10 ноября 2017 года на 70 году жизни после тяжелой болезни скончался известный писатель-сатирик Михаил Задорнов. Мы встречались с ним до его болезни и поэтому, естественно, не затрагивали эту тему. Михаил Задорнов давно уже входил в первую обойму лучших российских писателей-юмористов. Он не только писал юмористические и сатирические рассказы и фельетоны, но и с не меньшим успехом читал их со сцены, выступая с сольными концертами. На своих выступлениях Задорнов вел непосредственный диалог со зрителями и те отвечали ему взрывами смеха и аплодисментами.
Пьесы Задорнова идут во многих театрах России, фильмы по его сценариям транслируются по телевидению, и нередко бывает, что он сам исполняет роли в этих фильмах.
— Михаил Николаевич, в свое время вы окончили очень престижный, Московский авиационный институт (МАИ). Интересно, куда вас распределили после его окончания и как долго вы работали по специальности?
— Институт наш по праву считался престижным вузом, выпускал очень квалифицированных инженеров. Поскольку у меня был хороший диплом, меня после окончания оставили работать там же, в МАИ, в лаборатории, где я успешно и проработал три года.
— А вы не помните свою самую интересную разработку?
— Помню и даже очень хорошо. Мой шеф-профессор предложил новый вариант форсунки для форсажной камеры реактивного двигателя летательного аппарата, и я эту его теоретическую идею должен был, как инженер реально воплотить, то есть разработать конструкцию в металле. Я это сделал, но поставить форсунку на самолет в то время было невозможно из-за отсутствия необходимых материалов, которые могли бы выдержать наши теоретические расчеты. Какие бы материалы мы ни ставили, они просто сгорали. И только спустя какое-то время это стало возможным, поскольку появились новые авиационные сплавы, и я горжусь, что эта форсунка стоит в музее, а мое имя, наряду с другими, записано в патент на это изделие.
— А тернист был путь от инженера до писателя?
— Да нет. Этот путь был даже приятным. Я тогда подрабатывал в самодеятельности института и за то, что руководил коллективом, получал аж 30 рублей в месяц. Я и начал с того, что стал писать миниатюры для своего коллектива. Наверное, это получилось удачно, потому что потом их читали известные профессиональные артисты. Первыми, если я не ошибаюсь, были Лившиц и Левенбук. Потом Олег Марусев, Евгений Петросян. К слову, с Петросяном мы тогда подружились и работали вместе несколько лет подряд. Для меня это было очень хорошей школой, потому что Евгений Ваганович всегда очень серьезно относился к текстам и требовал этого же и от меня. Так что Петросян дал мне настоящую профессиональную закалку.
— Я помню, что в те годы в Москве был очень популярен эстрадный коллектив из МАИ — «Телевизор». Вы как раз в нем работали?
— Нет, не успел. Я пришел в самодеятельность позже. «Телевизор» к тому времени был уже закрыт и, говорят, не без подачи КГБ. Его просто разогнали во время выступления. Ребята выступали в Доме журналистов, показывали спектакль «Снежный ком». Во время выступления на сцену вышли маляры и попросили артистов освободить помещение, поскольку необходимо, дескать, начинать ремонт. Было это, по-моему, в 1966 году. Я не был на том спектакле, но знаю, что многие находки моих предшественников потом встречались и у профессионалов, и у любителей. И это был не плагиат, просто хорошие идеи продолжают жить.
— А что из себя представлял ваш коллектив?
— Вообще-то он официально назывался агитбригадой, в то время очень распространены были такие формы работы, но мы больше выступали в юмористическом жанре. Очень много ездили по стране. Помню, в один год дали 360 концертов. Выступали почти каждый день, а то и по несколько раз за день. Например, на строительстве знаменитого БАМа первый концерт давали прямо на железнодорожном полотне, второй — на лесоповале, а третий — из кузова грузовика.
— Вы, наверное, помните, когда вышли на сцену впервые вообще и со своими произведениями, в частности?
— Впервые я вышел на сцену еще в школе. Я занимался тогда в школьном драмкружке и играл роль медведя среди ряженых в пьесе Островского «Доходное место». Потом в другом выступлении я играл комиссара в пьесе Михаила Светлова «20 лет спустя». Надо же, сколько лет прошло, а помню такие подробности! Со своими произведениями я вышел впервые на сцену в МАИ и тогда написал пародию на КВН того времени и пародировал в ней ведущего Александра Маслякова. Ну, как бы играл его роль. В то время КВН был чрезвычайно популярной игрой. В него играли не только на телевидении, но буквально в каждом институте, каждой школе, в каждом НИИ проходили игры КВН.
— А вы в КВН не участвовали?
— Непосредственно в команде я не играл. Но болельщиком был очень азартным. До того как стать студентом, я жил в Риге, а там была популярная на всю страну команда Рижского института авиаинженеров. И вот однажды вместе с капитаном этой команды Радзиевским мы поехали в Москву к Альберту Аксельроду, одному из основателей КВН и его первому ведущему. Масляков пришел в КВН несколько позже. Скажу откровенно, теперь я смотрю КВН не очень внимательно. Что-то, по-моему, они стали там громко кричать, видно полагая, что чем громче — тем лучше. На мой взгляд, в сегодняшнем КВНе бывают очень остроумные вещи, но они разбавлены лишней трепотней. Поэтому мне легче спросить у кого-то из знакомых, что было в игре интересного и это займет три минуты.
— Ваш жанр предполагает активное участие зрителя. Какой, по вашему мнению, зритель наиболее благодарный?
— Для меня, пожалуй, питерский. Вероятно, потому, что в Питере интеллигентных людей все же больше, чем, скажем, в той же Москве. Они на моих концертах успевают и думать, и смеяться, и мне это очень приятно. А знаете, это ведь далеко не везде. Вот вам свежий пример из моих гастролей по Германии. Выступал я в Кёльне, во Франкфурте, Мюнхене, Вюрцбурге. Концерты прошли прекрасно. А что случилось в Нюрнберге, до сих пор понять не могу. Ну, не реагирует зритель и все тут! У меня холодный пот шел по спине и мурашки бежали.
— Как вы определяете свой жанр? Вы — сатирик, юморист?
— Ну, разве можно сказать однозначно? Ведь у меня есть и юмористические и сатирические произведения. Просто я делюсь своими наблюдениями. Пожалуй, я считаю, что я журналист, скорее даже публицист. Вот если можно так сказать, то я — эстрадный публицист. Все, что я говорю со сцены, это мои мнения, а это ведь и есть журналистика.
— На ваших концертах зрители дружно смеются. Но люди-то все разные и воспринимают юмор по-разному. Можно ли человека научить юмору? Можно ли, скажем, открыть какие-нибудь юмористические курсы?
— Ну, как сказать… Не знаю… Думаю, что научить юмору нельзя. Хотя я лично жил без юмора лет до десяти и мне было страшно обидно, что я юмора не понимаю. Тогда я взял журнал «Огонек» и стал просить папу с мамой объяснить мне карикатуры. Когда они объясняли, я понимал и очень смеялся и таким образом это самое чувство юмора в себе развил. Хотя, скорее всего, оно было во мне заложено, и просто его надо было разбудить.
— Интересно, а над чьими рассказами вы смеетесь?
— В разные годы над разными. Помню, когда-то в молодости очень смеялся над рассказами Бориса Ласкина, многое мне нравилось из того, что печатали в «Клубе 12 стульев» «Литературной газеты». Чехова я больше оценивал умом, как и Марка Твена, и Мопассана. Любил и смеялся над произведениями Бернарда Шоу и Оскара Уайльда, над их пьесами. Джерома К. Джерома любил меньше. А вот Илья Ильф и Евгений Петров, как это ни странно, на меня совсем не действовали, и я над их книгами совсем не смеялся. Над книгами Михаила Булгакова — иногда…
— А над своими рассказами смеетесь, когда их пишете?
— Насколько я помню, такого случая еще не было со мной. Но кто знает, может быть, все еще впереди.
— Кому первому вы читаете свои новые произведения?
— Кто первый под руку попадется, тому и читаю. Попадется мой директор — читаю директору, жена — жене, сестра — сестре…
— Перед тем как читать свои вещи со сцены, вы их репетируете? Перед зеркалом, например.
— Вот уж чего нет, того нет. Я никогда не репетирую. Наверное, потому что у меня есть режиссерские способности, и я очень хорошо себя вижу и чувствую со стороны. На эстраде мне это здорово помогает. Может быть, по этой причине мне трудно сниматься в кино, я вижу, как зажимаюсь, но ничего поделать не могу. В общем, если сказать другими словами, я себе сам и актер, и режиссер. А вы говорите — перед зеркалом… Когда я на себя в зеркало смотрю, мне хочется пульт дистанционного управления достать и изображение выключить.
— Михаил Николаевич, у вас интересная творческая жизнь. Вы писатель, имеете свои сольные концерты, вы снимались в художественных фильмах как актер. А в каком, жанре вы еще хотели, бы себя попробовать?
— К тому, что вы сказали, могу добавить, что я написал три пьесы и мне хочется писать пьесы еще и уже есть задумки. Есть желание написать книгу о том, как человек моего возраста хочет сегодня добиться здоровья. Но есть у меня и главная задумка. Мне очень хочется научиться рисовать. Не танцевать, не петь, а именно рисовать. Понимаете, я человек очень азартный, а рисование, как я себе представляю, успокаивает, и я даже беру уроки рисования. Сейчас некоторые известные люди почему-то учатся летать на самолетах. Говорят, что получают от этого колоссальное удовольствие. Скажу честно, я летать не пробовал, но мне почему-то кажется, что научиться летать легче, чем научиться рисовать.
— У вас голос такой хороший, глубокий. Это что — от природы или его вам поставили?
— Первая «постановка» голоса произошла «на картошке» в студенческую пору. Вернее, я уже был инженером, но поехал в колхоз комиссаром студенческого отряда, и там, крича через все поле, я и сорвал голос. Причем несколько раз. Затем он как-то разработался, а уж потом в самодеятельности я стал изучать сценическую речь.
— Наверное, с таким голосом вы хорошо поете?
— Совсем нет, не пою. У меня слуха нет.
— Сейчас кто-нибудь из актеров читает ваши произведения или только вы сами?
— Нет, почему же. Евгений Петросян читает, Клара Новикова. Еще кто-то по стране читает, потому что я получаю какую-то деньгу за это. Но кто, я не знаю. Пьеса идет, наверное, театрах в двадцати.
— Вы в жизни веселый человек? В компании от вас ждут хохм разных?
— Это зависит от компании. Ждут, наверное, но я хожу только в свои компании, и вы можете заметить, что меня почти нет ни на каких тусовках. Меня туда просто не тянет, поскольку я знаю, что там будет. Опять же: кто как посмотрел, кто кому руку подал, кто с кем. Я, слава Богу, от этого свободен. Знаете, отец мой, писатель Николай Задорнов, был таким и я такой, может быть, это и генетика, но мне моя генетика нравится.
— А вы себе как человек нравитесь?
— Да нет, не очень. Я же не похожа идиота, чтобы самому себе нравиться.
— А как мужчина?
— Если как мужчина… . Мне хотелось бы, конечно, получше.
— На личном фронте все О’К?
— На личном фронте все О’К может наступить только после полной импотенции, как сказал кто-то из древних философов. Но я сказал это сейчас из тех чувств, которые сам испытываю. А дома у меня все более-менее нормально.
— Михаил Николаевич, вот такой интересный момент. Многие писатели-сатирики носят имя — Михаил. Булгаков, Зощенко, Жванецкий, Мишин, Задорнов, наконец. В этом есть что-то, как вы считаете? Вы верите в связь имен и судеб?
— Я верю, что бывают кармические, энергетические и генетические связи. Я думаю, что некоторым людям даются неправильные имена. Не замечали, что, скажем, человека зовут Андреем, а ты его всегда Сергеем называешь. Бывают, что люди сами себя называют по-другому, как будто чувствуют, что им неправильно дали имя. Мне, в принципе, имя дали правильное. И имя, и фамилию. По-моему, моя фамилия очень соответствует моему делу.
— А вас не путали с Михаилом Задорновым, бывшим в свое время вице-премьером и министром финансов в России?
— Бывало, что и путали. Сейчас уже нет. А то и письма приходили, и в морду дать хотели за то, что я народ обворовал. Кстати, я могу привести примеры зависимости человека и его фамилии. Вот Суворов, Кутузов, Нахимов — какие генеральские фамилии! А сейчас какие генералы: Квашнин, Манилов. Или вот прислушайтесь к фамилии — Путин…
— Вы помните свой самый счастливый день?
— Самый? Пожалуй, нет. У меня в жизни много было счастливых моментов, хотя было и много тяжелых. Поэтому трудно однозначно ответить на этот вопрос. Достоевский сказал классную фразу: циник — это уставший романтик, и сейчас уже не испытываешь того чувства счастья, которое, казалось бы, надо испытывать. А раньше… Когда у меня родилась дочка, я чувствовал себя по-настоящему счастливым. Но, наверное, мог бы быть и еще счастливее, если бы это случилось раньше. Она родилась, когда мне было уже 42 года. А представляете, если бы она родилась в мои молодые годы, я менее трезво оценил бы это событие.
—Чем вас можно напугать и чем обрадовать?
— Да напугать меня можно легко. Просто рявкнуть неожиданно и все. А если серьезно, то напугать меня можно, пожалуй, только здоровьем моих родных. Деньги я терял, имущественными и квартирными вопросами тоже не напугаешь. А обрадовать себя по настоящему могу только я сам. Допустим, если напишу что-нибудь такое, от чего мне будет очень приятно.
— С кем из интересных людей вы хотели бы быть знакомы?
— Вы знаете, никогда не ставил перед собой такой задачи. Я имею в виду сегодняшний день и сегодняшнюю Россию. Не знаю даже… Вот из прошлого, это да! Мне интересен был бы генерал де Голль. Интересно было бы с Толстым пообщаться, со Львом Николаевичем, естественно. Но с годами ведь меняется вектор интересов, и лет через 10 захочется чего-нибудь другого.
— Вы не пробовали написать что-то серьезное? Я имею ввиду не юмористическое. Скажем, детектив или любовный роман?
— Знаете, с ручкой не садился, но замыслы кое-какие в голове колобродят. Но при моем русском лентяйстве вряд ли это попадет на бумагу. Когда-то я надеялся на это, а теперь все больше убеждаюсь, что если лет 15 на что-то надеешься, то это уже многовато, и, скорее всего, все задумки так и останутся в голове.
— Так вы с каждым годом пишете все больше и больше или все меньше и меньше?
— Все меньше и меньше, к моему глубокому сожалению.
— В каких странах вы еще не были и куда хотели бы попасть?
— Это интересный вопрос. Я много где уже бывал. А хочется мне побывать в Греции, в Австрии. С удовольствием побывал бы я в Норвегии, Финляндии. Не отказался бы посетить Китай и очень хочу, чтобы последней, замыкающей для меня страной была Индия. Я уже собирался туда, но не получилось. Видно, Господь Бог не пустил, приберег на закуску. Я к Индии отношусь очень серьезно и считаю, что именно оттуда пошли все религиозные учения — и иудаизм, и христианство, и, естественно, буддизм. Мне хочется попасть в эту страну подготовленным. Тем более что в турпоездки я совсем не езжу, поскольку могу позволить себе это удовольствие по индивидуальной программе.
— Какие награды для вас наиболее дороги?
— Наград, в смысле орденов, у меня нет. Есть дипломы от комсомола. Есть «Золотой теленок» от «Литературной газеты», но эта награда ироническая. Самая же для меня дорогая награда, когда люди на улице встречают меня и улыбаются.
— Не думаю, чтобы вы часто ходили по улицам. Наверное, все больше на «Мерседесе» ездите?
— У меня есть «Мерседес», купленный давно в Германии. Так что я и пешком довольно много хожу, и меня часто спрашивают, почему я без охраны. Привыкли, понимаешь, что популярные люди ходят с охраной и с гонором.
— Ну, вот идете вы по улице и слышите сзади: «Глянь, глянь — Задорнов». Какое чувства у вас это вызывает?
— Когда слышишь сзади, то это еще приятно, а вот когда подбегают спереди и говорят: «Расскажи что-нибудь смешное по быстрому», то это начинает надоедать, и потому я себя сейчас в Риге лучше чувствую, что меня там меньше знают, а во-вторых, они там к этому спокойнее относятся, у них там нет такого «почитательства».
— Так вы в Риге живете? У вас гражданство Латвия?
—В Риге я постоянно не живу, хотя гражданство латвийское мне дали. В конце 1999 года.
— Михаил Николаевич, представим, что в вашей жизни произошли крутые перемены, ну, скажем, вы стали депутатом Думы или генералом. Вы бы продолжили читать со сцены свои произведения?
— Неожиданный для меня вопрос. Если бы в свое время мне дали генерала, то, кто его знает, как повернулась бы жизнь. А сейчас… У меня есть цель в жизни: прожить ее порядочным человеком, и не знаю, получится ли это или нет. Но я не взял бы ни одной награды, ни одного звания из рук сегодняшнего правительства. Бессовестно, скажем, получать орден «Дружбы», когда в стране идет война.
— А что вы будете делать на пенсии?
— Рисовать, рисовать буду! Вот тогда, думаю, я совсем буду в Риге. У меня там домик у моря. Там река рядом. Прекрасное место!