Морская рыбалка в Шотландии (байка)
Мой друг Вася Каптёркин уже пять лет живёт в Англии. Не подумайте дурного, он айтишник, сисадмин в крупной транснациональной фирме. Толковый мужик и при этом рыбак с детства, как и я. Началось наше увлечение с Лиепайского пляжа, мы там трёхлетними пацанами рыбку-колючку руками ловили. Потом летали рыбачить на Дон, раз на Камчатку смотались… Кто-то говорит, мы от жён к рыбам сбегаем. Примитивно мыслят! Но сейчас про другое.
Приезжает Вася из Лондона на побывку домой. Отдохнуть, отоспаться. Они там вкалывают, как я не знаю. Но и зарабатывают…
Нет, я про другое. По дороге в Питер Вася заворачивает ко мне погостить.
И вот сидим мы на балкончике, пивко попиваем «Ливу алус» (Лиепайского пивзавода, конечно!) под вяленую корюшку, море родное Балтийское слушаем: оно сразу через парк, метров триста. И друг мой начинает рассказывать.
РАССКАЗ ВАСИЛИЯ КАПТЁРКИНА
— Работает у меня в отделе барон. Настоящий! Причём не новодел купленный, а с какого-то там затёртого века. Мы его только Бароном и называем: по имени, Джоном, всё-таки западло, а на Ваше сиятельство или там светлость — обойдётся, молод ещё. Так вот, он тоже заядлый рыбак. И есть у него своя «избушка» на Шетландах. Это острова на крайнем Великобританском севере.
Не в городе Леруике, там залив, нет, прямо-таки у самого Северного моря.
Состоятельная ли у Джона семья? Представления не имею. Мы не расспрашивали, не принято — Англия! Ну да, Шотландия. Вообще-то Гендиректор при случае обращается к барону «милорд». Ну, а мы — нет. Нефиг, я начальник.
И вот приглашает этот милорд меня (это всё Вася Каптёркин рассказывает) с ним на уик-энд порыбачить. Лицензия, разрешение на вылов палтуса — всё есть. И сэлфи прилагает: вот так вот море, вот так — причал, а тут метрах в пятидесяти от уреза моря на крутом бережку каменная «избушка». Со всеми удобствами. Англия же! Ладно, Шотландия. Дело не в этом. А в рыбке. Кто бы отказался!
Я с начальством согласовал, мы с ним на три дополнительных дня для барона расщедрились: не ближний свет от Лондона, несколько часов лёту, потом ещё ехать и ехать.
Я снасти свои фирменные — ванадиевого сплава — проверил, с супругой договорился, билеты, то, сё.
Ты же знаешь, есть у меня навязчивая идея: поймать рыбку кил на пятьдесят. Сколько лет мечтаю, всё никак. А вдруг?! Северное море всё-таки, оно холодное, рыба себе мясо нагуливает для тепла. Джон говорит, можно прямо с берега брать, там сразу глубоко. Но мы пойдём на лодке, of course. Лодка лодкой, а я читал, что прибрежная треска как раз до сорока пяти кэгэ вырастает.
И крепко задумался насчет приманки. Причём в философской плоскости.
Почему мы всё время ориентируемся на низменный инстинкт рыбы, на пожрать? Даже если задействуем более высокий уровень — обоняние, всё равно ингредиент запихиваем в жратву, будь оно технопланктоном, бельдюгой и др. и пр.
Читал я когда-то, что один рыбачок на Азовском море ловит на телепрограммы, на мёд и… на музыку! Вот последнее меня крепко зацепило, потому что сам я не чужд искусству.
Решено: буду воздействовать эмоциональной природой музыки применительно к обобщённой рыбе (палтус, лосось — это прекрасно, но надо же быть реалистами: я что, от камбалы откажусь?!) Только сомневаюсь: не клюнет серьёзный экземпляр на джаз. Нет, здесь требуется другое.
Сделал запись-нарезку — Бах, Гендель, Букстехуде. Глюка записал побольше, думаю, самое то. По эстетической концепции, по мелодике.
Нашёл болванки CD в недрах архива… Чему удивляешься? Не с навороченного же айфона музыку рыбе играть! Короче, прожёг диски. Проверил на своём стареньком CD-плеере. Хорошее воспроизведение, самое то.
Но и конвенциональный набор, конечно, с собой взяли. Этим Барон занимался, он дока. Пилькеры, джиг-головки на палтуса. Багор для трески есть на месте, в «избушке». Всё как по-писаному, ничего на авось не оставили — моя школа, я их на работе вымуштровал. Бароны, понимаешь… Китайцы…
Добрались до Северного моря к вечеру. Шторм прекратился ещё вчера и это хорошо: рыба голодная, будет хватать, что дадут.
Устроились. Протопили домик, поели, выпили по паре дринков отличного виски. Сидим на скамейке перед домом, ночным морским пейзажем любуемся. Мёрзнем. Барон байки шотландские травит. Да, и про килт, куда ж без него.
Я здешнее море со звуками Балтики моей сравниваю. Там «плюх-ш-ш-ш-плюх», здесь «р-рууу-бум! -ахххх! -брамщщ!!! -р-р-р».
А к утру началось. Заболел мой Барон. Простыл-таки. Целый день я за ним ухаживал, поил горячим, таблетки скармливал. И жалею его, сиятельство сопливое, и злюсь: стоило тащиться на край света киселя хлебать. А к вечеру ему как-то враз получшало. Только слабость осталась. Я и решил свой консепт, не откладывая, проверить на любимой ночной рыбалочке и — вот именно! — в одиночку.
Обследовал берег, всё подготовил, снасти установил. Ванадиевые! Выбрал плоскую каменюку для плеера. Батарейки, правда, в плеере поганые, но это единственный недостаток старинной техники, причём элементарно устраняемый.
Джон объяснил, где в кладовке лежит удлинитель на сто футов. Это тридцать метров, самое то. Нашёл, от избушечной розетки к берегу протащил. Включил негромко, чтобы Бах звучал на грани восприятия человеческим ухом. Заслушался…
А через полчаса началось!
Мама родная, я прям издёргался! Только успевай рыбу с крючка снимать да спиннинги обратно забрасывать!
За три часа семь камбал по полтора килограмма, пять трёхкилограммовых морских окуней и один туск — менёк по-нашему — на восемь с половиной кило!
Выключил музыку, улов отнёс в дом. Заложил в огромную морозилку. Барона проведал — спит парнишка сном праведника и лоб холодный.
Отдохнул чуток и вернулся на берег. Ничего нового за эти пятнадцать минут там не произошло. Поставил диск с операми Глюка, настроился ждать.
Что за треск?! Хрип, визг из машинки моей старенькой! Срочно вырубил, побежал по ходу кабеля смотреть, где разъём разомкнулся или ещё что.
Вздрогнул: что-то тёмное, громадное шевелится на земле и урчит.
Выдра! Метр обалденного шоколадного меха проводом закусывает! Оплетку уже сгрызла, за жилы принялась! Дура, убьёт же! Вырываю у неё изо рта провод многожильный, а он уже в лохмотья! Поднимаю повыше — такая дуга между концами образовалась!
Выдра на это сияние смотрит во все глаза, пятится к воде и кланяется, кланяется… А то, красота же невообразимая! Да и запах тоже.
Со всей дури рву тот конец, который к дому, выдёргиваю из розетки. Дуга вспыхнула ярко — и погасла. Нашёл в полукомбезе своём рыбацком изоленту, раздолбанные концы временно обмотал — чинить-паять буду утром. Вздохнул с облегчением: и сам не пострадал, и животное спас от гибели. Они же, морские выдры эти, в Красной книге, бедолаги.
Но настроение пропало. Ладно, ещё двое суток впереди. Завтра Барон окончательно поправится, пойдём на лодочке громадного палтуса добывать.
Собрал ванадиевое барахлишко, унёс в дом. Надо ещё за плеером вернуться, провод смотать. А сил нет, перенапрягся. Волосы опалил слегка, бороду тоже поджарил, но это мелочи. Отдохнул пару минут… Всё, пора.
На дрожащих ногах спускаюсь к берегу — что это?! Мама родная! Картина представилась невиданная!
В воде вдоль берега штук десять здоровенных выдр выстроились в шеренгу и каждая лапками придерживает за хвост слегка оглушённую рыбину! Кто сайду, кто пикшу. А в середине та самая, шоколадная, еле удерживает здоровенного лосося.
К тому же лыбятся выдры эти своими огромными бобриными зубами.
Собрал я рыбу. Не отказываться же от приношения, чего их обижать — они ж в благодарность. Небольшие правда, рыбки, три-пять кило навскидку, но тут уж ни в какие зубы смотреть не станешь.
Как это, куда улов дели?! Милорд Джон позвонил домой, сказал, что он first of all — приболел и secondly — они с начальником Васей и десятком выдр взяли на «Мнимую рабыню» Глюка кучу рыбов, включая одного полутораметрового лосося. Матушка его, баронесса, жутко перепугалась, вертолёт пригнала. С дворецким. Нас тут же и эвакуировали в фамильный замок.
Полюбовался я из иллюминатора на Северное море в последний раз, выдрам рукой помахал. И улетел…
У нас пиво ещё осталось? В горле пересохло.
Страсти по куриным котлетам
Писатель всматривался в пустой лист. На всякий случай произвёл операцию «стереть всё» (он любил выражаться правильно, всякие «делитнуть», «засейвить» его коробили). Повел плечами, поморгал по очереди каждым глазом.
Ничего не помогало. Мозговой ступор не проходил…
Писатель устал от неудач. Он, член двух писательских союзов, отличающихся порядком слов в названиях, счастливый обладатель титула номинанта в трёх литературных конкурсах и прочая, и прочая, так и не смог довести до ума двенадцатый роман об одноклассниках и пентхаузе. Исписался?! Чур меня, чур, слово такое не произносите!
Трезво пораскинув и согласовав, решил переключиться на литературу для детей.
Давненько он не работал в жанре сказки. Большое это удовольствие, однако! Никаких тебе логических цепочек, никакого, понимаешь, реализму и жизненной правды.
Куда-не-туда завела фантазия — вуаля: Deus Ex Machina! (Бог из машины). Или Кощей Бессмертный, что окажется ближе по сюжету.
И вообще, невредно временами разнообразить палитру. Тем более, что пятилетняя внучка вполне может стать беспристрастным экспертом. (Не забыть бы купить зефир.)
На этапе лежания на диване с закрытыми глазами всё складывалось отлично. Детектив «Замерзающая в аду» прекрасно перелицовывается в детскую сказку «Даша и рыжая ведьма». Даша (по задумке — будущий переходящий персонаж) талантливо справится с поиском чего-нибудь пропавшего, будь то документы или котёнок. Временное пребывание у старухи-соседки вполне может показаться адом…
Ну и так далее. Всё придумается по ходу действия. Профессионализм — великая вещь.
Степень жестокости можно не снижать: сказочки, они такие. Одного «бух в котёл — и там сварился» было бы достаточно. Но ведь есть ещё и «Русалка на ветвях сидит»!
Это ж как надо было достать дочь морского царя с рыбьим хвостом вместо ног, чтобы загнать её на дерево?! На руках подтягивалась, бедняжка?!
Писатель, ощутив творческий зуд (о, радость творчества!), в счастливом предвкушении взял чистый лист бумаги и заточил гусиное перо — открыл новый документ Ворд.
«Жила-была девочка Даша. Мама у неё была королева, а папа, соответственно, король. Постоянной резиденцией королевской семьи служил Серебряный замок, летом они переезжали в Золотой, а на зимние праздники в Брильянтовый…»
И всё. Здесь-то ступор и настиг несчастного. Он запросто видел внутренним взором сияющие в синем апрельском небе серебряные стены с башенками, золотую роскошь фасада на фоне сочной летней зелени. Но что такое «брильянтовый замок»?! Ничего себе строительный материал!
Писатель запряг верного Гугла и рванул на поиски. На середине пути, начитавшись сказок народов мира и насмотревшись картинок, задумался: а что, собственно, он ищет?! Технологию строительства? Патенты?! А зачем?
Да ну их, эти замки. Нашёл проблему. Надо упрощать! Золотое кольцо существует? А то! Вот оно, на пальце, доказательство существования. И бриллиантовое? Ох.
Ладно бы оставался замок, смог бы что-то завернуть про инкрустации или свернуть на Алмазный дворец в Ферраре. (Не зря Гугл только что занёс его в Италию).
Но что такое «бриллиантовое кольцо»?! Золотое — из золота, понятно, а это? Хорошенькое дело, взять самородный алмаз и продырявить его в диаметр пальца.
Просто кольцо с камнем? А почему тогда его называют по имени второстепенного члена предложения?! Чушь какая-то.
Вот же дёрнул чёрт задуматься!
Как обычно в стрессовом состоянии писатель почувствовал острый голод. После недолгих поисков нашёл в холодильнике миску с парочкой котлет. Куриные, самые вкусн…
Приехали. Что такое «куриные котлеты»? Писатель застыл с миской в руках и остановившимся взором.
Куриная ножка понятно — орган, ранее принадлежавший курице. Ещё бывает «седло барашка» — тоже без проблем, какой-то кусок ягнёнка. Хотя седло… Нет, не сейчас,
у нас с котлетой проблема. Почему она тоже «куриная»? А как надо, из мяса курицы?! Ужас, так не говорят!
«Так что же получается, если имеется в виду часть чьего-то тела — я и произношу, и ем без колебаний?!» Писателя затошнило. В эту секунду он задумался, а не стать ли вегетарианцем. Съесть, например, что-нибудь нейтральное… Куриную лапшу?! Нет, достаточно на сегодня птичек с ягнятами и их сёдлами. Даёшь молочную!
Это ещё что такое, молочная лапша?! Молочный поросёнок — знаю. У жены вкусно получается, в маринаде. Молочные зубы — уже странно, но чёрт с ними, это другое. А молочная лапша?! Это как, по цвету? Ну почему, почему она так называется?! Неправильно ведь! Не зря её ненавидела Майя Плисецкая, явно за одно только название.
«Пусть всё катится в тартарары. С соусом тартар. Хоть булку можно съесть без творческих мук?! Славно, что кто-то взял на себя заботу печь хлебы. А кто-то другой выращивать… что?! Уже хлебА?!»
Прикинув, как будет звучать «колосящаяся рожь» во множественном числе, он сначала сардонически захохотал, потом, совсем расстроившись, пал за стол с поникшей головой и пустым желудком.
В кухню вошла жена:
— Проголодался, маленький мой? Смотри, какую я гусиную четверть купила! Приготовлю гусиное жаркое, как ты любишь…
Писатель разорвал на себе рубаху и выбежал вон.
За что, за что обрушились на него в дар или в наказанье тонкий слух и въедливый ум? За что всеми своими нервами чувствует он тонкости родного языка?
Если точно знает, что «порезать» можно руку, ногу, и ещё иногда ему очень хочется заорать «всех порежу!» При этом колбасу на литературном языке можно только «нарезать».
Почему картошку теперь всегда называют картошечкой, сметану сметанкой, петрушку петрушечкой?! «Порезать селёдочку…» От неизбывной любви к покушанькать?!
Если он не может слышать «на этом всё к этому часу».
Не понимает, куда подевался хороший, выразительный глагол «разговаривать».
«Он со мной не говорит». Б-р-р.
Ещё новость — «провести» вместо «проводить».
«Феклуша, проведи барина до двери, он уходит». А-а-а!
А услышав в очередной раз ненавистное «едь»…
Когда Маргарита в последней экранизации сказала Мастеру: «Едь на юг к морю», писатель был готов вот именно «всех порезать».
Как ему теперь писать, если он уже не знает, с какой ноги ходит пресловутая многоножка?! Кстати о ногах: ВСТАЛ с левой тринадцатой — вопроса нет. А птенцы СТАЛИ на крыло или ВСТАЛИ на крыло?!
Мысленно заполнив реестр досаждающих слов, словосочетаний, фраз (частично заполнив! список очень длинный), писатель неожиданно успокоился.
Он уговорил себя: необходимо признать за живым языком право на кажущиеся несуразности.
Послезавтра новояз станет привычным: манерное «бюджетный» уже заменило честное «дешёвый».
Всё равно в его романах никогда не предложат «присаживаться».
Если понадобится гостиница, это будет или грязноватая трёхзвёздочная, или великолепный пятизвёздочный отель в центре города. И никаких бюджетов!
А вот хайпить уже вполне легитимно, можно сказать, норм. Не токсично.
Пора перестать вдумываться и, не умничая, просто следовать за героями. Только слушать улицу, внимать и использовать. А иначе придётся переквалифицироваться в управдомы.
Помянул добрым словом интеллигентный литературный сайт-журнал, где он частенько проводит время для отдохновения души. Сколько великих знатоков, сколько истинных ценителей русского языка он знает поимённо! Пишут, пишут люди! И ведь далеко не все — профессиональные писатели. А он-то именно таков! Значит, не всё для него потеряно.
Да и куриная котлета, хоть и была она когда-то или «котлетой де воляй», или, например, пожарской, остаётся вкуснейшей, как её ни называй.
Итак — за Дашкой. Вперёд!
«Жила-была златокудрая зеленоглазая девочка. Её родители имели титулы принца и принцессы и ещё герцога и герцогини. И пока они завершали своё образование в заморских странах, её королевское высочество принцесса Даша жила с бабушкой и дедушкой. Правящим монархом в этом сказочном королевстве был король-дед. Его жена наверняка тоже была благородного происхождения и голубых кровей, но по этому поводу у деда и внучки периодически возникали сомнения: где королева (если она настоящая королева!) могла бы научиться так потрясающе готовить? И почему во всех трёх дворцах — Серебряном, Золотом и Брильянтовом — по её высочайшему указанию прямо по центру были устроены лучшие в мире, прекрасно оборудованные кухни с открытым очагом и огромной духовкой…»
— Маленький мой! Жаркое готово, иди есть! Гусиный жирок вытопился, я на нём картошечки в духовочке нажарила, и калачики успела испечь: Дашенька любит соус повымакивать…
Мир — круглый. Мир стал тесен. От Лиепайского пляжа с его рыбкой-колючкой(не казарага ли? Так мы называли рыбку-колючку, вылавливаемую нами, пацанами в рижском канале))) до Англии. Ладно, до Шотландии с её Северным морем с камбалами, морскими окунями и меньками…
Мир — огромен… От «Ливу-алус»(Лиепайского пивзавода) до Skotch, настоящего, шотландского!
Изумил профессионализм автора в деле рыболовли! Чувствуется — профессионал. Вдохновило, что не только человеку свойственны эстетические изыски в лице классической музыки. И рыбам доступна эстетика! Клюнули на Баха!
Вот она — проза жизни… От возвышенного — к низкому… От вдохновения — до заурядной потребности наесться… И, спрашивается: а кто — главный? Кто руководит процессом жизнедеятельности организма? Мозг ли, ответственный за творческое вдохновение? Или желудок, который свернул фантазии от Принцессы с мамой-Королевой и папой — Королём? От Замка — Серебрянного, Золотого, Брильянтового — до прозаической куриной котлетки? И вся фантазия свернулась к поиску смысла: что означает «молочная лапша»?(кстати, есть ещё и «Яичная лапша»…) Много, много мыслей несёт с собой зов желудка…
И в этом проявилась садистская сущность автора, обрёкшего героя на духовные и плотские страдания.
И всё же, всё же автор реабилитировал себя в глазах читателей и своего героя, ниспослав последнему жаркое с картошечкой… И для Принцессы нашлось её любимое лакомство — калачики, которые в соус обмакивать можно!
Уважаемый Яков, спасибо за столь тонкое проникновение в глубины замысла.
Именно так! Если всерьёз хочется есть, никакие литературные изыски и размышления вам не грозят: только котлеты, только кухни и картошечка в духовочке. С калачиками.
А что рыба лучше всего идёт на Глюка — правда-правда!
Яков, а ведь «яичная лапша» — это совсем другое! Молочная — это лапша в чём-то, а яичная, хоть и звучит совершенно так же — это лапша из чего-то!!!
Яичная лапша в курином супе, как оно называется?! Ужас-ужас-ужас.