Известный шоумен Леонид Якубович был ведущим нескольких телевизионных проектов. Но, безусловно, абсолютную, ни с чем несравнимую популярность ему принесла еженедельная передача «Поле чудес», которая идет без перерыва уже с 1991 года.
Леонид Якубович практически никому не дает интервью. Может быть, это просто черта его характера, а может быть, популярность его настолько велика, что он может позволить себе отказаться от встречи с корреспондентами.
Это интервью, которое я предлагаю вниманию читателей, Леонид Якубович согласился дать мне лишь потому, что его попросил сделать это его близкий друг — Андрей Макаревич. Причем, когда мы договаривались о встрече, Якубович поставил мне условие, что говорить будет только на определенные темы: о еде или о своих полетах. Пришлось согласиться.
— Леонид Аркадьевич, раз уж Вы в первую очередь согласились говорить со мной на тему еды, то скажите, правда ли, что Вы сами очень хорошо готовите.
— Наверное, правда, я уже несколько десятков лет с удовольствием занимаюсь кулинарией и могу вас уверить, что знаю в этом деле толк. И, надо вам заметить, скажу откровенно, совершенно четко знаю, что на самом деле для человека, занимающегося готовкой, важен не вкус пищи и не процесс ее приготовления. Важны похвальбушки. Вот, когда ты точно знаешь и веришь, и очень хочешь, чтобы все, кого ты угощаешь своим творением, чмокали, облизывались, просили добавки и спрашивали: «Ну, как, как ты это сделал?», вот тогда все замечательно получается. Знаете, в моей жизни был период, когда некоторое время я жил один и мне тогда совсем не хотелось готовить самому себе. Когда же я живу в семье, то готовлю от души, часто стою за плитой и практически никого не пускаю на кухню. Просто я знаю, что все равно никто лучше меня никогда не приготовит. Я даже переписывался на всякие кулинарные темы с разными людьми из многих стран.
— Значит, можно сказать, что Вы гурман? И какую же кухню предпочитаете?
— Что иметь в виду под этим понятием… Да, в некотором смысле я гурман. Очень люблю кавказскую кухню, обожаю восточную. Но, в быту предпочитаю все-таки то, что входит в понятие «русская кухня». Люблю простую, обыкновенную еду. Представляете себе: вареная картошечка, рассыпчатая, с маслицем, да еще с укропчиком. И при этом — соленый огурчик, селедочка, рюмка водки, холодная такая, запотевшая… Чудо! Да, и еще, естественно, холодец.
— Значит, как я понял, Ваша любимая еда — огурчик солененький или…
— Нет, ну зачем уж так узко… Лучше напишите так: Якубович любит все.
— Но если Вы много лет стояли у плиты, должно же быть у Вас фирменное блюдо?
— Я готовлю абсолютно все, кроме сладкого. Вот этого я делать не умею. Не могу объяснить, но я почему-то прилипаю к тесту, меня это раздражает безумно.
— Леонид Аркадьевич, помните, как там говорится в «Золотом ключике»: «Буратино закрыл глаза и увидел тарелку манной каши пополам с малиновым вареньем. Открыл глаза — нет тарелки с манной кашей пополам с малиновым вареньем». А если Вы закроете глаза, что увидите?
— Знаете, со мной же на эту тему разговаривать трудно, потому что в своей жизни я ел такое… я ел все, что угодно: сушеную саранчу, змей… и еще черт знает, что я только не пробовал. Пожалуй, я могу съесть любую пищу, кроме… голубцов. Пусть вам это не покажется странным, но дело в том, что в моей жизни был случай, когда мы жили в Сибири, горела тайга, с питанием возникли проблемы, и люди были вынуждены вскрывать склады. В них кроме сухомятки были стеклянные банки с голубцами, после которых несколько человек с тяжелым отравлением попали в больницу, и я в том числе. Я тогда был еще мальчишкой, учился в шестом или в седьмом классе, но мне настолько было плохо, что я с тех пор просто не выношу этот запах тушеной капусты.
— Как Вы считаете, еда в первую очередь должна быть сытной, вкусной или красивой?
— Еда должна доставлять удовольствие, а посему должны иметь место все три этих компонента. К тому же есть и еще один главный момент. Она должна быть вовремя. Я имею в виду не режим питания, а придерживаюсь основного правила с точки зрения хозяина стола, так сказать, угощателя. Надо просто очень любить тех, кто сел за твой стол. Всем известно, что это правило очень хорошо знают на Кавказе, есть даже такое понятие: кавказское застолье. Нелишне сказать, что такая традиция была и в России, но, к боль¬шому сожалению, сейчас она теряется. А ведь настоящее застолье это не еда и не питье. Это общение. Хорошее, нормальное, доброе общение с милыми твоему сердцу людьми. Каждый, кто приходит к тебе в гости, к слову, как и ты сам, должны быть хорошо одеты. Ну и, естественно, что при этом вы ставите на стол что-то такое, чтобы оказать гостям уважение. Все вместе это и есть большая степень любви, испытываемая к пришедшим к тебе людям. Так что еда есть лишь добавка к нашей встрече. Но эта добавка должна быть хорошей.
— А как Вы относитесь к сервировке стола?
— О-о-о! Вот тут я — гурмэ! Я обожаю хорошо сервированный стол. Не представляю, как это можно на праздничный стол поставить, скажем, бутылку водки. Я обожаю графины, в которые налиты вина и водка. Я люблю тяжелые столовые приборы, красивые тарелки и всякие там блюда… Да, когда-то умели сервировать столы… Свечи горели… Было замечательно! Правда, в последние годы на это стали обращать больше внимания.
— Незнакомая пища Вас настораживает?
— Да нет. Я же говорил, что меня трудно удивить. Съем ложку и понимаю, что это такое.
— Известно, что Вы довольно много летаете, у вас есть какой-нибудь предполетный рацион? Может быть, с собой в полет берете что-то вкусненькое, сладенькое?
— Никакого специального летного или предполетного рациона у меня нет, и в полет ничего из еды с собой не беру. Тем более сладенького, потому что я вообще сладкого не ем. Никогда. Уж лучше молоко или те же самые соленые огурцы. Не вместе, конечно, сами понимаете….
— Леонид Аркадьевич, как я знаю, Вы очень любили самостоятельно летать. У Вас есть на это специальное разрешение?
— Ну, а как же? Для управления машиной и то нужны права. У меня есть на этот счет официальный документ. Он называется — «Лицензия Федерации легкомоторной авиации России», в которой напи¬сано: «Якубович Леонид Аркадьевич — пилот-любитель, КВС». А КВС — это значит командир воздушного судна.
— Ну и когда же Вам пришла в голову мысль: „ Чому ж я ни сокил, чому ж ни летаю?»
— Эта мысль пришла ко мне уже много лет назад. Правда, сначала не ко мне, а к Юрию Николаеву. Вы его, конечно же, знаете. Он создатель и ведущий популярной телепередачи «Утренняя звезда» и мой друг. Вот он-то и стал моим крестным отцом в этой области. Как-то мы собрались провести вечер у него на даче, и он сказал, что утром у него полеты, давай, мол, сначала съездим на аэродром, а уж оттуда на дачу. Ну, я и потащился за ним. Юра привез меня в Мячково, недалеко от подмосковного города Жуковский, где был расположился аэроклуб «Аист», бывший ДОСААФ. И когда я увидел своими глазами, как мой приятель сам поднимает в воздух самолет, у меня произошло в мозгах абсолютное несовмещение. Причем настолько сильное, что я решил попробовать тоже. Естественно, у меня ничего не получилось, и это меня здорово заело. А чем, мол, я хуже?
— В детстве Вы не мечтали стать летчиком?
— Никогда в жизни!
— А летать просто пассажиром до этого не боялись?
— Никогда и не задумывался над этим.
— А когда Вам «разум дал стальные руки-крылья», Вы ощутили «вместо сердца пламенный мотор»?
— Могу сказать, что поднявшись над землей, я почувствовал такие ощущения, каких не испытывал никогда в жизни. Сравнить их нельзя ни с чем. И понял, что это настоящая мужская работа, оценить которую могут только профессионалы, и еще я понял, что это, пожалуй, единственное дело в моей жизни, в котором на 100% отсутствует даже формальная возможность перед кем-нибудь похвастаться. Тебя все равно никто не поймет, и никто на слово не поверит, пока не испытает на себе сам. Это замечательная работа, приносящая неповторимое удовольствие.
— Интересно, сколько же продолжался первый полет?
— Давно это было.… Хотя можно посчитать. Если при¬близительно 7-8 минут круг, а я сделал 4 круга над аэродромом, то получается где-то около тридцати минут. Но хочу отметить, что впервые я самостоятельно вылетел в памятный день, на Троицу. Так вот это совпало случайно. А, может, и не случайно.
— Леонид Аркадьевич, летать это здорово? Затягивает?
— Да, словами не объяснишь! Надо хоть раз попробовать. Совершенно невероятное, не сравнимое ни с чем удовольствие. Я не хочу показаться циничным, но, по-моему, летчики — это счастливые люди. Мало того, что сам полет это сказочное ощущение, но он еще снимает общее напряжение, как, пожалуй, ничто другое. Знаете, когда ты за штурвалом, с высоты все проблемы кажутся такими мелкими, такой ерундой. Все эти дрязги, из-за которых мы порой так переживаем. Не помню кто, но очень точно сказал: «С высоты грязи на земле не видно». С высоты земля кажется настоящим «полем чудес».
— А что там, за облаками?
— Ну, я ведь не сразу поднялся выше облаков. Это получилось, когда мы приехали в город Вязьму к замечательным ребятам из показательного летного подразделения «Русь». Там я впервые сел за штурвал, вернее, за ручку истребителя Л-39. Я сидел впереди, а инструктор сзади. Очень хорошо помню, что был отвратительный день, хмарь. Мы поднялись, пробили облака и выскочили из этой хмари в совершенно слепящее солнце и огромную снеж¬ную равнину. Я осатанел от радости! Я забирался на какие-то облачные горы, съезжал с них. Я крутился и вертелся… Невероятно!
— Вы, когда один летаете, не поете?
— Нет, не пою. Просто кайф ловлю. И с течением времени хочется, чтобы рядом в кабине кто-то был, потому что этим неповторимым восторгом надо с кем-то делиться.
— И как часто Вы доставляете себе это удовольствие?
— Да вы сами посудите. Ночью — съемки, утром репетиции. Недавно премьера спектакля была. В кино снимаюсь. В последнее время все реже и реже получается время для этого выкроить. Помню, вот пригласили меня в Челябинск на открытие аэроклуба. Вот там я смог себе позволить от души! На четырех самолетах полетал, кругов 20 сделал! И вообще, если я на какой аэродром приеду, мне дадут полетать.
— На каких самолетах Вы летали?
— Начинал с ЯК-18. Это учебный базовый самолет, с кото¬рого выпускались еще все летчики СССР. Прекрасная учебно-тренировочная машина, думаю, что лучше не бывает. Потом ЯК-52 — пилотажный само-лет, Л-39 — истребитель. Ну и другие самолеты. На вертолете МИ-2 летал.
— А какие самолеты Вам больше нравятся: реактивные или винтовые?
— В смысле летать? Сейчас, пожалуй, реактивные предпочтительнее. Что ни говорите — другой класс совсем.
— Сколько часов Вы уже налетали?
— А я точно и не знаю. В летной книжке записи, конечно, есть. Как положено. Но я не считал.
— А с парашютом прыгали?
— Один раз прыгнул. У летчиков и парашютистов разная психология. Ни один нормальный летчик из нормально идущего самолета прыгать не будет. Зачем мне из него прыгать? Мне его сажать надо.
— Что страшнее: лететь или прыгать?
— Да поймите же вы. В авиации вообще ничего страшного нет. В машине страшнее.
— А на какой бы аэродром в мире Вы мечтали приземлиться?
— Да на любой. Мы садились и на маленькие, и на большие аэродромы. Скажем, Казань, Кемерово… Садились на своих малявках и рулили между грозных лайнеров. А до Рио-де-Жанейро я не долечу.
— Не хотелось бы, как говорил Чкалов, «махнуть вокруг шарика»?
— Такой реальный проект у меня в голове был.
— Какие фигуры пилотажа сумели за эти годы освоить?
— Господи, да зачем мне нужны эти фигуры-то? Я тихий, спокойный человек. Я просто летчик. Летаю себе спокойно, ради удовольствия. Опять же не мальчик я. Пилотаж этот фигурный нужен для человека, у которого есть какие-то перспективы роста. А мне какой уж там пилотаж. Сейчас я в основном летаю на ЯК-40 вторым илотом.
— Як-40, наверное, свой?
— На кой он мне? Зачем мне свой самолет? Смысл какой? Во-первых, дорого, а во-вторых, просто не нужно. Летать я хочу, это да, а за самолетом следить, что-то там делать.… Каждый должен своим делом заниматься.
— В космос не тянуло?
— В свое время я пытался ходить на такие тренировки и понял, что это не развлечение. Мне вообще не очень нравятся разговоры о том, кто и когда полетит в космос. Такой полет — огромная степень риска и гигантская ответственность не только перед собой, но и перед людьми, готовящими все это. Не говоря уж о колоссальных затратах. Я был на Байконуре, знаю ребят-космонавтов. До сих пор все, что они делают — кровавый, потный труд, героизм чистой воды. Там всегда все, как в первый раз, хотя романтика, к со¬жалению, ушла. Вы знаете, конечно, что сейчас за очень большие деньги в космос стали отправляться туристы. Но я абсолютно уверен, что космосом должны заниматься только профессионалы.
— Говорят, что вы хорошо «руку приложили» к развитию легкомоторной авиации в России.
— Ну, почему я? Вообще-то это дело мы, конечно, раскачали. Ведь когда я начинал, вообще ничего не было в принципе. Я стал об этом писать в газетах, говорить на телевидении. Несколько банкиров привел туда. С удовольствием присутствую на открытии летных школ. Если зовут, конечно… Главное, чтобы даже не помогали, а не мешали. А у нас эта вечная российская неорганизованность. Легче запретить, чем.… В общем, как всегда.
— Извините, а какое-нибудь ЧП с Вами не случалось?
— Об этом говорить не полагается. И вообще ЧП в воздухе не может произойти просто по определению. Не может и все! А если что и бывает то, по-моему, это человеческий фактор.
— А до каких пор Вы собирались летать? Какой-нибудь срок себе ставили?
— Срок? Вот закопают меня — буду в метро работать. А пока — буду летать.
— Наверное, на съемках фильма «Русские амазонки» Вы работали с удовольствием?
— Конечно! Это же про аэроклуб и я там не только играл начальника этого клуба, но и давал квалифицированные советы и режиссеру и замечательным актрисам Ирине Розановой, Марине Могилевской и Алене Хмельницкой.
— Леонид Аркадьевич, скажите честно, зачем вам все это было надо. У Вас ведь такая интересная жизнь.
— А хрен его знает! Это то же самое, что спросить у наркомана, зачем он колется. Так случилось. И я ловлю от этого кайф! Я хочу летать!
— Леонид Аркадьевич, вы так вдохновенно говорите о своих полетах, что поневоле возникает вопрос: Вы не жалеете, что поздно стали летать?
— Вопрос, конечно, интересный. Мне было уже 50 лет, когда я влез в это дело. Значит, тогда время пришло. Да я вообще редко о чем жалею.