Мемуары незнаменитого человека

 (Годы 2001 – 2010, часть пятая, последняя, а потому и короткая).

Да и откровенно говоря, какие заметные деяния может совершить человек на седьмом десятке лет жизни? Устал мозг, устало тело. Выросли дети, выросли внуки, нет уже многих товарищей и почти единственное, что осталось – это воспоминание. Надеюсь, что и эти  мои последние воспоминания будут кому-то интересны.

                               КОРОТКИЕ МГНОВЕНИЯ СЛАВЫ

          Помнит ли кто-нибудь реалити-шоу «Последний герой»?. Состоялось такое действо в 2001 году, едва ли не самое первое в России. Наш девственный народ, и я в том числе, очень долго воспринимал это как действительно трудное, сложное, опасное дело.

По капризу судьбы мне выпало участвовать в этом действе. Скажу сразу, моё определение  жанра таково: это телесериал, сценарий которого меняется по ходу дела; где играют непрофессиональные актёры (даже если в реальной жизни они действительно актёры); где нет  жестко прописанных ролей. Короче говоря, вы уже заплати ли?многое делается «на коленке». С обычным сериалом роднит  то, что для «завлекалова» необходимо, кровь из носа, выдумывать и создавать конфликты.

          Итак, август 2001 года. По дороге с работы купил «Комсомолку» — привык читать за едой, кстати, советую это полным людям; есть будете долго и медленно. В газете какая-то анкета:

      — Владеете ли иностранными языками? – А как же, целыми тремя! —

      — Бывали ли Вы за границей? – Ну-у, мои заграницы довольно специфичны —

      — Какой единственный предмет Вы взяли бы с собой на необитаемый остров? –

Вот, думаю, опять «комсомольчата» развлекаются! Ладно, написал в ответе: «Пособие по жизни на необитаемом острове». А что, действительно, будь такое пособие, цены бы ему не было! Заполнил лениво анкету, отослал. И забыл. А через пару недель звонок:

        — Борис Иванов? Вы можете приехать в Москву? –

Отчего же не приехать? Тем более, что уже четыре года не было никакого отпуска, приходилось вкалывать и вкалывать «как рабу на галёрах».

И вот я в Москве. В офис на Малой Дмитровке хожу каждый день как на службу. А там с утра до вечера кипит работа, толчея словно в трамвае в час пик.  Боже, сколько желающих попасть на необитаемый остров, заодно и в телекамеру! А ещё 6% (1\16 часть)  возможности выигрыша ста тысяч долларов! Народ толпится всё молодой, энергичный, конечно, преобладает Москва и Подмосковье. Людей моего возраста – а мне уже за шестьдесят – можно пересчитать по пальцам, но есть, есть! Вот один,  с ним беседует психолог Татьяна:

        — Почему  вы решили участвовать в «Последнем герое»? –

        — Дак чо, супруга говорит, чо всё  на диване лежишь-то?  Сходи, можа, и тебя возьмут на эту самую Боку (Бокас дель Торо – название небольшого архипелага возле берегов Панамы в Карибском море, где и предполагалось осуществлять сей замечательный проект) –

          — А вы бывали в экстремальных ситуациях? –

          — Дак скока раз! Я ж охотник был, щас- то уже не охочусь, а вот раньше… о-о-о…-  глаза у деда загораются, он оживляется, сейчас последует охотничья сага. Но Татьяна спешит закончить беседу, уже переходит к другому соискателю и тут её настигает вопрос:

        — А кто на острове-то старшим будет? –

Татьяна несколько обескуражена:

         — Не будет старшего, вы уж сами как-нибудь решите, нужен ли он –

Но дед не унимается:

         — Как же без старшего? Не-е-т, вы назначьте кого-нибудь! Как же без старшего? –

Да-а, конкурент серьёзный, я бы такого, ей-богу, взял!

Очередной претендент  высок, солиден, лет за сорок. Бизнесмен из Саратова.  Слова произносит с достоинством, не  торопясь, видно, что привык к почтительному окружению. Так же беседует и с Татьяной. Посреди разговора трещит его мобильник (а год 2001-ый, мобильники редкость, скорее, это статусная вещь), бизнесмен прерывает разговор с Татьяной, солидно и не торопясь даёт кому-то указания по телефону. В другой раз беседу бесцеремонно прерывает юный бизнесменов сын:

         — Пап, мама спрашивает, когда ты освободишься? Ей надоело ждать! –

Бизнесмен взглядывает на часы, уверенно отвечает сынишке:

          — Скажи, через десять минут освобожусь –

Вижу, что Татьяна злится, вот-вот взорвётся. Но сдержалась. Молодец!

Ещё один претендент. Молодой, мускулистый, настоящий мачо. Знаком со многими работниками офиса, потому громогласен,  кажется, не сомневается, что уж кто-кто, а он-то  на острове будет смотреться  эффектнее всех. На следующий день я вновь увидел его – уже неуверенный, сникший, даже ростом стал как будто меньше.

        Из всех прошедших офисный конвейер отобрали человек пятьдесят, теперь их подвергли физическим испытаниям на полигоне МЧС: то спуск по канату с крыши дома, то штурм самолёта, то пролезание через подземные кротовые ходы. Молодёжь старалась изо всех сил, демонстрировала силу, ловкость и выносливость.  Я уже давно понял (возможно, не один я), что все эти соревнования есть лишь отбор типажей, неважно, первый ты или последний. Важна твоя индивидуальность, будешь ли ты интересен зрителю. Потому, например, на кроссе (естественно, я плёлся в хвосте у молодых и  резвых) я снял выданные мне огромные берцы, где ноги болтались как в корыте, повесил их (берцы, конечно, не ноги) на шею и бежал, не торопясь, в одних носках. На промежуточном финише  постарался держаться поближе к телеоператору. Сработало! Оператор явно на меня повернул камеру. Если уж сам не попаду в будущее кино, то берцы шанс имеют.

       Отбор закончен, всех в подвешенном состоянии –«ждите, сообщим» — распускают по домам. Улетаю в Омск и я. И надо же! Вместе со мной летит бригада- тележурналист и оператор с камерой – запечатлеть меня в домашней обстановке. Тут я и понял, что почти наверняка попадаю на остров, уж больно дорого я обходился организаторам, я ведь единственный человек из-за Урала. Запечатление длилось один день, в основном за столом; пришли два моих старых товарища, ели, пили, я играл на гитаре. Поздно ночью проводил журналистов, изрядно весёленьких, в аэропорт.

         Карибское море. Старая обшарпанная посудина – нечто вроде самоходной баржи – второй час неспешно транспортирует нас, две команды по восемь человек, к неведомым островам, они уже маячат на горизонте.  Перед высадкой – шмон рюкзаков,  нет ли там чего недозволенного. А не дозволены спички, ножи, книги, фото, что-то ещё столь же необходимое на необитаемом острове.  Проверяющий меня шустрый парнишка впал в небольшой ступор – среди взятых личных вещей он обнаружил соль! Стандартная килограммовая упаковка соли. Да, я взял её с собой, так как прекрасно представлял себе, что значит жить на подножном корму, да ещё без соли. В перечне запретов соль не значилась.  Парнишка недоумённо вертит пакет в руках:

         — Значит, соль? –

         — Соль —

         — А где пособие? –

         — Какое пособие? –

         — Ну как же? Вы  хотели взять пособие по жизни на необитаемом острове! –

Мне стало весело:

          — Разве есть такие? Знал бы – взял обязательно –

Парень в затруднении:

           — М-м-м…подождите немного —

и убежал куда-то вместе с солью. Через несколько минут возвращается:

           — Можно –

Так я впервые не оправдал ожидания организаторов, впервые начал, что называется, «выпадать из обоймы».

           Суматоха высадки. С борта баржи в воду летят плоты. Впрочем, «плоты» — слишком солидное название; так , кургузые бамбуковые плотики,  маленькие для восьми человек с грузом. Следом сбрасываются два объёмистых  ящика, потом плюхается вся команда, лезет на плотик. В этой суматохе упустили один из ящиков и он, приветливо нам кивнув, ушел на дно (впрочем,  на следующий день он обнаружился в воде  метрах в десяти от нашего лагеря; команда, немало удивлённая этим, заключила, что ящик прибило к берегу подводным течением. Ну-ну…).

 Двое усиленно гребут к виднеющемуся вдалеке острову. А плот под нашим весом всё проседает и проседает. Нет, так дело не пойдёт! И тогда я, до сего момента совершенно незаметный, всегда находящийся на обочине кампании, распоряжаюсь:

         — Так, все в воду, плыть с плотом! Двое гребут, потом меняемся! –

Разумность команды очевидна, возражений нет, дело пошло чуть веселее.  Но я уже понимал, что организаторы  просчитались. Видимо, здесь было какое-то течение, и нас неминуемо проносило мимо острова. А что оставалось делать? Выход только один – грести и грести, а там, как карта ляжет….

И тут слышу возглас:

         — А тех-то катер тащит! –

Оглянулся – действительно, вторая команда на буксире уже почти достигла своего острова. Тут и к нам подлетела моторка, кинули конец, я прихватил его к плоту – и вот она, земля, рядом!

Как вы полагаете, чем первым делом занялся Робинзон Крузо, когда его выбросило на необитаемый остров? Теперь я уверен — ревизией своего хозяйства.  Точно так же поступили и мы.

Вскрыли сохранённый ящик, оттуда извлекли:

        — две здоровенные бутыли питьевой воды

        — котёл, сковородку, топор, нож-мачете

        — моток верёвок, большой кусок полиэтилена

        — две упаковки риса, несколько пачек печенья, «Сникерсы»    

        — по паре банок тушенки и сгущёнки

«Сникерсы», сгущёнка и печенье были тут же съедены. Признаюсь, пытался убедить соплеменников, что надо быть поэкономнее – но куда там! «Осень кусать хосется…»

            Странным образом буквально на следующий день в команде возникли союзы мужчина-женщина.   Подводник Игорь – стоматолог Надежда, юный Иван – юная Анна, охранник Сергей — украинка Ольга. Кстати, лишь много позже, вне острова, я понял, что «стоматолог» Надежда была самой натуральной «подсадной уткой», «засланным казачком»; через неё организаторы чудесным образом были в курсе событий, через неё пытались направить эти события в нужное русло. А нужным руслом должны были быть конфликты, ссоры, противоречия, должно быть кипение страстей!

 В образовавшихся парах  подчёркнуто заботливое отношение друг к другу, спят хоть и под общей крышей, но  рядышком.  Я предпочитал спать отдельно, на самом берегу океана. Во-первых, не люблю колхоза, но самое главное – на берегу дует слабый ветерок и он сдувает москитов. Им, конечно, далеко до наших отечественных комаров и мошки, но всё же, всё же…

            У меня отношения со всеми ровные и прохладные.  А вот кореянка Наталья оказалась как-то вне сложившейся системы.  Хотя именно она, окажись остров действительно необитаемым, была бы полезнее многих других. Никаких причитаний по поводу москитов, никаких капризов, безответна в работе (а в первые  дни действительно пришлось потрудиться: заготовка дров  для костра, обследование территории, строительство жилища).  Именно она обнаружила, что можно наловить маленьких шустрых крабиков, мы с ней и наловили пару десятков, Горсть риса в котёл, крабики, моя соль (пригодилась-таки!) и поджаренные ломтики кокосов – жить было можно!

          Опишу расстановку сил в нашей команде. Доминирующей парой оказались Игорь и Надежда. Они и взрослее, и опытнее, молодёжь их слушалась. Вне  их  влияния оказались двое – я и Наталья. Меня Игорь предпочитал не трогать, так как пару раз пришлось переделать его творения у всех на глазах. А вот у Натальи с Надеждой отношения всё накалялись и накалялись. Кстати, при тесном общении время сжимается, события развиваются гораздо быстрее, чем в обычной жизни.  И здесь дело дошло до прямого конфликта, остальное население по неведомой мне причине поддержало Надежду. Вокруг Натальи образовался словно бы вакуум, островитяне  почти демонстративно говорили ей – ты «белая ворона», при первом проигрыше вылетишь из команды. Мне очень и очень не понравился такой ничем не оправданный остракизм, и я открыто поддержал Наталью. Мы  стали регулярно обеспечивать команду крабиками, вместе заниматься другими хозяйственными делами.

Наталья поуспокоилась, почувствовала себя увереннее, она даже стала уходить со мной спать на берег моря. И всё была в недоумении:

           — Боря, ну что я им сделала? Почему все так на меня окрысились? –

Утешал, как мог, всё-таки опыт воспитания троих дочерей, двух к тому времени внучек уже имелся. ( Замечу, дочери почему-то доверяли свои тайны не матери, а мне. Может, потому, что с самого детства стирал их пелёнки (памперсов ещё не было)? Или потому, что  постоянно с ними  то на санках, то на лыжах, то на велосипедах —  едем за город, разводим костёр, печём в нём картошку? Недавно средняя дочь –Евгения —  сказала мне:

       — Знаешь, меня однажды в детской поликлинике врач спросила:

                    — Девочка, а у тебя мама есть? А то ты всё с отцом да с отцом! ) –

В общем, Наталья успокоилась, перестала психовать, жизнь на острове вошла в ровную колею. И здесь должен признаться – мне стало скучно! Ну в самом деле – смерть от голода не грозит, кров какой-никакой есть, быт  более-менее налажен, я часа по два-три в день плавал в изумительно тёплом море – а чем заниматься остальное время?

Уверяю вас:   самая изощрённая пытка – это пытка бездеятельностью .

Как полагаю сейчас, и организаторы шоу поняли – требуется нагнетание обстановки. Если конфликты не возникают естественным путём – их надо создавать!    Повод  для конфликта   создаётся на соревнованиях  с другой командой, которые происходили каждые три дня, и проигравшая команда должна решить, кого из соплеменников надо удалить с острова.  Конечно же, именно организаторы определяли, какая команда должна проиграть. В самом деле, представьте,  что одна команда подобралась физически крепкая. И что, вторая всё время будет проигрывать и проигрывать?  Нет, так дело не пойдёт, полагаться на провидение не стоит! Расскажу о всего лишь двух уловках. На первом соревновании  нужно было  извлечь из моря довольно тяжелый плот с горящим факелом и дотащить этот плот до финиша, поджигая по дороге другие, не горящие факелы.      Наши противника опережали нас метров на двадцать, они были близки к победе. Но, видимо, всевышний из закулисья предназначил победу нам, потому как один из факелов у них не загорался – чуть вспыхнет, и тут же гаснет.  Так что мы успели их опередить.   Робкие протесты проигравших были сурово пресечены.  В другой раз нужно было вдали от берега нырять у вешки в глубину, обнаружить на дне ящик и каким угодно образом вытащить его на берег. Глубина действительно немаленькая, мы на ходу установили очерёдность ныряния (впрочем, она сразу же нарушилась), всё-таки ящик был обнаружен. В свой первый нырок я сумел достичь ящика, ухватил его с одного  бока, рванул к гипотетическому берегу. Может, и протащил метр-два, на большее уже не хватало дыхания. Вынырнул, глотаю судорожно воздух. Вокруг ныряют соплеменники, чуть далее суетится вторая команда.  Отдышался, ныряю вновь и вижу в воде: подо мной аквалангист  тащит наш ящик к берегу, передвинул его метра на три  и отпустил. Мнеосталось только всплыть вверх точно над ящиком. Были и другие мелкие штучки, которые определяли победу ой или другой команды.

          На поедании вживую всяких червячков мы проиграли, назавтра надо кого-то выгонять.  Вечером в лагере разыгрывается настоящая трагедия, Надежда-стоматолог едва не рыдает:

              — Это из-за меня мы проиграли! Это меня надо выгонять! – девушка играло талантливо. Её утешали:

               — Да что ты, Надя!  Все проиграли, ты не виновата, с каждым такое   может случиться! –

М-да, а всё-таки изгонять кого-то надо.  Наутро в довольно гнетущей атмосфере команда в пришедшей за нами моторке отправляется на  отдельный остров-судилище. Там небольшая суматоха, каждого инструктируют о порядке, цепляют микрофоны. И тут ко мне подбегает испуганная Наталья:

                 — Боря, они договорились голосовать против меня! –

                 — Откуда ты знаешь? –

                 — Анна проговорилась, она не хочет  меня выгонять –

Дело серьёзное, времени в обрез. И решение пришло, почти интуитивное, но, как оказалось потом, верное:

                 — Наташа, беги к Надежде и скажи ей, что мы втроём будем  голосовать

                   против Игоря –

 Я рассчитывал, что Надежда – женщина умная – поймёт, что в таком раскладе у Игоря очень большой шанс вылететь из игры. Наталья убежала.  И через некоторое время несётся назад:

                  — Договорились! Будем голосовать против Ольги, украинки –

Отдам  должное  Надежде и Игорю – они сдержали слово. Для Ольги же  это было громом среди ясного неба – как же так, ведь всё было в порядке, договорились же! Жалко ли её было?  Скажу честно – нет! Во-первых, слишком уж капризная девушка, а во-вторых,  « не плюй в колодец…».

                   Наш остров уж не такой и необитаемый.  В глубине его посменно живёт бригада телевизионщиков. Конечно, ходить туда запрещалось, но я не удержался, улучил момент, заглянул. Большая палатка, раскладушки, баллонный газ с плитой, батарея мощных аккумуляторов с лампой. На столе запасы еды:  тушенка, какие-то упаковки, кофе, чай. По  сравнению с нами – роскошь. А в один из дней наш остров посетили Пятницы, да не один, как у Робинзона Крузо, а сразу трое. Я по обыкновению бродил вдали от лагеря, обнаружил  небольшую  обихоженную плантацию кокосовых пальм, посреди неё – даже небольшое укрытие от непогоды. И в это время к берегу причалила моторка, в ней три аборигена прибыли на проверку зрелости своих пальм. Аборигены о нашем десанте знали,  мы разговорились. «Разговорились» — сказано, конечно, сильно; просто я мобилизовал остатки тех  испанских слов, что сохранились в памяти с трёхлетней давности путешествия по Центральной Америке:

            — Буэнас диас, амиго! –

            — Буэнас, буэнас –

               Увидел в лодке приличную связку рыб:

            — Дондэ  эста пескадо? (Где ловится рыба)? –

Выяснил, что  рыбу надо ловить метрах в двухстах от берега. А на прощание получил в подарок рыболовный крючок, пяток приличных рыбин и увесистую связку бананов.  В лагере рыба была зажарена и съедена, а я принялся за строительство небольшого плота  из стволов бамбука и спасжилетов. К моему удивлению, лишь студент Иван помог натаскать бамбук, больше в строительстве никто участия не принял. На следующий день плот был готов, мы с Иваном его опробовали, можно выходить и на рыбную ловлю.

              Во время этих увлекательных занятий случился неожиданный для меня поворот сюжета. Сижу, вырезаю кухонную утварь. Подсела Надежда:

              — Что это ты делаешь? –

              — Поварешку хочу вырезать, чтобы суп из котла наливать –

Надежда с интересом смотрела за работой (за чужой работой всегда смотреть интересно, правда же?), потом вдруг предложила:

                 — Боря, а пойдём крабов вдвоём пособираем! –

Признаться, предложением было весьма неожиданным, и я спросил напрямую:

                  — А как же Игорь? Ведь обидится! –

А Надежда продолжает:

                  — Да причём тут Игорь! Так пойдём? –

Хм-м, предложение интересное, отчего бы не пойти?

                  — Пойдём –

Не хочу рассказывать о деталях нашей прогулки; скажу лишь, что мне был предложен союз. И чтобы скрепить его, Надежда была готова на ВСЁ, и прямо СЕЙЧАС. Но я вежливо уклонился от такого предложения. Понимаю, что многие скажут «ну и дурак». Но я ясно понимал, что здесь действует голый расчёт, а быть альфонсом, идти на связь ради выгоды, да ещё чувствовать себя куклой – нет уж, увольте, это противно!

Вечером Надежда сделала ещё одну попытку. Я, как обычно, забрал спальник и направился на берег для ночёвки. Надежда меня окликнула:

                 — Боря, подожди, я тоже на берегу  хочу ночевать. Можно с тобой? –

Что мне оставалось делать? Я уже  готов был сказать «да».

И тут я поймал взгляд Натальи. Она сидела на бревне и смотрела на меня.  Недоумение, тоска и отчаяние читалось в её глазах: « и здесь предательство! Но почему? Почему?»

И я сказал ей: — Наташа, а ты что, не идёшь? Собирайся, пошли! –

Она радостно вскочила, подхватила свой спальник и мы ушли на берег. Надежда, естественно, не появилась.

Так я второй раз нарушил кем-то заранее написанный сценарий. Представляете, какой бы мог закрутиться сюжет! Тут речь даже не о пресловутом треугольнике —  о целом четырёхугольнике! Игорь и я, Наталья и Надежда. И опять облом! Нет, с таким участником каши не сваришь, мешает, гад!

Возмездие не заставило себя ждать. Мы проиграли ближайшее соревнование. Как

всегда в таких случаях, вечером обстановка в лагере  была тягостной, каждый

переживал – а вдруг выгонят именно его? Но утром стало совершенно понятно: жертва – я. Вроде бы всё по-прежнему, и тем не менее ясно ощущался холодок отчуждения.  Так оно и произошло на оборудованном для этой цели отдельном острове.

Большая хижина из пальм, внутри полумрак, горят факела. Каждый из участников у специального стола пишет на свитке одно имя, бросает свиток в урну, возвращается на место. Потом ведущий – а им у нас был Сергей Бодров,  актёр и режиссёр, погибший вскоре на Кавказе – извлекает свитки из урны и читает имя проигравшего.  Пять голосов, кроме моего и Натальиного, было против меня. Так  что не спите отдельно от команды, ребята!

           Ещё три дня я прожил уже во вполне цивильных условиях, затем перелёт в Москву и через неделю я уже в Омске. Узнаваем стал после первых же серий телешоу. Ещё бы, для провинциального Омска это событие! Посыпались приглашения на выступления в школах, училищах, повышенное внимание на улицах, просьбы автографа. Не кокетничаю – мне это быстро надоело, стал носить тёмные очки. Впрочем, ажиотаж вскоре закончился, жизнь вошла в обычную колею.

           Изменило ли как-то  участие в «Последнем герое» мою жизнь? В материальном, бытовом плане – нет. Но произошло  другое. Через год начался второй цикл этого шоу. И местные газетчики обратились ко мне – не могу ли я давать  комментарии к каждому выпуску? Я согласился, сразу после первого показа написал небольшую заметку, отдал в редакцию. Оказалось, не требуется никакой журналистской и редакторской правки. Так  и пошло-поехало, я комментировал каждый телепоказ. Вот и получилось, что рука привыкла тянуться к перу, а перо – к бумаге.  А тут ещё у меня образовалось свободное время, я стал разбирать старые бумаги и заметки – архив, скопившийся за жизнь, что-то неожиданное всплыло в памяти.   Так  и получились «Мемуары незнаменитого человека», которые я  заканчиваю этой пятой частью.

                                                  ПОЧТИ ПО ДЖЕКУ ЛОНДОНУ

                 Вы слышали когда-нибудь такое название – «Мангазея»? Это то же самое, что для Америки Клондайк, только произошло на двести лет раньше. Полагаю, надо дать небольшую справку.

Заполярное междуречье Оби и Енисея.  Здесь, на реке Таз, по указу Бориса Годунова в 1601 году  был основан острог Мангазея —  укреплённое местечко, где располагаются органы местной власти, необходимые для выполнения основной задачи – сбора ясака с аборигенов и налога с русского населения: воевода с канцелярией, казарма для стрелецкой команды, баня, церковь. А вокруг крепостцы немедленно возникает посад: кузнецы, щорники, торговцы и прочий вольный промысловый люд.

Почти семьдесят лет именно отсюда в центр лился поток «мягкой рухляди»: соболь, песец, горностай, лисица, белка. Но при безоглядной эксплуатации всему приходит конец. Так случилось и с Мангазеей, пушной поток всё хирел и хирел, и в 1670-м году из неё ушли стрельцы и воевода, а через год опустел и посад. У разных исследователей я читал, что мангазейцы были частыми гостями на Таймыре. И попадали они туда так: сначала вверх по Тазу  почти 200 километров (а течение на Тазе очень приличное), потом волок 30 километров до озера. Из него по реке,  но вновь на юг, к Енисею. И лишь потом к Таймыру. В общей сложности крюк почти в тысячу километров. Моя рациональная душа никак не могла смириться с этим!. Ведь можно иначе: спуститься по Тазу до реки Хуттыяха – по ней да, подняться до водораздела, небольшой волок (10-15 километров до озера, которое сейчас называется Советским), из Советского по рекам Осетровая и Хета слиться в Енисей уже на Таймыре. Проще и значительно короче! Но известно: практика – критерий истины, гипотезу надо подтверждать.

А потому летом 2002 годы мы вдвоём со старым товарищем Вячеславом Максимовым решились на такое мероприятие. Сплавсредство – лёгкий катамаран-двойка. Плюс остальное снаряжение, необходимое для автономного существования: спальники, тёплая одежда, болотники, ремнабор, кухонная утварь. Из еды – сухари, сало, чай, мука, несколько банок тушенки и сгущёнки, ещё кой-какая мелочь. Ну и  два хороших фотоаппарата и новенькая видеокамера.

Начало пути простое и ясное. Поезд до Нового Уренгоя, там строим катамаран, по реке Пур выходим в Тазовскую губу, по ней – до посёлка Тазовский. А дальше начиналась неопределённость: предстояло найти какой-то водный транспорт, чтобы подняться по Тазу до остатков Мангазеи.  Именно старт от неё мы и должны считать началом нашей экспедиции.

И вот мы в Тазовском. Небольшой посёлок, несколько панельных двухэтажек, несколько обветшалых бараков, щитовые потрёпанные временем домишки, кое-где деревянные тротуарчики, пустынные улочки, редкие машины. Нашел небольшой домик местной газеты (знаю, журналисты самый осведомлённый народ, не считая, конечно, продавцов в местных магазинчиках).  В крохотном кабинетике  погружённая в бумаги редакторша, полагаю, это и был весь штат газеты.  Не сразу, но я был опознан, ведь со времени показа «Последнего героя» прошло только полгода. Посыпалась куча вопросов, откуда-то возник даже фотограф и я был запечатлён в разных ракурсах.

В результате газета получила редкое для здешних мест интервью, а я получил распоряжение местного речного начальника взять нас на борт небольшого катера, который завтра рано-рано утром уходит вверх по Тазу проверять перед навигацией речные знаки: бакены, поворотные створы и прочее.

      В путь мы не тронулись ни рано-рано, ни просто рано, и даже вообще не утром. Сначала под руководством  одноглазой семидесятилетней поварихи – сожительницы пятидесятилетнего капитана – загружались продуктами:  картошка, капуста, лук, прочие овощи, причем команда почему-то постепенно пьянела. Потом явился сам капитан, сумрачный и угрюмый с крепкого похмелья. Потом разыскивали по посёлку механика Виталика. Наконец, доставили и его, сильно пошатывающегося и горланящего непонятную песню. На борту Виталик несколько протрезвел, полез в машинное нутро катера и с помощью привычных русских высказываний мотор, наконец, затарахтел, катер отчалил от берега, а Виталик с чувством выполненного долга мирно захрапел в кубрике.

             Уже за посёлком загрузили на борт ещё одного пассажира – молодого ханта с его багажом, коим оказалась большая гора напиленных чурбаков.  Я, любопытный, стал его расспрашивать. Оказалось, в тундре, на берегу реки, у него семья, целых  четвероребятишек и тёща..

        — А жена? –

        — Утонула. В прошлом году – буднично ответил хант.

        — На что живёшь? –

        — Однако, рыбу ловим. Сюда, в Тазовский, сдаём. Олешки есть –

        — И всё? –

        — «Газпром» ещё деньги даёт –

        — Работаете на него, что ли? –

        — Зачем работаем? Земля наша, наш газ берут, нам платят –

        — Понятно –

Стойбище ханта – два больших крытых  брезентом чума на продуваемом ветром берегу.

Рядом пара нарт с каким-то грузом и совершенно неожиданное здесь сооружение: на врытом в землю столбе старинный, с соском, умывальник. Чистюли, однако! Хантская ребятня высыпала на берег вместе со стаей таких же любопытных собак. Мы помогли ханту сгрузить его дрова и двинулись дальше.

Ещё одна встреча – с отшельником. Небольшого росточка мужичок лет сорока, с куцей рыженькой бородёнкой уже больше десяти лет живёт здесь один. Аккуратная небольшая избушка, две полки – с посудой и, надо же! – книгами, стол с керосиновой лампой, в углу железная печка.  Рядом с избушкой на столбах продуктовый лабаз. В мясе, рыбе у отшельника недостатка нет. Остальное? А все проходящие суда это место знают, иногда заворачивают к нему, привозят необходимое, естественно, по натуральному обмену. На мой  бестактный вопрос – почему решился на одиночество – отшельник неопределённо пожал плечами, неохотно промычал: «Да-а…», и интервью закончилось.

По мере продвижения вверх по реке команда пьянела всё больше и больше. Наконец, в рубке остались только капитан и  молоденький стажер из речного училища. Капитан проникся большим доверием к моему спутнику Славе Максимову, доверил ему стоять у штурвала (а дело это, ей-богу, непростое), сам часто  исчезал в недрах катера. Наконец, с трудом ворочая языком, решил:

       — Ты-ы, эт-та, Славян! Будешь стоять вахту. Генка! – позвал он стажера – показывать будешь, какой протокой идти – И капитан окончательно исчез из рубки.

Вот так мы и шли в уже наступавших сумерках: стажер-первогодок в качестве лоцмана и рулевой, только несколько часов назад впервые ставший к штурвалу.  Конечно, случилось то, что и должно было случиться – мы сели на мель. Долго дёргались вперёд-назад, но только увязали всё сильнее.  Пришлось будить капитана. Тот поднял весь наличный состав, сам встал к штурвалу, а мы по его команде дружно бегали то с носа на корму и обратно, то с борта на борт, раскачивая катер и отпихиваясь от дна длинными баграми.

Двигатель то ревел, то мирно  и осторожно урчал и, наконец, катер  сполз с мели.

        Мы покинули катер точно там, где и предполагалось – у развалин Мангазеи. Это место представляло собой невысокий холм, поросший багульником, ивняком, полярными берёзками. Сквозь толстый ковёр мха видны были пни когда-то стоящих здесьмощных лиственниц. И весь холм был, как оспинами, утыкан неглубокими заросшими ямами, в некоторых просматривалось даже по два-три венца деревянного фундамента.   Удивительно, ведь прошло четыреста лет! А ощущение такое, будто люди ушли недавно, сорок-пятьдесят лет назад. Да-а, север  умеет хранить прошлое!

Я поснимал на камеру это печальное место, потом мы укрепили на берегу упавший памятный столб , поставленный  лет двадцать назад  и, наконец, двинулись по Тазу к реке Хуттыяха.  Именно этот момент  был официальным началом нашей экспедиции, остальное – лишь прелюдия к ней.

Часа через четыре вдруг обнаружились на берегу признаки присутствия белого человека: небольшой деревянный причал, рядом покачивается на воде катерок, вверх на берег идёт чуть наезженная колея, видны крыши нескольких домиков. Такое неожиданное явление пропустить никак нельзя, потому, захватив видеокамеру,  мы отправляемся на исследование .  Результаты исследования таковы:

Это нигде на картах не обозначенная база для вельможного отдыха высшего газпромовского руководства с их родственниками, друзьями, детьми, женами, любовницами, если они пожелают экзотики. Содержится за счёт «Ямбурггазодобычи». Что представляет собою база? Конечно,  в качестве местного кремля – гостевой дом. Небольшой, но уютный, с отличной мебелью, камином, пол устлан роскошными коврами, естественно, с тёплым туалетом.  Чуть в отдалении – непременная баня, не меньшая по размерам, с комнатой отдыха. Дизельная с генератором, два домика для обслуживающего персонала (не сами же ВИПы должны  баню топить!), столовая  для персонала. Отдельно – скотный двор, там хрюкали две свинюшки, кудахтало пара десятков кур.  Спутниковое ТВ, само собой. Техническое оборудование базы: два гусеничных вездехода, роскошные канадские снегоходы «Бомбардье».  Небольшой тракторок и отечественные трудяги-снегоходы «Рысь»  для хозработ.  В центре поселения – деревянная вертолётная площадка. Сообщение с большим миром только вертолётное, 300 километров до Нового Уренгоя.  На базе вахтами по три-четыре месяца проживает по пять-семь человек в ожидании прилёта гостей. Впрочем, гости появляются довольно редко, едва ли чаще раза в месяц.  Зато раз в две недели прилетает прилетает  Юрий Иванович– как же назвать-то его? Хозяин? Нет, он не владелец базы. Директор? Тоже как-то не соответствует. Вот, нашел слово – «наместник», как в старые добрые мангазейские времена.

Наш визит на базу  был событием.  Как же! Видеосъёмка, да ещё участник недавнего «Последнего героя».  Нас снабдили несколькими булками отличного белого хлеба, банками тушенки, и мы ушли дальше.

Продвижение вверх  по Хуттыяхе тяжело и однообразно.  Часты перекаты с быстрым течением,  стали встречаться завалы. Впрочем, к этому мы были готовы. Неожиданностью стало то (об этом нам сказали на охотбазе), что год выдался маловодный. Потому Хуттыяха сильно обмелела  и весьма быстро  настал момент, когда она превратилась в ручей, в который катамаран просто не вписывался, и  пеший переход через водораздел пришлось начать  раньше, чем планировалось.  Сразу поднять весь груз невозможно, мы переносили его в два приёма: отнесли половину вперёд и возвращаемся за оставшимся. При такой тактике 10-15 километров в день – достижение. (Для городских жителей объясняю: во-первых, 40 килограмм за плечами ноша весьма и весьма приличная.  Но главное – при ходьбе по тундре начинаешь думать, что одно из величайших изобретений человечества – это асфальт! По нему ходишь, почти не сгибая ног. А тут  нога по щиколотку утопает во мху и, чтобы сделать шаг, её надо высоко поднять, согнуть в колене и лишь потом выкинуть вперёд. Для желающих испытать такой способ передвижения маленький совет: зайдите в воду по колено и пройдите хотя бы метров сто!).

Мы медленно продвигались к водоразделу.  А на четвёртый день сказался пресловутый «человеческий фактор» — нас подвели появившиеся за три дня самоуверенность и беспечность.  Поздно встали, далеко унесли первую половину груза – в общем, искать половину вторую в наступавших сумерках  не стали. На пол-пути решили заночевать. Что у нас было? Два пустых рюкзака, два ножа, пол-коробка спичек. Нормально! Развели костёр, уснули. А ночью пошел дождь, мелкий, безостановочный.  И утром тундра преобразилась! Желтый мох на склонах холмов вмиг зазеленел; ручейки, что раньше можно было перешагнуть, превратились в хорошее препятствие, появились совершенно неожиданные болота. То есть ландшафт изменился до неузнаваемости. В общем, в этот день мы ничего не нашли. Не нашли и на второй день. И на третий. Три дня блужданий привели к тому, что мы полностью потеряли представление о том, где находится груз. И вот «совет в Филях» принял решение: экспедиция потерпела крах, надо возвращаться. Куда? Ближайшая населёнка — та самая охотничья база на Тазе.

Пошли, точнее, побрели. И с каждым днём  всё короче переходы, всё длиннее  привалы.

Много сил отнимало устройство ночёвки. Надо заготовить дрова на всю ночь, иначе околеем к утру. Имея только ножи, сделать это непросто. У костра надо соорудить хоть какой-то навес от дождя, словно специально  моросившего каждую ночь. Основой питания были ягоды: голубика, морошка, но в основном красная смородина. Не думайте, что в тундре ягоды – ешь, не хочу! Её надо искать и ещё вопрос – скомпенсируются ли силы, затраченные на поиск. Поэтому мы брали то, что попадалось по пути. Но появились конкуренты! Обнаружилось, что кто-то впереди  обирает кусты. Вскоре узнали – кто: на глинистом берегу Хуттыяхи увидели медвежьи следы, большие и рядом маленькие. Медведица с медвежонком! Соседство опасное.  Слава предложил:

       — Палыч, давай перекрикиваться, услышит – уйдёт! –

Покричали маленько, потом перестали – да ну её к чёрту, эту медведицу, силы и так на исходе.

Признаюсь, будь я один, ни за что бы не выжил!  Вот идёшь, упал, отдышался – но встать сил нету.  Открываю глаза. Славка сидит рядом, молчит. И я понимаю: ведь не уйдёт, так и будет сидеть рядом! Поднимаешься, как в замедленном кино, и  снова: шаг, ещё шаг, ещё.

  На берег Таза мы вышли к вечеру десятого дня. В крутом речном обрыве выскребли подобие ниши, разожгли из плавника костёр и провалились в беспамятство. И сквозь этот обморок-сон слышу вроде бы стук мотора. Галлюцинации, подумалось. Всё же открыл глаза и действительно увидел  еле различимый в темноте силуэт катера с неяркими габаритными огнями.  Вскочил как на пружинах – откуда только силы взялись?  — выхватил из костра головёшку, забегал по берегу, размахивая ею. Тут же ко мне присоединился Слава. И нас заметили. Катер изменил курс, направился к нам.  Вот он ткнулся носом в берег, с него на берег спрыгнули две фигуры.

      — Кто такие? Как здесь оказались? –

Мы несвязно, наперебой, рассказали свою историю. Попросили добросить до охотничьей базы, капитан согласился. В маленькой каютке, куда набилась почти вся команда, вновь пошли расспросы, но главное – перед нами поставили большие кружки горячего сладкого чая и тарелку с кусками мягкого белого хлеба и жареной рыбой.  Посоветовали:

      — Вы, мужики, сразу всё не уминайте! Понемногу ешьте, понемногу! –

             Часа через четыре, ранним-ранним утром, мы были у причала охотбазы.

На этой базе мы прожили целый месяц. Дня три просто отъедались, Я, например, потерял треть веса. Потом стали понемногу работать, нельзя же сидеть нахлебником. По спутниковой связи (она на базе была) позвонил в Омск, для возвращения нам нужны были деньги и хоть какие-то документы, ведь всё осталось в тундре. Из Нового Уренгоя прилетел вертолёт с любопытствующим начальством, начальство сфотографировалось со мной, постреляло уток – и улетело. Через месяц  улетели в Новый Уренгой и мы. И уж оттуда – загоревшие, поздоровевшие, отдохнувшие, как обычно и возвращаются люди из отпуска – уехали в Омск.

P.S.    Не хотелось бы, чтобы у читателя создалось неверное представление о жизни персонала на базе, поэтому, хоть и коротко, представлю её.

Работают без какого-либо оформленного контракта, просто по договорённости. После двух-трёх-четырёх месяцев улетают в Новый Уренгой и там и оседают, лишь малая часть добирается до дома где-нибудь  в Центральной России.  С большим трудом выбивают у «наместника» половину оговорённоё суммы, на остальное получают ответ:

            — Ты же снова приедешь на вахту, вот и приплюсуем к следующему заработку –

Работодатель должен почти каждому по сто – двести – триста тысяч, но его это не волнует, полагаю, долг выплачивать он и не собирается. За две-три недели в Уренгое почти всё заработанное спускается и работяги, сумрачные и опухшие, вновь оказываются на базе.  Сюда, кроме местного начальника, по сути, такого же крепостного, раз-два с кратким визитом является главный надсмотрщик из Нового Уренгоя. И сразу крик, маты:

            — Тра-та-та-та! Ур-р-ро-ды! –

Зато в беседах со мной – мы были всё же на особом положении – любил вдохновенно повторять:

             — Как же так, Борис? Ведь человеческая жизнь – само ценное!

И тут же на работников:

              -П….ки! Ур-р-ро-ды! –P.P.S. Кстати, я назвал этот опус “Почти по Джеку Лондону», и вот почему. Есть у него рассказ «Любовь к жизни». Примерно в таких же обстоятельствах  оказались и мы. Но с двумя отличиями: у нас товарищ не бросил товарища.И мы не  прятали под подушку вдруг появившуюся еду. А хотелось.

P.P.P.S.    Скромная просьба: Если вдруг окажетесь в верховьях реки Хуттыяха в ямальской тундре – поищите наш груз, может, сохранился?

                              ПОСЛЕДНЕЕ ПУТЕШЕСТВИЕ СИНДБАДА

         Вот  уж действительно – битому неймётся!  В 2010 году вновь возникло неодолимое желание побывать на наших «северах». И желание вполне конкретное: пройти по воде от Дудинки  в низовья Енисея до Енисейского залива.  О спутниках  и думать не приходи- лось, найти их (или хотя бы его) не представлялось возможным. Что ж, пойду один, я и начинал сорок лет назад в одиночку. Зиму и весну – изучение маршрута,  сканирование снимков из космоса, выбор способа заброски до Дудинки и обратно – и вот уже июнь, на руках билет на поезд до Красноярска и товарищ везёт меня на вокзал.

Где-то раньше я говорил, что судьба часто в переломные моменты подаёт нам знаки, только мы не умеем их читать.  Так было и в этот раз –по дороге заглохла машина. Мы и так, и сяк – ничего не помогает! А времени в обрез, еле-еле успел к поезду на попутке. Признаюсь, происшествие неприятно меня царапнуло, но что же делать —  неужели из-за вроде бы пустяка отказаться от поездки? Через сутки я в Красноярске, и вот уже теплоход «Михаил Лермонтов» мерно стучит машиной, неспешно проплывают берега – мы идём к Дудинке. Пассажиров немного, в основном местное население. Моё основное занятие – медленные прогулки по палубе от кормы на нос и обратно. Берега, конечно, красивые, но смотреть на них по 10-15 часов в сутки быстро надоедает.  Единственное развлечение – очень редкие остановки, раз или два в сутки. Теплоход притыкается к дебаркадеру, народ высыпает на берег. А здесь уже на длинных дощатых столах разложена местная снедь: непременная варёная картошка с укропчиком, пирожки, рыба, ягоды, солёные огурчики. Но таких точек было только две за весь трёхсуточный путь – так что, господа путешественники, запасайтесь в дорогу продуктами! Мне особенно запомнилась одна из остановок. Дождливый, с ветром, день. Белые барашки на гребнях волн. На откосе крутого берега ряд изб.  Дебаркадера нет, к берегу теплоход подойти не может, поэтому он встаёт носом против течения, удерживаясь на месте только работой машины. И тут же от берега к нему с рёвом, подбрасываемые волнами, устремляется с десяток моторок. Наверное, точно так же сомалийские пираты атакуют мирные корабли в Персидском заливе.  У теплохода моторки сбавляют ход, долго прицеливаются, чтобы угодить к месту, где у борта уже торчит коротенький железный трап, чтобы принять или высадить пассажира.  Я с ужасом смотрел на одну из моторок. Пассажир в ней – молодка с грудничком и кучей баулов.  Моторист в лодке судорожно швыряет баулы вверх, молоденький матросик, одной рукой уцепившись за трап, другой эти баулы подхватывает на лету. А волны бьют  лодку о нависающий борт, то подбросят  вверх, то резко кинут вниз. Моторист, наконец, хватает грудничка и, поймав высшую точку, успевает сунуть грудничка матросу. Теперь очередь мамаши.  Она стоит на борту моторки, цепляется руками за трап, но никак не решается на него вскарабкаться. Моторист надрывается:

          — Машка, тра-та-та-та! Лезь давай, сука! — Наконец, матрос умудряется ухватить ее за шиворот, снизу поддает моторист и бабенка оказывается на борту. Уф-ф, пронесло, слава богу! И вот  Дудинка. Сам город далеко вверху, к нему ведёт извилистая, посыпанная щебёнкой дорога.  Прибывший народ быстро рассосался, обезлюдевший теплоход  словно заснул у дебаркадера.  Мне надо в город, закупить  продукты. Кое-как уговорил шкипера присмотреть за грузом («не-е, запрещено хранить бесхозные вещи…» — никак и сюда добралась борьба с терроризмом!). Часа три-четыре сортировки и укладки груза в каяк и я, наконец, отчалили от безлюдного берега.

Ярких впечатлений в таких экспедициях нет, в основном это однообразная и тяжелая работа.  Вот мой обычный день. С утра завтрак остатками ужина, увязка груза и три-четыре часа работы веслом в тесном каяке. На часок причаливаю к берегу перекурить и размяться. Ещё два-три часа в каяке.  И блаженный миг – остановка на ночёвку.  Палатка – костёр —  каша – чай – сухарь. Полной темноты не было, поэтому мои сутки вместе со сном составляли  примерно 18 часов.  Погода в основном способствовала сплаву, но на четвёртый день испортилась – сильный встречный ветер с дождём, боковая волна опасно валяет каяк с борта на борт. На счастье заметил на берегу балок и решил в нём переждать непогоду.  Балок – это, как правило, щитовое строеньице,  неведомо как доставленное сюда неведомо откуда. Обязательные принадлежности балка —  железная печка, топор, спички, соль, нары, стол,  закопчённый помятый чайник. Иногда кой-какие продукты. Ночевать в балке – не то, что в палатке, особенно когда снаружи ветер, сумрак, слякоть.  От раскалившейся печки веет тепло, нет комаров и мошки. Всхрапывает паром чайник, на столе немудрёная, но такая вкусная еда! Так я и продвигался по Енисею, время от времени  — то день, то два – пережидая на берегу непогоду. За одиннадцать дней пути – две встречи с людьми, вернее, с двумя полуотшельниками. Вот первая, на четвёртом дне пути.

На карте значится поселение Ново-Ананьево.  Я рассчитывал запастись здесь продуктами. Высматриваю посёлок .  Вот истоптанный берег, вверх ведёт чуть заметная тропинка. Смутило, что на берегу всего одна моторка, для поселения слишком мало.  Вижу, по берегу бредёт мужик, на плече волочёт скомканную сеть.

                    — Здорово, земляк! Это Ново-Ананьево? –

                    — Оно самое –

                    — А магазин здесь есть? Продуктов надо закупить –

Мужик от души расхохотался:

                    — Ты, может, ещё и бабу хочешь?  Один я здесь, сторожем при базе геологов –

Мужику пятьдесят с небольшим, зовут Петровичем.  Позвал меня осмотреть хозяйство.  Это несколько ангаров, сюда летом по воде забрасывают солярку, необходимоеоборудование. Зимой, когда открываются зимники, всё  развозится по точкам. Сам Петрович живёт в небольшом балке, у него там телевизор, газовая плита, холодильник (да-да, холодильник, летом в тундре бывает и жарко). Электричество он добывает из небольшого дизель-генератора.  Компанию Петровичу составляет кошка Муся, она сидела у балка на крылечке, хмуро и недовольно посматривала на нас. Петрович живёт тут круглый год, лишь раз  в пару месяцев выбирается на недельку в Дудинку. Зарплата?Меньше 30 тысяч, лишь зимой, когда база оживает, поднимается до 50-ти.  Ну и большое подспорье – рыбная ловля и охота. Капитаны проходящих судов Петровича знают, покупают у него рыбу (таковой на Енисее считается осётр, муксун, щёкур), лосиное мясо.  Поскольку регулярности в торговле нет, Петрович озаботился строительством холодильника, долбит в вечной мерзлоте яму.

Мы попили в балке чаю, Петрович снабдил меня в дорогу конфетами, копчёным муксуном и я отправился дальше.

Вторая встреча была уже в конце пути. Вечером, когда выбирал место для ночлега, вдруг увидел на берегу копошащуюся фигуру, рядом бочки, брёвна, непременная моторка. И в распадке недалеко от берега – балок. Фигуру зовут Алексей,  он здесь обитает и рыбачит.  Естественно, Алексей зазвал к себе на ночёвку.  Я такого роскошества ещё не встречал! Это не просто балок, это добротно сложенная из бруса изба. Посредине избы настоящая из кирпича печь, вдоль стен две шикарных лежанки с мягкими матрацами. Алексей живёт здесь по пол-года, ловит и сдаёт  рыбу. А на зиму уезжает домой, куда-то в центральную Россию. Рядом с балком он принялся возводить баню. Слушая его, я подумал: развитием и прогрессом движет не  необходимость! Ими движет идея. Вот захотелось Алексею соорудить баню, так за дело! Где взять брёвна? Высматривать надо на реке, особенно в половодье, река несёт сверху беглецов. Тогда мигом в лодку, лови, цепляй, тащи к берегу! Следующая  задача – поднять тяжеленные брёвна наверх, к балку.

Для этого пришлось Алексею соорудить ворот, им-то он и затягивает брёвна на место стройки.  Наверняка придумает и какой-нибудь архимедов рычаг, чтобы поднимать брёвна на сруб.

Наутро я распрощался с Алексеем и направился дальше. Впереди был крупный по местным меркам посёлок Усть-Порт, там предстояло решить, идти дальше или закончить маршрут.

И вот он уже хорошо виден, Усть-Порт. Над рекой нависает высокий обрывистый берег, тёмные крыши строений издали кажутся укреплённой стеной – ни дать, ни взять  северный русский острог трёхсот-четырёхсотлетней давности; так и кажется, что из-за стены вот-вот высунется голова в стрелецкой шапке, взмахнёт бердышом, окликнет:

        — А ну, стой! Кто таков будешь? –

Голова не высунулась, оклика не последовало и я, оставив груз на берегу,  по тропинке поднялся вверх, пошел по посёлку в поисках его обитателей. Было рано, солнце только чуть-чуть приподнялось над горизонтом.  Посёлок тих, пуст, многие избы явно нежилые.  Услышал негромкий разговор – у раскрытых дверей не то сарая, не то гаража копошились три мужика. Изумлённо уставились на меня.   Действительно, откуда явилось это чудо?

Закурили, побеседовали. Я поинтересовался – где расположена какая-нибудь местная администрация?

            — Да вон она, администрация – ткнули мужики в сторону небольшого щитового зданьица.  Действительно, на его крылечке топталось несколько тёток и один мужчина, глава администрации.  Я поспешил к ним. 

Беседа с главой была долгой, насыщенной и хлебосольной. Передо мной поставили две тарелки – одна с вкусным белым хлебом, другая с  нарезанными кусками енисейского свежезасолённого осетра.  Ребята, еды нежнее и вкуснее малосола из осетра в мире не существует! Никакая норвежская сёмга с ним и рядом не стояла! Мясо у осетра чуть-чуть розоватое, оторочено желтоватым жирком. А если к нему кусок свежего хлеба и крепкий сладкий чай (женщины предлагали и кофе, но кофе! К осетру! – это преступление) – м…м…м…! Мы, обитатели «материка», и представить себе не можем такого благостного удовольствия.

Я интересовался у главы – за счёт чего и для чего существует посёлок.  Выяснил: всё его население чуть больше трёхсот человек. Единственное значимое учреждение – это школа-интернат для детишек тундровиков-аборигенов. Почти сто человек персонала – учителя, воспитатели, медики.  Следующая по численности группа населения – это штат самой администрации посёлка. Кто остальные? Есть пенсионеры, несколько торговцев, кто-то промышляет рыбой, кто-то на сезонных работах на буровых. Финансы (завоз солярки и угля, зарплата бюджетникам) посёлок получает из краевого бюджета. Так вот и существует Усть-Порт, так и стоит извечный вопрос – нужен он или не нужен, стоит  ли поддерживать едва тлеющую жизнь? Может, разумнее переселить людей в более благодатные края? Или просто дождаться естественной смерти посёлка?

      Меня особо интересовал вопрос о транспорте назад, в Дудинку.  Ходит здесь раз в неделю-две местный теплоходик. Сейчас он в посёлке Караул, но в Усть-Порт не зайдёт, так как забит под завязку, так что когда ждать следующего рейса на Дудинку — одному богу известно. Я сильно запечалился этим обстоятельством, но глава меня тут же успокоил: уже сегодня в Дудинку на моторке отправится его зам, так что может взять и меня.  Я тут же поспешил на берег, разбирать и упаковывать свой груз.Потом пять часов на моторке, крупная волна, промокшая от ушатов брызг одежда, непрестанная дрожь от  пронизывающего насквозь ветра.  Вот и Дудинка. Полувымерший, почти безлюдный город, полупустые панельки на сваях, распахнутые мёртвые подъезды, ветер гоняет по выщербленному асфальту полиэтиленовый мусор. Крохотный, с собачью конуру, номер в гостинице, в душе тоненький ручеёк  тепленькой водички. Номерок увешан моими мокрыми вещами, на столе чай, хлеб, куски осетра и, конечно же, «мерзавчик» беленькой.  Теплоход  завтра, билет до Красноярска в кармане.

Но, видимо, судьба решила поставить окончательную точку в судьбе своего неразумного дитяти.  В пути  меня свалил внезапный приступ жесточайшей пневмонии, так что в Игарке меня на «скорой» сняли с теплохода в полубессознательном состоянии.  Пришлось три недели проваляться в холодной, с редкими пациентами, местной больнице.  Там и оформилась  окончательно мысль:«Амба, Синдбад! Пора ставить точку!»

Вот я её и ставлю.