* * *
На оставшийся гривенник жизни
Счастья много ли купишь, дружок?
Половить бы плотвицы на Жиздре,
Водки сделавши жгучий глоток.
Или парком осенним, вбирая
Впечатленья, в последний разок,
Прогуляться, в нём образы рая
Прозревая — который высок.
Ныне лето. Ночь рушила шквалом
Тополя во дворе, тяжелы.
На машины упали – завалом
Оскорбивши хозяев, стволы.
И пилили частями, тащили…
На площадке спортивной листва.
Холодеют июльские были.
Свет сереет. Стареет Москва.
На оставшийся гривенник жизни
Помечтай, просто глядя в окно,
Вспоминая июльские ливни,
И как ночью роскошно темно.
* * *
Дрожь по телу странная – он молод.
Сердце вынимается крюком,
Болью неожиданной расколот,
Наблюдает, как пространства дом
Рушится – с улыбкой входит папа,
Умерший так много лет назад.
-Не волнуйся, всё в порядке, лапа,
Мы пойдёт туда, где чудный сад.
Видит дядю крёстного и тётю,
Дорогих ушедших видит он.
Боль ушла, её на обороте
Золотистый сад, совсем не сон.
За родными он идёт – последний
Взгляд на тело бросив: тяжело
Мёртвое и косное, как бедный
Камень жизни, где усердно зло.
* * *
Сосредоточенно кидает
Кусочки яблок в тесто он.
На малыша в окно взирает
Осенний серый небосклон.
Шарлотку делают на кухне
Отец, бабуля и малыш.
-Сынок, ты режешь очень крупно!
-Ма, ничего… за ним следишь?
Малыш всё делал осторожно,
Сияя, — ведь печёт пирог.
И опровергнуть невозможно,
Что надо всеми нами Бог.
* * *
Когда поэты не нужны,
Востребованы спекулянты.
И мы узнаем варианты
тьмы, наползающей на дни.
* * *
Бедуины на верблюдах,
Профили златых песков.
И оазисы, как чудо
Жизнью данных берегов.
И стихи от золотого
Корня мудрости, их вязь –
От единственного слова,
Жизнь которым началась.
* * *
Мои монеты обещают
Огни истории зажечь.
А это не обед со щами,
Но сумма видов, даже встреч.
Вот в древнеримской хлебной лавке
Плачу я за лепёшку… Вот
Поэт, причём довольно славный
Доброжелательно кивнёт.
Он стих напевный прочитает
У Колизея… Оный стих
Паренье духу обещает,
Полёт из нежных, золотых.
Вот польским ортом заплачу я
За чашу красного вина.
Тридцатилетняя вглухую
Идёт бессрочная война.
Швейк «У кота» сидит. Я рядом
С зажатой кроной в кулаке.
Послушать Швейка буду рад я,
Забыв о скуке и тоске.
Мои монеты открывают
Такие ходы – что держись!
На час иль два мне обещают
Представить золотою жизнь.
* * *
Супермаркет холоден, как морг,
Холодильников труды изрядны.
Ёжишься. Сравнение восторг
Вызовет едва ли. Будь не ладно.
Овощей и фруктов надо взять,
Молока, и хлеба, и картошки.
Жизнь – еда. Не стоит унижать
Сим определением дорожки
Жизни – суммы их, богатство их.
Видел морг роддома против, было.
Траур в счастье свой вплетает стих
Медленно, упорно и уныло.
Рассчитаться, выйти… За спиной
Холод супермаркета оставив.
С полною сравнений головой
Тяжело в окрестной будет яви.
ПЕРЕЧИСЛЕНИЕ ЛОШАДОК
Перечисление лошадок:
На детской скачешь далеко,
Съев так немало шоколадок.
Скакать чудесно и легко.
И юности лошадка прытко
Везёт: мечтанья, и т. п.
А старость-кляча, как улитка
Ползёт по узенькой тропе.
О, зрелости прельщала лошадь,
Но… для чего её загнал?
Перечисленье вышло плоше,
Чем ты — на кляче — ожидал.
* * *
Упругость мышц теряет дождь,
Стареет на глазах, как будто,
Уходит он, исполнив долг,
И роль свою сыгравши бурно.
Сереет небо, предстоит
Довольно заурядный вечер.
Небесный складывают веер,
И тьма бессонницу сулит.
* * *
От протобактерий до аккорда
Данте, завершившего поэму
Путь, в себя вобравший темы, гордо
Данные, развитья давший тему,
Путь, вобравший войны в пене крови,
Фрески высоты необычайной,
Очи Пантократора, и кроме
Смерть детей, что остаётся тайной
Страшной – путь, запутанный донельзя
И разнообразный, очень пёстрый –
Жизнь от крика первого до бездны
Отразится в оном многовёрстом
Всякая…
* * *
Отцовства тема бесконечна,
И, адресуясь вновь к отцу
В безадресность – мол, изувечен
Действительностью, и орду
Своих стихов припоминая,
Не уповая на ответ,
Порой живёшь, не понимая,
Жив ты, иль нет,
Отцовства тему постигаешь,
Лелея нежного сынка –
Мальчишке песню напеваешь,
Хоть слов и не поймёт пока.
* * *
Жили-были, водку пили,
Нас потом похоронили.
Неужели правда жили,
Жили-были, водку пили…
КОТ ШРЕДИНГЕРА И ПЛОТЬ РЕАЛЬНОСТИ
1
Кот Шредингера жив и мёртв…
Реальность милою улыбкой
Чеширского сей натюрморт
Исправит, выставив ошибкой.
Мыслительный эксперимент
Посильно уточнит реальность,
Какой весом ингредиент,
Который мы зовём банальность.
Плоть хлеба, мяса… Плоть судьбы
Не взвесить, сколько ни старайся.
Не то для вечного судьи
Нет молодости, или старости,
Но лишь энергий волновых
Существование реально.
Кот мёртвый. И – среди живых.
Сия загадка эпохальна.
…бродить по кладбищу весьма
Своеобычная привычка.
Лишь к смерти линия верна,
Она ужасна и отлична.
Любой из нас и жив, и мёртв,
Но сколь сие от силы квантов?
Шумевший дождь внезапно смолк,
Дав каталог своих талантов.
Без наблюдателя и кот –
Кот Шредингера безнадёжен,
И жизнь, что волнами идёт,
Любой накат которых сложен.
2
Стихотворение в прозе
Кот, заключённый в мистической, мифической, воображаемой камере и жив, и мёртв одновременно. Распад вещества может произойти, но может и не подтвердиться, сие также верно, как и то, что кот может оказаться Чеширским, и, оставив по себе улыбку, испарится, обманув яд, экспериментатора, квантовую теорию, саму попытку вообразить эксперимент.
Система корректируется наличием наблюдателя, отстраняющимся от реальности ради погружения в бездну сущности, ибо реальность не реальна – хотя бы с точки зрения буддизма.
Мыслительный эксперимент противоречит конкретике хлеба, мяса, материнских слёз; а голограмму сложно перепутать с явью.
Никто не будет ведь размышлять о кванте сострадания, а интеллектуальные дебри, из которых рождается квантовая физика, меняющая восприятие данности, исключают такие понятия, как состраданье, добро…
Или функционирование ликвора можно связать с совестью, вибрирующей стальной струной, если человек получил соответствующее воспитание?
Тем не менее, кот и жив, и мёртв одновременно; мёртвый на рисунке отделяется от живого, как тень, а живой, не ведающий о Чеширском собрате, совершенно не желает испаряться.
Кто ставит над нами глобальный эксперимент? Пытка надеждой и мёд удачи, Гамлет в собеседниках, и мечта, исполняющая воздушные зигзаги стрекозы, яд соблазнов, вожделений.
…ибо любой из нас, как кот Шредингера – и жив, и мёртв одновременно.
* * *
Я хочу уехать в Сану я хочу уехать в Джиблу скоро я богатым стану и
зажму ладонью жилку нищеты и неудачи ничего не изменю я в жизни
ничего не знача даром распускаю нюни я хочу уехать в Сану я хочу
уехать в Джиблу с неба не поймаешь манну счастья не узнаешь жилку
* * *
Сидел на кровати и плакал
Четырёхлетний мальчишка.
Считать, что заглядывал ангел
В окошко, было бы слишком.
Взрослые всполошились,
Ночь продолжала длиться.
Нечто мальчику мстилось,
Грозное, как больница,
Страшное, будто ноша,
Которую не дотащишь.
Тише, тише, хороший,
Отчего же так плачешь?
Ах, зачем плачут дети
Крохотные на свете?
Снег идёт за окошком.
Тише, мой мальчик хороший.
Он успокоился, снова
Засыпает в кроватке.
Пространство вздыхает сонно,
И блестит пейзажами гладко.