1.
Старый четырёхэтажный дом — место моего обитания. До центра далековато, зато есть неоспоримое преимущество — обойти всего один дом, и я — на берегу озера. И берег плавно перетекает в парк. Тоже старый, зато с дорожками, они чистые, летом — настоящий зелёный коридор. По ним хорошо бежать вокруг озера, земля мягко пружинит под ногами. Я почти восстановился после глупой травмы, возобновил пробежки сразу после того, как сняли швы. И постепенно набираю форму. Но мне ж не рекорды бить.
Очередной круг. Прекрасная погода, и пробежка в парке только прибавляет энергии.
Всё бы хорошо, если не идти на работу! Отдышаться, а, когда потеплеет, нырнуть в мутную воду пруда, сесть на скамейку и посмотреть на девчонку напротив.
Она часто приходит сюда, разминается, иногда пробегает круг и садится на скамейку, только с другой стороны аллеи. И ни разу — на мою. Она — в сером спортивном костюме и кроссовках. Не вызывающе обтягивающем, а мешковатом — так гораздо удобнее, знаю по себе. Я одет почти также, только цвет костюма другой. Впрочем, она не совсем девчонка — за тридцать, это точно. Просто стройные и спортивные девушки смотрятся моложе, особенно шатенки с короткой стрижкой. И она выше меня, почти на голову. И я не знаю, красивая она или нет. И не заговариваю с ней.
Поэтому, пробегая мимо, и садясь напротив, лишь киваю головой, как старой знакомой. Мы встречаемся почти каждый день, и тупо пробегать мимо как-то не вежливо. Привык.
А надо бы пригласить бегать и разминаться вместе. Но я почему-то робею.
И тут вспоминаю, что сегодня — суббота! Сразу стало легче на душе — никуда спешить не надо, сделаю ещё круг, и может, окунусь. Я с сомнением смотрю на пруд — нет, слишком много тины и какой-то зелёной субстанции, подход есть, но надо обежать полкруга, на другую сторону, а мне что-то расхотелось. Спустился вниз, нагнулся, потрогал воду — тёплая, зелёная. Но не очень, апрель таки. А летом будет лягушачье раздолье — тины ещё больше, вода зацветёт. Правда, придётся конкурировать с уточками.
— Хочется окунуться? — голос за спиной. Мягкий, тихий, тембр даже певучий.
Не пугаюсь, машинально отвечаю:
— Да….
— И меня тоже? — В том смысле, с какого перепуга я каждый день бегаю мимо и смотрю на неё. А куда ж ещё, если она с такой же регулярностью устраивается напротив?
Не дождавшись ответа — я буквально опешил, берёт меня за руку:
— Тогда пошли…. Пойдём.
Идти недалеко — как раз половину круга, и мы побежали. Именно туда, где удобный вход в воду, чуть подняться в горку. Метрах в ста — несколько старых трёхэтажных домов. Их не расселили, но в некоторых сделали косметический ремонт. Всё равно их век недолог — место хорошее, и кто-то уже наверняка нацелился. И будет здесь коттеджный посёлок.
Облупленная входная дверь на скрипящих петлях — до этого дома ремонт не дошёл, и не дойдёт.
По деревянной лестнице поднимаемся на второй этаж, среди бесконечных обитых дер-матином дверей находится нужная. Ключ с трудом поворачивается в замке, и мы попадаем в маленькую квартирку.
— Вот, пришли…
Скрипучий крашеный пол, коврики. В комнате — шкаф, старомодное трюмо, большая железная кровать с шишечками. Но покрывало новое. Четыре подушки, казалось, их только что накрахмалили. Старое кресло, телевизор, накрытый кружевной салфеткой, и круглый стол, два стула — тоже с салфетками. На стене — старые фотографии. В прихожей — доистори-ческий телефонный аппарат со вставочкой, на которой написан номер.
Я снимаю кроссовки и остаюсь в носках. А девушка влезает в старые тапки и подаёт мне новые. Да, пришли, и что? Я в растерянности, и совершенно не знаю, что делать.
— Вик, не стесняйся.
Откуда она знает мое имя? Я пытаюсь улыбнуться:
— А вы — Галя? — первое, что пришло на ум. Ибо ни одной Галины среди моих знако-мых не было, и спутать с кем-то невозможно.
— Нет, она тоже улыбается, — я тоже Виктория!
— Вот и познакомились.
— Кофе, чай будешь?
— Кофе, если можно.
Пока всё идёт по неведомому мне плану. Мы проходим на кухню, она такая же древняя и маленькая, едва повернёшься. Ещё живой холодильник «Минск», навесные полки. Зато новая медная турка и фарфоровые чашки, и приткнувшийся в углу электрочайник.
Девушка Виктория заваривает кофе и достаёт шампанское:
— Будешь? А то я, — она смущается, — немного…
Я понимаю, что мы практически незнакомы, да, пригласила в гости, но из этого ничего не следует. Достаточно выпить кофе и поблагодарить за компанию. А потом заниматься вместе по утрам физкультурой. Сейчас я даже не мог ни на что решиться и немного робел — надеюсь, она этого не заметила.
— Ой, кофе чуть не убежал! — по кухоньке распространился необыкновенный аромат. — Я сама мелю зёрна, получается — да попробуй!
Делаю несколько глотков. Разительно отличается от растворимого, который я пью по утрам, сам-то не заморачиваюсь приготовлением. Киваю одобрительно.
— Шампанское открой… — голос приглушённый, чувствую, девушка волнуется, и по-вторяется.
Щеки у неё покраснели, я чувствовал лихорадочное возбуждение, и сам, наверное, был не лучше. И до сих пор не прикоснулся к ней…. Наливая, чуть не расплескал шампанское…
— На брудершафт?
Господи, я несколько лет не целовался! И ей пришлось чуть нагнуться, а мне — чуть ли не стать на цыпочки. Однако затянуло, губы, пахнущие кофе и шоколадом…. И пузырьками шампанского. Меня увлекли и поцелуй, и прикосновение, и я даже решился поладить её ма-ленькую грудь. Однако она отвела мою руку в сторону. Не сбросила, а именно отвела — мол, не сейчас…
После второго фужера мы тоже поцеловались, уже более увлечённо, и я с ужасом по-чувствовал, что оловянный солдатик навострился и уже готов к бою. А вдруг она заметит? Неудобно как-то. Почувствовала, но не отстранилась, наоборот, прижалась бёдрами.
А потом, опустив глаза, сказала:
— Ну, теперь пошли…. Голос её дрожал, рука — тоже. И я не понимал, зачем ей это нужно, но уже не мог совладать с собой. Она задёрнула шторы и откинула покрывало.
— Сам… — шёпотом, я еле расслышал.
Дрожащими руками стянул с неё тренировочные брюки вместе с трусиками, стараясь не смотреть на девушку…. Она села на краешек высокой кровати и прикрылась руками. И тоже не смотрела, как я раздевался. Откинулась, сама сняла футболку и натянула одеяло.
В голове шумело, я не понимал, что происходит. И шмыгнул к ней. Тёплое и нежное тело. Бьющаяся жилка на тоненькой шее. Волнующий, чуть влажный пружинящий бугорок.
Она потянула меня на себя….
Мы долго привыкали друг к другу, не сразу получилось, но… Она со всей силы при-жималась ко мне, а я старался.
…
— А теперь иди, хорошо? Завтра, там же…
Вечерний кросс — от дома Виктории до моего как раз половина пути. Я — на другой стороне Завтра, всё будет завтра…
Думаете, я задумывался о том, почему такая девушка позвала меня? Отнюдь, только, признаюсь, испытывал чувство эйфории и душевного подъёма.
2.
Утром, на том же месте. Но теперь я был вооружён букетом роз и коробкой конфет. Всё-таки конфетно-букетный период должен присутствовать, что бы ни говорили. Или я под властью стереотипов?
…
Я вручил Виктории букет:
— Зачем? — она смутилась… — Спасибо, побежали?
Спрятали цветы и рюкзак за скамейку, и вперёд. Вика бежала легко, и я — тоже, вдвоём гораздо интереснее. Один круг, второй, подобрали цветы и рюкзак и ещё полкруга до её дома. Я разбегался, нога почти перестала беспокоить….
Поставила цветы в вазу. Спросила:
— Завтракать будешь?
— Ага, — я перед пробежкой выпиваю только пол стакана тёплой минералки. Наверное, она тоже ограничивается необходимым минимумом.
— А ты пока можешь принять душ.
Значит, будет продолжение? Я подошёл и поцеловал её в шею. Она только повела плечами — мол, я делом занимаюсь.
И она приготовила омлет с грибами и посыпанным сыром. Он хорошо поднялся, наверное, она знала какой-то секрет. А сверху посыпала зеленью. Откуда она знает, что я люблю именно такой?
И чай — чёрный, с брусникой. И мне стало необыкновенно хорошо. Уфф. Хорошо, что сегодня воскресенье.
— А на обед будет борщ, только тебе придётся сходить за сметаной.
…
И опять — задёрнутые шторы, стеснительность, необходимый минимум объятий. Только сегодня я сначала стянул с неё футболку.
— Не спеши.
Мы лежали, обнявшись, переплетясь, сжимая друг друга. Я боялся тронуть её, сделать что-то не так. Но она сама взяла мою руку и потянула вниз… Гладенькая, нежная кожа и раскрывающиеся губки. Прикоснуться, приласкать, услышать вздохи, стон и движения женщины. Почти незнакомой. Любить до потери пульса. До обеда.
Я сбегал за сметаной, борщ…
…
На ночь меня не оставили, а утром мы пробежали пару кругов и отправились по своим делам. Работа, никуда не деться. И не договаривались о встрече. Ведь завтра утром встретимся наверняка. Однако ни на скамейке, ни в парке её не было.
На следующий день, во вторник, скамейка пустовала. После пробежки я зашёл к ней, мало ли что. Но дверь была заперта. Я стучал, но бесполезно. Стал волноваться. Я даже не знал номера её мобильного телефона. Не позаботился, постеснялся. Правда, номер, записан-ный на городском, запомнил. Но он тоже выдавал длинные гудки.
Может, её работа связана с дежурствами? Я просидел допоздна, но её не было. И окна, выходящие на парк, не зажглись. Я решил, что случилось нечто непоправимое. Или….
Виктория исчезла? Вечером я стал стучаться во все двери на этаже, звонить. Но никто не отвечал. Наконец, из-за одной двери раздался старушечий голос:
— Кого это чёрт принёс? Помереть спокойно не дают. Сказала же, сама не поеду!
— Простите, вы не знаете, из соседней квартиры, девушка…
— Емельяновны покойной внучка? Так она здесь и не живёт, приходила с хахалем своим в выходные, — дверь всё-таки мне открыли — наверное, я не вызывал опасения. — Так они, — она усмехнулась… — А вчерась уехала, насовсем — забрала пожитки, да что у Емельяновны-то осталось? Всё хлам старый, как у меня.
Вздохнула.
— И я тоже, не сегодня-завтра. Или сама, или ногами вперёд.
— Да вы ещё сто лет проживёте…. — хотя я не слышал, что кому-то удалось протянуть пару сотен лет.
— Нет, милок, жисть не обманешь, всё одно на слом пойдём, в утилизацию — и мы, и дома, — и вздохнула.
Бабуля оказалась права: через неделю появились экскаваторы, и за пару дней снесли и дома, и постройки, и гаражи, и заброшенные детские площадки. Будто и не было ничего. А территорию обнесли забором. Синим металлическим забором.
Наверное, я неизлечимо самонадеянный и тупой. Не поинтересовался, чем занимается Вика, где работает, как её найти. Думал, раз она два дня была со мной, то и дальше так и будет?
Навалилась тоска, и даже сладкие воспоминания и сновидения не развеивали её.
Я, с маниакальным упорством, продолжал свои ежедневные пробежки, останавливался на той же скамейке. Но Виктории не было, скамейка напротив пустовала. А где искать девушку, я не знал.
И летом тоже никуда не поехал — разве что в выходные к родителям на дачу. Коллеги и начальство были довольны — отпал претендент на летний отпуск. Впрочем, позагорать и искупаться можно и у нас — летняя жара сменялась дождями, в лесу было полно грибов, а в парке было многолюдно, и здесь в заветных местах можно было отыскать то подосиновик, то семейку лисичек.
3.
Наступила осень, долгая, монотонная. На парковые дорожки нападала разноцветная листва, всё чаще шёл дождь. Приходилось надевать ветровку, чтобы не промокнуть. Но мой режим оставался неизменным. Мне удалось подготовиться и даже пробежать полумарафон. Исключительно для себя. Жаль, что Виктория об этом не узнает.
В это утро дождь внезапно прекратился. Я подумал, что вот уже прошло полгода с нашей не встречи, а расставания. Мне жутко не хватало этой женщины, и я не мог привыкнуть к тому, что…. Так я думал и сегодня. Вчера…
Она сидела на моей скамейке, в длинном плаще, держала в руках зонтик. Я затормозил. И не знал, что сказать. Да это была она! Она, но не такая!
— Привет! — остальные слова, которые я готовил, хотел сказать при встрече, мгновенно улетучились. Наверное, моя физиономия выглядела так глупо, что она рассмеялась:
— Привет, — она подвинулась, не вставая, приглашая меня сесть, — а ты так всё и бегаешь?
— Бегаю. А ты?
— Теперь нет.
— И что так? — ага, понял. Женщина была беременна, и…. У меня закружилась голова…. Я чуть не ляпнул, мол, когда ждёшь, и хорошо. Она почти наверняка была на седьмом месяце — у нас сотрудница недавно уходила в декрет, и похоже. Я тормоз, но сообразил:
— И кто у нас будет? УЗИ делала? — и постарался говорить как можно увереннее, хотя голос дрожал, а тело покрылось испариной. Я машинально вытер лоб и взял её за руку.
— У нас? Ну, да, конечно. Я тут… Сложный случай, лежала на сохранении, вчера выписалась.
— Долго? — я, наконец, врубился и пришёл в себя…
— Три недели, мальчик. А тебе разве интересно?
Я стал нести нечто несусветное, что, впрочем, не имело никакого значения, она отвечала, я почти не воспринимал её слова. Тридцать семь лет, ещё не критический, но всё же возраст для первого ребёнка, и у неё никого нет, бабушка умерла, а родители давно развелись и живут в других городах своей жизнью, и сами уже старые. И ты имеешь право знать, а вдруг со мной что случится…. Поехали ко мне.
Она вела себя так, будто мы не исчезала на полгода.
Её машина стояла неподалёку.
— Садись, и можешь не переодеваться, — она наверняка, оценила, что я не стал устраивать сцен и расспрашивать. А женщина — она сама расскажет всё, если захочешь.
Всю дорогу мы молчали. Пошёл дождь, и надо быть внимательной. Я рассматривал в её зеркало. Да, она изменилась — глаза стали больше, и в них — какое-то непонятное мне выражение. Ожидание?
Она жила на третьем этаже нового дома, на границе нашего района. Я там и не был раньше, шоссе, по которому ездил на работу, проходило по нашей окраине.
Двухкомнатная современная квартира, разительно отличающаяся от бабушкиной. Емельяновны, кажется. Скромная, но современная обстановка, и было видно, что женщина живёт одна. Я не имел возможности для сравнения, но почувствовал.
— Омлет будешь?
Я рассмеялся:
— Да, с сыром и грибами…
…
Она переоделась, и теперь была в свободном платье для беременных. И по-прежнему выше меня.
Ничего не значащий, но длинный разговор — я не задавал наводящих вопросов, хвалил хозяйку, рассказывал о работе, о выставке, на которую удалось сходить, о том, какой грибной в этом году сезон. В общем, ни о чём…
Мы пили чай, она любила с травами, и я тоже, по правде, мне было всё равно.
— И вот, — я поняла, что пора. — Женщины часто начинают с середины, и главное — не перебивать их. — Но он меня не любил. И смотрел свысока, какой тут ребёнок. А если не сейчас, то когда? На ЭКО или подобное средств не было, да никто и не гарантирует, что всё будет нормально. И я решилась — подберу себе нормального мужчину, два-три раза будет достаточно. Чтобы забеременеть. Только была сложность. Группа крови и ещё что-то. Иначе ребёнок будет нежизнеспособен, или, того хуже, даун.
Она что-то объясняла, но это было для меня тёмным лесом — я не понимал ничего. Кроме того — что я, как раз подошёл. А узнала просто — после травмы я лежал в хирургии, и сдавал кучу анализов. Её же подруга работала там и имела доступ к анализам. И она сказала, что у них на хирургии лежит парень именно с такой группой и.… Только он невысокий, зато не пьёт, не курит и не женат. И спортсмен. Значит, ребёнок будет здоровый.
— Что мне оставалось? Попросила фотографию, может, окажется не такой страшный. И так случайно получилось, что я тебя уже знала. То есть, видела, как ты бегал вокруг озера, и иногда поглядывал на меня. Но как без любви?
— Ой, чайник вскипел. Подожди, сейчас заварю.
Она разлила чай по чашкам, поставила на стол печенье.
— И вот…. Она продолжила через некоторое время. — Дальше ты знаешь. Двух дней, по моим расчётам, должно было хватить. Ты сделаешь своё дело, не успеешь привыкнуть, и бу-дешь свободен. А у меня будет ребёнок.
— У нас, — я ухитрился вставить слово.
— Ну, да, только…. Как можно быть с человеком, которого не любишь? Можно переспать, я согласна, а дальше? Делать вид, что ради ребёнка или… Я самостоятельная, и…
Я не стал говорить тривиальности — мол, ребёнку нужен отец, и жить вместе можно привыкнуть, и нести подобную лабуду. Она наверняка всё это знала, и могла предвидеть мой вопрос, и знала свой ответ. Тупик. Женщины вообще дуры.
— И я тебя старше. На два года. Это сейчас, когда…. А потом — ты что, будешь жить со мной ради ребёнка? Нет, конечно. И я тоже.
Женщины вообще дуры. Или у них психика по-другому устроена. Так зачем она тогда?
Но умеют читать мысли.
— Ты хочешь спросить, почему я к тебе подошла сегодня? Да, хочешь. Так знай, я несколько раз приезжала. И ты, как заведённый, накручивал круг за кругом. Хотела подойти, но не хотела навязываться беременной. Типа сделал ребёнка, так женись. Но, с другой стороны, ты имеешь право знать, что будешь отцом, а дальше поступай, как знаешь.
Я еле сдержался, чтобы не рассмеяться. Но, похоже, она не всё сказала.
— Я буду рожать, а вдруг понадобится переливание крови? А ты лучший донор, даже единственный, вот. А если со мной что случится, мальчика отдадут в детский дом, или усыновят. Ведь это ужасно, ты согласен —на её глазах появились слёзы. И при родном отце. Или ты считаешь, что я.… И потом… — она замолчала и посмотрела мне в глаза. Чёрт, но не только женщины умеют читать мысли, и общаться на ментальном уровне.
— Ты думал, что вот, был с девушкой и без последствий, или вообще не думал?
— В первый день нет, был в шоке, ну, немного, но надеялся на продолжение. Ты — необыкновенная.
— И был уверен? Не боялся, что тебя…
— Не знаю. Я свободен, мне уже тридцать пять, ты мне нравилась. Так почему бы и нет?
— Даже не спрашивая моего согласия?
— Как его спросишь, не до того было.
— И ты готов стать отцом?
Улыбнулся и пожал плечами.
Но тут по щекам девушки потекли слёзы. Как быстро меняется настроение. Беременная, и мне надо быть начеку.
Я взял её за руку. Сердце у меня билось всё сильнее. Мне не нужно было что-то при-думывать, я просто сказал:
— Не плачь, всё будет хорошо. Я же здесь! — Я понимал, что мужчина должен быть уверенным и конкретным, но голос у меня дрожал. — И борщ у тебя вкусный.
…
— Ты останешься? Завтра выходной. Или тебя кто ждёт?
Меня никто не ждал….
Она приподняла ночную сорочку.
— Положи руку сюда, чувствуешь?
Ребёнок поворачивался и уже жил своей жизнью, пока заключённый в материнское чрево. И грудь её уже наливалась.
Оставалось три месяца. Или чуть меньше. Я успел подумать, что хорошо, что не пошёл в отпуск летом. Февраль тоже хороший месяц.
— Если хочешь, — приглушённо, едва слышно, даже стыдливо, — можешь меня… только осторожно. Мне пока можно, и я тоже хочу, только повернусь на бок.
Разве я мог быть против?
— И ещё — я буду звать тебя Кеша, а то Викентий как-то не очень.