой друг, и я
скажу, за что тебя посадят.
А потому речь народа насышена матом — этим чувством боли, выраженным словами. Да, конечно, жизнь не шахматы, и одного мата для неё мало. И тем не менее, народная русская речь им насыщена и пересыщена:
Народа российского горе
С уже незапамятных пор,
Что пишет он *** на заборе,
Еще не построив забор.
И если Жванецкому удается его избегать, то у Губермана, сидевшего в тюрьме за правозащитную деятельность, мат — совершенно естественный гость на его поэтических страницах.
Я не люблю любую власть,
мы с каждой не в ладу,
Но я, покуда есть что класть,
на каждую кладу.
***
Давно пора, ебена мать,
умом Россию понимать!
***
Своей истории верна,
Болея хамством, рабством, барством,
Россия дивная страна
В весьма херовом государстве.
II
О невежды! Наш облик телесный — ничто,
Да и весь этот мир поднебесный — ничто,
Веселитесь же, тленные пленники мига,
Ибо миг в этой камере тесной — ничто.
Омар Хайям (1050 — 1123), Рубайат (Отрывок из работы Френсиса Разорбака, «Эта неизвестная смерть».)
Молодая чета художников въехала в трехкомнатную московскую квартиру совсем недавно. С полгода назад он окончил Московский государственный академический художественный институт имени В. И. Сурикова по отделению реставраторов живописи и скульптуры, а она — выпустилась из Российской Академии живописи, ваяния и зодчества по профилю искусствоведения. Мебели завезли они совсем маловато, но свой творческий кабинет кое-как, но оборудовали — в нем стояли два одинаковых письменных столика и на каждым возвышалась большая подсвечиваемая линза, подвешенная на подвижной руке-консоли. Кроме того, на столиках лежали по стопочке фотокопий картин различных художников. Если бы вы знали, кем работали наши молодожены, а были они одними из самых квалифицированных в мире изобразительного искусства не только Москвы, но и всей страны идентификаторами картин, вы бы крепко удивились скудости предметов на столешницах. Дело в том, что в крупные музеи, а молодожены наши числились консультантами сразу при ленинградском Эрмитаже, Государственном музее изобразительных искусств им. А. С. Пушкина, Третьяковской галерее и добром десятке других, постоянно поступают картины неизвестного происхождения. И существуют целые лаборатории, где устанавливают их происхождение, имя художника и время написания. И чего только нет в этих лабораториях? И химические препараты для определения состава краски и холста. И рентгеновские аппараты для просвечивания (а нет ли под этим рисунком другого, скрытого), и микроскопы для анализа микротрещинок в слое краски, и даже приборы для дактилоскопирования отпечатков пальцев художника. Да ко всему этому штат профессионалов — искусствоведов и мировой банк данных существующих картин и подписей художников. А тут, лупа да фотокопии. Заметьте, не оригиналы картин, а фотокопии их (!) и все!
И тем не менее, чета наша творила чудеса, недоступные никому из современных идентификаторов! И прежде всего, глядя на копию картины, они отвечали на простой вопрос — жив ли художник! Если он оказывался жив, они сообщали заказчику об этом и от дальнейшего поиска отказывались, возвращая аванс. Однако, если в живых художника не было, они однозначно называли вам его имя, страну, город и время написания. Мало того, они 100-процентно гарантировали информацию о том, оригинал это или подделка, какой бы искусной она ни была. Пожалуй, вторых таких экспертов, не только в России, а и на всей Земле нашей было не сыскать! Дар у них бы такой, в полном смысле Божий Дар!
Может быть я преувеличиваю? Писатель ведь… А об этой публике любимый мой Брюньон говаривал не иначе, чем: «Я богат. Каждая повесть — каравелла, привозящая из Индии или Берберии драгоценные металлы, старые вина в мехах, диковинных зверей, пленных рабов…что за молодцы! Какая грудь! Какие бедра!.. Все это мое. Царства жили и умирали на забаву мне…». Ну что тут скажешь… Грешен! Есть такое… И строить этот текст — одна радость, и восторгаюсь я моими героями, восторгаюсь… Так ведь есть за что…
А между тем, совсем рядом, в кухоньке, новосёлы-то наши, пировали. Что, водка, вина, шампанские? Нет-нет! Она наслаждались обильной, добротной и разнообразной едой, заказанной в соседнем ресторане с хорошей репутацией. Они были голодны и казалось, пытались наесться за целый год… И ничего удивительного в этом не было — земной пищи они не видели «промеж двух белых январей»! На их лицах блуждала смущенная улыбка и они не могли насытиться и остановиться. И не удивительно, — целый год они жили в Великом и искренне любимом ими Тонком Божественном Мире, на своей чудесной Родине. В том самом совершенном мире, где жизнь, хотя и подобна жизни на Земле, но без «горя, боли, пустоты, одиночества и страха, так часто охватывающего нас; без эгоизма, жадности и разрушения, с которыми мы сталкиваемся в окружающем нас мире.»; в том самом бесподобном и изумительном мире, где «есть только любовь, красота, мир, утешение, понимание, радость, готовность прийти на помощь и поделиться, внимание и забота друг о друге.» В этом мире «ты не встретишь ни боли, ни горя, ни отчуждения, ни одиночества, только любовь!» Разве это не замечательно? («Что там, на Небесах?»). http://muchlove.narod.ru/love_is_god/010.htm
Все это так! И живя на Земле они всегда, и днем и ночью, тосковали о Родине своей — Тонком Божественном Мире. И не удивительно это. Ведь сказал же Сергей Есенин:
Душа грустит о небесах.
Она нездешних нив жилица.
Вместе с тем жизнь на Земле обладала и немалыми достоинствами. Одно из них заключается в том, что, живя в Тонком Мире, небесное тело, Душа наша, конечно, несопоставимо меньше, но тоже требует пищи. На Небесах вы сможете пить воду жизни, есть разнообразные плоды или вдыхать их аромат. Иногда говорят, что Небесное тело питается запахами. Бог тоже вдыхает запахи. Богу было приятно, когда праведники приносили ему жертвы, Он вдыхал благоухание жертв в Ветхом Завете (Быт. 8:21).
(Глава 5. Тайны Небес, скрытые со времени Творения).
Так вот, в связи с этим приведем высказывание пациента доктора Майкла Ньютона, многократно умиравшего и воплощавшегося: «Я люблю апельсины. Я могу создать здесь апельсин и даже воспроизвести его толстую кожуру, сладкий вкус. Однако это не совсем то, что мы чувствуем, когда едим его на Земле. В этом заключается одна из причин, почему я наслаждаюсь моими физическими воплощениями». (Ньютон Майкл > Предназначение Души).
Вот почему герои этой повести, сравнительно недавно вернувшиеся на Землю, ели и не могли насытиться. Наконец, Кола промолвил:
— Мы с тобой чувствуем одно и то же, давно сказанное Кола Брюньоном: «Я опять начинал чувствовать вкус к жизни… И даже, сам не знаю, как, я находил ее еще более смачной, чем раньше, нежной, рассыпчатой и золотистой, поджаренной в самый раз, хрусткой, упругой на зубах и тающей на языке. Аппетит воскресшего. Вот уж Лазарь, должно быть, сладко ел!..».
И Ласочка продолжила:
— Это было сказано в 1914 году Ромен Ролланом, как и: «Сковороды шипят; уличный воздух напоен сладким запахом жира… Прыгай, блин! Выше! Прыгай для моей Глоди!».
— Я согласен с тобой — подхватил Кола, — Брюньон обожал и еду, и сам процесс поглощения пищи: «Как бы я не объедался, я вечно голоден». Это был великий, несравненный гурман и мало кто может соревноваться с ним в изощрённейшем описании застольных меню средневековых французов, которое даст гигантскую фору двадцатому веку вообще и нищей, и скудной коммунистической России — особенно! Возьмем, хотя бы это его описание, да нет, скорее, сочное, смачное изображение триумфа чревоугодия:
«Поданы были три вепренка, зажаренные целиком, начиненные пряным крошевом из кабаньих потрохов и чапурьей печенки; душистые окорока, копченные в очаге на можжевеловых ветках; заячьи и свиные паштеты, приправленные чесноком и лавровым листом; требуха и сосиски; щуки и улитки; рубцы, черное рагу, такое, что от одного запаха щекотало в мозгу; и телячьи головы, таявшие на языке; и неопалимые купины проперченных раков, обжигавшие вам глотку; а к ним, чтобы ее умягчить, салаты с немецким луком и уксусом, и добрые вина — шапот, мандр, вофийу; а на десерт — белая простокваша, прохладная, упругая, расплывавшаяся во рту; и сухари, которые вам высасывали полный стакан, разом, как губка». Почти столетие спустя, конечно же, намного суше, прагматичнее и сдержаннее, все это было приспособлено к новому времени американским кинорежиссером Вуди Алленом: «Я ненавижу реальность. А реальность, к великому моему сожалению, пока единственное место, где на обед дают добрую порцию стейка».
Да, это были наши старые знакомые («Небесная Печать». Зарубежные Задворки 31 Окт 2017 (Проза)), неожиданно возвратившиеся из Тонкого Мира. Покидая Землю, они надеялись пробыть на Родине несколько десятков, если не сотню лет, наслаждаясь заслуженным отпуском. И они были настолько счастливы, что не заметили пролетевшего времени — «На смазанных петлях вращается год» и «Как складываемая ткань, падают дни в бархатистый сундук ночей». Но, как говорят, человек предполагает, а Бог располагает. И в данном конкретном случае это носило буквальный характер — Разведслужба Тонких Божественных Миров и Российский Департамент отозвали их из отпуска и срочно направили на Землю. — Была в этом безусловная необходимость. И об этом, немного позже, мы обстоятельно поговорим. Но сейчас хотелось бы заметить, что произнесенные ими слова, по завершению радостной трапезы, были первыми словами, которые они произнесли в этой квартире вслух. Как только они переступили порог этой квартиры, вместе с ними в дверь — «в прорыв» «хлынула тишина». И дело было совсем не в том, что фраза «Оба мы наперебой сыпали слова гурьбой, с обеих сторон трещала речь без передышки, как картечь, — Растолковывать слова не приходилось: их хватали еще в печи, пока они были горячи», как говорят, не про них. Они были людьми на протяжении многих столетий взвешивающими каждое слово. Нет-нет! Несколько дней ушло на то, чтобы удостовериться в отсутствии жучков внутри квартиры и каких-либо облучателей вне её. Да-да, тех самых, которые анализируют речь по вибрации стекол в окнах…
Всё это время они общались про себя «in petto <Про себя (итал.)>». Вообще говоря, им это было естественно по двум причинам. Во-первых, язык Тонкого Мира един и универсален и разделение в нем на языки отсутствует. Передается лишь сущность мысли. Таким образом, мысль заменяет и исключает слова, и уже никому не нужно открывать рта. Ну, а помимо этого, за шестьсот лет духовной близости, наши герои срослись так, что с незапамятных времен, «как два побега одного ствола, общаются сердцем». И, наконец, тонкая, но символически значимая деталь. Оказывается, итальянское «in petto» означает не только «про себя», но и «в душе»!!!
Но прежде, Дорогой Читатель, чем опять оказаться лицом к лицу с нашими героями, с Кола и Ласочкой, и не удивиться, и чтобы понять, что, собственно, произошло, мы прервемся и возвратимся к событиям, имевшим место быть и в Тонком Мире, а точнее в научно-техническом отделе Разведслужбы Тонкого Божественного Мира, и здесь, на грешной Земле, без малого четверть века тому назад…
А дело-то в том, что Разведслужбы Тонкого Мира имеют много тысячелетний опыт работы и стараются подстраховаться на самые различные и труднопредсказуемые события. Один из возможных казусов — это ситуация в конце биологической жизни разведчика. В большинстве случаев он устает от жизни «на холоде», и стремиться вернуться домой — отдохнуть добрую сотню — другую лет. Но случается, когда разведчик-профессионал не закончил что-то важное, по его представлениям, во время этой командировки и стремиться продлить её. Поскольку прогнозировать это затруднительно, за 20-25 лет до его кончины (а уж она-то определяется в Тонких Мирах однозначно) проводится специальная операция «дремлющий дублер» или, как в нашем случае, «спящая ячейка». Суть ее заключается в том, что «все души, которые приходят на Землю, оставляют часть своей энергии в Мире Душ… Процент энергии души, оставшейся в Мире Душ, может варьироваться, но все частицы ее света являются точной копией друг друга и повторяют целостную личность… Как правило, высоко продвинутая душа берет на Землю не более 25 процентов всей своей мощи, в то время как менее уверенные в себе души — 50–70 процентов…». (Ньютон Майкл «Предназначение Души.»).
Так вот из этого-то резерва оставленных «дома» процентов энергии, души Кола и Ласочки (в это время им было, примерно, по 65 лет и они жили и работали в Москве) отправляются в свое очередное параллельное путешествие на Землю. «Души входят в назначенное им тело в утробе своей будущей матери, примерно, на четвертом месяце ее беременности, так что в их распоряжении уже имеется достаточно развитый мозг, которым они могут пользоваться до момента своего появления на свет. Находясь в позе эмбриона, они все же способны мыслить, как бессмертные души, привыкая к особенностям работы мозга и к своему новому, второму Я. После рождения память блокируется, и душа соединяет бессмертные свои качества с преходящим человеческим умом, что порождает комбинацию черт новой личности.». (Ньютон Майкл «Предназначение души»)
Вообще говоря, души добровольно выбирают тела, в которые они предполагают вселиться и, тем не менее, не удивляйся Читатель, в Тонком мире существуют и анекдоты на эту тему, и, в частности, там известна шутка Игоря Губермана: «С годами душа, вместо того, чтобы советовать и спорить, все чаще забивается в угол и бормочет:
— «Боже, за что ты посадил меня в этого идиота?!».
Но, как говорят: шутке минутка, а делу час! За 25 лет до ухода Кола и Ласочки из земного в Лучший из Миров — и это совсем не ирония, а истинная Правда, — описанная выше процедура была проведена по инициативе Разведывательных Служб Высших Тонких Божественных Миров, и в Москве появились две семьи, которые ждали ребенка. Родившиеся детишки с рядовыми российскими именами и фамилиями — девчушка (родители дома называли её Ласочка) и мальчонка (с домашним именем Кола). Вплоть до окончания высших учебных заведений, они жили в амнезии и понятия не имели об истинных Ласочке и Кола. По окончании Московского государственного академического художественного института и Российской Академии живописи, ваяния и зодчества наши Кола и Ласочка со своими основными и мощными душами прибыли непосредственно из Тонкого Мира и вселились в своих дублеров. Никаких проблем с отторжением и быть не могло — ведь в каждом из них жила одна и та же душа! Просто, с этого момента амнезия исчезла и, прежде не знавшие и не подозревавшие этого, дублеры, осознали кто они есть!
Это были милые и славные люди, и со временем они стали походить на… Вот тут, читатель, придется Тебя чуть-чуть удивить… Дело в том, что вопрос этот, оказывается, решался не без участия Кола и Ласочки.
Когда за 65 лет до того, Разведслужбы Тонких Слоев приняли первое решение переориентировать с Европейского направления и послать Кола и Ласочку для многолетней службы «на холоде» в Россию, Души их были имплантированы в свои будущие тела, и им было позволено обращаться друг к другу Брюньоновскими именами, особенных запросов на их будущую внешность не было. Ну, разве что, ко внешности Ласочки (некоторые черты Ромен Роллановской героини она сохранила)… Что касается Кола, то он имел достаточно рядовой облик русского интеллигента. Однако за многие десятилетия жизни в России и он, и она так пропитались образом мышления и духом великой книги Ромена Роллана, что, когда возникла мысль о создании «спящей ячейки», они потребовали внешности своих продолжений, которая, хотя бы каким-то образом, пусть отдаленным, но согласовывалась с их реальным внутренним миром. И им пошли навстречу, что называется сделали «мягкой лапкой по душе».
С чего начали Ласочка и Кола? — Конечно же, с иллюстраций к «Кола Брюньону», выполненных прекрасным художником Евгением (Герцем) Адольфовичем Кибриком. Ромен Роллан, во время пребывания в Москве встретился с Евгением Кибриком и просмотрел его иллюстрации. Вначале он отнесся к рисункам настороженно. Но потом признался: «Я себе все это представлял иначе. Но такое могло быть. Вы обновили Кола. Я в него верю! » В одном из последних писем Ромен Роллан называет иллюстрации «радостными и сильными»: «Перед ними я снимаю шляпу! » Особенно понравилась писателю «Ласочка » Подаренный Евгением Кибриком лист с «Ласочкой» висел в кабинете писателя. Вот, что писал Роллан в одном из своих писем художнику под названием «Кола приветствует Кибрика» (приводится с сокращениями):
«Читая французский перевод своего «Фауста», сделанный Жераром де Нервалем, старый Гете говорил, что этот перевод освежает и обновляет его собственное представление об его поэме.
То же самое я испытываю, глядя на жизнерадостные рисунки Кибрика к моему «Кола Брюньону».
Мой герой возвращается ко мне отрешенным от меня, радостный и сильный. Он достиг полной независимости.
Теперь он существует особняком от автора.
Ошибочно думать, будто бы возможно или даже нужно воссоздавать тот образ, который рисовался автору.
Произведение действительно живое тем и отличается, что при своем возникновении, когда его автор рождает, оно только начинает быть.
Оно развивается, оно живет дальше, проходя сквозь толпу читателей, оно обогащается их сущностью и, по старой латинской поговорке «vires acquirit eundо», приобретает силы на ходу.
Самые века и страны, его воспринимающие, наделяют его своими думами. И если у него хватает сил нести их груз, оно становится классическим и «всечеловеческим». С таким именно чувством я встречаю того «Кола Брюньона», который возвращается ко мне из СССР в веселых образах Кибрика. Он стал для меня каким-то двоюродным братом Санчо Пансы и Дон Кихота. И перед ним я снимаю шляпу. Он меня переживет. Кибрик для своей работы окружил себя атмосферой произведений той эпохи — раблезианскими рисунками Калло, Абраама Босса, Брейгеля, Лененов, видами старого города Кламси и его окрестностей. Но он только на миг погрузил в нее свою мощную индивидуальность и то, что он создал, принадлежит ему, всецело ему. Это — создание сильного и своеобразного художника, накладывающего свою печать на все, что он видит. Он сделал хорошо, и я его поздравляю. Я любуюсь его коренастыми типами и тем ощущением жаркой жизни, лучезарного и мягкого воздуха, которое окутывает его фигуры.
Среди созданных им типов образ Ласочки будет особенно убедителен для всех грядущих читателей, как он убедителен и для самого автора. Это — деревенская Джоконда, черты которой, в силу редкой удачи, обладают характером и всеобщим, и чисто местным, бургундским. Невернцы в ней узнают свою лукавую молоденькую землячку, и в то же время она принадлежит любому времени и любому народу.
Я приветствую Кибрика, мастера жизни и юмора, который сумеет быть в свои счастливые часы также и мастером красоты. Я благодарю его от имени моей Бургундии. ……
Март 1936 г.
https://www.e-reading.club/bookreader.php/1039275/Rollan_-_Kola_Bryunon_%28Zhiv_kurilka%29.html
К сожалению, из песни слова не выкинешь. Восторженные отзывы Ромен Роллана и его письмо от марта 1936-го не спасли чудесного художника от безумного поветрия сталинских репрессий. Вот что пишет дочь художника Б. М. Эрбштейна, также оказавшегося в этой дьявольской мельнице:
«Везли арестованных в трюме баржи, набитой до отказа людьми, как сельдями. Духота, вонь, из трюма наверх не выпускали. Люди лежали вповалку друг на друге. Маршрут: через Ладогу до Кобоны. Оттуда в товарных вагонах в Сибирь. На полустанках людей выбрасывали в чистое поле. Осень. В Сибири — лютая зима. Кто не замерзал, кто втискивался в небольшой барак, не способный вместить всех, кто мог выстоять ночь среди таких же, как он, полуживых, стоймя, в ледяном бараке рядом с мертвыми (трупы так и стояли впритык к живым, коченея), те доехали до лагеря, находившегося в Красноярском крае. Эрбштейн оказался среди доехавших.
Как он потом рассказывал, на одном из отрезков пути его спасла шуба Кибрика, автора многочисленных ленинских портретов, создателя знаменитых иллюстраций к «Кола Брюньону» Р.Роллана. Будущий академик ехал с Эрбштейном в одной теплушке. Потом их пути разошлись. Кибрик, не упоминающий об этом событии в своей книге, был извлечен из лагеря под Новосибирском Н. К. Черкасовым, и в 1943 году был уже в Самарканде, куда эвакуировали Академию художеств. Судьба Эрбштейна сложилась трагичней». http://www.sakharov-center.ru/asfcd/auth/?t=author&i=991
Но вернемся к Кола и Ласочке. Как мы уже говорили, из уважения к ним и их свободной воле, им было предложено выбрать внешний вид нынешних малышей, а в будущем и их собственный, по своему усмотрению. И тут начались проблемы. Дело в том, что Ласочка и Кола были людьми славными, сердечными и приличными во всех отношениях, как и их Разведывательная Служба Тонких Божественных Миров. Собственно говоря, почему были? Они есть и будут вечно… Так вот, несмотря на глубинную любовь к книге «Кола Брюньон», несмотря на то, что, в целом, иллюстрации Кибрика им нравились, вопреки тому, что они сами потребовали согласования их будущего облика с их собственным реальным внутренним миром, принимать буквальные облики Ласочки и Кола а-ля Кибрик они отказались наотрез. И их аргументы были весьма серьёзными. И прежде всего, «Кибрик для своей работы окружил себя атмосферой произведений той эпохи — «раблезианскими рисунками Калло, Абраама Босса, Брейгеля, Лененов, видами старого города Кламси и его окрестностей». И, естественно образы его героев отвечали тому времени. Поэтому-то Роллан и пишет, что Кибрик «стал для меня каким-то двоюродным братом Санчо Пансы и Дон Кихота».
— Ну и как бы мы выглядели в средневековых нарядах в Москве XX–XXI веков? -спросил Кола. И Ласочка его поддержала:
— И как бы деревенская Джоконда с вишенками смотрелась на улицах Российской столицы? И потом, мне кажется, что прекрасный рисунок Кибрика передает нам облик, все же, скорее, бургундской, чем российской девушки.
— И к тому же — добавил Кола, — нам следует быть достаточно неброскими.
— Что же Вы предлагаете? — спросили их.
— Что касается меня — заявила Ласочка, — то я предпочла бы облик, близкий к Майе Плисецкой. Дело в том, что основные качества садовницы Ласочки — женственность, красота, привлекательность, задорность, очарование, темперамент, — включаются как часть в более широкий и фундаментальный, я бы сказала, интегральный образ Плисецкой, а в «Кармен-сюите» — и с вишенками во рту. В нем сочетаются ясный, объективный и независимый ум, красота и высочайший человеческий класс. Я влюблена в неё. Позвольте, уж я прочту Вам отдельные строки Андрея Вознесенского о ней:
В её имени слышится плеск аплодисментов.
Она рифмуется с плакучими лиственницами,
с персидской сиренью,
Елисейскими полями, с Пришествием.
Есть полюса географические, температурные,
магнитные.
Плисецкая — полюс магии.
Она ввинчивает зал в неистовую воронку
своих тридцати двух фуэте,
своего темперамента, ворожит,
закручивает: не отпускает.
….
Плисецкая — Цветаева балета.
….
В ней нет полумер, шепотка, компромиссов.
….
Балет рифмуется с полётом.
Есть сверхзвуковые полёты.
Взбешённая энергия мастера — преодоление
рамок тела, когда мускульное движение
переходит в духовное.
Возможно, это одна из Величайших женщин в истории человечества. Что касается правил конспирации, — продолжала она, -то, желательно убрать родинку, чтобы не было полной тождественности и узнаваемости. Да, кстати, по тем же причинам, следует слегка укоротить великолепную шею. И здесь я не могу не рассказать один из эпизодов жизни великой балерины. Однажды её пригласили на конкурс молодых балерин в Большой Театр. Едва ли не худшей была девушка, протеже какой-то цековской шишки. О ней председатель комиссии отозвался так: — «Она не глупа и у неё голова хорошо сидит на плечах». По этому поводу, Майя Плисецкая возразила ему: «То-то и плохо, что голова сидит на плечах. У настоящей балерины голова должна сидеть на тонкой и длинной шее!».
С будущим обликом Кола ситуация оказалась ничуть не более простой. Да, Кола обожал «Кола Брюньона» и хотел бы, хотя бы в некоторых отношениях сохранить его облик. Но … вот, что говорит о себе сам Кола Брюньон: «Я, Кола Брюньон, старый воробей, бургундских кровей, обширный духом и брюхом…». Или: «Как хорошо, что мы опять сошлись, милый ты мой пузан…!.. (Это я тебе говорю, румяная рожа, сметливая смешливая рожа, с длинным бургундским носом, посаженным наискось, словно шляпа набекрень…)». А если и этого мало, то: «Посмотрите на этот нахальный носище, который расположился поперек лица, на этот рот, широко высеченный в коре, воронку, чтобы лить пойло, на эти кустами заросшие глаза… длинный брюньоновский нос расстилал по полям свою тень…»
Добавьте сюда то, что говорила, по словам главного героя Ромен Роллана, о Кола Брюньоне сама Ласочка: «И наслушался же я от нее зубастых шуточек насчет моего кривого носа, насчет моей разверстой пасти, где, по ее словам, можно печь пироги, насчет моей бороды, как у сапожника, и всей этой моей фигуры, которую господин кюре считает созданной по образу и подобию бога, меня сотворившего. (Вот смеху-то будет, когда мы с ним встретимся!)». А во время их последней встречи она довесила: «Конечно, Брюньон, мой друг, ты не похорошел, вокруг глаз у тебя морщинки, нос у тебя раздался вширь. Но так как ты никогда в жизни не был красавцем, то тебе нечего было терять, и ты ничего и не потерял.». Ну, а если ко всему этому приплюсовать мешковатые плащи и брюки средневекового покроя, в которые вместится пара-другая современных щеголей, да широкополую шляпу и массивную трость, то можно представить себе этого денди-франта-модника на улицах Москвы…
— Нет-нет — сказал Кола, — Давайте подумаем в немного ином ключе. Из людей, близких по духу к Кола Брюньону, я вижу четверых. Это Омар Хайям, сам Кола Брюньон, Михаил Жванецкий и Игорь Губерман. Я склоняюсь к тому, чтобы иметь облик последнего по нескольким причинам. Прежде всего, его внешность не особенно выклинивается из среднеарифметической по России. И вместе с том, неправильной формы нос и рот в сочетании с постоянной насмешливой улыбкой соответствуют некоторым чертам лица героя Ромен Роллана. Кроме того, его самонасмешливость меня трогает и умиляет:
Красив, умен, слегка сутул,
набит мировоззреньем,
вчера в себя я заглянул
и вышел с омерзеньем.
А иной раз, он и вовсе беспощаден с собой
Хоть лестна слава бедному еврею,
Но горек упоения экстаз,
Я так неудержимо бронзовею,
Что звякаю, садясь на унитаз.
Да только ли это. Совсем не случайно, старый драматург Алексей Файко сказал Губерману: «Старик, да ты Абрам Хайям!». Одним словом, я хочу иметь внешность молодого Губермана. На том и порешили.
III
В борьбе за народное дело,
я был инородное тело.
Игорь Губерман
Мне на плечи кидается век-волкодав
Осип Мандельшам
И вот сегодня, 25 лет спустя, поздним вечером, молодые, но вечные, Ласочка (Майя Плисецкая) и Кола (Игорь Губерман), гениальные эксперты — искусствоведы, закончив трапезу, спокойно беседовали «in petto <Про себя, в душе (итал.)>»
— Девочка моя, насколько я понимаю, первый этап процесса адаптации свершился. И прежде, чем начинать выполнять наше задание, я хочу сказать тебе не в первый, и не в сотый раз: мы с тобой в эту минуту выглядим, для неопытного глаза, совсем другими, а я счастлив, как мальчишка тогда, добрых шестьсот лет назад в средневековой Европе. Я всегда любил тебя и люблю, и не к мыслю себя без тебя. В Российской поэзии есть удивительные стихи чудеснейшего Николая Асеева:
Я не могу без тебя жить!
Мне и в дожди без тебя — сушь,
Мне и в жару без тебя — стыть.
Мне без тебя и Москва — глушь.
Мне без тебя каждый час — с год;
Если бы время мельчить, дробя!
Мне даже синий небесный свод
Кажется каменным без тебя.
Я ничего не хочу знать –
Бедность друзей, верность врагов,
Я ничего не хочу ждать.
Кроме твоих драгоценных шагов.
Вот именно так, и не иначе: «Мне без тебя и Москва — глушь»!!!
— Милый мой, Душа моя ненаглядная, я могла бы долго говорить тебе безмерно ласковые слова — ты ведь понимаешь второй смысл моего имени — ласка, — но позволь лучше привести Брюньона:
«Сегодня с утра во всем была какая-то удивительная нега. Она проносилась в воздухе, теплая как ласка атласной кожи. Она ластилась к вам, как пушистая кошка. Она стекала по окну, как залотой мускат. Небо приподняло свое облачное веко и голубым, спокойным оком смотрело на меня; а на крыше у меня смеялся светлорусый солнечный луч.»
— Так вот, мой родной, ты для меня во все века, при любой прическе, а в иные времена и вообще без нее, был, есть и будешь «светлорусый солнечный луч.»
— Солнышко мое, вечная радость моя, давай вспомним чудесную песню Дербенева и Дунаевского «Все пройдет», эту, своего рода, молитву землян:
Вновь о том, что день уходит с Земли,
В час вечерний спой мне.
Этот день, быть может, где-то вдали,
Мы не однажды вспомним.
Вспомним, как прозрачный месяц плывёт
Над ночной прохладой,
Лишь о том, что всё пройдёт
Вспоминать не надо.
Всё пройдёт, и печаль, и радость,
Всё пройдёт — так устроен свет.
Всё пройдёт, только верить надо,
Что любовь не проходит, нет.
….
Спой о том, что биться не устаёт
Сердце с сердцем рядом.
Лишь о том, что всё пройдёт
Вспоминать не надо.
И «Июльская ночь пела Песнь песней»!..
Следующий день был их первым рабочим — в этой командировке и разговор шел «in petto <Про себя (итал.)>».
— Моя родная, последуем великому поэту: «Пора, мой друг, пора!».
— Пожалуй! Один гниловатый интеллигент сказал: «Жизнь-театр, а мне сценарий не дали». Это не для нас, уж мы-то сценарий отлично знаем!
— Ну, что ж, тогда и начнем. Воспроизведем, хотя бы приблизительно, последнюю беседу в Нашей Службе. В июне 1983-го года умирает Вадим Делоне, в сентябре 1993-го года — Константин Бабицкий, в апреле 2004-го — Лариса Богораз, в ноябре 2013-го — Наталья Горбаневская, в мае 2015-го — Владимир Дремлюга. Этот ряд имен не случаен. Дело в том, что 25 августа 1968 года восемь советских диссидентов (Константин Бабицкий, Татьяна Баева, Лариса Богораз, Наталья Горбаневская, Вадим Делоне, Владимир Дремлюга, Павел Литвинов и Виктор Файнберг) провели у Лобного места на Красной площади сидячую демонстрацию, протестуя против ввода в Чехословакию войск СССР и стран Варшавского договора.
— Казалось бы, — подхватила она, — что за событие для Тонких Божеских миров? — Ведь в один день на Земле, в среднем, ежедневно умирает примерно сто пятьдесят тысяч человек. И все эти души поступают в Тонкие Миры.
— Правильно — продолжил Кола, — но дело в том, что смерти упомянутых людей совершенно необычны и значимы для важнейшей проблемы, которая стоит перед Спецслужбами Тонкого мира. Мы посылаем на Землю миллионы Душ и следим за тем, чтобы в повально жестоком мире Земли по отношению к ним не применялись хотя бы самые варварские методы. Как-то, химическое оружие, атомное оружие, пытки и прочее. Так вот, обследование душ умерших из этой великолепной восьмерки показало, что к некоторым из них были применены бесчеловечные и изощренные издевательства в психиатрических лечебницах. В последние дни нашего пребывания в Тонких Мирах нас познакомили с некоторыми документами, кстати, общеизвестными. Вот, один из них:
«На протяжении XIX века в России отмечены лишь единичные случаи использования психиатрии в политических целях, единичными такие случаи были и в первые годы существования советского государства (Самым примечательным примером такого рода стал случай одного из лидеров Партии левых социалистов-революционеров Марии Спиридоновой, заключённой в Пречистенскую психиатрическую больницу по приказу Дзержинского в 1921 году). Намного более частый характер политические злоупотребления психиатрией приобрели в 30—50-х годах XX века, однако лишь в 1960-х годах психиатрия стала одним из главных инструментов репрессий в СССР.
Психиатрия брежневского периода использовалась, как орудие для устранения политических оппонентов (диссидентов) — людей, открыто выражавших взгляды, противоречащие официально декларируемым догмам. Политические злоупотребления психиатрией в СССР получили осуждение мировым психиатрическим сообществом что привело к выходу Всесоюзного научного общества невропатологов и психиатров из Всемирной психиатрической ассоциации в 1983 году». (Карательная медицина в СССР. Википедия).
— Что касается нашей легендарной восьмерки, — продолжил Кола, — то ситуация выглядела вот как:
«Судебный процесс над участниками демонстрации вызвал большой общественный резонанс в СССР и за рубежом. У КГБ СССР возникла сложность: одному из участников (В. Файнбергу) на допросах выбили все передние зубы, и демонстрация его в суде была сочтена нежелательной. Выход был найден в отправке В. Файнберга в специальную психиатрическую больницу (такое решение могло быть вынесено судом без присутствия подсудимого и без права обжалования в вышестоящем суде). Экспертизу Файнберга проводила комиссия Института им. Сербского в составе Г. В. Морозова, Д. Р. Лунца и Л. Л. Ландау. В их акте № 35/с от 10 октября 1968 года намеренно не упоминалось о вводе войск в Чехословакию, давшем повод для этой демонстрации, поступок Файнберга описывался лишь как «нарушение общественного порядка на Красной площади»…В результате Файнберга признали невменяемым и направили в Ленинградскую спецпсихбольницу, где он находился 4 года — с января 1969 по февраль 1973 года. …. Наталья Горбаневская неоднократно подвергалась судебно-психиатрической экспертизе по политическим мотивам, дважды принудительно направлялась в психиатрические больницы. В вину ей ставили участие в демонстрации на Красной площади против ввода советских войск в Чехословакию, написание и распространение письма об этой демонстрации, участие в издании «Хроники текущих событий» и др. По заключению профессора Д. Р. Лунца, «не исключена возможность вяло протекающей шизофрении», «должна быть признана невменяемой и помещена на принудительное лечение в психиатрическую больницу специального типа». Окончательный диагноз «вялотекущая шизофрения» был выставлен в 1970 году». (Карательная медицина в СССР. Википедия).
— Хорошо, — продолжила Ласочка, — какие «диагнозы» приписывались этим абсолютно здоровым людям и что вытворяли с ними власть предержащие в, так называемых, психолечебницах, которые, на первый взгляд, ничем не отличались от тюрем (тюремные стены, тюремная охрана, тюремный режим)? Как говорит простонародье в России: без поллитра разницу и не поймешь, — в обычной тюрьме не лечат ни электросудорожной терапией, ни инсулиновым шоком, ни психотропными препаратами.
— Маскировочными, абсолютно лживыми и вымышленными «диагнозами», позволявшими развернуть медицинские репрессии инакомыслящих, как правило, являлись «сутяжно-паранойяльное развитие личности» и «вялотекущая шизофрения». Особенно часто для обоснования невменяемости диссидентов использовали диагноз вялотекущей (малопрогредиентной) шизофрении. (Карательная медицина в СССР. Википедия).
— И как же их «лечили»? -настаивала Ласочка.
— Начнем с будущего Нобелевского лауреата Иосифа Александровича Бролского.
«Иосиф Бродский в феврале — марте 1964 года после ареста проходил принудительную судебно-психиатрическую экспертизу на «Пряжке» (психиатрическая больница № 2 в Ленинграде). 18 февраля 1964 года суд постановил направить Бродского на принудительную судебно-психиатрическую экспертизу. В больнице на «Пряжке» Бродский провёл три недели, впоследствии отмечал: «…это было худшее время в моей жизни». По воспоминанию Бродского, в психиатрической больнице к нему применяли «укрутку»: «Глубокой ночью будили, погружали в ледяную ванну, заворачивали в мокрую простыню и помещали рядом с батареей. От жара батарей простыня высыхала и врезалась в тело». (Карательная медицина в СССР. Википедия).
В известной степени, И.Бродскому «повезло». Обращение с правозащитниками более позднего периода было несравненно более жестоким. К ним, совершенно здоровым и молодым людям применялось принудительное «лечение» следующих видов:
«Инъекции сульфозина Длительное использование сульфозинотерапии в качестве метода наказания, приводившего к интенсивным мышечным болям, изматывающему, астенизирующему пирогенному эффекту, обездвиженности, некрозу мышц в месте инъекции.
Применение атропинокоматозной терапии, Использование атропина, вызывающего преходящие делириозные состояния (Делирий (лат. delirium «безумие, бред»; deliro «безумствую, брежу») — психическое расстройство, протекающее с нарушением сознания (от помрачённого состояния до комы). и высокую температуру.
Инсулинокоматозная терапия курсами, состоящими из 25—30 гипогликемических ком.
Постоянное и длительное (годами) использование нейролептиков, Нейролептики в высоких дозах применялись в том числе как наказание за нарушения больничных правил и с целью «излечения» от антисоветских взглядов и высказываний.
По словам бывших узников-диссидентов, применение нейролептиков было особенно тяжёлым фактором, воздействовавшим на них, как в связи с отчётливым немедленным действием, так и в связи с непрерывностью и длительностью назначения. Как правило, узники, ощущавшие тяжёлые психические побочные эффекты применения нейролептиков, испытывали страх перед возможностью необратимых психических изменений вследствие их приёма. Угнетала сильная боязнь, что никогда не восстановятся прежние особенности характера, прежние жизненные и профессиональные интересы. Врачи, как правило, умалчивали об обратимости этих изменений, стремясь фиксировать страх перед ними с целью модификации политических или религиозных убеждений узника.
Долгосрочное применение нейролептиков приводило в ряде случаев к развитию у узников-диссидентов органического поражения головного мозга, проявляющегося стойкими тяжёлыми нарушениями, которые длились годами». (Карательная медицина в СССР. Википедия).
— Словом, — подытожила Ласочка, — прав был Высоцкий, ох, как прав!
Куда там Достоевскому
С «Записками…» известными! —
Увидел бы покойничек, как бьют об двери лбы!..
И рассказать бы Гоголю
Про нашу жизнь убогую!
Ей-богу, этот Гоголь бы нам не поверил бы.
…
Я жду, но чуйствую — уже
Хожу по лезвию ноже:
Забыл алфавит, падежей
припомнил только два…
— Да, выдающиеся поэты способны быть, едва ли, не документалистами. Бродский был в психиатрической больнице «Пряжке» (психиатрическая больница № 2 в Ленинграде) в 1964 году. «Великолепная восьмерка» была арестована и оказалась в психиатрическом ГУЛАГе в 1968 году. И подвергали их несравненно более жестоким истязаниям. И тем поразительнее является описанная Бродским ситуации, не просто сумасшедшего дома, но психиатрического следственного изолятора, пыточной. И врачами в нем работают уж такие не медики, а дознаватели, следователи, садисты, палачи… Эта удивительная вещь называется «Горбунов и Горчаков» и написана она была в …1968 году. Вполне возможно, это была реакция поэта на события на 25 августа 1968 года Красной Площади. Вот фрагменты из неё:
«Огромный город в сумраке густом».
«Расчерченная школьная тетрадка».
«Стоит огромный сумасшедший дом».
«Как вакуум внутри миропорядка».
……
«Здесь — люди, и сошедшие с ума
от ужасов — утробных и загробных».
….
«А место это?» «Названо же домом».
«А дни?» «Поименованы же дни».
«О, все это становится Содомом
….
«Больница. Ночь. Враждебная среда.
Внимать я не могу тебе без дрожи
от холода, но также от стыда
за светоч.
А вот как выглядит прием у лечащего врача, простите следователя, сыскаря:
«Ну, Горчаков, давайте ваш доклад».
«О Горбунове?» «Да, о Горбунове».
«Он выражает беспартийный взгляд
на вещи, на явления — в основе
своей диалектический; но ряд —
, но ряд его высказываний внове
для нас». «Они, бесспорно, говорят
о редкостной насыщенности крови
азотом, разложившим аппарат
самоконтроля». «….
«Преувеличен внутренний наш мир,
, а внешний, соответственно, уменьшен», —
вот характерный для него язык.
В таких вот выражениях примерных
свой истинный показывает лик
сторонник непартийных, эфемерных
воззрений…» «В этом чувствуется сдвиг
налево от открытий достоверных
марксизма». «Недостаточно улик».
….
Во всем великолепьи своего
идеализма нынче он раскрылся».
«Кто? Горбунов?» «Ну да, я про него.
Простите мне, товарищи, что сбился».
«Нет-нет, вы продолжайте. Ничего».
«Я слишком в Горбунова углубился…
Он — беспартийный, вот его беда!
.…
«А он религиозен?» «О, да-да!
Он так религио… религиозен!
Я даже опасаюсь иногда:
того гляди, что бухнется он оземь
и станет Бога требовать сюда».
«Он так от беспартийности нервозен».
Ну вот и заключение… шнурков!
подшить!.. Эй, Горчаков, вы не могли бы
автограф свой?» «Я нынче без очков».
«Мои не подойдут?» «Да подошли бы.
Так: «влево уклоняется»… каков!
…»и вправо»… справедливо! Справедливы
два мнения. Мы этих барчуков…
Одно из двух: мы выкурим их, либо…»
«Спасибо вам, товарищ Горчаков.
На Пасху мы вас выпустим». «Спасибо.
А вот уже и Горбунов на приеме у «врачей» в сапогах:
«Ну, Горбунов, рассказывайте нам».
«О чем?» «О ваших снах». «Об оболочке».
«И называйте всех по именам».
«О циркуле». «Рассказывай о дочке».
«Дочь не имеет отношенья к снам».
«Давай-ка, Горбунов, без проволочки».
«Мне снилось море». «Ну его к хренам».
«Да, лучше обойдемся без примочки».
«Без ваших по морям да по волнам».
«Начните, если хочется, с Опочки».
«Зачем вам это?» «Нужно». «И сполна».
«Для вашей пользы». «….
«Чего молчите?» «Просто невтерпеж!
Дождется, что придется рассердиться!»
«Чего ты дожидаешься?» «Что ложь,
не встретив возражений, испарится».
«И что тогда?» «Естественнее все ж
на равных толковать, как говорится».
«Ну, мне осточертел его скулеж.
Давайте впрыснем кальцию, сестрица».
«Он весь дрожит». «Естественная дрожь.
То мысли обостряются от шприца».
……
«Вы знаете, что ждет вас?» «На беду,
подозреваю: справка об опеке?»
«Со всем, что вы имеете в виду,
вы, в общем, здесь останетесь навеки».
Ласочка чисто по — женски взмахнула руками:
— Господи Наш, да что же было с головами у этих, извините меня за слово, врачей от КГБ?
-Ты задала важный вопрос. Ответ на него прост — эти существа никогда не были верующими людьми, а потому не понимали, что отвечать все равно, придется. Не здесь — на Земле, так — Там! В своей же звериной работе они руководствовались иезуитскими высказываниями Хрущева: «только душевнобольные могут быть не согласны со светлыми перспективами строительства коммунизма». Что же касается конкретных людей, то их было немало. Ведь это была огромная система психиатрического Гулага — к концу 1970-х гг. в СССР было уже около сотни «психотюрем». И судить о ней и её масштабе можно из серьезного свидетельства:
«Система карательной психиатрии была уничтожена в СССР только в 1988 году, когда в ведение Минздрава СССР были переданы 16 психиатрических больниц специального типа МВД СССР, а пять из них были и вовсе ликвидированы. С психиатрического учета были сняты 776 тысяч пациентов (!).» (Карательная психиатрия в СССР). Согласно другим данным, опубликованным Международным обществом прав человека в «Белой книге России», в целом по стране жертвами злоупотреблений психиатрией стали порядка двух миллионов человек. С 1988 года их начали постепенно выписывать из психиатрических больниц и снимать с психиатрического учёта в психоневрологических диспансерах по инициативе международной общественности и Всемирной психиатрической ассоциации. (Использование психиатрии в политических целях в СССР). Можно думать, что это и было полное число так или иначе диссиденствующих, пропускаемых или пропущенных через психиатрический Гулаг (курсив В.Ф.).
«Из Уголовного кодекса РСФСР изъяли статьи 70 и 190, по которым антисоветская пропаганда и клевета на советский строй рассматривались как социально опасная деятельность. Кроме того, Указом Президиума Верховного Совета СССР от 5 января 1988 года было принято имевшее силу закона «Положение об условиях и порядке оказания психиатрической помощи». (Карательная психиатрия в СССР).
Что касается многих тысяч «работников» этой системы, то они так и остались неизвестными «героями», ускользнувшими от наказания, за исключением нескольких ведущих этой банды врачей в сапогах от КГБ. Их тоже не наказали, но во всяком случае, имена их известны во всем подлунном мире. К ним относятся «психиаторы» института имени Сербского: А. В. Снежневский, Д. Р. Лунц, Г. В. Морозов, В. М. Морозов и Л. Л. Ландау. Именно Снежневский (Академик АМН СССР, академик-секретарь Отделения клинической медицины АМН СССР (1966—68 гг. и 1969—76 гг.), доктор медицинских наук (1949), профессор (1956)) ввёл новое толкование психиатрических заболеваний, которое дало возможность рассматривать идеологическое инакомыслие как симптом тяжёлого психического расстройства.
Вот, что рассказывает об этих «людях» Александр Подробинек в книге «Карательная медицина»:
«По некоторым свидетельствам, член-корр. Г. В. Морозов имеет генеральский чин. П. Г. Григоренко и многие другие неоднократно видели профессора Д. Р. Лунца в форме полковника КГБ. Д. Р. Лунц — фигура едва ли не самая отвратительная в Ин-те им. Сербского. По свидетельству С. Писарева, В. Гусарова и С-на, доцент Лунц еще в 50-е годы вел в институте дела политических заключенных. Затем он стал заведующим IV отделением института, сменив на этом посту профессора Введенского. В 1956-58 годах комиссия Комитета партийного контроля при ЦК КПСС, созданная по инициативе бывшего узника ЛТПБ С. П. Писарева, установила личную ответственность Д. Р. Лунца за принудительное помещение в психбольницы психически здоровых людей. Однако это не помешало ему и дальше заниматься своими грязными делами. В списке его жертв Григоренко, Иофе, Айхенвальд, Писарев, Гусаров, Старчик, Файнберг, Горбаневская, Яхимович, Добровольский, Плющ, Шиханович и многие другие. Лишь недавно Лунц ушел на пенсию и оставил практику карательной медицины, но тем усиленнее занялся теоретическим ее обоснованием…. С уходом Д. Р. Лунца на пенсию его место заняла не менее одиозная фигура — Я. Л. Ландау. Подписи Ландау стоят под многими экспертными заключениями, признающими психически здоровых людей невменяемыми (Файнберг, Кузнецов, Фин, Егидес и другие). Очевидец Р. Фин рассказывает, что Ландау собственноручно душил подэкспертного, отказавшегося сдавать на анализ кровь. По-видимому, Я. Л. Ландау разделяет мнение одного лагерного врача, описанного А. И. Солженицыным: «Прежде всего я чекист, а потом врач». Озверелость врачей вполне соответствует целям и духу подобных учреждений. По свидетельству В. Гусарова, … ему были назначены инъекции сульфозина за то, что он сказал своему лечащему врачу: «Вы же Гиппократову клятву давали!»».
— Живы ли сейчас эти квазилюди?
— Снежников помер в 1987, Лунц — в 1977, Морозов — в 2012, а Ландау -в 2004.
— «Они умерли; это лучшее из всего, что они сделали за всю свою жизнь».
— Да уж, примерами беспредельной своей низости и злокозненности они подтверждают старую максиму: «…природа человеческая предстала без сорочки: зрелище не из красивых!»
— Я хотела спросить тебя, а каковы судьбы их душ в Тонких Мирах?
— Я задавал этот вопрос во время инструктажа в Нашей Службе дважды. И каждый раз на меня многозначительно смотрели и … молчали…
— Как поется в старой песне: «Догадайся, мол, сама»…
— Ласочка, что, по твоему мнению, обо всем этом сказали бы Жванецкий и Губерман?
— Что касается Губермана, то ему свойственно брезгливое сторонение политики вообще:
Склонен до всего
Коснуться глазом,
Разум неглубокий мой, но дошлый,
Разве что в политику ни разу
Я не влазил глубже, чем подошвой.
Жванецкий же, или, как говорят, «неподцензурный Жванецкий», искренне озабочен ситуацией: «Всякий раз, когда я вспоминаю о том, что Господь справедлив, я дрожу за свою страну». И не зря… Ты ведь знаешь, что 100 лет назад в России судили Всевышнего. Да, да. Сто лет назад состоялся необычайный судебный процесс: советская власть судила Бога за «преступления против человечества». В итоге суд признал Бога виновным. «Луначарский зачитал приговор: Господь Бог приговорен к смерти и подлежал расстрелу на следующее утро», — говорится в статье. «На рассвете взвод солдат выполнил желание судьи, выпустив несколько залпов в небо над Москвой», — говорится в статье.
http://newrezume.org/news/2018-02-08-26594?utm_source=copypast
Этого кощунства вполне достаточно, чтобы не удивляться всему последующему семидесятилетию крови и ужаса, учиненному коммунистами на территории России. Единственная, но доказательная деталь: вот, что пишет Варлам Шаламов: «На Колыму нас везли умирать и с декабря 1937 года расстреливали ежедневно под оркестр, под туш по спискам, читаемым дважды в день на разводах, — дневной и ночной смене».
— Моя дорогая жена, мы коснулись такого океана грязи и человеческой беды, что на сегодня пора кончать. На сегодня, пожалуй, достаточно. И я предоставляю тебе слово. Что ты думаешь, что сказала бы обо всем этом твой близнец, величайшая балерина Мира, и умнейшая женщина, несравненная Майя Михайловна Плисецкая.
— Она не была политиком, но у неё было четкое понимание ситуации в стране. Мне на память приходят несколько её высказываний:
«За спиною ведь 70 лет подлостей…»
«Строительным материалом советского общества был страх. Это был цемент, цепко державший всю систему»
«О, страна абсурдов! О мать-Россия!»
«Что такое коммунизм и что такое социализм? Лично для меня это хуже, чем фашизм».
IV
О, как влекли меня Ричард непобедимый,
свободный Робин Гуд, туманный Ланцелот!
В. В. Набоков. Детство
Из всех сидевших за столом,
Кто трону был оплот,
Прекрасней всех других лицом
Был рыцарь Ланцелот.
В.Брюсов Смерть рыцаря Ланцелота
Дракон. «Мои люди очень страшные. Таких
больше нигде не найдешь. Моя работа. Я их кроил.»
Ланцелот. «И все-таки они люди.»
Дракон. «Это снаружи.»
Ланцелот. «Нет.»
Дракон. «Если бы ты увидел их души — ох, задрожал бы.»
Ланцелот. «Нет.»
Дракон. «Убежал бы даже. Не стал бы умирать из-за калек. Я
же их, любезный мой, лично покалечил. Как требуется, так и
покалечил. Человеческие души, любезный, очень живучи. Разрубишь
тело пополам — человек околеет. А душу разорвешь — станет
послушней, и только. Нет, нет, таких душ нигде не подберешь.
Только в моем городе. Безрукие души, безногие души, глухонемые
души, цепные души, легавые души, окаянные души. Знаешь, почему
бургомистр притворяется душевнобольным? Чтобы скрыть, что у
него и вовсе нет души. Дырявые души, продажные души, прожженные
души, мертвые души. Нет, нет, жалко, что они невидимы.»!
…
Ланцелот. «Работа предстоит мелкая. Хуже вышивания. В каждом
из них придется убить дракона.»
Евгений Шварц. «Дракон»
Следующий день был последним перед началом операции. Разведка Тонких Миров исходила из того, что Систематическое использование психиатрии в политических целях в СССР прекратилось в конце 1980-х годов, и в начале XXI века в России и других бывших советских республиках отмечаются лишь отдельные случаи такого рода. Именно такого рода информация циркулировала в мировой печати Земли (Использование психиатрии в политических целях в СССР). Вместе с тем, поступавшая точечная информация не позволяла закрыть этот вопрос полностью и требовала систематического контроля состояния дел. Именно поэтому Кола и Ласочке было поручено проверить головное учреждение в системе всех правонарушений и преступлений в области использования психиатрии в карательных целях — институт имени Сербского. Именно он и его ведущие кадры были зачинателями и проводниками в этой дьявольской политике зла и бесчеловечности.
Помимо проверки существования политзаключенных и диссидентов в стенах этого учреждения, было определено и нравственное измерение операции разведчиков Тонкого Бож-ого Мира. Дело в том, что из многих документов и книг Земного Мира, лишь Тора признавалась в Тонком Мире, что не удивительно — ведь это Книга Господа Нашего. Но был еще один документ, к которому в Тонком Мире относились серьёзно — Клятва Гиппократа. Причина была проста — именно эта клятва, прямо или косвенно, способствовала сохранению человеческих Душ: «Я направляю режим больных к их выгоде сообразно с моими силами и моим разумением, воздерживаясь от причинения всякого вреда и несправедливости.». Особое внимание обращалось и на следующий важный момент: «Что бы при лечении — а также и без лечения — я ни увидел или ни услышал касательно жизни людской из того, что не следует когда-либо разглашать, я умолчу о том, считая подобные вещи тайной». Эти два обстоятельства, наряду со всеми остальными, являются гарантией того, что «Мне, нерушимо выполняющему клятву, да будет дано счастье в жизни и в искусстве и слава у всех людей на вечные времена, преступающему же и дающему ложную клятву да будет обратное этому».
— Так вот, моя дорогая жена, начал Кола «in petto <Про себя (итал.)>», завтра мы начинаем атаку на Федеральное государственное бюджетное учреждение «Национальный медицинский исследовательский центр психиатрии и наркологии имени В. П. Сербского» Министерства здравоохранения Российской Федерации, сокращённо ФГБУ «НМИЦПН им. В. П. Сербского» Минздрава России. Главная цель — установить, продолжает ли это опозоренное во всем мире учреждение преследовать инакомыслящих. И второе. В этом центре работают около 800 сотрудников, включая 3 академиков РАМН, 48 докторов наук и 120 кандидатов наук. Сколько из них является сотрудниками ФСБ — наследника КГБ и, таким образом, сколько врачей и кто именно самим этим фактом нарушают клятву Гиппократа?
— Понятное дело, Кола, мы определенно знаем, что Здание Центра находится в Москве по адресу Кропоткинский переулок, дом 23, рядом с метро «Кропоткинская». Как знакомы мы и с историей создания этого учреждения. В 1899 году Центральный полицейский приёмный покой для душевнобольных. Позднее был преобразован в Пречистенскую психиатрическую лечебницу для заключённых. В мае 1921 года Пречистенская психиатрическая больница в Москве. Впоследствии названия учреждения многократно менялись, вплоть до нынешнего.
— Абсолютно верно. И завтра мы возьмемся за дело. Но завтра… А сегодня нам нужен отдых. И я предлагаю прогулку по вечно зеленым полям Кола Брюньона и близким к ним паркам и скверам Игоря Губермана и Михаила Жванецкого.
— Принято! И, прежде всего, разминка. Что говорил Брюньон о Пандоре?
— «., откуда бы ты не взялся, раз ты мне новое несешь, ты для меня всегда хорош. Я сын Пандоры, я люблю приоткрывать все ящики, все души…рыться в сердцах…всюду нос совать, разнюхивать, смаковать. Я готов отведать плети, чтоб изведать все на свете». Допускал ли Брюньон мысль о том, что мог и не родиться?
— «Боже милостивый! При одной мысли об этом меня мороз по коже продирает. Эта миленькая, маленькая вселенная, эта жизнь, и вдруг — без Брюньона! И Брюньон — без жизни!.. Какой печальный мир, о друзья мои!..». А что говорил Брюньон об истине?
— «Истина вам кажет кукиш, когда вы хотите прибрать ее к рукам.». А во что была одета Ласочка?
— Она «расхаживала, с босыми ногами, с голыми руками и с полуобнаженной грудью, наряженная всего лишь в тяжелые рыжие косы…». Хорошо. А что думали Брюньон и Губерман о жизни не Земле, как представлении:
— Отношение их к спектаклю — жизни на Земле, почти одинаковы, за исключением одного обстоятельства. У Брюньона: «Я достаточно бывал в театре на своем веку, я уже не отношусь серьезно к скоморохам». Итак, скоморохи (Скоморо́хи (скомрахи, глумцы, гусельники, игрецы, плясцы, весёлые люди (Википедия)). Другими словами, настолько много клоунов, что мир не столько театр, сколько, все же, цирк.
У Губермана, это определенно театр:
Творец, никому не подсудный,
со скуки пустил и приветил
гигантскую пьесу абсурда,
идущую много столетий.
— Раз уж мы коснулись Всевышнего, как Брюньон относился к Нему?
— Очень интересно — смесь уважения, поднятых бровей и пожатия плеч: «Но никто не совершенен; это было бы неуважением к тому, там, на небесах, кто один совершен, говорят (сам я не видел)».
— Эта легкая насмешливость и у Брюньона, и у Губермана ориентирована, практически, по всем направлениям и, в частности, к самому процессу написания:
У Брюньона: «а напротив меня чистая тетрадь, совсем новенькая, раскрывает мне объятия». А дальше: «взобравшись на чердак…изложил на бумаге, кивая носом, разговаривая сам с собой, высовывая на сторону язык, мои горести и мои радости, радости моих горестей…»
У Губермана:
Ко тьме и свету не причастен,
Брезглив ко злу, к добру ленив,
По часу в день бывал я счастлив,
Тетрадь к сожительству склонив.
Следующий день — понедельник, — был днем «in pettо». Утром Кола разбудил Ласочку, тихонько, почти шопотом, строчками Евтушенко:
Пора вставать… Ресниц не вскинуть сонных.
Пора вставать… Будильник сам не свой.
Они быстро позавтракали и прошли в спальню. Кола в пижаме лег на застеленную постель, улыбнулся:
— Важное дело, не грех, начать и с истертого, но уместного анекдота:
— Алло, это психобольница?
— Нет, это квартира. Но, в принципе, могу позвать Фирочку…
Потом он закрыл глаза и произнес про себя код. И начался долгий день напряженной тишины, когда он, казалось, спал, а Ласочка сидела у кровати рядом с ним в глубоком кресле.
Он вернулся в девять, погладил руку задремавшей Ласочки, и она, склонившись над ним, поцеловала оба его глаза. Потом они прошли в столовую и молча поужинали. Еще через час они проследовали в спальню, и он отправился на отчет в Разведслужбу Тонкого Мира.
Вернулся он к восьми утра, уже во вторник, нежно разбудил Ласочку теми же словами Евтушенко и все повторилось один к одному. Ничем не отличались от описанного и среда, и четверг. А вот в пятницу, все началось, как будто, так же, но вернулся он в три часа дня и с порога, радостно улыбаясь, объявил «in petto»:
— Все! Дело сделано! Я прямо сейчас от начальства. Научно-Технический отдел отчет принял. А вот Тебе отчитаюсь немедленно. Но прежде, чем все рассказать, я хочу, чтобы мы вместе вспомнили нашу беседу в Тонком Бож-ом мире с великим художником-авангардистом, именуемым во всех биографических материалах как Мовша Хацкелевич, Моисей Хацкелевич и Марк Захарович Шагал, родившийся 24 июня (6 июля) 1887 года в на окраине Витебска. Ты помнишь?
— Ну, конечно же! За эти считанные часы мы подружились и с ним, и с его женой Беллой. Она умерла в 1944 году и после неё у него были еще две женщины. Но музой всю жизнь оставалась только Белла, он до самой смерти отказывался говорить о ней как об умершей. И оказавшись в Тонком Мире, они соединились опять, чтобы не расставаться никогда более. Поэтому-то они и отказались от возвращения на Землю. Отказались навсегда! Я помню, как он читал нам выдержки из его книги: «с ней должен быть я — вдруг озаряет меня! Она молчит, я тоже. Она смотрит — о, её глаза! — я тоже. Как будто мы давным-давно знакомы, и она знает обо мне всё: моё детство, мою теперешнюю жизнь, и что со мной будет; как будто всегда наблюдала за мной, была где-то рядом, хотя я видел её в первый раз. И я понял: это моя жена. На бледном лице сияют глаза. Большие, выпуклые, чёрные! Это мои глаза, моя душа…» (Марк Шагал, «Моя жизнь»)
— Мы оказались в окружении его полотен: «Занесенный ветром», «Прогулка», «Над городом». «Над витебском», «Полет над горой», «голгофа», «Дождь», «Красная лошадь», «Жена», «Фантастическая конная упряжка», «Песнь песней», «Обрученные и эйфелева башня», «Влюбленные», и множество других, и поняли, что слова исследователей о Шагале: «Летающая душа», «Шагающий по небу», «Взлетающий над миром», «Парящий над миром» — подлинная правда. И я запомнил его слова: «Ребенком я чувствовал, что во всех нас есть некая тревожная сила. Вот почему мои персонажи оказались в небе раньше космонавтов».
— И оба мы осознали, что все или почти все на его полотнах — это движение не тел, а душ! И стало ясно, почему руководство Департамента проявляло такой интерес к творчеству этого великого человека! Он на полотнах моделировал нашу работу! И я, пролетая над Москвой, Арбатом и институтом Сербского, частенько, вспоминал Шагала. Чем я занимался конкретно? Прежде всего я познакомился со всеми помещениями института. От проходной и дирекции до последнего подвала. Побывал я и в так называемом 4-м отделении, где содержались арестованные по политическим мотивам. В том самом «Специальном» 4-м отделении, представлявшим собой «государство в государстве». Сейчас там — обыкновенные больные. В отличие от страшных лет, когда там надругались над диссидентами, там, где проходили преступную экспертизу Александр Есенин-Вольпин, Виктор Некипелов, Вячеслав Игрунов, Виктор Файнберг, там, где генерал-майор Петр Григоренко был признан невменяемым, поскольку «был непоколебимо убежден в правоте своих поступков» и «помешался на идеях реформизма» (Институт имени Сербского), там сейчас обычные больные и медицинская рутина.
В Брежневские времена «По оценке ван Ворена (Использование психиатрии в политических целях в СССР), в Советском Союзе были помещены в психиатрические больницы около трети политических заключённых. Со ссылкой на доступные данные ван Ворен делает вывод о том, что тысячи инакомыслящих были госпитализированы по политическим мотивам. Он отмечает также, что „тысячи жертв этих политических злоупотреблений составляли лишь вершину айсберга из миллионов советских граждан, которые явились жертвами тоталитарной советской психиатрии“. Просмотрев институт Сербского от края и до края, ничего подобного я не увидел. Вместе с тем, это лишь одна сторона вопроса. Есть и вторая, подспудная.
„По утверждению критиков, институт лишь приспособился к новым условиям, не проведя никаких реальных реформ. Роберт ван Ворен (англ.), генеральный секретарь международной организации ‚Глобальная инициатива в психиатрии‘ (англ.), писал, что сфера судебной психиатрии в странах бывшего Советского Союза остаётся закрытой и влиятельной, сохраняется диктат московской психиатрической школы: судебно-психиатрическая практика активно контролируется Центром им. Сербского.
А Юрий Савенко, глава Независимой психиатрической ассоциации России, отмечал: ‚Практически ничего не изменилось. Они в институте не испытывают угрызений совести по поводу своей роли при коммунистах. Это те же самые люди, и они не хотят извиняться за все свои действия в прошлом‘. ‚Система всё та же, менталитет тот же‘, — утверждал Александр Подрабинек. По мнению адвоката Карена Нерсисяна, ‚институт Сербского не является медицинским учреждением, это орган власти‘ (Федеральный медицинский исследовательский центр психиатрии наркологии имени В.П.Сербского)
Разведывательное управление Тонких Миров хорошо знало, что в брежневские времена Институт Сербского числился ведущим объектом среди сотни ‚психотюрем‘ СССР, и находился в подчинении 5-го управления Комитета госбезопасности, и поэтому все санкции по отношению к заключённым на ‚излечение‘ диссидентам применялись с ведома комитетчиков. (Использование психиатрии в политических целях в СССР).
Именно поэтому я должен был проверить, хотя бы ориентировочно, сколько сотрудников-врачей в этом учреждении были одновременно сотрудниками КГБ-ФСБ. Для этого, мне пришлось просмотреть все документы в сейфах, так называемого, Спецотдела института. Кроме того, мне пришлось просканировать документы в карманах и портмоне нескольких десятков врачей. И наконец, — уделить внимание трем высшим руководителям института. Я не решился на их допрос в состоянии гипноза по причине их профессионального образования — все — психологи. И по моему предложению, учитывая исключительную важность вопроса, дущи всех их в ночное время были отозваны на час -другой в Тонкий Мир. Как ты понимаешь, в Бож-ком Мире души абсолютно прозрачны, предельно искренни и правдивы. Итог их допросов и моих исследований с очевидностью показал — заметная часть врачей Института Сербского, примерно 10%, в том числе некоторые руководители института, являлась осведомителями КГБ-ФСБ. А поскольку все они исповедуют принцип ‚сначала я чекист, а уж потом-врач‘, они являются потенциальными нарушителями клятвы Гиппократа, по крайней мере, в её части ‚Что бы при лечении — а также и без лечения — я ни увидел или ни услышал касательно жизни людской из того, что не следует когда-либо разглашать, я умолчу о том, считая подобные вещи тайной‘.
Что касается узлового вопроса об использовании психиатрии в политических целях, то результаты допросов полностью совпали с информацией в открытой печати. Массовых брежневских и андроповских психиатрических репрессий не было. Однако спорные экспертизы были и не одна.
‚Начиная с 2000-х годов было немало случаев, когда люди, ‚неудобные‘ для российских властей, содержались в психиатрических больницах. Некоторые из этих людей проходили судебно-психиатрическую экспертизу в Центре имени Сербского и были признаны невменяемыми. Например, в 2003 году в Центре им. Сербского проводилась экспертиза Юрия Давыдова и Евгения Привалова — руководителей ‚Поэтизированного объединения разработки теории общественного счастья‘ (ПОРТОС). В ходе экспертизы им поставили диагноз ‚шизофрения‘ и признали невменяемыми. Защита настаивала на оправдании Ю. Давыдова и Е. Привалова как психически здоровых людей.
На основании заключения экспертов Центра им. Сербского судом было вынесено решение о принудительной госпитализации Михаила Косенко, жертвы так называемого ‚болотного дела‘ — обвинения против арестованных участников оппозиционного марша к Болотной площади. Решение экспертов было подвергнуто резкой критике не только со стороны политической оппозиции, но и со стороны некоторых психиатров. В частности, Юрий Савенко, президент Независимой психиатрической ассоциации, заявил: ‚Я выступал в суде по поводу заключения так называемых экспертов относительно состояния Косенко. Оно написано возмутительно небрежно, а диагноз притянут за уши‘.
В апреле 2016 года судебно-психиатрическую экспертизу назначили ещё одному обвиняемому по ‚болотному делу‘ — Максиму Панфилову, арестованному 7 апреля и обвинённому в том, что во время событий на Болотной площади он якобы причинил физическую боль сержанту полиции, сняв с того защитный шлем. По утверждению защиты, Панфилов не причинял полицейскому физической боли, а шлем не был застёгнут. В октябре 2016 года Панфилова признали невменяемым после экспертизы в Центре имени Сербского, в том же месяце — перевели из больницы следственного изолятора в психиатрическую больницу.
Наконец, 28 декабря 2017 года решением Петрозаводского суда в Центр имени Сербского для проведения психиатрического обследования был доставлен известный карельский историк, руководитель карельского отделения общества ‚Мемориал‘ Юрий Дмитриев. Экспедиции под руководством Юрия Дмитриева обнаружили в Карелии в конце 1990-х годов места массовых захоронений жертв политических репрессий в Сандармохе и Красном бору“. (Федеральный медицинский исследовательский центр психиатрии и наркологии им. В.П.Сербского) (Википедия)
Поэтому, на мой взгляд, Институт Сербского напоминает сжатую пружину. Массовых нарушений с использованием психиатрии в нем сейчас нет. И в прессе правильно отмечается: „Систематическое использование психиатрии в политических целях в СССР прекратилось в конце 1980-х годов, и в начале XXI века в России и других бывших советских республиках отмечаются лишь отдельные случаи такого рода“. (Использование психиатрии в политических целях в СССР)
Однако, если понадобится, и государство потребует („институт Сербского не является медицинским учреждением, это орган власти“) коллектив института, не колеблясь, начнет их опять.
— Я выслушала тебя внимательно. Ты сделал важное и доброе дело. По существу, твой отчет — это предупреждение. И, в связи с этим, меня интересует вопрос: каковы души у тех, кто в прошлом осуществлял ужасающее насилие над психически здоровыми людьми?
— Твой вопрос правомочен и выходит далеко за пределы негодяев, осуществлявших психиатрические надругательства. К сожалению, род человеческий содержит многочисленную группу извергов, садистов и серийных преступников. На государственном уровне это существа типа Ленина, Сталина, Гитлера, Мао Цзе Дуна, камбождийских красных кхмеров. Недавно прочитал о об одном из коммунистических некрофилов. — „Василий Блохин — главный палач НКВД, рекордсмен“: считают, что за годы своей „работы“ он лично расстрелял от 10000 до 50000 человек! Мог „исполнить“ 200 человек за день…». Любимым его оружием был немецкий пистолет Walther PP.
— И все-таки, что у них с душами?
— Я не знаю, как это получилось, но думаю, что сказка Евгения Шварца — нечто большее, чем сказка. Другими словами, существует здесь на Земле некий Дракон в виде, скажем, сталинского КГБ или фашистского Гестапо. И эдакий упырь способен на массовое превращение здоровых человеческих душ в души-инвалиды. И для него это любимое занятие:
«… Я же их, любезный мой, лично покалечил. Как требуется, так и
покалечил. Человеческие души, любезный, очень живучи. Разрубишь
тело пополам — человек околеет. А душу разорвешь — станет
послушней, и только. Нет, нет, таких душ нигде не подберешь.
Только в моем городе. Безрукие души, безногие души, глухонемые
души, цепные души, легавые души, окаянные души. Знаешь, почему
бургомистр притворяется душевнобольным? Чтобы скрыть, что у
него и вовсе нет души. Дырявые души, продажные души, прожженные
души, мертвые души. ….»!
И эти-то окаянные души, прости меня Гос-ди, способны на все! И топить баржи с женщинами залпом торпед из подводной лодки, и бить сапогами безногих инвалидов войны на деревянных колясках на подшипниках, а потом вывозить их из городов (чтоб не портили вид) в лагеря и там уничтожать, и сжигать миллионы евреев в газовых камерах!
— Кола, родной мой, я больше не могу! Дело ты сделал и ладно. Давай, отойдем от этого ужаса, забудем его, хотя бы на время. Без добрых, чистых и положительных эмоций я больше не могу! Умоляю тебя, сделай так, чтобы у меня полегчало на душу! Умоляю. Тебя!
— Девочка моя, я запросто заставлю тебя улыбнуться. Да знаешь ли ты, что великий маршал Жуков не мог обходиться без меня ни одного дня! И это чистая правда, ни одного дна! Но это не все. Мое имя с 1904 года нарисовано на рекламных щитах в городке Картерсвилл в штате Джорджия, а в 1989 году появилось и на Пушкинской площади Москвы. Мало того, мое имя считается вторым в мире по популярности и узнаваемости среди жителей планеты. Первую позицию стабильно занимает слово «окей».
— Дорогой мой лукавый хвастунишка, ты забыл договорить всю правду. А она такова, и ты можешь проверить это в Википедии:
Бесцветный вариант кока-колы выпускался специально для советского маршала Г. К. Жукова.
Первый наружный рекламный щит «Кока-Колы», нарисованный в 1904 году, до сих пор находится на своём месте в городке Картерсвилл (штат Джорджия)
В 1989 году «Кока-Кола» была первой иностранной компанией, которая разместила рекламу своей торговой марки на Пушкинской площади в Москве.
Маркетологи «Кока-Колы» утверждают, что само словосочетание «кока-кола» считается вторым в мире по популярности и узнаваемости среди жителей планеты. Первую позицию стабильно занимает слово «окей».
— Ну вот, а я так старался…. Ну ладно, а ты знаешь, что сказала твой клон Майя Плисецкая обо мне? Вот что, ни много и ни мало: «Люди не делятся на классы, расы, государственные системы. Люди делятся на плохих и хороших. Только так. Хорошие всегда исключение, подарок Неба».
— Похвальбишка мой, сказала это она вообще, но я согласна, к тебе это относится напрямую. Ты — чудесный, ты сказочный, ты — чарующий! Но уж если речь пошла в таком неукротимо самобахвальном русле, то знаешь ли ты, что обо мне писали: Джек Лондон («Белый Клык»), Дж. Даррелл («Сад богов»), Брайан Джейкс («Рэдволл»), а в мультфильме «Снежная Королева» белая ласка по кличке Лута является другом Герды, с которым она отправляется к замку Снежной Королевы. Присутствует ласка Бак и в мультфильме «Ледниковый период 3. Эра Динозавров».
— Родная моя, ты, конечно права, но Википедия уточняет, что у Джека Лондона ласка напала на главного героя — волчонка, у Брайана Джейкса ласки используются в качестве отрицательных персонажей, а в фильме «Кто подставил кролика Роджера» в качестве отрицательных персонажей представлена целая банда из пяти мультяшных ласок. Да и в книге «Ветер в ивах» также есть ласки, играющие роль отрицательных персонажей. Вместе с тем, отдаю тебе должное — общепризнано, что Ласка обладает бесстрашным характером. Добавлю и еще одну деталь. Правда это или неправда, но говорят, что мангусты чем-то похожи на ласок. Так вот домашние мангусты способны развязывать шнурки на обуви и, вообще, любые узлы на шнурках виртуозно и мгновенно! При твоих поразительных дарованиях, моя бесценная и мудрая жена, развяжи этот ужасный узел: как можно жить на этой планете, на Земле этой, когда на ней творятся такие ужасные дела? Господь дал землянам право выбора между добром и злом. Почему же диктаторы в самые различные исторические эпохи так бездарно истолковывали гениальный дуализм Флобера: «Королем ли мне быть — или обычной свиньей? Они никак не хотели выбирать. Им нравились обе части одновременно! А уж слуги-то их, клевреты, опричники разные, те и вовсе пользуются законом Жванецкого «Трудно быть последней сукой — вечно кто-то пристраивается сзади! Эти негодяи всегда пользовались уголовной максимой: «Умри ты сегодня, а я завтра».
— Спасибо, мой дорогой. Все, что я могу сказать по этому поводу: «Гос-ду видней». Для нас же с тобой, существует, по меньшей мере один лекарь — великий Брюньон! Вель он вездесущ и даже проник в народный фольклор. Существует и популярная песня «Кола Брюньон не пьёт одеколон» группы «Ежовы Рукавицы», в которой есть строчка: «Он переспал с чумой, шалил с судьбой». Он не раз помогал нам поднять настроение. Почему бы ему не сделать это еще разок?
— Действительно, Брюньон в качестве душевного лекаря и обезболивающего средства, общепринят и незаменим. Однажды кто-то (http://topolya.com/scribbles/poetr36-70/cola-brunion/) написал о Кола Брюньоне:
Когда мне плохо, я тебя читаю.
Когда мне грустно, я тобой смеюсь.
Когда мне страшно, я тобой спасаюсь.
Когда мне больно, я тобой лечусь.
Кола Брюньон в своем средневековье не подозревал, что за ужас может быть в XX сумасшедшем веке, хотя крови хватало и в его, далеко не гуманные, времена. Поэтому он ограничивался фразой, пригодной всегда и везде:
«Старик Адам был дитя! Это я — старик Адам: потому что я тот же человек и за это время вырос. Мы с ним одно дерево, но только я выше. Всякий взмах топора, ранящий одну из ветвей, отдается в моей листве. Горе и радость мира — мои. Если кто страдает, — мне больно; если кто счастлив, — я смеюсь.»
Все «закавыченные» фразы без ссылок приведены из книги Ромен Ролана «Кола Брюньон».
Viktor Finkel. Registration Certificate. The Writers Guild of America, EAST Inc. 3/26/2018