«Нет памяти о прежнем, да и о том, что будет,
не останется памяти у тех, которые будут после»
Екл. 1, 11
Вот только-только удалось прикемарить на жёстком деревянном сидении, как кто-то бесцеремонно растолкал Антоху и насильно вырвал из желанного сна. Серый утренний свет вливался в большие вытянутые окна вокзала, обтекал стоявшие перед ними две фигуры в тёмной милицейской форме.
– Ваши документы, – сержант даже не представился по уставу, может, так тут у них в Кишинёве принято?
Только что проснувшийся Серёга на соседней скамейке обалдело озирался по сторонам.
Впрочем, милиционеры не проявляли враждебности, лишь насторожённое ожидание, они явно никуда не торопились. Требование удостоверений личности в таком месте вполне законно, их полное право.
Пришлось сесть и вытащить из бокового кармана сумки паспорт. Серёга проделал то же самое почти зеркально с Антоном.
Сумки у обоих выглядели двумя близняшками из ярко индиговой джинсы на широком плечевом ремне, новёхонькие, «Made in Japаn», купленные прошлым выходным на знаменитой загородной «туче» в Одессе. Причём, Серёга слишком поторопился и заплатил аж 35 рублей, а он, мгновенно изучив обнову приятеля, нашёл чуть подальше точно такую же, но за 25. На тёмно-синем фоне металлического прямоугольника выделялись чётко выбитые курсивом серебристые слова: «Travelling & Adventure»[1]. Это им сразу и понравилось, а уж затем лёгкость и вместимость, оказалось, при желании туда влезало 14 бутылок по 0,5, и ещё молния закрывалась.
Вряд ли милиционеры поняли смысл надписи, но вид разбуженных неизвестных и так не внушал им доверия. В своих потёртых джинсах и пёстрых ковбойках они смахивали на хиппи, которыми пугали всех после чехословацких событий 1968 года. Хотя, несмотря на отросшие патлы, оба выглядели пока ещё прилично, чтобы посчитать их бродягами.
Сверив фото с оригиналами в свете разгоравшегося за окнами утра, милиционеры добрались в паспортах до страниц прописки.
– Ас-тра-ххханннь… – с удивлением прочитал вслух сержант явно незнакомое для него название и вопросительно посмотрел на странных залётных персонажей, которые по документам всё-таки оказались гражданами Советского Союза. – Это где такое?
Пусть милиционеры, скорее всего, не знали английского и вряд ли могли понять программный девиз на лейблах и без того подозрительных сумок. Зато они почти чисто изъяснялись на русском, и этого оказалось достаточно, чтобы понять друг друга и договориться по-хорошему. Дело даже не дошло до крайности с попыткой дачи взятки припасённой сухой воблой.
– Астрахань – город, там, где река Волга впадает в Каспийское море, – заученно, как на уроке в школе, сообщил Серёга.
По одинаковым выражениям физиономий местных блюстителей порядка не приходилось сомневаться, что и о Каспии они тоже понятия не имеют, или же расположение его представлялось им никак не ближе Индии, хотя при слове «Волга» у них на лицах промелькнуло нечто вроде мгновенного смутного воспоминания.
– Ну там, к югу от Волгограда-Сталинграда… – поспешил внести ясность Антоха и даже неудачно попытался изобразить в воздухе наглядное подобие географической карты с местоположением родного города.
– Ну, ладно. А сюда к кому приехали? Знакомые есть в Кишинёве? – допытывался старший по званию, рядовой же, соблюдая субординацию, до сих пор не проронил ни слова.
– Нет, сержант, мы тут никого не знаем.
– Как же к нам попали? Каким ветром? – с настойчивостью образно осведомился немало озадаченный милиционер. Несомненно, он уже догадался, что криминала в действиях похожих на хиппи ребят, примерно одного с ним возраста, сегодня, скорее всего, не обнаружится.
– Через Одессу, конечно. Приехали посмотреть вашу Молдавию, Кишинёв вот, давно очень хотелось. В гостиницах мест нет, – терпеливо пояснил Антон.
– Нам очень нравилась ваша группа «Норок», – совсем не к месту ввернул Сергей.
Лицо сержанта разгладилось от неожиданной улыбки:
– Норок всем нравился…
Он вернул паспорта и козырнул:
– Тогда ладно, только больше не спите. Здесь спать не положено, а то придётся задержать! Договорились?
– Хорошо, – с готовностью пообещали оба разом. – Да мы скоро уйдём, не беспокойтесь, надо ещё город, как следует, посмотреть.
Милиционеры с видом исполненного долга уже двинулись дальше, высматривая в зале для пассажиров других спящих и подозрительных.
Потом, не раз прокручивая в голове сцену с проверкой документов, Антон понимал изумление благодушных молдавских ментов. Он и сам снова и снова удивлялся: как это они оказались на вокзале за тысячи километров от родной Астрахани?
Мечта о Молдавии зародилась у Антохи в школьные годы. И началась с фильма «Путешествие в апрель». Молодой Александр Збруев в роли непутёвого болтливого студента журфака по пути на практику попадает в другое село, где знакомится с местной красавицей и подпадает под очарование цветущих яблоневых садов…
С этого всё и пошло.
Как-то в классе десятом случайно ночью он услышал по радио две необычные песни в исполнении группы «Норок». Точнее ВИА – вокально-инструментального ансамбля, как топорно называли тогда рулевые советской культуры пугавшую их заразу с тлетворного Запада. Было в них что-то битловское, но самобытное, да ещё с мелодичностью молдавского языка, органично ложащегося на музыку. Вскоре «Норок» приехал на гастроли к ним в город, и Тоха с приятелями два раза ходил на концерты модаван. Зал филармонии на тысячу мест оказался забит. Четыре электрогитары с ударником и голоса солистов взорвали молодёжную публику криками, свистом и апплодисментами… Не все билеты оказались распроданы только на первый концерт, потому что многие ещё понятия не имели об этих чудесных музыкантах, старательно не замечаемых советским гостелерадио.
Только много позже Антон узнал в интернете, что ещё за несколько лет до поездки с Серёгой в Кишинёв эта самобытная запоминавшаяся с первых аккордов группа была распущена приказом министра СССР, «выдающегося деятеля культуры» Екатерины Фурцевой, сидевшей на своём посту со времён массовых кукурузных насаждений… Последней каплей, видимо, послужил оглушительный успех талантливых ребят в Румынии, когда публика в восторге разнесла зал, где они давали концерт. Их записи размагнитили, только часть из них смогли спустя годы выступать уже в другом составе и совсем под другим названием. Счастье оказалось недолгим.[2]
Уже будучи студентом, Антон с одногруппниками попал на странное кино студии «Молдова-фильм». Впрочем, странной картина могла показаться из-за празднования ребятами конца зимней сессии. Просто, чтобы не мёрзнуть на улице, пошли на первый подвернувшийся сеанс. Запомнилась поговорка из фильма, объяснившая название: «Один цыган давал десять зим за одно лето». Чуть ли не в каждом эпизоде радушные хозяева угощали гостей собственным вином к осторгу зрителей, что ещё надо студентам?
Были ещё впечатлившие румынские ленты «Даки» и «Колонна» о борьбе предков румын и молдаван с римлянами. Правда, первый с участием Франции, второй уже Италии и ФРГ, что и определяло размах этих исторических постановок. Потом красочные «Лаутары» и «Табор уходит в небо» той же «Молдова-фильм» с чудесной музыкой композитора Евгения Доги.
И вот, стоило поделиться с новым приятелем заветной мечтой о чудесной стране Молдавии, как Сергей внезапно предложил съездить туда следующим летом. В Порт-Ильичёвске под Одессой у него проживала родня по матери – тётка, двоюродные братья и сёстры.. А оттуда до Молдавии рукой подать. Если бы недавний студент не постиг в своё время азы атеизма и научного коммунизма, в недавнем знакомстве с Серёгой и подобном отклике он мог бы усмотреть нечто фатально мистическое, Вопрос решался просто: вместо намеченной покупки квадрофонического «Юпитера», Антоха, решительно выбрал более заманчивый вариант. Магнитофон подождёт, а вот побывать в Молдавии, когда ещё случай представится? Сергей неплохо зарабатывал оформлением этикеток для консервов в каком-то техническом бюро с трудно выговариваемым названием, собрать денег на поездку для него труда не составило. Антон сумел заразить его своим интересом.
В самолёте они не скучали. Тоха быстро научил Серёгу покеру, и весь полёт до посадки в Одессе промелькнул для них незаметно за этой интересной даже для двоих участников психологической игре, пусть, всего лишь на спички, а не на деньги..
Серёгина родня встретила гостей радушно. Им отвели отдельную комнату с балконом, выходящим на море, хотя они честно предупредили, что днём их не будет дома, а на несколько дней они вообще отправятся в Кишинёв.
В те годы во многих квартирах Ильичёвска стояло по несколько мешков коричневого сахарного песка из кубинского тростника. Редко, кто не гнал из него чистейший, как слеза, первач. У каждого имелся отличный от других фирменный рецепт. В ход шли перегородки от грецких орехов, сушёные ягоды с фруктами, корки лимонов, апельсинов, кофейные зёрна, всё, на что хватало воображения умельцев. Посторонним могло показаться, будто обитатели пятидесятитысячного городка одержимы духом соревнования и самоутверждения посредством кустарного производства этого наичистейшего продукта.
Странным образом, Сергей с Антоном ни разу от местного самогона не пьянели, сколько ни ходили по гостям. Видимо, сказалась тренировка на гораздо худших по качеству напитках, доступных в России. Каждый хозяин Ильичёвска почитал святым долгом угостить своим фирменным напитком. Но, при том, к удивлению Ильичёвской родни Серёги, им надолго хватало всего одной бутылки дешёвого игристого «Шипуче биле», с которого они часто начинали там свой день. А вот «Шипуче рожеве» понравилось им значительно меньше…
– Почему ты надумал написать об этом? Да ещё сейчас? Столько лет прошло… Кому это теперь надо? – недоумённо спросил Сергей.
Давно разошлись их жизненные дорожки, они редко виделись – раз в год, а то и в два, и лишь потому, что последние десять лет оказались почти соседями. И когда в эту совершенно случайную встречу на улице присели за столик под тентом кафе за кружкой холодного пива для каждого, Антон поделился с бывшим приятелем, которому оставался благодарен за ту давнюю поездку.
– Кому могут быть интересны твои скучные мемуары? Да и ничего особо необычного там с нами не произошло, ни баб, ни приключений, даже без мордобоя обошлось…
Если не считать, что я чуть не утонул за буйками в Ильичёвске, подумал Антон. Махнул сразу туда подальше на радостях от ощущения, что море держит, а Серёга, в отличие от него, пловец со стажем, даже кандидат в мастера спорта, возьми да и прыгни ему на плечи. Запаниковал, нахлебался солёной воды, а позвать на помощь казалось постыдным, пришлось взять себя в руки и тянуть до берега самому. Когда уже вконец обессиленный почувствовал дно под ногами, полная молодая хохлушка с маленьким бутузом слёзно попросила его достать надувной пластиковый мяч, уносимый ветром. Он только вяло махнул рукой, не до тебя, мол, тётка! Сделал несколько шагов и упал на береговую гальку, понимая, что удивлённая полненькая дама посчитала его полнейшей сволочью. Серёге, уверенному в том, что приятель плавает не хуже него, он так ничего и не сказал.
– Знаешь, меня просто бесит, достало с некоторых пор, когда тут и там слышу анекдоты о глупых молдаванах. Я не встречал среди них ни одного тормоза, хотя знаю немало русских не только тупых, но хамов и сволочей по натуре. Вот они-то от этого творчества нисколько не становятся лучше. Пожалуй, нигде во времена Союза я не находил такого радушия и гостеприимства к себе, как к русскому… Хотя был тогда никем, просто русским парнем с длинными волосами, косившим малость под хиппи. Да что я тебе говорю, ты и сам помнишь.
– Забудь. После Приднестровья никто там тебе не обрадуется. Туда теперь лучше не соваться…
В то далёкое время советская Молдавия с её солнечными виноградниками, персиковыми плантациями, кишинёвскими парками и фонтанами, с разнообразием выбора товаров в магазинах в отличие от убожества российской провинции, с бескорыстной доброжелательностью к вовсе не знатным, случайным гостям воспринялась обоими землёй обетованной.
– Помнишь мраморных ангелов на кладбище?
Серёга молча кивнул, разумеется, ангелов он прекрасно помнил.
–Знаешь, захотелось именно сейчас написать, хотя давно собирался. Все, кому раньше рассказывал про нашу поездку, всегда слушали с интересом. Вот и не смог удержаться. Лучше поздно, чем никогда. Если хотя бы десяток-другой молдаван и русских прочитают, то сами вспомнят своё прошлое, когда мы были братскими народами, и Молдавия не представлялась только фабрикой гастарбайтеров и слаборазвитым отростком чуть менее слаборазвитой Румынии…
– Что ж, тогда флаг тебе в руки… – милостиво разрешил приятель, переключаясь на пиво. Других общих тем для разговора у них давно не находилось.
Выйдя из вагона на кишинёвский перрон, и миновав старое здание вокзала, приятели оказались на проспекте Негруцци. Всё в молдавской столице показалось компактнее одесских размеров¸ город, как они знали, имел население меньше их полумиллионной Астрахани, да и моря под боком, к сожалению, там не было.
Первым делом, согласно своему плану, приятели двинулись по гостиницам. Предусмотрительно купленная в киоске «Союзпечати» карта города с транспортными маршрутами и всеми интересными местами облегчила поиски.
Но им не повезло. В Кишинёве проходил республиканский съезд колхозников, свободных мест нигде не оказалось. Похоже, оторвавшись от уборки урожая, передовики села со всей Молдавии съехались делиться опытом.
В конце концов, пришлось вернуться на вокзал и за пять сушёных рыбин договориться с администраторшей о двух раскладушках в коридоре возле «комнаты матери и ребёнка». Только с одним жёстким условием: прибыть до 12 ночи, иначе их места отдадут другим. Нечто вроде безобувного варианта для Золушки.
Разделавшись с беспокойством о ночлеге, приятели уже спокойно двинулись по проспекту Негруцци, которому больше подходило название бульвара. К их большому удивлению на протяжении нескольких кварталов не обнаружилось ни единого винно-водочного магазина, даже такого отдела в гастрономах. Вот тебе и винный край! Очень странно такое выглядело.
В Одессе буквально на каждом шагу им попадались подвальчики, в которых всегда за крытыми чистой клеёнкой деревянными прилавками белели кафельные стены с медно блестящими кранами под табличками: «Портвейн Крымский», «Портвейн Таврический», «Массандра» и тому подобным. И никаких очередей, редко один, от силы два посетителя неторопливо смаковали янтарный нектар в стаканах. Всё чин по чину, при том заманчиво и дёшево, но безо всякой «плодово-выгодной» бормотухи, которой заливалась Россия. А на прилавке перед продавцом, которого правильнее, видимо, величать виночерпием, непременные стеклянные вазочки с разными сортами шоколадных конфет от «Красной Шапочки» до «Каракумов» и «Мишек на Севере». Хотя не раз друзья заглядывали в эти прохладные заведения, им больше понравилось вино с таинственным названием «Оксамит», подаваемое под шашлыки с лимоном в кафешке недалеко от Потёмкинской лестницы с вечным Дюком Ришелье. Правда, ни в один приезд в Одессу приятели первым делом не забывали о «Гамбринусе» на Дерибасовской. Там, в нескольких полуподвальных залах на цветных витражах окон безошибочно узнавались Остап Бендер, Адам Казимирович Козлевич за рулём «Антилопы-Гну» и прочие персонажи одесской классики.
Автобус из Ильичёвска приходил на Привоз, а оттуда рукой подать до знаменитой пивной, где нередко обнаруживались иностранцы. По наивности уроженцы рыбного края долго полагали, что названием бар обязан какой-то неизвестной им черноморской рыбёшке, вроде бычков. И только потом с удивлением узнали, что Гамбринус – имя истинного бога пива.
Направляясь в соседнюю союзную республику, оба нисколько не сомневались, что уж если в Одессе-маме такой бесподобный выбор, то Молдавия вообще окажется сплошным винным раем.
И тут их сразу ждало разочарование. Сначала приятели убедились, что местное пиво из обычных жёлтых бочек на колёсах, таких же, как и по всей необъятной стране, оказалось намного хуже одесского, даже обычного жигулёвского, а не то что особого сорта в прохладе «Гамбринуса». На железных боках вместо привычной маркировки стояли трафаретные коричневые буквы: «БУРЕ». Едва пригубив один раз их содержимое, путешественники к ним больше не приближались, в конце концов, не для того они сюда прибыли, чтоб заливаться мочой.
Но вот отсутствие винных оазисов по их маршруту всё больше напрягало и озадачивало. Что-то здесь явно было не так. Правда, в одном из магазинов обнаружился дегустационный зал марочных вин, однако, подобное исключение только настораживало. Они решили прибегнуть к испытанному методу дедукции. До сих пор на глаза не попалось ни одного пьяного, даже такого, кого можно было бы заподозрить в умеренной дружбе с зелёным змием. И всё же, при более внимательном осмотре местности несколько краснолицых славян были ими замечены в боковых улочках и переулках. Подозрительные субъекты отирались исключительно возле стеклянных ларьков с вывесками «ПЫНЕ»[3]. В двери этих предположительно торговых точек изредка заходили, а затем выходили с хлебо-булочными изделиями и самыми различными ёмкостями люди всех возрастов обоего пола. На их глазах из такой стекляшки появилась девочка с эмалированным бидоном, за ней следом взрослая женщина с глиняным кувшином. Тогда и они заглянули внутрь, недоумевая друг на друга, почему не сделали этого раньше?
Помещение оказалось неравно разделено на две части – в гораздо меньшей, всё строго соответствовало вывеске – калачи, булки, лепёшки полноправно располагались на нескольких рядах съёмных деревянных полок. Но в гораздо большем основном отделе над внушительным прилавком возвышались прозрачные стеклянные конуса с краниками внизу, заполненные приятными глазу жидкостями.
О, да! Чутьё не подвело наших путешественников. Правда, здесь отсутствовали марочные сорта, ну, да и не для повседневности они, как и не для широких масс страждущих трудящихся. Зато почти за символические копейки манили доступные каждому столовые вина на любой вкус с крепостью от 7 до 12 градусов.
Друзья поспешили утолить мгновенно ощутившуюся жажду холодным полусладким и тут же взяли с собой на вынос две предоставленные и наполненные продавцом литровые стеклянные банки. Прихваченная там же ещё тёплая половинка калача сама потребовала немедленного дополнения в виде колбасы и овощей с зеленью.
Спешить им было некуда. Бесцельно блуждая по городу, неожиданно оказались у тенистого кладбища с католическими крестами. Там под зелёной крышей из ветвей и бдительным оком склонившегося над ними белого мраморного ангела со сложенными за спиной крылами они продолжили свой праздник на скамье у аккуратно ухоженного дореволюционного надгробья.
Антоху пробило на высокий штиль. Перед очередным возлиянием он торжественно обратился к приятелю:
– Знаешь, спасибо тебе за поездку! По-моему, не случайно именно мы с тобой оказались тут в стране даков. Наверное, ты знаешь, Сергиус и Антониус – истинно древнеримские родовые имена. Высокочтимый и Вступающий в Бой. Так выпьем же за нас!
Серёга вовсе не возражал.
Загадка ПЫНЕ объяснялась просто. Они где-то слышали, будто в Молдавии почти не употребляют чай или кофе, зато с малолетства во время еды запивают чистым самодельным вином. Впрочем, как и в Грузии. Походило на правду. Конечно, у многих городских просто не могло иметься собственных запасов, потому для удобства вино продавалось вместе с хлебом. И отпускалось всем. Пошёл мальчик за хлебом, заодно родителям, да и себе чистого винца принёс. Уже плюс – два раза ходить не надо.
Они не стали рассиживаться среди памятников, прибрали за собой и двинулись прочь. Хотелось посмотреть город, прошвырнуться по магазинам, чего особенно требовали фарцовщические наклонности Серёги. В отличие от идеалиста Антохи он реально рассчитывал хоть частично окупить затраченное на поездку, да и при своих заработках смог взять деньжат поболее приятеля.
Ильичёвская тётя Сергея посоветовала выбрать начало или середину недели, если они хотят найти себе в Кишинёве что-то подходящее из импортных вещей.. Дело в том, что на пятницу-субботу приходился большой наплыв предприимчивых картавых одесситов, которые скупали всё подряд, чтобы потом перепродать в воскресенье на той же знаменитой «туче» или в комисионках в два-три, а то и в четыре раза дороже. Электрички с юга шли в эти дни переполненными. Ничего удивительного, что молдаван такое нисколько не радовало, более того, жители Кишинёва недолюбливали фарцовщиков из Одессы и попросту прятали всё пользующееся спросом под прилавки и на склады. В общем, они предпочитали продать товар своим, даже редким гостям из России, а не кому попало, пусть и соседям. Видимо, выполнение торгового плана любой ценой вовсе не являлось главным для молдавских работников торговли. На настойчивые расспросы приезжих одесситов о тех или иных ходовых товарах продавцы с невозмутимыми лицами твердили одно:
– Нэту. Нэ привозили.
В понедельник же припрятанное возвращалось на прежние места по полкам, прилавкам и витринам.
Подобное положение объяснялось тем, что Леонид Брежнев и после перевода в Москву, памятуя своё былое недолгое пребывание на посту первого секретаря компартии Молдавии, лично следил, чтобы республика снабжалась продовольствием и товарами из соцстран в первую очередь. И это была не его личная прихоть, а прагматичное желание противопоставить реальное благосостояние молдаван не прекращающейся агитации Румынии за воссоединение.
Как бы то ни было, глаз у Серёги оказался намётан. Едва они заходили в очередной магазин, он мигом просекал всё стоящее. Что-то он приобрёл для себя лично, что-то для перепродажи. Но только благодаря ему, Антон купил бежевый кримпленовый костюм с накладными карманами чешского пошива и венгерские плавки в виде шорт с подплавниками. Всё это обошлось ему гораздо менее половины месячной зарплаты.
Словом, день выдался плодотворный, пока им было не до осмотров достопримечательностей молдавской столицы. По последнему стаканчику они опрокинули уже на небольшом рынке перед его закрытием.
Возвращаться на вокзал особого желания до сих пор не появлялось, да и для часа Золушки оставалось далеко.
Они взяли билеты на двухсерийного «Спартака» с Керком Дугласом и Тони Кертисом, хотя не один раз видели картину прежде дома. Сеанс закончился около часа ночи. Вышли на улицу и поразились множеству людей в центре. Работали фонтаны, смеялись девушки в стайках молодёжи. Казалось, будто повсюду в ночном воздухе разлита тёплая атмосфера общения и доброжелательности. С кем-то они поговорили, с кем-то перекурили, попутно прикончив остатки припасённое до фильма вина.
К урочному часу они неизбежно опоздали. Весь коридор оказался занят спящими людьми, про обещанные раскладушки пришлось забыть. Не помогла даже дополнительная вобла из неприкосновенного запаса. Места для них уже не нашлось. Винить следовало только себя и отчасти колхозников, приехавших на съезд. Впрочем, стоило ли? Ночью Кишинёв понравился им несравнимо больше, чем днём. Такое стоило увидеть. Теперь на вокзале оставался только один вариант, и они перебрались в зал для пассажиров.
После того, как их разбудили бдительные милиционеры, снова вздремнуть не удалось. Кишинёвское утро всё настойчивее вступало в права. Они вскочили в первый подвернувшийся троллейбус, похоже, в городе имелось всего три маршрута, а трамвай явно принадлежал к вымершему доисторическому виду транспорта.
Сошли в районе новостроек и двинулись к зеленеющему вдалеке парку. Настойчиво набиравшее силу утреннее солнце грело спины. По карте где-то впереди лежала таинственная Долина Роз. Обоим представлялись в воображении цветущие поля, хотелось увидеть такое, хоть краем глаза.
Среди ярко-изумрудного массива поднимался живописный холм с щедро высвеченной солнечными лучами хаткой на самой вершине. Слишком аккуратной и бутафорно нежилой выглядела постройка на расстоянии, сверкавшие белизной ровные стены венчала высокая крыша из красной черепицы. По мере приближения холм вырастал и массивно надвигался на них вовсе не таким крохотным, как показалось на первый взгляд издали, сооружением. Но слишком уж нарочито буколической смотрелась эта картинка.
Антон предположил вслух, что перед ними либо музей, либо питейное заведение. О том и поспорили, просто так, на интерес.
Вблизи холм оказался очень даже внушительным. Театральный домик стоял, точнее, врастал фундаментом в основание возвышенности, покрытой зелёным дёрном. Буквы наверху постройки, обнаруженные уже на полпути, складывались в сулящее близкое знакомство с местным колоритом слово «Дойна». Прямо перед ними в обрамлении дикого камня темнел вход, похожий на ведущую вниз и вглубь холма нору, в глубине которой поблескивали тонированным стеклом открытые створки двери. Сбоку курили двое молодых парней в белых, расшитых молдавскими красно-вишнёвыми узорами рубахах с широкими рукавами навыпуск поверх белых штанов. За ними медно поблескивала табличка с чернением: ВИННЫЙ БАР.
– Заходите, ребята, заходите. Только вас давно ждём! – радушно известил один из них, потушив сигарету и аккуратно выбрасывая окурок в урну. И впрямь, сразу поверилось, будто путешественников специально поджидали.
Несмотря на ранний час, они решительно спустились по каменным ступеням. Настойчивому приглашению оказалось невозможно противиться, да и самим стало любопытно: что там внизу в этой хатке, неожиданно представшей в упор целым хитроумным комплексом?
Один из приятных общительных парней вполне предсказуемо оказался здешним официантом и проследовал за ними. Внутри открылся неожиданно просторный пустой зал. Куполообразный невысокий потолок, неровный, будто вырубленный в камне топором или киркой, подсвечивался из-под сплошного плинтуса в пол человеческого роста приглушёнными разноцветными светильниками. Два прохода под арками вели в соседнее помещение с деревянной барной стойкой и выставкой бутылок на зеркальных полках. Там царил полумрак, тусклого жёлтого света едва хватало для знакомства с полнейшей подборкой молдавских вин. Всё, что им приходилось даже не пробовать, а слышать или видеть прежде, казалось собрано там воедино. Всякие «Трифиешты», «Гратиешты», «Романешты», что уж говорить о всевозможных «Алиготе» и «Букетах Молдавии»…
В Астрахани сосед Антона Павлик, старше его на десять лет, успел поработать на молдавском винном заводе. Многие годы, кроме обычного вино-водочного производства, имелся такой в их южном городе. В цистернах по жэде приходил чистый нектар из Молдавии, который на этом сверхдоходном предприятии бодяжили водой и отвратительным гидролизным спиртом. В результате получался ядовитый 19-градусный «Солнцедар» и прочие, более пригодные для покраски заборов, чем для приёма внутрь страждущими трудящимися, «винные» продукты. Да и всяческие фетяски и буджакские в магазинах их города обычно имели общим с оригиналами только название.
Об исходной амброзии Антоха имел представление не понаслышке. Сосед приносил исходное сырьё в резиновых грелках, наполненных из опломбированных ёмкостей, совсем не то, что выпускали по госзаказу местные хитрованы-рационализаторы. Правило на заводе было железно простым: пей, сколько сможешь, но за ворота своим ходом и не воровать! Павлик однажды перебрал и потому не заметил, что одна из грелок под одеждой прохудилась. Спалившийся несун промок и пропах, да ещё умудрился споткнуться и упасть на проходной при выходе. Рабочий стаж предприимчивого соседа на ценном производстве не превысил и двух месяцев…
По глянцевой карте вин путешественники заказали первое попавшееся среди чуждых глазу знакомое название – «Алиготе» и по лёгкому салату. Уже через пять минут перед ними предстал запотевший от холодного содержимого кувшин в компании таких же глиняных пузатых стаканов. Предупредительный официант удалился, пожелав им приятно провести время.
– У нас оставь вот так без присмотра – за пять минут всё стырят! – задумчиво заметил про фантастическую винотеку Серёга, наполняя по второму стаканчику.
– Да уж.… Телекамер не видать, доверяют. Если наши сумки не вызвали подозрений, значит, такого здесь просто нет.
– Страна непуганых… Разве, это плохо?
Не прошло и пяти минут, услужливый официант вновь предстал перед ними:
– Ну, как вам у нас? Нравится? Что-то ещё хотите?
– Всё отлично, спасибо. Пока ничего не надо. Вот только музончика не хватает…
– Это мы сейчас, мигом! – заверил винный распорядитель и нырнул за стойку.
Тотчас со всех сторон из скрытых за плинтусом квадрофонических колонок приглушённо зазвучали безошибочно узнаваемые песни битлов.
– Так нормально будет? – поинтересовался официант.
– О! Хоккей! Просто отлично! Спасибо! – заверили его вдогонку ублаготворённые приятели.
Когда кувшин опустел, для повтора пришлось идти наружу.
Подвальчик они покинули довольными, как и радушный официант, получивший к скромным чаевым пару икряных воблёшек. Цены тут оказались на удивление демократичными.
Стоило сместиться вокруг основания холма, как путешественники наткнулись на второй вход, ведущий в его глубины, но уже с вывеской «Коньячный бар». После прекрасного «Алиготе», коньяка совершенно не хотелось. Но из любопытства пришлось заглянуть и сюда. В отличие от соседнего винного подвала тут царил полумрак, усугубляемый отделкой из морёного дерева, у столов на кожаных диванах обнаружилось с полдюжины посетителей. Второй из виденных вначале парней в национальных костюмах оказался здесь главным. На его настойчивое приглашение они только улыбнулись и покачали головами, поспешив обратно на солнечный свет.
Ещё несколько шагов и перед ними открылся новый вход с обозначением «Пивной бар», желание посмотреть, как и там внутри, оказалось вполне естественным.
И здесь царил сумрак, в котором различались вмурованные в стены пустые половинки деревянных бочек со столами, рассчитанными на четырёх человек. В свете керосиновых ламп или стилизованных под них электрических светильников громоздились пивные кружки и стеклянные графины. Свободных мест на скамьях почти не оставалось. Видимо, пенный напиток пользовался большей популярностью. Такая вот отличная от предыдущих помещений экзотика. Впрочем, если бы даже они возжелали сейчас пива под воздействием столь заманчивой обстановки, несмотря на плескавшееся в них алиготе, вряд ли оно могло оказаться намного лучше пробованного из уличных бочек. Буре, оно тут и есть буре. Портить приятное винное послевкусие не хотелось.
Поднявшись по каменным ступенькам наверх к самой вершине, они обнаружили венчающую холм веранду кафе. Кроме того, чудесная хатка, оказавшаяся питейным комплексом, включала в себя ещё ресторан и отдельный банкетный зал. Но холодного алиготе оказалось достаточно. Впереди же ждала таинственная Долина Роз.
Сверившись с картой, путешественники двинулись через парк прямо по подстриженным, будто для гольфа или крокета, газонам, рассекая живые бордюры неизвестно какого происхождения.
Через сотню-другую метров, где-то в гуще подобного кустарника они нечаянно спугнули полуголую парочку, в столь прекрасное тёплое утро занимавшуюся любовью прямо на природе.
– Простите, вы не подскажите, где тут Долина Роз? Мы правильно идём? – как ни в чём не бывало, спросил на ходу Серёга.
Молодая женщина ошарашено смотрела на них во все глаза, ничего не понимая и тщетно пытаясь прикрыть своё смуглое тело явно не рассчитанной для такой цели одеждой. Влюблённые явно не слышали приближения посторонних, вовсе не до того им было. Находившийся сверху парень всё же нашёл в себе мужество кивнуть на вопрос странных типов с импортными сумками через плечо.
– Спасибо! Продолжайте, извините, что помешали! – Скороговоркой выпалил Антон, подгоняя товарища, и торопящийся сам убраться подальше от парочки.
– До чего же хорошая страна! – мечтательно с одобрением заключил Серёга, когда молодые остались за кустами далеко позади.
– И люди здесь хорошие, – поддакнул Тоха, тщетно высматривая впереди так и не появившиеся розовые поля.
Когда из-за деревьев выступила крыша с большими буквами «Долина Роз», приятели уже были внутренне готовы к чему-то подобному и нисколько не удивились. Остеклённое с вынесенными наружу столиками под пёстрыми тентами строение оказалось ещё одним рестораном. Заходить туда они не стали…
Настоящие плантации роз остались для путешественников ещё одной фольклорной сказкой, если даже где-то реально и находились. Зато неделей позднее они съездили на машине с двоюродным братом Серёги к Тирасполю на настоящие персиковые плантации. Колхозный сторож всего за один-два рубля разрешил набрать в бесконечном саду, сколько смогут увезти. Большие персики оказались настолько нежными, что тётя поспешила заполнить ими все приготовленные к закатке банки в тот же день. Иначе испортились бы даже в холодильнике. Впрочем, пропасть такой прелести они бы вместе с Ильичёвскими родственниками ни за что не дали.
А тогда побродили ещё несколько часов по Кишинёву, присмотрелись к старинным зданиям и новейшим административным постройкам. Только потом приятели с сожалением сели в одесскую электричку. Три бутылки припасённого сладкого «Гратиешты» на зависть окружающим хватило растянуть за игрой в покер на весь обратный путь.
Потом, ещё в Ильичёвске Серёга начал врать своей родне, а потом и всем общим знакомым дома, что если бы не он, то Антоха навсегда бы остался в чудесной стране Молдавии среди персиков, вина и красивых молдаванок. Антон воспринимал его выдумку шуткой и не пытался опровергать, потом же вовсе перестал обращать внимание. Когда его спрашивали о том самые неожиданные люди, наслушавшись россказней приятеля, Антон, как бы нехотя, подтверждал впечатления от поездки, но всегда добавлял: как в гостях ни хорошо, а дома всегда лучше! Такое происходило нечасто, да и с Серёгой они виделись всё реже, пока подобные промежутки не составили по несколько лет. Вскоре после возвращения один из них женился, другой наоборот развёлся, официально похоронив давно умершие отношения. Постепенно их пути разошлись в разные стороны, и Молдавия осталась для обоих в далёком прошлом.
[1] Путешествия и приключения (англ.)
[2] Норок – счастье (молдавск.)
[3] Хлеб (молдавск.)