ЛЕВ
Лев — благородно и церковно,
Лев — сила, золотая стать.
Львом был отец. Я, безусловно,
Отца, как следует узнать
Не мог: мне девятнадцать было,
Когда он умер, мой отец.
Мой Лев, какого доброй сила
Была — спокоен, как мудрец.
И голоса не повышал он
Ни разу, ведал обо всём.
Волшебного мне минерала
Его присутствия в моём
Существованье не хватило.
Лев… Как торжественно звучит.
А, может, выдумка — могила,
И жизнь в бессмертие летит?
* * *
Гордыни сокрушает кость,
Проливши молоком, сгущает
В творог тугую, будто гроздь,
Плоть. Суть свою не открывает.
Кто ты? Ты — Сущий?
Полумрак
Церковный, отдающий смертью.
А где жизнь вечная? Никак
Не разобрать под белой твердью.
Гордыню сокрушает… Но
Изрядно гордых — преуспевших.
Иль низвергает их на дно,
Когда уйдут земные вещи?
Таинственное бытие,
И Библии гора громоздка.
…вода стремительна в ручье,
А мысли — в тёмной бездне мозга.
* * *
Моя алхимия, где детство
В роскошной коммуналке — блеск.
На санках ёлка едет, дескать
Нести не стоит — значит, без
Салазок как тут обойдёшься?..
…на черноморских берегах
Кентавров видел… И вернёшься
Сюда, ища огни в словах,
Словами вовсе не играя.
Запойно чтение моё,
Оно давало образ рая,
Я слышу, как душа поёт.
Мои собаки и монеты.
Искусством был пропитан я.
Разнообразные сюжеты
Исследований бытия…
Моя алхимия чудесна.
Откуда горечь? Не понять.
Иль в детстве заглянула бездна
В меня — сиятельная бездна,
Чью сущность не истолковать.
ПОЭЗИЯ АТЛАНТИДЫ
(стихотворение в прозе)
О! быт воспевали тоже — домашние устои, и уют спален, вкус жареного гуся или горчичного хлеба, но главное, чем жили и дышали стихи, было сконцентрировано на ощущение вертикали — незримой, взлетающей ввысь, сообщающей парение душе.
Была и философская лирика, в ней решались вопросы, которые… впрочем, очевидно, что смерть не очень интересовала жителей Атлантиды, так как у всех был открыт третий глаз.
Поэтому философская лирика, апеллируя к тайнознанию, в основном освещала запредельные путешествия, и ритмы были разнообразны — от плавных до рваных, а рифмы иногда блистали лёгким оперением, а иногда тяжело волочились по земле.
Воспевали и родную островную землю, и пласты воды — огромной воды, рассекая нежную кожу которой, в порты входили замечательные красавцы-корабли, и разнообразную растительность — преимущественно деревья, ибо тянулись, поднимались высоко, давая образец мысли.
Была и шуточная поэзия, в которой подкалывали друг друга, и дети часто сочиняли стихи.
Ничего из этого вам не дано прочитать — но поэзию Атлантиды знали в Судане, где возникла позже роскошная империя, чьи желтовато-кобальтовые дворцы сияли, встроенные в лепную небесную синь, а храмы поднимались многоярусно, и улицы были вымощены камнем, а дома высоки.
Искусственные сады пылали роскошною зеленью и светились драгоценными цветами, и в них часто звучали стихи — и наши, поэтов Атлантиды, и самих суданцев.
Потом пустыня, жарко и жадно дохнув, двинула пески, и империя исчезла.
Вы никогда не узнаете о ней, как о многом из того, о чём бы следовало знать.
* * *
Шея крана — динозавру не
Снилась грандиозная такая.
Сокрушенье — тема шаровая,
Бездной отдающая вполне.
Рёбра дома тяжелы весьма,
Крошево бетона, иль цемента.
Праздная фиксация момента
Пополняет мозга закрома.
Ярости, конечно, никакой —
Крана монотонная работа.
Медленная ноября суббота,
Серо-заурядный выходной.
ШУТКА АНГЕЛА
Вот ангел уронил перо,
И снег пошёл на город сонный —
И зачехлил его добро,
И стал седым собор огромный.
Довольно грустный человек
В окне вдруг снежный сад увидел,
И засмеялся — не обидел
Меня железный этот век.
И, умягчившийся душой
Отец купил котёнка дочке.
А у поэта чередой
Пошли прекраснейшие строчки.
И подаянье получил
Весьма большое старый нищий.
Сухое тело усладил
Разнообразнейшею пищей.
Был город быстро убелён.
И расширенье спектра даже
Художник увидал в пейзаже.
А сам пейзаж — преображён.
И ангел с нежностью взирал,
Как держит серого котёнка
Весьма забавная девчонка.
И счастья светится кристалл.
Бродяга ныне ест рагу,
А ксендз домой идёт, весёлый.
(Нельзя же уступать врагу
мир старый, но извечно новый!)
Окошки дома зажжены,
И ветер вновь снежинки крутит.
И люди осознать должны,
Как благородно ангел шутит.
СЛОМАННАЯ КУКЛА
Я сломанная кукла,
Валяюсь у окна.
Душа тоской набухла,
Вода тоски черна.
Играли мной когда-то,
Замучили потом.
Всем жизнь была богата,
Но только не добром.
Разорваны одежды,
И сломан механизм,
И все мои надежды
Распотрошила жизнь.
Ах, кукольная доля –
Немотный монолог.
Ребёнка злая воля
Подводит мой итог.
Что из окна мне видно?
Мелькающая жизнь –
Быть вне её обидно:
Ни радостей, ни тризн.
Грядущее условно,
Былого просто нет.
В окно ползёт неровно,
Клоками зыбкий свет.
Я сломанная кукла,
Валяюсь у окна.
И мной сплошная мука
Теперь воплощена.
* * *
Зачем проходит это время,
Анук Эме?
Во сне гулял сегодня в Риме
Я по зиме.
Проснулся — а лицо помято,
И сам я стар.
Сера воспоминаний вата –
Мой дом…бульвар…
Зачем проходит это время
Сказать боюсь.
Коль всё склоняет к смертной теме,
Логична грусть.
Пустеет кинозал. И фильма
Финал смешон.
А в город выйдешь — банки, фирмы.
Зимой снежок.
Наелся сладкого варенья –
Ни бэ, ни мэ.
Зачем проходит это время,
Анук Эме?
* * *
Исцелившемуся радость,
Заболевшему печаль.
А потом приходит старость,
Жизни жаль вам станет.
Жаль.
Как приходит? Не заметишь.
Вроде был ребёнком я.
Дням я радовался вешним,
Летним краскам бытия.
Или старость — осмысленье
Бывшего с тобой? Сие
Редко… В основном мученья,
Что свершилось бытие
Собственное: и любезно,
И отвратно… И страшит
Неизведанности бездна.
А… какой же в бездне вид?
* * *
В нашем бардаке тотальном
Быть весёлым неуместно –
Остаётся быть печальным,
Что печально, если честно…