Маленькие трагедии

ГОРКИ

Усадьба Горки. 20 декабря 1921 года.

Сцена первая

Ленин, сгорбившись, сидит в кресле, смотрит в окно. За окном воет метель, лунный свет освещает лицо вождя мирового пролетариата.

Опять метет. Собачий холод.
Скажу Гавриле, пусть плут не экономит дров.
Иль выгоню ко всем чертям собачьим,
Пусть с голоду подохнет,
Как все в Поволжье нынче подыхают…
(задумывается)
Хотя о чем я? Что я теперь могу?
Я сам теперь под неусыпной стражей.
Сто человек и день, и ночь следят за мной…
Как будто бы покой мой охраняют…
Но через срок потом внезапно исчезают…
Куда? Никто не знает.
И кто-то все решает за меня —
Что делать, что читать и с кем встречаться…
Что пить и есть, и где гулять разрешено…
И как прикажете все это понимать?
Или уже не первое лицо я в государстве?
Тогда, где связь с Кремлем? Молчит мой телефон!
Где преданный мне Гиль?
Где Троцкий? Где Дзержинский?
Я срочно созову Политбюро
Вернусь и выгоню всех проституток вон!
Вон! Вон! Вон!!!

Дверь отворяется, входит Крупская.

— Володя, умоляю, не кричи!
Иначе прибежит охрана.
Мне стало все невыносимо здесь.
С ума схожу с тобой в лесу.
Имела давеча я с Джугашвили разговор…
Он был со мной не очень-то любезен.
Сказала я ему, что ты уже окреп
И нет нужды тебе навязывать леченье.

Ленин:
— И что? Что он ответил? Не молчи!

Крупская:
— Он выслушал меня и нагло усмехнулся.
Сказав при этом, что мол, партии видней.

— И все?

— Нет. Он обозвал меня кремлевской проституткой, потаскухой…
Я плакала потом весь день. Меня трясло и даже, не поверишь, рвало.
Никто и никогда не смел так называть жену вождя!
— Что? Как он посмел? Ничтожество рябое!
Семинарист с замашками бандита!
Я в пыль сотру коварного ублюдка!!!

— Он мне сказал, что ты молил его о яде.
А он тебя на грани смерти удержал.
Признайся, это правда?

— Ты знаешь, как бывает нестерпима боль…
Ну нету сил терпеть…
Любую боль боюсь…
В минуту слабости я попросил о яде.
Но вдруг свершилось чудо,
Болезнь прошла и силы чую снова.
И все лишь потому, что я не пил лекарства,
Которые давали доктора.
Боюсь, меня отравит
Консилиум немецких докторов,
Как настоящего немецкого шпиена…
(саркастически смеется)
А ел лишь только то, что ты мне приносила.
Ты хлеб с икрой и маслом притащила?

— Да, да! Конечно! Вот покушай.
(разворачивает сверток. Ленин с аппетитом набрасывается на бутерброд)

Крупская:
— Они убьют тебя, мой дорогой!
Со мной иль без меня. Не так, так эдак!
Как ты Романовых угробил беспощадно.
И никого не пощадят, ни брата, ни сестер –
Ни Дмитрия, ни Анну, ни Марию!
Что, разве в этом доме мало занавесок?
Ничто не стоит ночью тихо придушить.
Давай, сбежим отсюда? Пока еще не поздно…

— Куда? Куда нам, Наденька, бежать, когда повсюду голод?
Война гражданская и лютый холод?
Пока врагов следит за нами глаз
Женева и Париж заказаны для нас.
Мне архиважно написать письмо Дзержинскому и срочно передать,
Тогда надежда есть мерзавца расстрелять.

Сцена вторая финальная

Сталин стоит у окна в кабинете, дымит трубкой и внимательно читает письмо.

Сталин:

Дзержинский переслал секретное письмо,
Подписано от Ленина оно.
(задумывается)
И следует из этого письма —
Похоже, что Ильич совсем сошел с ума.

Он бредит день и ночь, как будто кем-то заперт,
И мною изолирован от всех.
Но я лишь выполняю указания ЦК –
Не переутомлять больного старика.

Повсюду льется кровь, жизнь ничего не стоит,
А Ленина горшок лишь беспокоит —
То вдруг запор, то слишком жидкий стул.
Короче, я усилил караул.
Он мнителен, такая есть черта.
И гнусный запах изо рта,
Поскольку вождь зубов не чистит,
Боится яда в порошке
И вши давно уж прижились в башке.
Но разве этот неврастеник
Похож на русского вождя?
Его показывать всем ни за что нельзя!
Что делать с ним? (задумывается) Черт его знает….
Но чует сердце: дров он наломает.
Опасен сумасшедший для величия страны,
Но перед Богом все равны…

ЖЕЛЕЗНЫЙ ЗАНАВЕС

03.07.17.

 

__________________________________________________________________________

27 февраля 2023 года

Лили Пут:

— Враги, кругом одни враги! Что делать мне?
Один за Родину радею.
Вот почему давно не смею
Все бросить на произвол судьбы.
Уж четверть века, словно раб гребу,
Прикованный к галере. А в благодарность за труды
Покоя нет ни ночью мне, ни днем.
Я власти создал вертикаль, когда страну отчаянно штормило,
Вернул ей Крым и храмы, силу, веру, скрепы!
Я создал новую элиту, дал ей обогатиться,
Заставив свой народ с усердием трудиться.
Я запретил детей усыновлять назло негодным басурманам
И действовал, где честно, где обманом,
Чтоб только приподнять страну с колен.
И неужели поглотит все тлен?
Я внес раскол в Америку и разделил Европу.
Весь мир себя заставил уважать,
Но вот теперь мне некуда бежать.

Нет равных мне. И не с кем мне сразиться.
Никто в подметки даже не годится.
А выборы уж снова на носу…
Хотя, возможно, их перенесу…
И на беду или удачу
Я сам себя на царствие назначу.
И в том не вижу произвола,
А дочь определю в наследницы престола.

Но прежде я немного затаюсь.
Пускай холопы мечутся в тревоге,
Что будет дальше без меня,
Пусть угнетает неизвестность
И страх насквозь страну пронзит
В предчувствии ужасной смуты.
Так пусть меня уговорят остаться,
И соглашусь я, может статься.

Порою из ворот кремлевских выхожу,
Никем не узнан, не замечен,
И привидением вдоль стен брожу
И с мертвецами жажду встречи.
Здесь Ленин матерится грубо
На образ Сталина вождя.
И тени бродят душегубов,
Себе покой не находя.

Бегу от них, Москва пуста,
Вдруг Гулливер с красоткой
Вдоль Москворецкого моста
Шагает легкою походкой.
Иду за ним, а он смеется.
Кровь ударяет мне в висок,
И ненависть наружу рвется,
И нажимается курок.
Он падает. Даю антракт.
Но должен искренне признать:
«Совсем не факт, что надо было убивать»……….

Тень в кепке:

— Голубчик, что вы забыли здесь один в столь поздний час?
Не в первый раз уж вижу вас. Позвольте прикуить?

— Я не курю.

— Я тоже! И в этом с вами мы похожи.

— Тогда к чему весь этот маскарад?

— Да что вы, батенька, не узнаете? Ведь это ж я – Ульянов-Ленин!

— Да черт бы вас побрал! Что нужно вам?

— Смотрю, один и без охъяны,
к мосту идете сам не свой,
не окьюженные толпой.
Дай, думаю, поговойю
со знаменитым тезкой.

— О чем?

— О том, как дальше пгавить.
Как язделять и властвовать,
и не бояться кгови.
Наедец наш пагшив и уважает только стгах.
Вот почему террор – универсален,
как средство, чтоб его в узде держать.

— Да что вы мелете, ей Богу?

— А Бога нет. Я сам вместо него.
Я – плод великой пгопаганды
и рукотворно создан был из ничего.
Почти как вы! Взгляните на себя,
ведь вы совсем не тот,
кого так хвалит пресса.
И если вдруг оставить без охраны,
никто внимания на вас не обгатит.

— Да полно вам нести тут ахинею!
Уйди поганый призрак с глаз долой!
Иначе за себя я не ручаюсь.

— А что ты можешь сделать мне?
Убрать из мавзолея? Кишка тонка!
Я – призрак коммунизма! Живее всех живых!
Я – вечен!
Хоть не во всем, конечно, безупречен.

— Ну хорошо, что вы хотите?

— Власти. (пауза) Что замолчал? Язык вдруг проглотил?
Признаюсь, зря тогда Бориса ты убил.

— Не я убил. Ты не докажешь.
А почему считаешь зря?
Ведь ты же сам казнил царя…

— Я отомстил за брата.
Жестокою была его расплата.
И вот теперь за все грехи покоя нет,
Как будто волчий выпал мне билет,
Не знает дух мой утешенья.

— «Да, жалок тот, в ком совесть не чиста»…

— Да кто бы говорил? Поди и сигани с моста.
Тебе досталось царство на халяву
И что ж? Во что ты превратил державу?
Сплошная имитация во всем
При славном царствии твоем!
А я власть взял вот этими руками,
И не сидел, раскрывши рот,
А совершил переворот!
Никто ее мне не дарил.
Неважно, сколько душ невинных загубил,
Зато я одержимым коммунизмом был!
(пауза)
Ты тоже коммунистом был, Иуда?

— Я?

— Да, ты!

— Я не Иуда…
— Да я ведь тоже не Христос,
Но в Кремль себя я сам вознес.

На мосту появляется юродивый. Он сидит на корточках рядом с местом гибели Бориса. Тень Ленина растворяется.

Юродивый поет:
-Зубы точат не напрасно
Люди злобные,
А на площади на Красной
Место лобное.
Распинают, всех казнят,
Кто не лыком шит.
И головушки летят,
Аж топор трещит.
Палачи в почете вновь,
Кто ж покается?
Вот поэтому здесь кровь
Не смывается.

Лили Пут:
— Что ты поешь? Зачем всю ночь сидишь
на месте гибели Бориса?
Что дал он тебе? Какую радость?
Ты знал его?

Юродивый:
— Да кто ж не знал Бориса?
Был он парень-рубаха,
Насмерть бился с судьбой.
И сражался без страха,
И погиб, как герой.

— А ну заткнись и не перечь мне!
И говори начистоту, чем дорог так тебе
Гуляка праздный,
который только трахал баб?

— Он был веселый и отважный,
И слов на ветер не бросал.
А остальное – и не важно.
Я как-то раз с ним выпивал.

— И что? О чем вы говорили?

— Да так, о разных пустяках.
Он мне рассказывал, как физика прекрасна.
И что борьба любая не напрасна,
Хоть власть, конечно же, не самоцель.
Как щас я помню, был апрель.

(поет) — Мы живем внутри дракона,
Где нет ни правды, ни закона.
Варит нас дракон в желудке
И рыгает в промежутке.

— Кому ты лжешь? Как смеешь ты кривляться?
Не смей здесь больше появляться!
И все, что знаешь о Борисе, позабудь,
Не то случится что-нибудь.
— Все, что могло, уже случилось.
Последний раз его здесь сердце билось.
Был беспокойный сумрачный февраль
И кровью весь пропитанный асфальт.
Не знаешь ты, какого хера
Убили лилипуты Гулливера?

— Он сам был виноват во всем,
А лилипуты ни при чем!
Ну что ж, смотри, тебя предупредил.
С тобой я откровенен был.
Но коль не ценишь жизнь свою,
Тебя я заживо сгною.

Юродивый:
— Сегодня жив, а завтра ты мертвец.
Дверь в мир иной навек закроешь,
Обнимешь землю наконец,
И станет ясно, что ты стоишь.

И будет дальше жить земля,
Как будто бы и не было тебя.

(Занавес)
01.06.2017.