Есть актеры, которых даже после смерти мы хорошо помним и с удовольствием смотрим фильмы с их участием. Среди них, безусловно, — Михаил Глузский.
Народный артист Советского Союза, лауреат Государственной премии России, актер, которого нельзя было ни с кем спутать. Счет его ролей в фильмах измеряется не одним десятком и не одной сотней. Кого только не играл Михаил Глузский: от странника до академика, и в каждой роли был органичен своему герою. В последние свои годы он стал играть и в театре. И люди ходили на эти спектакли, ходили специально «на Глузского». Но он был не только интересным актером, он был просто интересным человеком, к которому хотелось прийти в гости, посидеть за одним столом, послушать занимательные истории, которые он увлекательно рассказывал. Этот наш разговор тоже проходил у него дома.
— Михаил Андреевич, чувствуется, что вы очень любите свой дом. Я не ошибаюсь?
— Не ошибаетесь. И мне приятно, что вы это заметили. Но, наверно же, это естественно для многих людей. Я же хочу подчеркнуть, что может быть и не характерно, что я люблю не только свою квартиру, но вообще весь наш большой многоэтажный дом. Может быть, это объясняется тем, что до этого дома я жил не в слишком приглядных условиях.
— А вы москвич?
— Я считаю себя москвичом, хотя родился в Киеве. В Москву меня привезли совсем маленьким мальчиком, мне было тогда четыре года и после этого вся моя дальнейшая жизнь связана с Москвой. Сначала мы жили на улице с типично московским названием – Большая Якиманка. Жили в коммунальной квартире с печным отоплением и большим количеством крыс. Я смутно помню тот дом. Зато следующую квартиру я помню очень хорошо, поскольку прожил там тридцать лет с 1922 по 1952 год. Мы переехали с Якиманки на Новую Басманную, дом 10. Это был огромный дом у железной дороги, известный москвичам. Там в семикомнатной квартире наша семья занимала комнату в 18 метров. Жили мама, я, сестра с мужем и ребенком и, помню, почему-то всегда были приезжие люди. Родственники, знакомые, знакомые родственников и родственники знакомых. Тогда это было запросто: приезжать в Москву и, как говорили, останавливаться. Потом я шесть лет жил у жены в Трубниковском переулке, тоже в коммуналке. Одним словом, все коммунальные, зощинские университеты я прошел полностью. Что же тут удивляться, что я полюбил первый свой дом.
— А как вы попали в тот дом, где живете сейчас?
— С той поры более 40 лет прошло. В Шебашевском тупике, теперь это улица Черняховского, стали строить кооператив «Дом артистов кино и драмы». Прямо скажем, замысловатое название. Мы вступили в этот кооператив буквально в последний момент, поскольку нужны были деньги, а получал я тогда немного, и к тому же у нас уже было двое детей. Знаете, тогда здесь ведь был совсем другой вид, можно сказать, окраина Москвы. Вот у нас перед окнами огромное здание Московского автодорожного института, а были одноэтажные частные домики с садиками-огородиками, бараки. Такие «вороньи слободки». Но интересно, что этот район я знал и раньше, чем мы в него приехали. Мама часто привозила меня сюда, в село Всехсвятское к своей подруге, с которой вместе работала в магазине.
— Значит, район изменялся у вас на глазах?
— Да, район наш изменился здорово. С одной стороны, конечно, в лучшую сторону. Исчезли те бараки, развалюхи. Но зато исчезли и прекрасные сиреневые сады, что были недалеко от нас на улице Алабяна. Ох, какая там была сирень! Умопомрачительная! Да и наш двор был очень ухоженным. Жил в нашем доме актер Семен Свашенко. Помню, как под его руководством у нас во дворе были разбиты дорожки, посажены деревья. Потом Свашенко умер. Некоторое время мы еще выходили на субботники, как тогда называли «ленинские дни». А затем, когда рядом построили станцию метро «Аэропорт», появились ларьки, где распивали напитки, повадились во двор все, кому не лень, вытоптали все …
— Вы поддерживаете контакт с соседями?
— Понимаете, когда дом кооперативный и живут там люди «одного цеха», то это естественно. Раньше я в нашем доме знал всех. Это были актеры, а сейчас, наверное, половина дома – новые люди. Сами представляете, какая за это время произошла миграция. Уехали в свое время Бондарчук со Скобцевой, Наумов с Леждей, Рыбников с Ларионовой. Умерли Всеволод Санаев, Эммануил Геллер, Геннадий Юдин, мой друг, что жил в квартире под нами. Много, много людей сменилось.
— У вас большая семья? С кем вы живете?
— Сейчас мы живем вдвоем с женой. А семья большая – 10 человек. У нас сын и дочка, и у каждого из них по двое детей. Плюс зять и невестка, вот и получается десять.
— Часто ли собираетесь вместе?
— Собираемся, хотя и не надоедаем друг другу. В основном инициатива идет от детей. Надо отдать им должное, они относятся к нам с уважением и интересном.
— Дети не пошли по вашим стопам?
— Нет. Абсолютно. Сын занимается бизнесом, строительством. Дочка закончила институт иностранных языков, преподавала французский. Бывает в длительных командировках за границей. Правда, одна из внучек ходит в школу, где танцуют и поют, так что иногда появляется мысль… Но подождем, посмотрим.
— Вы хороший дед?
— Это спорный вопрос. Внуки меня любят, хотя на шею не лезут, относятся к нам с бабушкой с уважением и почтением. Мы от них, слава Богу, никогда не слышали ни обид, ни грубого слова. Что для нашего времени уже хорошо. Но когда я вижу, как дедушки гуляют с внуками, постоянно возятся с ними, куда-то возят, играют… То я в этом смысле, может быть, не самый лучший дед.
— Михаил Андреевич, а как вы пошли в артисты?
— Вы не поверите, но в артисты я пришел из ЦУМа. Это большой универсальный магазин, в самом центре Москвы, который раньше назывался Мосторг, а еще раньше – «Мюр и Мерилиз». Вот как раз в нем-то и работала моя мама. Продавцом в отделе игрушек. В том магазине начал работать и я, учеником электромонтера. Отработал три года. А надо заметить, что коллектив магазина был большой. В ЦУМе имелся свой клуб и в нем замечательная самодеятельность. Вот оттуда я и пошел в актеры.
— А вы актер театра или кино?
— Я актер кино. Так у меня и в дипломе написано. Но в свое время, в середине тридцатых годов, я пытался поступить во многие театральные ВУЗы Москвы, но, увы …Меня даже статистом не приняли в труппу МХАТа. И все же я закончил Школу киноактера при киностудии «Мосфильм». Было это еще до войны, в 1940 году. А за год до того я впервые снялся в «настоящем» фильме «Семья Опенгейм» в роли гимназиста. Это и было моим кинодебютом. В том же году я снялся в «Девушке с характером», потом «Минин и Пожарский». А вообще-то я сыграл в кино ролей очень много, наверное, сотни две. Если говорить о больших, главных, то где-то около 60 будет. Но ведь любая, самая маленькая роль говорит о том, что ты участвовал в этом фильме. Ну, вот, к примеру, в «Кавказской пленнице» играл я администратора в гостинице, который тосты произносит. Невелика роль, а ее помнят и все пристают ко мне, чтобы я тосты произносил. Из главных ролей вы, наверное, помните фильмы «Монолог» или «Последняя жертва».
— Я думаю, что всем запомнилась ваша роль есаула Калмыкова в фильме «Тихий Дон», настоящего фанатика «той России». Как вы относитесь к сегодняшней ситуации в стране?
— Я очень переживал и переживаю все это, хотя не хожу со стариками на демонстрации. Я не кричу, не кричал и никому не советую кричать. Да, в прошлые годы была какая-то стабильность, строгость, порядок. Но какой ценой…Нам приходится сейчас расхлебывать все это. Наверное, потому, что недостаточно точно было задумано и воплощено то, о чем мечтали наши отцы. Я никогда не лез в политику, не был в партии, не был в комсомоле и даже как-то пионерская организация прошла мимо меня.
— Трудно поверить, что политика была от вас в стороне, настолько реально вы показали, как ваш Калмыков – человек, готовый идти на смерть из-за своих убеждений. Вы очень здорово это сыграли.
— Наверное, потому, что я сыграл профессионально. Не хочу говорить о себе, что я талант, но, наверное, какое-то дарование есть. Я профессионал в своем деле и это очень важно. Я стараюсь «забраться» в саму суть роли. Считаю «Тихий Дон» Сергея Герасимова замечательной картиной, просто срезом эпохи. Я отнесся к драме Калмыкова, как лично своей, и постарался это передать.
И что интересно. В картине «Как Петр арапа женил» я играл шута Балакирева. Там была основная для меня сцена, когда арап приходит к шуту домой и видит совершенно другого человека. Шут – умница, читает Плутарха и объясняет, для чего служат шуты сильным мира сего, для чего нужны протекции, что, если скажешь невпопад, тебя сразу же вышибут. Так вот эту сцену из фильма вырезали, посчитав каким-то намеком на действительность. А сцену расстрела Калмыкова в «Тихом Доне» оставили. А ведь там есаул кричит: «Вы не партия, вы – банда гнусных подонков. Вами руководит немецкий главштаб. Ваш Ленин продал Россию за 30 серебряников, хапнул деньги и смылся». А фильм-то вышел в 1956 году.
— Михаил Андреевич, но вы ведь и на сцене играете.
— Играю. Еще с 1946 года я играл в Театре киноактера, играл в театре имени Ермоловой, в театре наших войск в Германии, 6 лет служил в Театре Советской Армии. Недавно сыграл в «Современнике» в спектакле по Достоевскому «Карамазовы и ад» старца Василия. Спектакль этот поставил режиссер Фокин, по приглашению которого за 20 лет до того играл я в том же театре в спектакле «Мы не увидимся с тобой» по Симонову.
— Когда вам исполнилось 80 лет, вся театральная Москва тепло отмечала ваш юбилей. Согласитесь, 80 — это серьезно. Как вы сами относитесь к юбилеям?
— Я специально не задумывался над этим вопросом, никогда не загадывал. Как получится, так и получится. Все-таки это дело сугубо личное . А у нас почему-то очень любят личное выносить на всеобщее обозрение. Хотя, с другой стороны, может быть, так и надо. Приятно, что люди о тебе помнят, что ты заслужил внимание с их стороны.
— Помните, «У природы нет плохой погоды, каждая погода благодать». Это ведь ввиду наш возраст имеется. Какую «благодать» приносят вам ваши годы?
— Это хорошее стихотворение Эльдара Рязанова. При любой погоде будет благодать, если ты при этом здоров, здоровы твои родные и близкие и у тебя есть любимая работа. Наверное, я себя чувствую в свои годы пристойно. Не очень все болит, но кое-что побаливает. Слава Богу, здоровы и супруга моя, и дети с внуками. Есть и работа, хотя хотелось бы и побольше.
— Вы оптимист или пессимист?
— Я оптимист. Правда, с задатками пессимизма. Я впадаю в него, когда у меня нет работы. Не могу жить без работы. Были у меня «застойные» годы, но потом жизнь мне улыбнулась. Несколько лет назад меня пригласили в «Театр-школу современной пьесы». Сам театр этот небольшой, мест на 400, но всегда полон, любим зрителями. Мне кажется, туда идут люди не случайные. Первая пьеса, что я там сыграл была «Уходил старик от старухи». Она была этапной для меня. Во-первых, новый театр, во-вторых, моей партнершей была Мария Владимировна Миронова, замечательная актриса. По-моему, кто-то сказал, что это она сама выбрала меня в партнеры. Спектакль имел очень большой успех и сейчас, когда Марии Владимировны не стало, мне кажется что возобновлять спектакль с другой актрисой просто не стоит. Играю я в этом театре и другие спектакли и это наполняет меня жизненным зарядом.
— Михаил Андреевич, вы получили Государственную премию за какую-то роль или, так сказать, по совокупности?
— Я был удостоен Государственной премии России имени братьев Васильевых за роль в фильме «Пришел солдат с фронта». Очень душевный был фильм. И прошло уже с того времени почти три десятка лет. А «по совокупности» в 1997 году меня наградили «Никой» в номинации «За честь и достоинство». Конечно, я был очень тронут наградой, ведь в России «Ника» — премия созвучная американскому «Оскару». Хотя, честно говорю, кинозвездой себя не считаю.
— Вот у вас на столе лежит книга «Гербы российской империи». Это ваше хобби?
— Да нет у меня хобби. Просто интересная книга. Я люблю читать, книг у меня много. В свое время старались достать книги, ночами стояли за подпиской. Конечно, все свои книги я не перечитал, но и в телевизор постоянно не упираюсь.
— Михаил Андреевич, извините за банальность, но может быть, вспомните своего администратора и какой-нибудь интересный тост?
— Поверьте, я не самый скучный человек, особенно за столом. Но тосты не говорят по просьбе перед микрофоном. Он должен быть к месту. Так что считайте, что тост за мной. Я скажу его за столом и с бокалом в руках.