Мы будем делать детей

мы будем делать детей
впервые ты станешь ближе
мы будем висеть на карнизе
и капельки пота под солнечной линзой
кристаллами соли ссыпать на постель

 

под сеткой сосудиков сердце твое
сожмется пружиной желание
фисташковой мякотью мягкость белья
пастельного цвета/постельное
моя люминофорная мания
кружевное/прозрачное
нательное/моя колыбельная

 

на ресницы подую — зажмуришься
на брови — расслабишься
кончиком носа проведу по щеке
мне обрадуешься
хаотичные ломаные линии кундалини

 

на лоб положу я ладони
разверну симметрично усталость
как спинки коньков мореплавательных
фаланги пальцев отыщут самую малость
все клеточки кожи твоей, лови
сачком моих губ диких алость!
непокорные твои волоски
в алебастровой дымке любви
как пинцетом зажму/их иглой проколи
поплывут по небу фиолетовые журавли

 

вытяну пластиной ладонь
держу на весу, над тобой, над собой
вздыхаешь/оседаешь/повторяешь
касаясь меня своей головой
возбужден/часто сглатываешь
клинок кадыка подбрасываешь
как свинцовый шарик в лабиринте
тщательно раскручиваю каждый твой винтик

 

прикушу у самых корней
твои губы колючей прищепкой
мои длинные пушистые волосы
обоюдоострой саднят арбалеткой
образует затемненную арку
моя полупрозрачная парка
задирается кверху к груди

 

мы ногами и телом срастаемся
ты подогнан в меня, как моллюск в ракушке
по стенкам влажным/неровным
наполняясь уютом комнатным
стекает вода
смывает раствором/солью окрашенной
следы присутствия/отсутствия нашего
с простыней, одеяла, подушки

 

ГУРД ЙОМ

ко мне пришел любимый друг
гремит в динамиках — усиливаю звук
электро/Электра/пианино с жестким проводом
друг залетает в форточку бодливым оводом
болезненно течет в коробке отопления
вторгаясь в солипсизм по моему хотению
субботний шопинг/маскарад зовет меня
воскресный ужин сварен из семейного вранья
для ежедневной лжи на дверь наклею постер
«не донимайте, мимо проходите просто»
друг по касательной беззвучно задевает
мы — невидимки в клавише, что западает
задерживаем быстроходные торпеды
со стен счищаем мел, пуляем рикошеты
подносим резонатор к уху, как будильник
на крыше металлической зудит напильник
бездушный google-map занозой поддеваем
трухой от шоколада подсознание латаем
звук пестицидами вливаем ядовито
под стены одиночных камер Айболита
мы за мостами крепим разноцветный скотч
мы падаем, когда держаться и ползти невмочь
мы формочками вложены в тела друг друга
стоим спиной вплотную и вращаемся по кругу
мы гасим сигареты крыльев амплитудой
светящиеся бедра отражаются повсюду
лопатками сдираем затвердевший панцирь/кожу
в моих замерзших пальцах сжат швейцарский ножик
растрепанные волосы ползут в горящей дымке
на скулы, челюсти/ключицы, балеринкой
мы вырезаем расширяющийся кверху бревис
в порезе постепенно зацветает нежный вереск
мы вылетаем пробкой под напором из бутылки
мы разбиваем потолочные преграды и развилки
пространство звездное без изоляции электро/термо
мы заполняем тишиной любви безмерной

 

КОРСЕТ

чтобы шнуровку корсета ослабить
нужно прожить
пять болезненных стадий:
первая — при луне исписать все тетради,
вторая — убрать их подальше,
где свадебный саван желтеет,
как старая скатерть,
третья — достать из кладовки
сотню тетрадей,
в легочных жерновах
перетереть, перелопатить,
четвертая — личную жизнь наладить,
пятая — понять, чего ради
длилось все это,
и расстегнуть застежки корсета

 

В БАНАНОВО-ЛИМОННОМ СИНГАПУРЕ

беспечный Концерт Телемана,
смутил Вас открытый мой лиф,
у Пярта Ваш облик зеркальный
кларнета — паллиатив,
оборками арт-кружевными
кастрюли мету со стола,
салфетки призывно-льняные,
где кухонный смерч — кабала,
Вы руку сдвигаете ниже
и мнёте наглаженный фартук,
убрав лаконично всё лишнее,
как гоплит отважный из Спарты,
расстёгнуты нижние юбки,
и сакура грезит на кухне,
прижались к Вам стройные ноги,
в экстазе сознанье потухнет,
обивка дивана линяет
бульонной стыдливой агонией,
два нежных сосковых бутона
запрятались в Ваших ладонях,
одежда затоптана шваброй,
мы вместе на плитках паркета,
я губы чувствую Ваши,
дрожу в камышах, как Одетта,
пульсирует женское лоно,
к земле крыша плавно съезжает,
колени расслабленно вязнут,
кумыс киснет, плов подгорает,
сожму лепестковые губы,
дыхание Ваше — зовуще,
мужчине дарю безотказно
карельские райские кущи,
розарий бледнеет на стенах,
Вы смотрите долго, влюблённо,
под солнечным маслом я — с Вами,
смеюсь в золотом фаэтоне,
свой лиф я плету, как Дриада,
а юбки — из листьев крапивы,
взлетим на корнях баобаба,
свивая гнездо нарратива,
теплом пляшет печка-венгерка,
вздох флейт Телемана забыв,
захлопнется кухня тарелкой
летающей,
порван мой лиф

 

COMME MONDE PLUS BEAU

дробишь обледенелый камень парапета
Невы// на шпиле Петропавловки вращаешь серпантин кассеты//
подпрыгиваешь на деревьях// грибницей ластишься по Заячьему острову//
через навес полиэтиленовый в нутро песочной анимации летишь апострофом//

 

два времени сместились в плоскость: бирюзовый звучный каламбур
Никольской церкви// в памяти, где раковые стигмы шахматных фигур//
через канал, Матвеев мост гирлянду узелками протянул// девчонкой
меня записываешь на зенитовскую ретро-фотопленку//

 

я сохранила негативы// проявила солью слез у Приоратской будки
по краю высушенной гати, Клуба Молодежи, там, где селезни и утки//
плашмя придавливают электрички враз на пристани Балтийского вокзала//
ногами двигаешь бруски вагонов с тарой кисловодского нарзана//

 

руками держишь мое платье-клеш летучей мыши «Бурда моден»//
губами поправляешь поясок с доставленным по блату загранкодом//
проводишь языком по нервным строчкам// по извилистой изнанке
машинки швейной ток в челночном беге механической тарзанки//

 

по темным улицам меня ведешь в один из множественных дней в году//
приклеенные отлетают каблуки// от холода мой перманентный колотун//
огромных линз тяжелые очки// за стенками реальности проломы бифокальные
под лупой слом, разрыв — далекий и расплывчатый, как живопись наскальная//

 

ты выглядишь иначе// в бледных классах стройной ДМШ тебя не нахожу//
очков коричневые дужки тянутся к оправе, сводам зала добавляют куражу//
истоптан в кашу измельченный в ступке подгоревший кофе-слэм твоей
чугунной кофеварки// терпеливо жду тебя в заваленном людьми фойе//

 

предчувствую тебя у арки входа в Новую Голландию// цвета гречихи
смягчают войлоком пальто// мой школьный ранец нотами напихан//
оборванных, объемных, телепатических твоих шумов и мыслей
полно в моей реальности// еще есть обертоны, буквы, числа//

 

СЕКВЕНЦИИ

в ногах блестящей сетью струн стремлюсь на волновой порожек
в руках я застреваю блестками чешуек с плавников рыбешек
в коленях крошечным песком из ракушек ссыпаюсь в чашечки
в локтях я задеваю некасанием торчащих нервов язычки
в запястье забираюсь стебельком под ремешок твоих часов
в плечах царапаюсь смешными коготками взбалмошных птенцов
в лице я отражаюсь обгоревшей в линзе океана кожей
рессоры пяток щекочу монетами дождя, стучащими по бездорожью
фломастерами по спине рисую симметричные узоры Эшера
по шее и щекам зачатки волосков сгребаю в руку, словно кешью
по стану в партитуре пробегаю ненасытной змеевидной судорогой
вокруг пупка размазываюсь тянущейся сладостной, как мед, нугой
в ступнях побеги виноградные свиваю жаром светлой ванны
я крашу травы в лунный цвет на линии височной, плавной
в туннель ноздрей я пробиваюсь влажной соблазняющей прохладой
в затылке солнечной спиралью продолжаю поцелуев акколаду

 

потрогай пальцами, прикрой глаза
скользи губами, обволакивай слюной
достань до донца
заводись сильнее мной
вращайся и ритмично окунайся
в горящую дымящуюся магму
расправь, как крылья, диафрагму
пролейся семенем, еще ласкайся
удвоишь яркость и огонь
моей звенящей ауры, усилишь
пульсацию телесного тепла
женщины красивейшей

 

КИСКА МОЯ

массивный жёлтый полдень, воздух жирный, маслянистый, как пюре
срываюсь вниз, ты — справа, заплёвываешь двери и предбанник кабаре
затерлись пальмы лбами, пахнет гнилью суккулентов и мочой
взбираюсь вверх, ты — слева, индрагопа, окружен друзьями-саранчой
лицо желтее плиточной подстилки, ты — не хромой и не убогий
твой english всех уже добил, вокруг матроны и мои несущиеся ноги
красотки топчутся, мамаши сторонятся, мужики спешат пройти
завидую тебе, задерживаю шаг, одергиваю юбку à la Эрик Сати

 

сначала улыбалась, вертела головой, смотрела на твои тату
потом считала дни, как жвачку растирала каждый спуск-подъем во рту
покрытые загаром ноги каждый день ты видел чаще, чем мой муж
бидон железный, шляпа мятая, ты — в полной ж*пе, вот твой куш
качаюсь бёдрами миндально-сладко по скользкой, грязной плитке
мечтаю бросить денег, но руки обжигают воспалённые сухие цыпки
напутствие, как мяч отбрасывает бумерангом, сбивает с ног, коробит
ведь если я с тобой останусь, благоверный преспокойно нас угробит
однажды ты глазами под высоким лбом причмокнул: моя киска —
беспечно захотелось подпустить тебя к сердечку близко-близко
не куришь, нет, но вонь спиртного замешалась с океанскими парами
твои друзья стучат на перевёрнутых ведёрках и толпу таранят
о, как хочу вам бросить денег на шальное пиво, сидр, тоник, водку
остаться с вами рядом, поутру проснуться и удрать на мыс Находка
бульвар блокируете — не протиснуться к зонтам и лежакам на пляже
приходит девушка, спиной садится ко всем уродам, посылает всё туда же
мечтаю быть твоей, дружить с упёртой в хлам мальчикоподобной цаплей
расчёсывать немытые за много лет твои взлохмаченные крашеные пакли
меня учил бы ты играть на снисхождении обкуренных баблом, их толпы
ты видел мои ноги раз пятьсот, однажды до тебя докапывались копы
меня ты видел и в купальнике и без, всегда как курица я пёхала домой
здесь темнота — твой склеп, сосед — испанский будда, ты — не отбросы и не гной
со слипшимися волосами пробегаю, блестит водой с ночного океана матрица
а ты не видишь ничего, кроме заносчивой жары предохранительного латекса
не смотришь на соски и груди снизу вверх и издали: что, быстро бобик сдох
а у меня вся лёгкость бытия в органике щетины своевольной: а мне п*х

 

твой друг он на Андреаса похож: сутулый, бритый, молчаливый, мягкотелый
Андреас любит сиськи чтоб побольше, я желанием своим иметь детей его задела
он трахается с толстой немкой, выползающей, как благостный тюлень из душа
дыхание сопящей годовалой дочки по телефону, пьяный в стельку, слушает
сожитель немки обожает мою мягкую фигуру и маленький живот —
котёнка новорождённого на мой живот кладёт и смотрит, смотрит и кладёт
твой друг, он не Андреас с Казахстана, у него рюкзак другой
из моющего средства выдувает пузыри, отбрасывает на поребрик их ногой
а маленькая девочка стремится доверительно к несущимся шарам
её мамаша затыкает нос и растирает сопли, как потаскушка, по длиннющим рукавам