Мне ль забыть о тебе…

На скользких дорогах — ожоги от ранних дождей
Чуть легче и проще к утру одевается город
И смотрит с тоскою зима на прозрачный лес
Кончается время для слез и ангин бесконечных

Вымерший город считает последние дни
Зимы и лечит рассветам их хрупкие крылья
На берегу чуть оттаявшей дикой реки
Лежат кверху брюхом серые мертвые лодки

От долгих ночей дома потеряли цвет
Почти везде на окнах увяли герани
Никто не пишет писем, и даже шаги
На лестницах умерли, и их никто не хоронит

Но вот наступают легкие, звонкие дни
И скоро станет река высокой и чистой
Троллейбусы будут спорить, кому везти
Меня на обрыв, чтоб со снегом последним проститься

Из затуманенных аур фонарных огней
Будет сплетаться свет. На лучах его тонких
Небрежный ветер голосом легким своим
Вызвучит тихо мое стеклянное имя

14 февраля 1995 г.

***
Эта пыль хризантем — словно след октября невесомый
Боль разомкнутых губ или глаз, безнадежно знакомых
Кину взгляд из окна — ёлки, снег, словно с детской картинки.
На ладони твоей даже соль превращается в льдинки.

Твой потертый билет спрячу в беличьей варежке тёплой
Ты забыл о разлуке и смотришь в холодные стёкла
Позвеню я ключом, от раздумий тебя отвлекая
Расставаться пора — отбивают колёса трамвая.

Вот и серый вокзал с хищной пастью голодного зверя
Увлекает тебя в дружелюбно раскрытые двери
Как легко, как легко в лабиринтах его обмануться,
Потеряться, уйти, и забыть, и уже не вернуться.

Но не будем спешить, постоим — только самую малость,
Ни улыбки, ни слёз — ничего у меня не осталось.
Никому не отдам — и билет я в ладони сжимаю,
Ты останешься здесь — и всё крепче тебя обнимаю.

Дальше нет ничего. Дальше помнится странно и смутно.
Почему-то одна… в тесной комнате так неуютно!
Кину взгляд из окна… ёлки, снег, словно с детской картинки…
На ладони твоей… О, не мучь меня, голос с пластинки!

Просыпается ветер. Поднимается неумолимо.
Мне становится грустно. Утешь меня смехом, любимый!
И в насмешку луна, как игрушка на ёлке, качнулась.
Что осталось от сна? Ничего, ничего не вернулось.

Лето 1995г.
***

Выцвела зима белой радугой,
Забрела ко мне ночь путем окольным,
Мне печаль твоя алой роняется ягодой
Или звоном слышится колокольным.

Серый ангел февральский! Тебе остались
В одиноком твоем просторе
Лишь рябин золотые кисти
В замерзающем белом уборе.

Никуда от тоски не деться…
Обознался, похоже, знахарь,
И в глубинные воды сердца
Одиночества брошен якорь.

***
Мы сегодня с тобою, как птицы —
И дома, как высокие гнезда.
Засыпая на теплой пшенице,
Мы целуем друг друга без дрожи.
Осень окна листвою закрыла.
Чтобы хрупкого сна не нарушить,
Мы завесили луч в изголовье…
Ангел сна, обними наши души!

2

Холод улиц, разрозненно-пёстрых
«Нет, любимая, я не уеду!»
Вдруг представилось ярко и остро —
След утраты по снежному следу.
Звон трамвайных колёс чуть приближен,
Твои фразы в привычных обличьях…
Но я только «любимая» слышу
О, моя зачарованность птичья!

3

Вот и всё. Твои светлые руки
Для прощанья ладонь мою сжали.
Но за что бесполезные муки?
Уезжай, мой король, без печали.
Шарф скрывает озябший мой голос.
Только б скорби из глаз не пролиться!
«Как красива ты, свет мой, сегодня…»
Вот таким ты и будешь мне сниться.

4

Я любима тобою, я знаю,
Но не жечь нам церковные свечи.
Словно удочкой рыбу, цепляю
Это слово из сбивчивой речи.
«Да, любимая…» — в мертвые губы
Зацелуешь любую обиду.
То печально, то нежно, то звучно…
И я строю из слов пирамиду.

5

Отголоски веселого смеха,
Твоя светлая шапка с помпоном,
Ворот куртки с придымленным мехом…
Мне ль забыть о тебе, так знакомом?
Как в осенней реке отражались,
В тон смеялись дождящему стуку
Или — будто шутя — принимались
Мерить кольца на правую руку…

6

Мы останемся в городе прежнем,
В этом дне, что водой убегает,
С той больной и крылатой надеждой,
Что от нашей беды отвлекает.
Причастимся мы светлости зимней,
Чтобы стать чуть нежнее и легче.
Ты рассеянность эту прости мне
И возьми меня за руку крепче.

1999г.

***

В эту зиму
Дни как будто длиннее, чем раньше.
И светлее как будто, и легче.
Выпал снег мягким ворохом хлопьев,
Застелил утомленную землю.
Белый город!
В белом городе хочется бегать,
Плавать по небу, спать и смеяться…
В эту зиму.
Ранний голос
Птиц проснувшихся — галок и соек —
Словно быстрых встревоженных звуков
Снежный ливень.

16 января 1999
***

Это связано с городом древним, большим и прекрасным
С разводными мостами его, с побледневшей рекою
И с прозрачностью улиц готических, светлых и шумных
С красотою высоких домов и весеннего неба

Это связано с годом моих восемнадцати весен
С облаками мечтаний моих и крылатой любовью
С золотою пшеницей волос, беззаботностью, смехом
Долгим сном, быстрым счастьем, внезапной и огненной болью

Этот город дарил мне луну, корабли и молитвы
Этот город мне под ноги выстлал серебряный остров
Этот город меня утешал, расцветая сиренью
И в глаза целовал меня белым вечерним туманом

Он меня провожал — по реке, на коричневой лодке
Он меня отражал — бледной тенью на зеркале водном
Он прощенья просил за печаль, чему не был причиной
Он меня покидал, этот город, великий и славный

И на память ему я оставила в нем свою юность
Чтоб меня не забыл, я оставила в нем свои косы
Я оставила там беззаботность, любовь и мечтанья
Только боль этот город с собой завернул мне в дорогу

22 апреля, 31 мая 1999

***

На мосту над рекою не холодно —
Эта дрожь от вчерашних тревог.
И листва, как фамильное золото,
Рассиялась у самых ног.

Дымно. Осень ли робкая смолкла —
Так легка и бесплотна стою!
Волн задумчивых мокрые стекла
Успокоили душу мою.

Мне теперь не увидеть тАинства
Засветлённых печалью ресниц.
Но не плачу — ещё мне останется
Много-много изменчивых лиц.

Улетайте, унылые птицы,
Жёлтый город — не лучший приют.
Ещё один год инквизиции
Рассыпает прощальный салют.

8 октября 1997 г.

***

Для несложной такой операции
Даже в клинику ехать не нужно,
А один за другим заявятся
Дюжих молодцев ровно дюжина.

При обычной такой операции,
Проводимой в походных условиях,
Им не нужно особо стараться,
Хлопотать у меня в изголовье.

Завещания не оставила:
Разберутся, коль что, брату, сыну ли…
Собрались все двенадцать месяцев
И без скальпеля душу вынули.

6 декабря 2006

***

Ты говорил со мной обо мне.
О моих глазах, что всегда беспричинно грустят,
О смехе, звучащем порой невпопад,
О моих волосах, светлых и густых,
И о том, как приятно и сладко зарыться губами в них.

Ты говорил со мной о себе.
О своих сомненьях и планах дня,
Где я или есть, или нет меня,
И о будущем – зыбком, без отголосков вчера…
Мне казалось, оно – черная дыра,
И я видела ее в темных зрачках твоих,
То холодных и зрячих, то призрачных и слепых.

Я говорила с тобой о тебе.
О твоих глазах, прячущих свет и любовь,
Открывающих мне намек на ждущую плоть,
О смехе твоем, который был горек, как дым
Сигареты, искуренной наспех, жадным глотком одним.

Я говорила с тобой о себе.
О том, как я люблю петь и сидеть у окна,
Над рекой на обрыве стоять дотемна,
Слушать стук вагонных колес, уезжая домой,
Быть самой собой, иногда – тобой;
Вспоминать о тебе, когда ускользающий взгляд
Находил на стене принесенный тобою плакат;
Натыкаясь на письма твои в странно-нежных словах
И на призрачный образ твой в сладких недолгих снах.

Ты теперь говоришь обо мне чужим –
Что я только отблеск угасшей зари, или дым,
Что рассеется в ветре, холодном, как застывающая вода,
Что я только была, я ушла и не буду уже никогда
Той сказкой, рассказанной на ночь заботливым Сном,
Той горькой Любовью, тем странным, неясным Огнем.

Я теперь говорю о тебе чужим –
Что ты был нежным и весь, до ресниц, моим,
Что Осень ловила нас в сети игривых дождей
И Зима замыкала в лабиринтах окон и дверей,
Лето влекло к реке и прогулкам без сна,
Тонким туманом грез обволакивала Весна.

Чужие тебе говорят обо мне –
Мимолетом, взглянув на фото мое на стене.
Так говорят о цене на картошку, о погоде на завтрашний день.
Но не так говорят о цене на любовь и погоде в сердцах у людей.

Чужие мне говорят о тебе –
Что ты где-то был и кого-то встречал
И куда-то надолго опять уезжал,
Что ты где-то смеешься, кому-то звонишь…
Но никто не сказал мне, о чем ты грустишь.
Ни намека на вечную боль и печаль –
Их никто не заметил, как не замечал.
И ни слова о счастье в твоей неспокойной судьбе…
Так легко и небрежно они говорят о тебе.

6 июля 1993