В Доме учёных шла дискуссия на тему интеграции и трудовой деятельности иммигрантов. Часа два я рассказывал о своей работе в Германии, прочитал главы из напечатанного.
— Да это же какие-то «Университеты» у тебя получились! – заметил один из участников.
«А ведь он прав, — мелькнуло в голове, — восемь лет многому научили». В этом повествовании, уж не знаю к какому жанру его отнести, попытаюсь обобщить свой опыт.
НАЧАЛО
Иммиграция далась мне непросто. Приехав в 55 лет с женой и сыном в город Росток на Севере Германии, по окончании языковых курсов ринулся на поиски работы. Без этого не представлял себе дальнейшей жизни. Наверное, многие бывшие соотечественники испытали то же, оставшись не у дел. Часто мои запросы оставались без ответа, изредка приходили отрицательные. В телефонном разговоре с одной из фирм в Потсдаме секретарша милым голоском проворковала: «Извините, у нас остался печальный опыт от работы с советскими инженерами!»
Позвонил старому приятелю Карлу, жившему недалеко от Лейпцига. Мы учились вместе в ленинградском институте, а подружились в походе по Алтаю в 1964 году.
— Тебе пора подумать о пенсии, — сказал он. Нормальную уже не получить – для этого нужно лет 40 проработать, а минимальную ещё успеешь – 60 месяцев в запасе есть. Профессия значения не имеет. Попытай счастья в «Цайтфирмах», поначалу туда проще устроиться.
Проведя немало часов в «арбайтсамтовских» коридорах рядом с молодыми немецкими
инженерами, понял, что я им не конкурент. Попросил «бератора» перевести меня из категории «академиков» в «рабочую» – там легче с трудоустройством. Стал рассылать свои заявления по всей стране. Одна гамбургская посредническая фирма имела филиал в Ростоке, и я вручил документы секретарше. Вскоре пригласили на собеседование. Шеф, одетый с иголочки стройный молодой человек в очках со шкиперской бородкой, в конце разговора посоветовал:
— У нас работает монтажником Андрей, один из ваших. На выходные всегда приезжает в Росток. Если хотите, переговорите с ним, вот телефон.
И в ближайшую субботу я сидел в гостиной просторной трёхкомнатной квартиры Андрея.
Он приехал два года назад с молодой красивой женой, сынишкой Павликом и большим кланом родственников из Казахстана. В ту пору ему было лет 45. Среднего роста крепкий с
внимательными серыми глазами и приветливой улыбкой он сразу мне понравился. Рассказал, в чём заключается работа «электроинсталлатёра», так называются монтажники, обрисовал бытовые условия.
— Вдали от семьи трудятся многие, со временем к этому привыкаешь. Ничего страшного! — добавил он.
При виде ухоженного дома, достатка, который чувствовался во всём, появилось ощущение, что хозяин крепко стал на ноги. И добился этого на новой Родине своим трудом!
Посоветовавшись с женой, подписал трудовой договор с фирмой. Мне предоставили две недели для подготовки к экзамену по электробезопасности.
Кроме зарплаты 10ДМ в час полагались командировочные 1000ДМ, не облагаемые налогом. И нас тут же сняли с государственного обеспечения.
— Не печалься, — поддержала меня жена, — уже привыкла хозяйничать на «социале», проживём!
Первым объектом, куда направили, стали реконструируемые ростокские очистные сооружения. Старшим в бригаде электриков был Роланд, немолодой приземистый человек с красивой окладистой бородой и лысиной. Если бы вместо комбинезона на него надели тогу, он послужил бы хорошей моделью для художников, рисующих Господа Бога. Роланд привёл меня на большую подстанцию, кивнул головой на одну из ячеек и ушёл. От множества кабелей рябило в глазах, предстояло их разделать, уложить и расключить. Монтажные чертежи отличались от советских, в одной ячейке помещались как силовые, так и кабели управления, и телефония – у нас всё было порознь. Я пожалел, что не пошёл учиться хотя бы на полугодовые курсы электриков. Ну, как же – ведь раньше трудился главным энергетиком предприятия, монтажники были у меня в подчинении! К концу дня ячейку всё-таки осилил, позвал Роланда.
— Ну, что ж, для первого раза неплохо! – он дружески подмигнул.
Коллеги сделали в три раза больше. К концу недели дела пошли лучше, и я от них почти не отставал.
Через месяц меня перевели в Гамбург на строительство ганзейского торгового центра на берегу Эльбы, где трудился Андрей. К моей радости, разместили в одном с ним общежитии на улице Моцарта. Мы вместе ездили на работу, перекусывали, и я у него многому научился. Он прекрасно говорил по-немецки, хотя и с русским акцентом, нередко поправлял меня. На выходные уезжали в Росток.
Стройка оказалась тяжёлой. Глубокой осенью здание стояло без окон и дверей, по этажам гуляли сквозняки, от них негде было укрыться. Лицо и руки обветрились, стали грубыми и красными. Мы очень уставали.
После работы шли с Андреем в магазин за продуктами. Обычно жарили или тушили мясо с овощами, отваривали картошку, а потом всё смешивали. После сытного ужина валились на кровати.
В Новом году получил назначение в Берлин. Пожалуй, это была лучшая работа в моей карьере электрика. С помощью знакомых нашёл дешёвое жильё. К этому времени уже ездил на машине, дорога в Росток по 19-му автобану занимала часа два (для сравнения: в ту пору из Гамбурга – 5-6 часов). А, главное, работы вёл мастер Клаус. Лет сорока высокий худощавый, с зачёсанными назад тёмными волосами, он носил сильные очки, за которыми глаза казались маленькими и смеющимися. Клаус учился в Москве, полюбил русский язык и овладел им в совершенстве. Утром подходил ко мне, клал руку на плечо и спрашивал:
— Ну, что мы будем сегодня делать, Саша?
— Наверное, закончим то, что не успели вчера.
— Правильно! — И объяснял задание на день.
А иногда, в свободную минуту, просил: «Поговори со мною о чём-нибудь!» Почти как Людмила Зыкина пела «Поговори со мною, мама!» На душе становилось необыкновенно хорошо. Такая досада, что через два месяца электрофирма из Телтова, которую представлял Клаус, обанкротилась, и меня снова перебросили в Гамбург. Зарплату подняли.
Когда нет работы по своей специальности, посреднические фирмы могут какое-то время подержать в резерве или дать любую другую, но с сохранением тарифа. На оптической фабрике в Моорфлите неделю стоял на конвейере и закреплял наждачные шкурки для шлифовки линз, а неделю в белом халате, словно аптекарь, сортировал готовую продукцию. Ремонтировал помещение фирмы в центре города. Штукатурить помог один профессионал, с симпатией ко мне относившийся. Словно художник, подправляющий ученика, он несколькими мастерками раствора значительно улучшил то, что сделал я. Гамбургскому шефу стены понравились, и он направил меня в выставочные залы. В этом деле было что-то театральное. Монтируя электропитание в стендах и избушках, ощущал себя работником сцены.
Но «творческая деятельность» продолжалась недолго. Мне пришлось поработать ещё в нескольких организациях, не столь интересных.
« ЧТО ОСТАЛОСЬ…»
В один из периодов безработицы я попал в Шверин, на семинар по интеграции иностранцев. Внимание привлёк сосед лет 50 с красным одутловатым лицом. Тёмный пиджак со следами пепла на плече мешковато сидел на нём. Позабыл о чём шла речь, поразили его слова:
— Сколько раз говорил крестьянам, что они неправильно забивают скот – всё бестолку! Вот раньше здесь жили евреи, они умели это делать!
В перерыве мы познакомились. Оказалось, это известный знаток Мекленбурга, историк и писатель Юрген Борхерт, книгу которого «Что осталось…» я прочёл недавно. В ней по крупицам собраны сведения о евреях. Оказывается, они жили в Мекленбурге ещё до изгнания из Испании. Первое упоминание связано с кражей лошади и занесено в висмарскую городскую книгу в 1260 году:
«Один обувщик по имени Иордан украл у своего соседа лошадь и продал её евреям».
Я записывал перевод и читал главы пожилым людям, не знающим немецкого языка.
— А хорошо бы вашу книгу издать по-русски! – предложил Борхерту.
— Да, но ведь надо её ещё перевести! – усомнился он.
— Перевод почти закончен, могу Вам прислать.
Мы обменялись адресами и телефонами. Через неделю отправил Борхерту свой труд. Затем снова появилась работа, и в Росток приезжал лишь на выходные. Как-то раздался его телефонный звонок:
— Книгу можно напечатать, для этого требуется 40 тыс.ДМ.
— Извините, я этой суммой не располагаю.
Прошло с полгода, о книге совсем позабыл, как вдруг снова позвонил Борхерт:
— Я связался с Уполномоченным по делам граждан нашей Земли, он обещал помочь. Не могли бы вы отпечатать материал, а то редакторы плохо разбирают ваш почерк?
Достал пишущую машинку и выслал требуемое. Прошло ещё много времени. Однажды на стройку в Ростоке подъехал «мерседес» с каким-то важным чиновником на заднем сиденье. Из машины вышла худенькая женщина средних лет с папкой в руке. С охранником предприятия стала кого-то разыскивать. Оказалось, меня. Сначала не мог понять, что нужно. В коридоре, где грохотали отбойные молотки, визжали дрели, сновали рабочие, женщина предложила подписать договор. К этому времени я уже ставил подпись достаточно осмотрительно. Очков под рукой не оказалось, время торопило, но, увидев слово «гонорар», подписал документ не читая и не интересуясь суммой. Парни из бригаде косились: «уж не «штази» ли ты, голубчик?» Пришлось объясняться. Рассказал, что интересуюсь историей, перевёл на русский язык немецкую книжку. И ребята успокоились. Книга вышла большим тиражом, и её стали вручать новым иммигрантам в приёмном лагере. На презентацию в «Макс-Самуэль-хаус» в Ростоке моя жена пошла одна, потому что после производственной травмы я лежал со сломанной ногой.
В ЛОНЕ ЦЕРКВИ
После лечения и реабилитации «арбайтсамт» направил меня в евангелическую церковь в качестве социального работника. Миловидная дама лет пятидесяти, которой я представился, после часовой беседы усомнилась в целесообразности назначения:
— У вас нет специального образования! И потом, где это слыхано, чтобы еврей работал в христианской церкви!?
Она предложила отказаться. Я возражал:
— Кто это отвергает предложение «арбайтсамта» при нынешней безработице? А почему три местные немки работают в еврейской общине? Где логика? Меня ведь прислали не для службы в Мариенкирхе, а для социальной работы с «аусзидлерами», их менталитет и язык я хорошо знаю!
— Ну, смотрите, ваше дело, но вы должны ещё выдержать испытательный срок! – со значением произнесла она.
Работа мне нравилась. Я усердно помогал поздним переселенцам в их первых шагах на исторической Родине: сопровождал во все организации, курировал молодёжную группу, проводил экскурсии, переводил и делал ещё многое другое. Познакомился с пасторами, симпатичными мудрыми людьми. Во время испытательного срока человека можно уволить без проблем. Как повод начальница использовала мой конфликт с администрацией одного из общежитий, запрещавшей людям пользоваться телевизорами. Якобы те не смотрели немецкие передачи , а «крутили русские фильмы». То, что все люди имеют право на информацию на родном языке, их мало интересовало. У меня была правовая страховка, и я обратился к знакомому адвокату. Изучив документы, тот заявил, что существует зацепка: в трудовом договоре не указаны конкретные даты испытательного срока. И подал иск в суд. Первое слушание мы выиграли:
— С увольнением этого господина будут проблемы! — заявила судья моим оппонентам.
У начальницы вытянулось лицо. Следующее заседание назначили через пять месяцев. Как оказалось, противная сторона не теряла времени. Процесс я проиграл. Страховка оплатила судебные издержки. На суд второй инстанции уже не надеялся.
Несколько месяцев я работал в известной фирме «Петер Дуссманн». Уборщицы и «секьюрити» по всему свету трудятся на Петера. Фирма направила меня в огромный магазин в центре Ростока «Галерия Кауфхоф» в качестве «сервискрафт». В мои обязанности входило обеспечение бесперебойной работы многочисленных систем, монтаж и демонтаж стендов, помощь продавщицам. Иногда приходилось брать напрокат грузовик и перевозить стенды из магазина на склад и обратно. Больше месяца ушло на изучение схем. Поскольку я пришёл со строительства, привык все инструменты и сумку с ходовыми «запчастями» носить с собой, вернее на себе. Коллеги говорили в шутку, что я «тяжело вооружён». Зато не тратилось время на беготню за всякой мелочью, и устранение неисправностей происходило быстрее. Небольшие монтажые работы делал сам.
Через 12 месяцев занятости в различных «цайтфирмах» начал искать постоянную работу.
— Вы инженер, и вам уже под 60, не так ли? – загорелый спортивного вида хозяин электрофирмы в пригороде Ростока внимательно посмотрел на меня.
В вопросе почудились скептические нотки.
— Да, это так, и я уже поработал монтажником в посреднических организациях.
— Скажите, пожалуйста, зачем Вам это нужно? Ведь у электриков труд не из лёгких, а ставки невелики.
— Видите ли, другому делу не обучен, а хочу заработать пенсию, получить немецкое гражданство и перевезти семью на Запад.
— Ну, что ж, понимаю вас.
Фирма получила большой заказ, и вопрос решился положительно. Меня взяли четвёртым в бригаду, работавшую по всему Мекленбургу-Передней Померании. На пикапе мы изъездили, кажется, всю эту Землю. У меня сохранились тёплые воспоминания о коллегах. Бригадир Норберт, худощавый, с аккуратными усиками сын учительницы любил в разговоре ввернуть русское словцо, запомнившееся со школы. Однажды я едва не упал с лестницы, услышав сказанное без акцента: «Пойдём обедать, Сашенька!»
Толстяк Райнер с вечной сигаретой во рту любил шутки и розыгрыши, не давал нам скучать.
В пути обсуждали текущие дела, делились новостями, добродушно подшучивали друг над другом. Как-то в фирме возникли финансовые затруднения — заказчик долго не оплачивал выполненную работу.
— Надо послать туда албанца или русского, пусть с ними серьёзно поговорит! – предложил Норберт, управляя машиной.
— Зачем нам чужаки! – подхватил Райнер, – Алекс, достань свой «Калашников», наверняка он у тебя под кроватью лежит, сходи к должнику, помоги коллективу!
Долго потешались над бригадиром, когда от бешенства он был вне себя: топал ногами, усы топорщились, глаза сверкали. Ещё бы! Его бывшая жена родила ребёнка от своего начальника. А поскольку родители зарегистрироваться не успели, а может быть, не захотели, девочке дали фамилию Норберта, и ему же присудили алименты. И это при том, что любовник официально заявил: — Ребёнок мой!
Помимо нервотрёпки бедняге-бригадиру пришлось выложить 5тыс.марок за ДНА – анализ. Когда же истина восторжествовала, ему вернули только половину. Таковы законы. С одной стороны – абсурд, а с другой – мудро, потому что дети не должны быть «бесхозными».
Мой напарник – курносый, скуластый Хендрик, похожий больше на жителя Рязани, чем на немца, относился ко мне просто трогательно. Нередко слышал от него: «Ты же мне в отцы годишься! Отдохни!»
К этому времени я набрался производственного опыта и чувствовал себя довольно уверенно.
Бывая в гостях у коллег, видел, что живут они скромно, экономят на всём. Особенно если есть дети и жена не работает. Мебель и бытовая техника остались с ГДР-овских времён. Половина зарплаты уходила на жильё, налоги и страховки. Не всегда удавалось скопить денег на ежегодный отпуск. Я познакомился со многими людьми и увидел рабочую жизнь изнутри. Мне стали понятны и близки их заботы, проблемы, тревоги.
НА ПЕНСИИ
В 65 лет согласно закону человек выходит на пенсию. Минимальную я заработал, и вслед за сыном перебрался в Гамбург, мне понравился этот город. Теперь он стал и моим. Привычка рано вставать осталась, только спешить никуда не нужно. И поначалу это вызвало растерянность: а чем заниматься? Жизнь имеет смысл, если она интересна. Ну, понятное дело – хозяйственные заботы, помощь семье сына, иногда посещение врачей. Я не был готов к переходу в новую жизненную фазу. А немцы серьёзно подходят к проблеме свободного времени. Организуются различные курсы, кружки по интересам, экскурсии, встречи сверстников. Обычно люди осуществляют давно задуманные дела, на какие раньше не хватало времени. Решил навестить родственников и друзей в Америке. Некоторых не видел 25 лет. Когда они уезжали из Союза, расставались навсегда. Путешествие от атлантического побережья до тихоокеанского было замечательным, а встречи – трогательными.
По совету друзей закончил компьютерные курсы, и приобрёл занимательную «игрушку», теперь узнаю много нового. Как-то ещё в Ростоке рассказал приятельнице, профессиональному редактору, забавную историю. Она от души посмеялась и предложила записать. Затем разделала в пух и прах сочинение и несколько раз заставляла переделать. Занятие пришлось по душе, работа со словом чрезвычайно интересна. Меня всегда привлекали проявления человеческой доброты в большом и малом. Я их коллекционирую. И как-то сама собой родилась тема для большинства повествований. В Гамбурге стал членом литературного объединения «Источник». Творческая энергия бывших инженеров, учителей, журналистов, офицеров, музыкантов искала выхода. И находила его в написании мемуаров, сочинении стихов, рассказов. Далеко не всегда они получались удачными и часто подвергались жёсткой товарищеской критике. Без этого литературный процесс не шёл. Пишут повсюду. Во всех крупных городах Германии и Америки, где мне довелось побывать, я встречал эмигрантов, сочиняющих что-то.
Талантливая писательница из Петербурга, живущая нынче в Берлине, Анна Сохрина в одной из книг так с тёплым юмором обозначила это явление (цитирую):
« — Снимаем нагрузку с больничных касс, — сказала я своему начальству. – Пусть пишут. Очень полезно, особенно в преклонном возрасте. Будет меньше инфарктов и инсультов.
Со временем я литераторов просто полюбила. Абсолютно самодостаточны. Никакой с ними возни – сами пишут, сами читают, сами слушают».
Золотые слова!
Путь, выбранный мною, оказался тернистым. Единственное, что могу пожелать начинающим – занимать активную жизненную позицию.
Оглядываясь на прошедшие годы, нередко задаюсь вопросом: «А пошёл бы я снова работать?»
Сам себе отвечаю:
«Всему своё время». Так сказано в Библии.
Гамбург, январь 2009