В штормовое предупреждение никто не поверил.
— Брехня! – сказал уверенно шеф. – Надоели эти метеорологи со своими предупреждениями. А потом, оказывается, что ничего не происходит. Даже обидно бывает.
— Как тот трусливый пастушок, который чуть что кричал «волки, волки», — добавил своё мнение юрист фирмы Паша.
— Мы уже проплатили всю сумму за аренду ресторана. Обратно нам её не вернут, предупреждающе заявила главный бухгалтер Рая.
Другие два члена коллектива, собравшиеся в кабинете директора, своего мнения о штормовом предупреждении не выразили. Заместитель директора Расиф Гамсурдарханович вообще против мнения директора возражений не выражал, а проверяющий из налоговой инспекции Сергей Сергеевич — и не член коллектива и был просто приглашён на пикник по поводу получения большой суммы предоплаты от заказчика фирмой «Зерно-проект-продукт». Пикник для «Зерно-проект-продукта» решено было провести в плавучем ресторане «Поплавок», на загородной природе, с баней на реке, с шашлыками с пылу-с жару.
В кабинет, чуть ли не строевым шагом, вошёл краснолицый, по-генеральски уверенный в себе директор продовольственного магазина, принадлежащего фирме, Андрей.
— Ящик хорошей водки и два ящика хорошего пива, самолично мною закупленного, я уже собственноручно погрузил в «газельку», — доложил Андрей, держа сжатые кулаки точно на лампасах спортивных штанов.
— Да, — с опозданием всё-таки выразил своё мнение Расиф Гамсурдарханович. – Они всё пугают, пугают. Как будто издеваются. Не знаю, не знаю даже…
— Ты, Андрюха, это самое… — директор фирмы задумчиво посмотрел в окно и сказал, полуобернувшись к директору магазина, — возьми с нами двух-трёх своих продавщиц. Ну сам выбери каких.
— Вот это правильно, — поддакнул юрист Паша. – так сказать, для создания эстетики.- Заметив брошенный в его сторону взгляд главбушки, добавил объясняюще: — Ну это: подать, поднести то-сё…
— На поплавке имеются свои официантки, — обиженным голосом сказала Рая кому-то за своей спиной.
Директор пресекающе махнул рукой на подчинённых.
-Хватит вам. Как соберетесь вдвоём, так собачиться начинаете. Как дети, ей-богу.
— Паша Рае постоянно работать мешает, — осуждающе добавил своё мнение заместитель директора.
Директор опять махнул рукой, указывая направление к выходу из кабинета.
Пикниковое игривое настроение началось, как только стали размещаться в салоне «Газели». Рая, брюнетка лет под сорок, в строгом синем костюме никак не могла поднять ногу на ступеньку машины, опасаясь, чтобы не треснула по швам короткая и узкая юбка. Паша за руку помог главбушке совершить этот манёвр, и Рая засмеялась, довольная.
Последними в салон «Газели» смущённо протиснулись две продавщицы из Андреевского магазина, располагавшегося в том же здании, что и офис фирмы. Им, как оказалось, уже нет места на сиденьях, и директор, Паша и Андрей одновременно приглашающее похлопали по своим коленкам. Продавщицы пристроили свои попки на коленях Андрея и Паши. Директору фирмы этого мягкого не досталось, и он спросил делано игриво:
— Андрюха – не комплект. Я вроде заказывал в трёх экземплярах?
— Так одна, которую я хотел… — Андрей замялся с ответом. – Муж, говорит. Домой надо, говорит. Да и вообще она – человек не компанейский, не коммуникабельный. А нам и двоих хватит. Правда, Аль?
Андрей двумя руками мощно сжал талию Али, и Аля не наигранно пискнула и пихнулась локтями. У Али ноги росли, как говорится, прямо из шеи. Она тоже была брюнетка, но не такая длинноволосая, как Рая, с закрученным на затылке узлом волос, а с вечно лохматой короткой стрижкой без всякого намёка сделанной причёски. Аля была очень весёлая и полностью коммуникабельная, острая на язычок девушка, но забывчивая по памяти. На неё часто жаловались покупатели в магазине, что забывает сдавать сдачу независимо от её размера. Вторая продавщица, Оля – щупленькая бледненькая, рыженькая – затихла на коленях у Паши, точно кошечка, которая чувствует, что её везут к ветеринару.
Только тронулись, как с улицы послышалась команда зычным голосом:
— Стоп! Куда? А меня забыли…
Это был Потапыч, начальник транспортного отдела «Зерно-проект-продукт», брудастый мужчина шестидесяти лет, с гривой седых волос, с красными прожилками на носу. Потапыч всегда держал себя так, будто он сердце, мозг, печень и душа коллектива. В его обязанности по должности входила организация перевозки больших оптовых партий муки, круп, овощей, и он, как стратег, планировал все операции, когда наступал момент наконец-то отправлять вагонами, баржами, колоннами грузовиков товар покупателям-получателям.
Потапыч требовательно, но вежливо, двумя пальцами за рукав вытащил Расифа Гамсурдархановича с командирского сидения рядом с водителем и сам, усевшись, скомандовал водителю:
— Вот теперь давай поехали… А то, видишь ли, забыли Потапыча.
В салоне «Газели» у всех сделались грустные лица. Даже у директора фирмы. Потапыч обладал такой мощной харизмой, что его присутствие создавало у окружающих комплекс неполноценности и все начинали ощущать себя фантиками от конфет. Единственный индивид в коллективе, на которого не действовала энергетика Потапыча – это Расиф Гамсурдарханович и поэтому начальник транспортного отдела общался с заместителем директора в большинстве случаев контактным способом.
Весёлое возбуждение заметно спало, все с вопросом в глазах смотрели на директора фирмы. Директор Марк Диевич, болгарин по национальности, тридцати двух лет, с густыми смоляными волосами, подстриженными в манере героев-любовников времён немого кино и сам пасовал перед вулканическим темпераментом Потапыча. Но Потапыч важная шестерёнка в механизме его фирмы, и Марк Диевич это осознавал, ценил и вздыхал, когда Потапыч постоянно требовал наличных денег для проведения своих стратегий. «А что ты хочешь, Марк? Этому сунь, тому сунь. Только и суёшь туда-сюда. Но идёт дело? Идёт дело, а?»
И сейчас перед вопрошающим взглядом подчинённых Марк опустил глаза и уставился на коробку импортной водки у своих ног. Поковырял пальцем упаковочную ленту, потом достал из кармана миниатюрный ножичек, взрезал ленту. В открытой коробке одна из девяти ячеек оказалась пустой.
— Андрюх, это что такое? – спросил директор фирмы у директора своего магазина. – Как это понимать?
Андрей, задержавшись с ответом, пряча взгляд, потёрся носом о спину сидящей у него на коленях Али.
— Да воруют они все у тебя, — безапелляционно заявил из кабины Потапыч. – А твой армейский кореш Андрюха – первый вор. Доверил ему магазин, где наличка гуляет… Пустил козла в огород с капустой… — бубнил Потапыч из кабины, как дельфийский оракул из пещеры.
Марк, прослуживший с Андреем четыре года в интендантских войсках, и сам знал как облупленного своего товарища. Но прощал, вздыхая, и понимал, не витая в иллюзиях по своему жизненному опыту, что все в его фирме воруют по мере своих способностей и должностных возможностей. Элементарное, естественное человеческое поведение. Элементарная физиология без всякой психологии: мучиться жаждой у воды – и не напиться. Из всех сотрудников фирмы лишь один юрист Паша, возможно, не воровал. Да и воровать ему по его должности не с чего, да и характер у него чистоплюистый, интеллигенистый. Так себе Марк и уяснил: воруешь – ну, воруй, но в меру, не наглей. Обидно ему бывало, когда уж чересчур теряли чувство меры. Обнаружив, что уже «чересчур», Марк переставал вздыхать, вызывал обнаглевшего типа к себе и просто говорил: «Ты мне больше не нужен».
— Это, наверное, на складе, где мне ящик давали, — Андрей высунул красное лицо из-за спины Али.
— Будем считать так, — вздохнул Марк.
С улицы раздалась трель гаишного свистка. «Газель» остановилась, к ней направился, помахивая полосатой палкой, сержант ДПС. Потапыч обернулся в салон и сказал уверенно:
— На красный проскочили. Я сейчас решу вопрос. Дай-ка, Марк, сколько-нибудь наличности. А то у меня при себе нисколько нет.
Через минуту, решив вопрос, Потапыч вернулся на своё место и упрекающее заявил шофёру:
— Аккуратней надо. А тут унижайся из-за тебя. Поехали, давай. Жарко нынче очень, наверное, гроза будет. Вон девки ваши на коленях прямо соком истекают. Как шашлыки на шампуре.
Потапыч был большой психолог и даже на спине имел глаза.
За городом, у нецивилизованного берега руки покачивался на тихой речной волне оборудованный на понтоне ресторан «Поплавок». Ресторан обслуживал по предварительным заказам публику, желающую коллективного уединения. Речная извилина создавала живописную заводь среди камыша, покрытую круглыми листьями жёлтых кувшинок и белых лилий. Плескалась рыба, иногда пролетали цапли и какие-то маленькие яркие птички.
На понтоне, привязанном канатами к стволам двух мощных ив, размещался под балдахином ресторанчик на три столика. На самом краю понтона – бревенчатая банька игрушечного вида, как избушка бабы-Яги из мультфильма. Из трубы баньки уже поднимался дымок.
— Уф, взопрел, — запыхтел Потапыч, вылезая из кабины и расстёгивая все пуговицы на рубашке. – Так парит, что, наверное, точно, грозы не миновать.
У выбравшихся из салона «Газели» пот стекал по лицам ручьями. Лицо Раи выглядело ужасным от растёкшейся косметики, и она, сознавая это, старалась прикинуться незаметной и быстро удалилась в кусты вместе с продавщицей Олей.
— Что, офисная моль, отвыкли жить без кондиционеров? – утробно заржал Потапыч.
Он снял рубашку, после этого вылез из брюк и остался в длинных застиранных трусах с расцветкой под звёздно-полосатый американский флаг. Над американским флагом нависал волосатый живот с нагло выпирающим гипертрофированным пупком. Как только отъехала «Газель», и тут же из-под ресторанного тента вышли две официантки в кружевных кокошниках и белых сарафанах. По внешней схожести было заметно, что это мамаша с дочкой. Маме – лет за сорок, дочке – лет шестнадцать. Они с серьёзными, строгими лицами сверились с журналом заказов, пересчитали количество прибывших, заметили, что один лишний, но потом сказали «ладно».
Потапыч первым плюхнулся в речную воду, плашмя, бомбочкой, подняв массу брызг и пустив волну, от которой закачался понтон. За ним принялись нырять другие мужские особи коллектива за исключением Расифа Гамсурдархановича. Заместитель директора, осторожно ступая, спустился с бережка, и просто сидел в воде с умильным выражением лица, по-детски пришлёпывая ладонями. Аля и Оля уселись за столиком, объяснив, что приехали внезапно и без купальников. Младшая официантка принесла им пиво в больших бокалах.
Из берегового кустарника вышла в белом купальнике Рая, неся элегантно в одной руке свой свёрнутый стопкой деловой костюм. Стройная фигура была у главбушки – но полноватая. Полноватая – но ещё стройная, бальзаковский возраст.
В воздухе над понтоном звенели стрекозы и низко носились стрижи. Дрова в мангале постепенно превращались в угли. Шашлыком занялся Андрей, а другие расположились прямо на деревянном настиле, прихлёбывали пиво и лузгали креветки. Решили, что серьёзным застольем займутся, когда попарятся пару раз в бане. Паша периодически заглядывал в парную, проверял температуру и плескал пивом на булыжники, раскалённые электрическим тэном.
Тут обнаружилось, что нигде не просматривается представитель налоговой инспекции. Первым его отсутствие обнаружил Марк.
— Я помню он из «Газели» выходил, такой бледный, — сказал Паша.
— Да в кусты он сразу побежал, — крикнул от мангала Андрей. – Укачало видать от такой жары. Он и с виду – очень болезненный дядя.
— Как в кусты! – ахнула Рая. – А я только что там переодевалась.
— Надо будет узнать его впечатления, — хмыкнул Паша.
Директор фирмы и директор магазина громко захихикали.
Болезненно худой Сергей Сергеевич как только появился в фирме и предъявил своё предписание о проведении документальной проверки сразу создал вокруг своей фигуры отрицательную ауру враждебного для общего организма вируса. Ему выделили уголок на временно пустующем складе, он сидел там в упор весь рабочий день, беспрестанно курил. Обедал принесёнными с собой котлетками и чаем из термоса. «Что-то роет, что-то всё роет, — в панике докладывала Рая директору. – То эти папки ему принеси, то те подавай срочно. Курит и головой качает, словно что-то уже нарыл». Вот проверяющего и решили взять с собой на пикник: подпоить, ублажить и разведать враждебные замыслы.
Директор фирмы, вдруг резко перестав хихикать, спросил с серьёзным видом:
— А если понравилась, Раиса – готова принести себя в жертву на благо родного предприятия?
— Мы ему тобой как натурой взятку дадим, — расшифровал мысль директора юрист Паша.
— Он же дохлый. С Раиным темпераментом ему не совладать. Только распалит, а результата не добьётся, — засмеялся Андрей, нанизывая на шампур кусочки мяса.
— А Рая не будет сопротивляться, чтобы инспектор зря силы не тратил, — тоже засмеялся Потапыч. – А что, мысль верная.
— В данном случае главное, чтобы Сергей Сергеевич получил истинное удовольствие. А Рая пойдёт на жертву, как на амбразуру ради спасения чести всего коллектива, — щуря глаза, сказал Марк Диевич. – А я потом премию выдам главному бухгалтеру в размере, э..э… Трёхмесячного оклада…
— Как вам не стыдно! О чём вы говорите? – Рая сделала вид, что крайне возмущена.
— Шестимесячного оклада, — совсем серьёзно произнёс Марк.
Продавщицы Аля и Оля за дальним столиком перестали ковырять креветки и сделали ушки на макушке. Лицо Раи покрылось пятнами, как в аллергической реакции. Она глубоко задышала и заявила с возмущением:
— Я замужем. У меня две дочки.
— А честь фирмы? – спросил Паша с ухмылкой. – А то останешься без работы, если фирму прикроют. Кто тогда будет мужа и дочек кормить? Ты об этом подумала?.. А то, гляди, и вообще посадят как прямого соучастника за укрывательство прибыли от налогообложения. – Паша горестно покачал головой. – И главбушке тут же припомнилось, что именно так качал головой налоговый проверяющий. – Вполне профессионально заявляю, что такой вариант развития событий вполне возможен. Будешь потом локти кусать.
— Шестимесячный оклад… и путёвка на Богамы. За счёт фирмы, а? – Марк, сказав это, сам громко засмеялся каким-то мефистофельским смехом.
Подыгрывая сценарию директора, и Потапыч добавил своё мнение:
— Выбирай, Раечка, канары – или нары.
Подошёл Расиф Гамсурдарханович, причёсывая на ходу расчёсочкой свои волосы на пробор. Увидел расстроенное лицо Раи и сказал с укоризненной интонацией:
— Опять, Паша, своими шуточками Раю нервируешь. Хулиган какой-то прямо.
— Ты, Расиф, совсем тему не понял. Это мы уговариваем главного бухгалтера изобразить из себя орлеанскую деву, принести себя на алтарь ради спасения родимого коллектива и тебя в том числе…
Паша специально заговорил малопонятными для замдиректора оборотами речи, чтобы отомстить тому за очередную дисциплинарную нотацию. Паша и раньше частенько подтрунивал над Расифом Гамсурдархановичем, как-то даже так выразился, что Расиф, как старинный аппарат для газированной воды: три копейки свободно входят, а рубль, хоть ногами бей – не воспринимает. Расиф Гамсурдарханович тогда чрезвычайно обиделся: «Почему меня бить ногами?» Его постное, намеренно строгое выражение лица сразу при появлении создавало у сотрудников тоскливое настроение. Как нудный затяжной осенний дождь. Не то, чтобы Расиф Гамсурдарханович никогда не улыбался – улыбался. Например, когда все вокруг смеялись, или, когда директор его хвалил, приговаривая: «Ну, ты даешь, Расиф Гамсурдарханович! Как ты до такого додумался?».
В свои заместители Марк его выбрал ещё на первых порах становления своей фирмы. Переманил большой зарплатой из системы областного агропрома, где Расиф заведовал одним из отделов и оттуда руководил посевными и уборочными кампаниями. А бизнес Марка в основном и базировался на закупках, переработки и последующем сбыте даров полей и огородов. Для этого дела, как знакомец многих руководителей в сельскохозяйственной отрасли, Расиф Гамсурдарханович очень подходил – но тормознутый был в делах, туговат и туповат в ценовой политике до степени дебила. На эту бы должность Потапыча – эффект был бы на десять порядков больше. Но Потапыч при всей своей энциклопедичной эрудиции не отличал ячмень от пшеницы и арбуз от тыквы. И клейковину зерна определить на зуб Потапыч не умел – а Расиф Гамсурдарханович чудесным образом умел. А зерно – это мука. А мука – вечный продукт, И тот самый главный «тренд-бренд» в работе фирмы Марка, азартного игрока в биржевой рулетке с её стихией мучного ценообразования.
Сам Расиф Гамсурдарханович в должности заместителя директора видел свою главную задачу – следить за дисциплиной. Заунывным прозвал его Паша, который в большом кабинете замдиректора занимал небольшое пространство у двери. Юристу фирмы по характеру работы не требовалось постоянно дышать одной атмосферой со всем коллективом, и он большей частью рабочего времени находился в разъездах: что-то там, в разных местах, согласовывая, утрясая, доказывая и оправдываясь за хроническое неисполнение договорных обязательств. А заместителю директора уверенно мнилось, что отсутствие на рабочем месте означает отсутствие самой конкретной работы. Он и и выражал Паше претензии, за его спиной жалуясь директору, что юрист совсем не работает, где-то носится целыми днями, а когда появляется на рабочем месте, то разговаривает с компьютером, в карты с ним играет и донимает шуточками главбушку. «А этот Паша… Этот Паша похоже вчера пьяненький явился, подозрительно весёленький. И всё к Рае пристаёт, работать ей мешает». Директор отвечал «примем меры» и легкомысленно отмахивался от сообщённой информации. «Даже не знаю, не знаю – к чему всё это приведёт» — вздыхал крайне огорчённо заместитель. Расиф Гамсурдарханович и на Марка кому-нибудь нажаловался бы, если бы было кому: совсем не строгий директор, и стесняясь, своего молодого возраста, совсем не умеет наладить надлежащую дисциплину.
А в это время из береговых зарослей показался налоговый проверяющий. Медленной, неуверенной походкой поднялся по мостику на понтон. Присел за столик, вздохнул и объяснил извиняющее:
— Дивертикулы у меня. В желудке.
— Ого покачал головой Паша. – А это не заразно?
Совершенно серьёзно проверяющий взялся объяснять причины и характеристики своего заболевания. Но тут его лекцию прервала старшая официантка, заявив, что все закуски уже истомились, а сауна скоро вспыхнет пожаром.
— Что сгорит, то не тонет, — уверенно сказал Потапыч и сам первым направился в баню. За ним директор и Паша.
Расиф Гамсурдарханович пересел за столик рядом с Раей, и они вдвоём уставились на лицо инспектора со следами перенесённых страданий. Затем Расиф сочувственно спросил:
— А барсучий жир не пробовали? Одному моему родственнику помогло. Только вот не помню отчего-то там.
Сергей Сергеевич посмотрел на Расифа Гамсурдархановича презрительным взглядом и ничего не ответил. Сидели молча, наблюдая за манипуляциями Андрея возле мангала. Но вскоре продавщица Аля, зевнув, спросила, ни к кому конкретно не обращаясь:
— А дамов в баню пригласят? Или вообще для чего сюда приехали?.. В смысле, привезли?
Расиф Гамсурдарханович ответил строго:
— А вот не знаю, не знаю… для чего вас с собой привезли.
— А столики сдвигать? Или так по отдельности рассядетесь? – спросила официантка-мама.
— Насчёт этого я не знаю, не знаю, — опять выразил степень своей компетенции заместитель директора.
— Сдвигать, — с командной интонацией сказала главный бухгалтер. – А потом спросила сочувственно у Сергея Сергеевича. – Сергей Сергеевич, а вам может быть чего-нибудь отдельное, диетическое приготовить?
— Диетического не держим, — заметила из-за плеча уходящая в глубь ресторана официантка.
— Так вкусно пахнет шашлыком, — грустно заметил инспектор. – Я вообще-то строгой диеты не придерживаюсь. Стараюсь как все. Не выделяться.
— Водочку употребляете? Под шашлычок, а? — совсем фамильярно, по-солдафонски спросил Андрей.
— В весьма малых дозах… употребляю. Для пищеварения, говорят, помогает. При употреблении грубой для желудка пищи.
Сергей Сергеевич опять длинно и научно взялся объяснять про свою болезнь и что, мол, главная опасность не в рационе питания, а в режиме, в недопущении нервных перегрузок.
Широко распахнулась банная дверь, и в клубах пара наружу выскочил Паша. Разбежавшись по понтону, мелькнув тощим, распаренным телом, он в не очень ловком сальто бултыхнулся в речную прохладу.
Главный бухгалтер перевела взгляд с речного пространства на сидящего напротив налогового инспектора и спросила, придав голосу томность:
— Да, Сергей Сергеевич, работа у вас нервная, мыслительная. Сплошные нервные перегрузки. Такой объём документации перерыть и что-то там отыскать. Сколько надо ума и нервов.
Она закинула нога на ногу, поболтала туфелькой, поправила на плече бретельку купальника. Из балдахина вышла официантка-дочка, спросила требовательно:
— Музыку вам включить? У нас все с музыкой гуляют. Музыка бесплатно, в счёт не входит… Включить, что ли?
— Музыку не надо, — ответила Рая. – Понаслаждаемся звуками натуральной природы. Да, Сергей Сергеевич? И накрывайте на стол. И заблаговременно готовьте счёт по факту сервировки… А то мы вас знаем. Так ведь, Сергей Сергеевич?
Инспектор, немного порозовев лицом, согласно покивал головой. Рая скосила глаза на заместителя директора и в её взгляде читалось: ушёл бы ты куда-нибудь подальше. Но Расиф Гамсурдарханович этого взгляда не заметил, сосредоточенно размещая на своей рубашке галстук, который он перед купанием снял, не развязывая узла.
— А вот, Сергей Сергеевич, за две недели проверки что-нибудь обнаружилось у нас в нарушение инструкций и нормативных документов? А то ж в этом так трудно разобраться самостоятельно.
При этом Рая глубоко втянула в себя речной воздух, вытянула шею, зная, что ей когда-то говорили, будто она в таком ракурсе напоминает египетскую Нефертити. Инспектор только собрался ответить на вопрос, но потерял мгновение, засмотревшись на Раину шею – и тут из бани с криками «палач, гестаповец, уволю к хренам собачьим» выскочил, как ошпаренный кипятком, директор фирмы и плюхнулся коряво в воду.
Главный бухгалтер, опять потеребив бретельку купальника, повторила свой вопрос в сокращённой форме.
— Понимаете, Раечка, — Сергей Сергеевич многозначительно почмокал губами.
Но тут, в этот момент, из бани, распахнув двери, что они чуть не слетели с петель, выскочил Потапыч — совсем голый и с такими хрюкающими междометиями, что было непонятно: то ли ему до блаженства хорошо, то ли, наоборот, смертельно плохо. Он плюхнулся в реку ,и показалось, что сомкнувшиеся над ним воды вскипели пузырьками от разницы температур.
Рая, дождавшись, когда глаза Сергея Сергеевича пять посмотрели на неё, в третий раз не стала задавать свой вопрос, а просто как-то по призывному вздохнула, всё также теребя шнурочек купальника.
— Я бы так выразился… — Проверяющий выглядел без нарочитости смущённым. – Я бы так сказал, что в проверенной бухгалтерской отчётности прослеживается некий устойчивый модус вивенди . Вы закупаете, поставляете продукцию своим заказчикам. Рентабельность весьма высокая в разнице цен. И куда вы прячете валовую прибыль? Тут взникает вопрос. Но это так элементарно проверяется встречными проверками по вашим смежникам. У вас такие грандиозные обороты, Рая.
— Ой, да что вы, Сергей Сергеевич. Для бухгалтерии – что ста рублями оперировать, что ста миллионами. Все проводки одни и те же. Принцип одинаков.
— Но всё-таки, — твёрдо сказал инспектор, — ваш модус вивенди прослеживается чётко. Вы согласны, Раечка?
— Ох, сказала Рая и зарделась румянцем, точно проверяющий сделал ей неприличное предложение. И она задумалась: соглашаться, либо – не соглашаться. С этим самым модусом.
По кокетливому хлопанью ресницами можно было понять, что скорее, да, чем – нет.
Но тут раздался возмущённый до крайности голос продавщицы Али:
— Да, чёрт возьми! В конце концов! Нас для чего сюда привезли? Чтобы мы тут прели в собственном соку, как селёдки пряного посола… Пошли, Оль, в баню. Раздевайся к хренам, на хрен…
Аля решительно стянула с себя джинсы. Резко вздёрнула руки кверху, сняла блузку. И предстала во всей красе смуглого, длинноного тела. Её напарница Оля тоже, но медленней, сняла юбку и кофточку. В глазах зарябило от красно-сине-жёлто-белой гаммы трусов и лифчиков.
Они шмыгнули в баню. Андрюха у мангала беззвучно затрясся смехом, а Расиф Гамсурдарханович среагировал на бунтарский стриптиз своим универсальным «не знаю, не знаю».
Но понтон взобрались Марк и Паша, а Потапычу по его призыву Андрей попросил у официантки простыню. Потапыч обмотался по бёдрам простынёй и крикнул в глубь ресторана официанткам:
— Жрать хочу!
Под этот возглас Андрей выложил на блюдо десять шампуров со скворчащими кусками свинины. Вся компания дружно протянули руки, а директор фирмы, перед тем как откусить кусок со своего шампура заметил сброшенные прямо на пол элементы женской одежды и выразился одобрительно:
— Правильно девчонки поступили. Пусть попарятся. После парилки поры раскрываются, и сразу легче переносится эта удушающая жара.
— Сегодня как никогда — сплошные субтропики, — поддакнул Паша, зачёсывая одной ладонью назад длинную шевелюру, так возмущающую строгого в нравах заместителя директора. «Настоящие юристы с такими волосами не ходят. Я видел про юристов американские фильмы – там совсем по-другому юристы ходят. Не знаю, не знаю даже…»
— Будет буря, — развалившись по-барски за столом, категорично сказал Потапыч. – Если сегодня не случится какое-нибудь торнадо, можете мне в харю плюнуть.
— Потапыч, ну Потапыч, — поморщился Марк Диевич, — если на то пошло, то с этой твоей вечной клятвой за время нашей совместной работы… Ты бы очень часто ходил бы оплёванный.
— Ну, ты, шеф, и скажешь! – сильно возмутился старейший член команды Марка. – Это когда же я своего обещания не выполнил? А ну скажи!
— Ладно, ладно, — примирительно замахал ладонью Марк. – Мы сейчас в неформальной обстановке. Вот хохмим, шутим, отдыхаем, расслабляемся на природе. Смотри, какая благодать вокруг…
— Нет, Марк, дорогой. Так не шутят. – Потапыч всей мимикой лица показал, что он серьёзно обиделся. – Рвёшь, понимаешь ли, все жилы – и на тебе. Эх… Ты же знаешь мой круг общения. От железнодорожной кассирши на товарной станции до губернатора… И даже вхож в управление делами президента…
— Чересчур расхвастался, Потапыч, — Марк с улыбкой переглянулся с Пашей. — Ещё, вроде бы, не пили, чтобы так хвастаться.
Сдвинутые в единое пространство столики, накрытые белыми скатертями, официантки в четыре руки заставили разнокалиберными тарелками, судками, вазами. Рая взяла принесённый счёт-меню, небрежно пробежала счёт глазами, и одновременно своим взглядом посылая Марку «маяки». Директор фирмы этих знаков не замечал, ввязавшись в шутливую перепалку с Потапычем. Чуть не зашипев по-кошачьи от злости, Рая шепнула на ухо Расифу, закончившему возню со своим галстуком: «Скажите Марку, что я уже кое-что выведала у инспектора. Пусть Марк прислушается к нашему разговору за столом. Я сейчас буду и дальше у него выведывать. Только тихо-тихо». И Рая умильно улыбнулась Сергею Сергеевичу.
— Ох, уж эти директора, всё бы им экономить на всяких мелочах. Заказали паюсную икру и копчёную осетрину, но директор потом велел отказаться… А вам, Сергей Сергеевич, можно чёрную икру? А то мы сейчас возобновим заказ?
Инспектор не успел выразить свою пищевую возможность, потому что в этот миг из бани с визгами выскочили совсем голые Аля и Оля. Две голые фигуры девушек этим же мигом сразу привлекли к себе общее внимание. Даже официантки замерли на месте с подносами в руках. Продавщицы пробежали по понтону, виляя красными ягодицами, и плюхнулись «солдатиком» в речную благодать.
Именно в это время небо над рекой потемнело, солнце затянуло серой пеленой, птички прекратили своё щебечущее порханье и даже стрекозы, будто получили общий сигнал «отбой полётов».
А за столом, разлив «по первой», Паша сказал тост, чтобы отмечаемая сейчас предоплата не оказалась взяткой дьяволу и пропуском в ад. Смысла сказанного никто не понял, и все весело потянулись к окружающим чокаться рюмками с водкой и бокалами с вином. Сергей Сергеевич сначала не хотел ничем чокаться, даже пивом, а потом под общие уговоры махнул по удалому рукой и капитулировал.
— А-а, ладно. Водочки чуток для желудочных заболеваний, говорят, в пользу.
За столом к этому времени уже разлили «по второй» и капитуляцию налогового проверяющего восприняли, как общую победу. Потапыч тут же, перегнувшись через две спины, налил инспектору водки в фужер и посмотрел на Сергея Сергеевича взглядом Попандопуло – «что же я в тебя такой влюблённый».
Паша ёрническим, издевательским голосом обратился к заместителю директора:
— Расиф Гамсурдарханович, скажите тост. У вас всегда так красиво получается, с восточным красноречием.
Расиф взглянул на Пашу враждебным взглядом, покрутил головой, пощупал рукой узел своего галстука. Но всё-таки торжественно поднял бокал с вином и, кося взглядом в сторону проверяющего, провозгласил:
— Э-э, давайте жить дружно. Чтобы всем было хорошо.
Потапычу этот короткий тост, видимо, так понравился, что он тут же с крайне дружелюбным вниманием полез усаживать около себя вылезших из воды продавщиц, завёрнутых, как и он в простыни, и холодных, как лягушки.
— Как великолепно сказано! Какая оригинальность мысли, Расиф Гамсурхренович… Ты – поэт в душе. А прикидываешься идиотом… Расиф, дорогой, не убивай в себе талант!
Потапыч воодушевился. Размахивая откупоренной бутылкой водки, он, привстав, то и дело поддёргивая сползающую с бёдер простыню, завёл длинный спич с глубоким философским подтекстом. Закончил так:
— Хочу выпить за Достоевского… Я его не читал. Некогда мне книжки читать. Но мне кто-то сказал, что он пишет про идиотов… Так выпьем за идиотов! Без них жизнь была бы скучна и предсказуема, как по уставу в казарме. Хотя там, в казарме идиотов, хоть пруд пруди… Так ведь, Андрюха?
Свою антипатию к Андрею Потапыч выражал при малейшем случае. Какое-то отторжение в характерах возникало. Как у заместителя директора к Паше, из-за полной противоположности, так у Потапыча к Андрею от некой общей схожести в чертах характера. Так постаревший актёр враждебно ревнив к возникающему молодому дарованию в том же творческом амплуа.
С пьяными, открыто изгаляющимися нотками в голосе Потапыч вопрошал у Андрея, срезавшего сосредоточенно куски мяса с шампуров:
— Служил в казарме, Андрюх? Как оно там? Способствует прогрессу деградации, а?..
Потапыч в этот раз опьянел удивительно быстро и раньше всех. Быстрее, чем даже Паша, слабый на алкоголь. Вот из него и попёрло. Жара подействовала.
Судя по лицу, Андрюхе были неприятны воспоминания о казарме. Курсантские годы у него прошли в одной казарме с Марком, одно училище заканчивали в «цементном» Вольске. Но в отличие от Марка дальнейшая офицерская служба у Андрея сложилась сразу неудачно: были письменные взыскания и старлейскую звёздочку долго не присваивали. За выявленную недостачу, грубо замухлёванную в документах, Андрюхиного командира – начальника воинского продовольственного склада уволили в подчистую. Самого Андрея перевели в мотострелковые войска на должность командира взвода и он, потеряв моральный стимул в жизни по лозунгу – «лучше сидеть на ящике с тушёнкой, чем за штурвалом сверхзвукового истребителя» — сильно впал в апатию.
Демобилизовались они с Марком из рядов вооружённых сил почти синхронно. Но Марк – набравшись опыта у своего жизненно-мудрого командира, передавшего Марку некоторые свои знакомства в высших сферах тыловых служб военного министерства, а Андрей — только с разбитой мечтой «сидеть на ящике с тушёнкой».
— Кто в пехоте служил, тот в цирке не смеётся, — угрюмо буркнул Андрей с ещё более красным лицом. – Вы, вон в бане паритесь, балдеете – а мне приходится, как салаге, вас ублажать. Самому, как шашлыку жариться у огня при такой жарище.
Потапыча вообще в фирме недолюбливали за его прибаутки и подковырки в духе Жванецкого. Да и коллектив в фирме был ещё тот – скорпионы в одной кастрюльке. Разве только к юристу Паше в некоторые моменты Потапыч проявлял элементы симпатии.
Паша рассказал анекдот про Илью Муромца, на которого пришёл жаловаться Соловей-разбойник. Смысл анекдота намекал на Потапыча. Но Потапыч сам первый и рассмеялся. Другие смысла не поняли и даже не улыбнулись.
Расслабившись вальяжным барином, Потапыч обнимал сидевших по обе стороны от него продавщиц, чмокал их поочерёдно, то в щёчку, то в плечико. Хихикающие Аля и Оля, завернувшись в простыни, напоминали двух сотрудниц древнеримского дешёвого лупинария. «Лягушечки вы мои холодненькие…» — умилялся то и дело Потапыч.
— В эту жару нет никакого аппетита, — сказал Потапыч, отодвигая от себя только что облюбованную им большую хрустальную вазу, заполненную салатом. – Точно, случится какая-нибудь катаклизма.
Он обтёр простынёй обильный пот на лице, шее и волосатом животе. Продавщица Аля уверенно возразила:
— Не будет никакого катаклизма. Мой муж работает в эмчээсе и он говорит, что метеослужба специально выдает штормовые предупреждения, чтобы, если действительно ураган случится, на них всех косяков не навешали. Мол, не предупредили заранее.
Рая, сидевшая в отдалённости от директора фирмы, то и дело посылала ему сигналы. Подмигивала, беззвучно изображала губами какие-то звуки и незаметно пальцем показывала в сторону Сергея Сергеевича. А налоговый проверяющий выглядел очень страдающим: лицо приобрело землистый цвет, губы посинели и он ртом, будто не дышал, а просто откусывал кусочки густого воздуха.
— А вот давай поспорим, — упрямо набычавшись, сказал Потапыч. – Будет ураган.
— А давай. А на что? – тоже упрямо заявила Аля.
— А на баню со мной. И чтобы не ломаться там.
— А без проблем. – И Аля решительно сунула свою ладошку в ладонь Потапыча. – Оль, разбей!
И Оля, хихикая, уже с глазами в разные стороны, вдарила кулачком по рукам спорщиков.
Марк Диевич на Раины сигналы внимания не обращал и всё махал пальцем перед носом Паши, что-то усиленно внушая, а тот грустно и невозражающе кивал своей длинной растрёпанной причёской. Андрей, придвинув к себе две вазы салатами, сосредоточенно уминал их содержимое из двух ваз сразу. Расиф Гамсурдарханович, единственно одетый по всей форме, страдающе исполнял свои служебные обязанности в неформальной обстановке.
Официантки, скрестив руки на белых сарафанчиках, наблюдали с отдаления, наверное, хорошо знакомую им, типичную сцену корпоративного пикника. Их, по-родственному похожие лица выражали и схожую мимику заботливого презрения, как у нянечек интерната для детей-даунов.
— А полегче нельзя! – строго прикрикнула официантка-мама из-за спины Андрея. Что так вилкой тарабанить по хрусталю. Это имущество. Оно у нас в подотчёте, зарплатой своей отвечаем.
И тут над речным пространством сделалось совершенно темно. Возникла звенящая, точно пронизанная ультразвуком тишина. И понтон перестал покачиваться на волне. На барабанные перепонки больно надавило — то ли от чрезвычайно высокого, то ли от катастрофически низкого атмосферного давления.
— Во-о! – Потапыч с ужасом на лице показал пальцем на приближающиеся по руслу реки два, вертящиеся против часовой стрелки, высокие, до неба, столба грязно-фиолетового цвета.
— Пиз…! – громко заверещал Андрей.
Он плюхнулся животом на понтонный настил и закрыл голову ладонями.
Резкий, тугой порыв ветра снёс со стола сначала пластиковые стаканчики, потом следующим порывом — перевернул столы. В воду полетели тарелки, покатились бокалы, опрокинуло мангал. Качнулся понтон на высокой волне, точно проваливаясь на один борт. Брезентовый балдахин затрепетался на растяжках и распорках, как огромная, попавшая в силки птица.
С Потапыча и продавщиц сорвало их простыни. У всех на лицах одинаково отразилось выражение растерянности и крайнего страха. Налоговый инспектор, сделавшись молочно белым, присел, весь сжавшись, схватился пятернёй себя за промежность и на полусогнутых ногах быстро просеменил по трапу на берег.
Потом ветер, затихнув на секунду, вдарил таким затяжным порывом, что бревенчатая конструкция бани перекосилась на бок. Ресторанный балдахин взвился в воздух и понёсся, трепыхаясь, в прибрежные заросли. Официантка-мама запищала тревожной сиреной: «Ой-ой-ой, Галя! Лови, лови, лови имущество…». Растопырив руки, обе официантки побежали через кусты за трепыхающимся в пыльной пелене брезентовым чудищем. Понтон так мощно качнуло, что сорвался с крепления один из причальных канатов, а затем понтон развернуло волной, и тут же лопнул идущий с берега электрический кабель. В полуразрушенной баньке раздался хлопок, и взметнулся наружу раздуваемый ветром язык огня.
Недолго выдержал и второй канат. Понтон ещё раз развернуло – и он понёсся подгоняемый волнами из залива на речную стремнину.
И опять внезапно, также как и началось, затих ветер. Наступила тишина – и коварная природа принялась изображать из себя райскую благодать. Засветило солнце, зачирикали птички. В реке шумно заплескалась рыба, радуясь нанесённой ураганом обилию пищи.
По команде Потапыча: «Хватай, таскай, кидай!» — вышедший из ступора коллектив в дружном порыве покидал дымящиеся остатки бани в воду. На месте кострища образовался обширный, всё ещё дымящийся ожог дощатого настила. Над рекой пронесся протяжный общий плач об утерянной одежде. Что не сгорело, то унесло ветром.
— Ой! – громко ойкнула Оля, — и присела на корточки.
Аля тоже, но не так громко, ойкнула и тоже присела в одинаковой позе. Потапыч громко заматерился, жалея свои труселя:
Мой единственный американский сувенир. Я его привёз, когда в Штаты от нас выпускали только дипломатов, шпионов и нобелевских лауреатов, — проматерившись, грустно произнёс он с глубоким чувством ностальгии и встал в печальной позе, выпятив живот с гипертрофированно выпяченным пупком.
Из остатков одежды обнаружились лишь чьи-то чёрные брюки с обгоревшей штаниной. Директор фирмы сказал, что это его – и натянул их на себя. Проверил карманы – но обнаружил только носовой платок.
Расиф Гамсурдарханович, единственно из всех одетый, выражал надменное спокойствие, точно он заранее знал, чем всё это закончится. При отсутствии надлежащей дисциплины в фирме.
— Эй, Расиф, как там тебя… Гам-хав-хренович!, окликнул его Потапыч. – у тебя телефон сохранился?
Заместитель директора высокомерно отряхнул от сажи ладони и двумя пальцами аккуратно вытащил из кармана мобильник.
— Вызывай помощь! – панически громко приказал ему Марк.
— Ноль-один? – уточнил Расиф Гамсурдарханович.
— Дай сюда! – Марк раздраженным жестом так резко протянул за телефоном руку, что его заместитель дергающее втянул голову в плечи, будто ожидая оплеуху.
— Алло! Алло! Это эмчээс? – спросил Марк у телефона. Чуть промолчав, готовясь сформулировать свой сигнал «сос», а также убрать из голоса панические нотки, он добавил: Алло… Нас унесло ураганом… Каким! Да этим, который только что пронёсся… Мы на плоту. Кругом вода… Сколько нас? Сейчас посчитаю… Раз, два… Семь!.. Ах, нет – восемь. Себя не посчитал… Да как я объясню, где мы? Кругом вода, по берегам деревья… Солнце?.. Солнце слева сбоку… Нет у меня компаса…
У других тоже нет компаса. Откуда я могу знать, где север, где юг… Этот плот не самодельный. Тут был ресторан… Теперь нет ресторана… Поплавок… Нет, мы не рыбаки. Название такое – поплавок… Понял! Не паникуем. Ждём!
Весь коллектив посмотрел на директора фирмы с тревожным вопросом.
— Сейчас приедут, — спокойно заявил Марк и сунул телефон в карман брюк с обгоревшей по колено штаниной.
Расиф Гамсурдарханович протянул удивленно «эм…э-э» — и директор, чертыхнувшись, вернул мобильник своему заму.
— Проиграла ты, Алечка, — усмехнувшись, сказал Потапыч. — Я выиграл спор. Нужны доказательства? — и он обвёл рукой окружающее пространство. – Но жаль не могу воспользоваться своим выигрышем. Но буду держать в зачёте. До лучших времён.
Аля в скукошенной позе снизу вверх, взглянула на Потапыча и грустно усмехнулась.
— И выпить ничего не осталось, — сказал Паша тоже с грустным лицом, осматриваясь вокруг. – Всё снесено могучим ураганом. Вот экстремальный пикничок получился. Всё снесено, до последней бутылки.
— А куда подевался Сергей Сергеевич? — тихо спросила Рая, рассматривая пятна сажи на своём белом купальнике. Потом она взглянула на ладони и захныкала: — Вот руки до волдырей обожгла. Больно…
— А и вправду, — удивился Марк, — куда инспектор подевался?
— Всё сметено могучим ураганом, — опять с печалью выразился Паша.
— Без шуток. Куда он мог деться? Кто видел?
Директор заметно разволновался. Он обошёл по периметру понтона, заглядывая в воду.
— Точно. Он утонул, — уверенным голосом очевидца сказал Андрей.
— Чего мелешь? Ты видел? – рявкнул директор фирмы на директора магазина.
— Видел, — настырно ответил Андрей. – Его сдуло, когда тент уносило. Его зацепило. Он и бултых… Ну, может, и не утонул… если плавать умел. Вот Потапыч его пьяным напоил – вот он, может, пьяным и не выплыл…
— Ой, что будет теперь, — запричитал, придуряясь, Паша. – А если он уже отправил телегу с результатами проверки в свою контору?.. Так и решат, что умышленно пригласили, напоили, утопили. Буквально выражаясь, концы в воду.
— Я тоже об этом подумал, — покивал головой Марк. – Запросто могут сделать такой вывод.
— Ага, — поддакнул Потапыч, — И скажут, что под ураган специально подогнали. Не послушались штормового предупреждения.
— А я вот вам и пыталась, Марк Диевич, всё время об этом сообщить, — с упрёком заявила Рая. – Мне удалось кое-что у него выведать. Перед… перед штормом этим… Расиф Гамсурдарханович, ведь видели, как я Сергея Сергеевича тонко раскрутила… Так нет же, вы как уставились на голых продавщиц — и все проблемы по боку. Да!
Все молчали и смотрели на главбушку. Понтон чуть заметно покачивался, и, казалось, что он стоит на месте, а берега, покрытые тёмными соснами на белом песке, сами по себе проплывают мимо.
— Ну-у, и что выведала? – одновременно в унисон спросили Марк, Потапыч и Паша.
— Он сказал, что обнаружил у нас какой-то… модус. Вот.
У всех троих вопрошавших на лицах отразилось полное отсутствие мысли. Они переглянулись между собой, а затем все взгляды остановились на Паше. В фирме, обычно, когда возникали разные непонятки, спрашивали ответ у Паши, наивно полагая, что юридическое образование предполагает и некоторые астрологические навыки. И Паша находил ответы – если не всегда правильные, то, по крайней мере, смешные.
— А какой модус? – задал Паша наводящий вопрос.
— Кажется… — Рая с напряжением памяти почесала нос грязным кулаком. – Кажется, он сказал – модус вивальди.
Все на понтоне опять уставились на Пашу. Тот пожал плечами, почесал в затылке.
— Хм, а причём здесь этот средневековый композитор?
— А какую музыку он сочинял? – спросил Марк.
— А похоронный марш – это не он сочинил? – тоже спросил Потапыч.
— Музыка у него такая была… грустная, печальная… Насколько я помню, — неуверенно ответил Паша.
— Вот-вот, — значительно произнёс Потапыч. – Сначала нам будет грустно, а потом – печально.
Над понтоном низко пролетели две цапли. Одна из них держала в клюве трепыхавшуюся лягушку.
— Ну да, так и скажут, когда разберутся. Пригласили, напоили, утопили, — высказал своё мнение Андрей. – Он стоял, широко расставив ноги и сунув руки в карманы спортивных штанов с лампасами. Лицо у него всё также было красное и самоуверенное. – У нас было одно похожее дело, когда я служил на продовольственном складе. И один друг рассказывал, который служил на складе боеприпасов…
— Да заткнись ты, Андрюх! – со злостью рявкнул директор на друга своей курсантской юности.
И Марк заходил по понтону в раздумье, и зачем-то размахивая руками, как дирижёр.
— Никто не может царствовать безнаказанно, — произнёс Паша туманную фразу.
Марк и на него рявкнул обозлено:
— Это ты для чего такое сказал?
— Это не я сказал. Это Сен-Жюст сказал, когда во времена французской революции решили судить короля и его аристократов.
— Вот-вот, и аристократов тоже казнили заодно. Не отвертитесь, угу…
Заместитель директора, чтобы показать и свою озабоченность в возникшей проблеме, покрутил головой и произнёс своё обычное:
— Вот уж не знаю, не знаю даже.
Андрей, выглядевший менее других расстроенным, поскольку с мелким мухлежом в своём магазине к большому мухлежу в фирме отношения не имел, точно угнетённый холоп, дождавшийся момента мести, злорадно произнёс:
— А это Потапыч всё инспектора подпаивал. А зачем, спросят, это ему было нужно?– И Андрей с неким чувством возникшего превосходства потрепал по волосам скрючившихся в сидячей позе продавщиц. Как будто крепостных девок, перешедших теперь в его полную собственность.
— Вон, кажется, за нами плывут, — показал Паша вдаль на серый силуэт быстро приближающегося катера. – Думаю, про утопленника им сразу сообщать не нужно. Всё равно его уже не откачаешь…
Небольшой катер военного окраса, резко сбавив обороты двигателя, чмокнулся пронумерованным бортом об кромку понтона. От толка понтон вздрогнул, и Расиф Гасурдарханович, не удержавшись, неуклюже шлёпнулся на настил. Поднявшись, он сказал укоризненно:
— Аккуратней надо, товарищи. Тут же люди всё-таки.
С катера на понтон спрыгнул стройный голубоглазый парень со светлыми усиками, в униформе, при погонах. Первым делом он почему-то уставился на Андрея, потом на самого голого из всех – Потапыча. Затем движением пальца пересчитал всех присутствующих.
— Вы звонили в МЧС?
— Мы звонили, — подтвердил Расиф Гамсурдарханович, уверенно направляясь к катеру.
— А это что?!
У парня точно молния выскочила из голубых глаз. Он уставился обомлело на поднявшуюся в полный рост Алю. Аля приняла позу греческой нимфы, прикрывающей обеими руками соответствующие места своей фигуры.
— Шалава! Курва! – эмчээсник в два прыжка оказался рядом с Алей и отвесил ей хлесткую пощёчину. – Сколько же можно? Ты же обещала!..
С большим количеством «бе-ме»,закрывая лицо локтём, Аля попыталась объяснить, что она сейчас на работе с коллективом – а вовсе не то, что о ней подумали «некоторые чересчур ревнивые».
— Знаю я твой коллектив! – с криком перебил её эмчээсник. – Вон тот, красномордый, давно вокруг тебя петли вьёт… А этот что? – голубые молнии переместились на Потапыча. – Что этот старый фавн свой пупок выставил?.. Он тоже на работе?..
Потапыч засмущался, как подросток. Потупил глаза, повёл плечом и разместил две ладони внизу своего волосатого живота.
— Ну и подыхайте тут! Развели, понимаешь, содом и гоморру!.. Вот вас бог и наказал своим гневом! Подыхайте вы все… на радость раков… Плевать мне!
Он действительно плюнул, резко развернулся, оттолкнул от борта катера пытающегося забраться туда Расифа Гамсурдархановича, сам вскочил на палубу и дал громкую команду рулёвому.
Катер взвыл мотором. Задрав нос и присев на корму, быстро скрылся вдали за речной излучиной. В полном недоумении большинство компании уставилось на Алю.
— Муж мой, — тихо сказала Аля.
Через несколько секунд тишины Паша проговорил с философскими интонациями:
— Вот тебе, бабушка, и модус вивальди… Нет, конечно, нельзя оставлять людей в смертельной опасности. Это уголовная статья в полной очевидности. Если останемся живы, предъявим коллективный иск к министерству по чрезвычайным ситуациям. Думаю, большие бабки срубим.
— Это бесчеловечно! Это бесчеловечно! – истерично выкрикнула Рая в сторону удалившегося катера и размазала по щекам слёзы испачканными в саже руками. – Я писить хочу, — уже тише пискнула она туда, в даль.
Потапыч, войдя в её положение, сказал: «Делай вот так» — сполз в воду, посидел в воде некоторое время и забрался обратно на понтон. Главбушка постояла некоторое время в раздумье, точно прислушиваясь к себе, потом произнесла удивлённо, посмотрев на свои руки: «Ох,какая всё-таки я грязная»- и тоже ненадолго булькнулась в припонтонную воду.
Продавщицы опять присели на корточки перед следами пожарища. Аля тихо всхлипывала, а Оля успокаивала её, поглаживая по растрёпанной прическе: «Я буду свидетель, что ничего такого не было. Я буду свидетель…»
Над гладью реки парили чайки. Медленно текла река, и медленно тянулось время. Мимо прошёл двухпалубный теплоход. На теплоходе играла музыка.
Уставшие от долгого вертикального положения члены коллектива приняли горизонтальное положение на досках понтонного настила. Лишь один заместитель директора мужественно в стоячем положении всматривался вдаль, напоминая собой царя Петра на берегу пустынных волн. Минут через пять он, что-то вспомнив, посмотрел на часы в своём мобильнике и горестно заметил, что уже восемь часов, что он опаздывает к ужину и жена будет сильно ругаться. Он тяжело завздыхал – и во время его вздохов, как испугавшись гнева его жены, из-за речной излучины показался серый силуэт катера спасательной службы.
— Он у меня отходчивый, — улыбнулась Аля. – Ревнивый, но отходчивый.
Дальнейшие обстоятельства сложились вполне благополучно. У городского причала, куда причалил спасательный катер, коллектив «Зерно-проект-продукт» ожидал спецавтобус МЧС, предназначенный для перевозки трупов. Особо голым членам коллектива шофёр автобуса выделил синие, хрустящие балахоны с застёжкой-молнией на всю длину, предупредив, что это спецпакеты и их нужно будет сдать при выходе.
В тесноте, полулёжа-полусидя на пространстве с отсутствующими сидениями всех развезли по домам. Директор, разумеется, попросил, чтобы его развезли первым. При въезде во двор его дома Марк Диевич вежливо обратился к водителю:
— А можно как можно ближе к подъезду? А то же, видите, — он похлопал себя по голой ноге в обгорелой штанине. – Что могут подумать соседи…
Водитель, чертыхаясь, пробрался на своём габаритном транспортном средстве через множество анархично припаркованных во дворе легковушек вплотную к указанному подъезду.
Выйдя из автобуса, Марк оглянулся по сторонам и сказал с таинственным пришёптываньем, но по-командирски требовательно:
— А вы все думайте, думайте… что это такое и чем чреват для всех нас… этот чёртов модус вивальди.
========= « » =======
,