— Женя, ты не возражаешь, если в сегодняшнем выпуске нашей рубрики я возьму инициативу на себя?
— А у тебя есть какая-нибудь идея?
— Идея есть, но это не ответ. Должен сказать, что мне не нравится, когда на мой вопрос мне отвечают вопросом.
— Ты просто устал.
— Я понял. Ты не хочешь уступать инициативу. Ты хочешь всё время тянуть одеяло на себя, любимую.
— Хорошо. Уговорил. Начинай.
— Ну, спасибо. Ты знаешь, о чём я хочу сегодня поговорить?
— Догадываюсь.
— Думаю, что нет. Но я скажу о чём. Как ты думаешь, творчество – это занятие спонтанное или оно может быть структурированным и спланированным?
— О чём ты?
— А вот о чём. Как ты знаешь, в конце прошлого месяца меня пригласили дать интервью на русскоязычном канале телевидения. На RTN.
— А какое это имеет отношение к нашей теме?
— Самое даже прямое. Когда я обсуждал с ведущим программы «Особое мнение» Александром Грантом – кстати, одним из лучших, если не лучшим тележурналистом русскоязычной Америки – о чём он будет вести со мной беседу, и не следует ли нам предварительно обсудить те вопросы, которые он будет мне задавать во время этой часовой программы, идущей в прямом эфире, он ответил, что программа получится более интересной и живой, если мы будем импровизировать. И я, как любитель импровизаций, на это согласился.
— Так оно и есть. Ведь мы тоже с тобой импровизируем в нашей рубрике, не так ли? Только позволь мне добавить, что хороша та импровизация, за которой стоят годы подготовки. Когда человек – внезапно для окружающих, для всего мира (но не для него самого) добивается головокружительного успеха – за этим, обычно, стоят годы подготовки, работы, размышлений.
— Женя, всё это очень хорошо, но такая вставка ломает логику того, что я хотел сказать. К тому же, ты опять берёшь инициативу на себя.
— Во-первых, это неверно. А во-вторых, ты поставил вопрос, и я представила тебе квалифицированный и развёрнутый ответ. Годы общения с тобой наконец-то научили и меня демагогии.
— Спасибо за комплимент. Если это, конечно, комплимент. Но давай вернёмся к нашим баранам.
— Велосипедам.
— Почему велосипедам?
— Потому что мы говорим об изобретениях.
— Да, мы говорили об изобретениях и изобретателях. Этому и было посвящена передача Александра Гранта. Ты, кстати, её смотрела. Какое у тебя создалось впечатление?
— Впечатление у меня создалось, что ты пытался сказать то, что запланировал, а Грант, в свою очередь, очень хотел от тебя услышать подтверждение своим представлениям об изобретателях. Но это моё сопутствующее замечание, а в общем и целом мне очень понравилось. Понравилось, как ты говорил. Меня очень впечатлил уровень твоих знаний и то, как ты подавал информацию. Если бы я была изобретателем, я бы непременно обратилась к тебе за консультацией.
— Спасибо, конечно. Но ты говоришь здесь о том, как именно я подавал информацию, а не о том, что эта информация из себя представляла. Дело в том, что Александр Грант (замечательный тележурналист), не будучи специалистом в этой очень специфической области, задавал мне вопросы, основанные на его личном опыте общения с изобретателями. И в течение часа, отведённого на программу, он не задал мне ни одного из вопросов, квалифицированные и правдивые ответы на которые ищут и не могут найти тысячи изобретателей. Такие, например, как:
· Что должен делать (и не делать) изобретатель в первую очередь после того, как он изобрёл нечто, с его точки зрения, стоящее?
· Нужно ли добиваться получения патента на изобретение? Если да, то для чего он нужен? Каковы функции патента? Что и от кого он защищает? Что он может дать изобретателю и что может при этом отнять?
· Какие мифы существуют в среде изобретателей, и чего они больше всего опасаются?
· Как нужно правильно упаковать изобретение, чтобы сделать его продаваемым? Что должен включать в себя такой маркетинговый пакет?
· Какими критериями следует пользоваться при выборе компаний, в которые следует (или не следует) обращаться с предложением о продаже или лицензировании изобретения?
· Какова разница между продажей изобретения и его лицензированием?
· Как вести переговоры с компаниями, проявившими интерес к вашему изобретатению? На какую компенсацию при этом можно рассчитывать?
· Какими качествами должно обладать изобретение, чтобы максимизировать шансы его изобретателя на коммерческий успех?
· В чём конкретно я могу помочь изобретателю на пути продвижения его изобретения от идеи в голове до продукта на рынке?
— Саша, какое это всё имеет отношение к нашей рубрике?
— Ты мне уже задавала этот вопрос. И я пытался на него ответить. Если ты сумеешь меня не перебивать, то тогда ты сможешь получить на него ответ.
— Но ты так долго пытаешься что-то сказать… А я, между прочим, устала.
— Это и к лучшему. Ты сейчас отдохни немного, а я пообщаюсь с читателями нашей рубрики. Я полагаю, что творчество не должно и не может базироваться только на импровизации. Спонтанность должна в нём гармонично сочетаться со знанием предмета. Если бы ведущий программы в ходе подготовки к передаче потратил время на изучение предмета дискуссии или просто обсудил со мной перечень задаваемых вопросов, то передача получилась бы не только занимательной, но и более интересной и, главное, информативной для телезрителей, интересующихся изобретательским бизнесом.
— Вполне возможно. Иногда человек может на одном дыхании, на одном импульсе и вдохновении создать нечто новое и прекрасное. Но стоит лишь ему, этому человеку, потерять то ускорение, которое дало ему толчок к вдохновению, как он теряет нить повествования. Я по себе знаю, что когда ты теряешь тот запал, на котором начинался процесс созидания, в этот самый момент ты испытываешь чувство тупика и усталости. Планирование же и создание структуры будущего произведения ведут тебя через этот лабиринт и подпитывают творчество новой энергией.
***
Мы сидим в зале ожидания почти пустой центральной станции Бостона «South Station» после нашего возвращения из Нью-Йорка и ждём последнюю электричку, чтобы вернуться домой. В этих вокзалах и станциях есть романтика неизвестности, путешествий, перемен. И неожиданных встреч. За соседним столиком очень серьёзная и очень значительная женщина безостановочно вяжет варежку.
— Что это? – спрашивает Женя.
— Варежка без пальцев. Чтобы можно было работать на компьютере или посылать СМСки.
— Вы их продаёте?
— Да.
— И сколько же Вы их делаете в день?
— Три или четыре пары. Ещё я вяжу домашние тапочки.
— А где Вы их продаёте?
— В сети, на аукционе.
— И что?
— Ничего. Оплачиваю мои счета. И ни на кого не работаю, сама себе хозяйка.
Вот так человек особождается от окружающего мира, от корпоративной Америки. Пусть маленькое, повседневное, утилитарное – но всё же творчество! – открывает новые двери, нарисованные поначалу на глухой, казалось бы, стене.
***
— Женя, поскольку ты упоминула нашу поездку в Нью-Йорк, то нашим читателям было бы интересно узнать, что ты там делала.
— Будь добр, расскажи за меня. У тебя это лучше получится.
— Хорошо. Дорогие читатели! Я спешу вам рассказать, что наша Женя и бостонский поэт, уже известный читателям «Зарубежных Задворок», Игорь Джерри Курас, были приглашены, чтобы провести литературный вечер в «Русском книжном магазине №21», находящемся в самом центре Манхэттена, на 5-й Авеню, между 22-й и 23-й стрит. Зал был полон любителями литературы и нашими литературными друзьями, живущими в Нью-Йорке, писателями и поэтами. Успех был грандиозный.
— Саша, ты всё врешь. И я, и Игорь – мы оба дебютировали в Нью-Йорке, волновались… И вообще, первый блин комом – в следующий раз мы будем делать это немного по-другому. Но было очень приятно выйти к людям, встретиться с читателями. Почувствовать их эмоциональный отклик.
— Во-первых, за вруна – ответишь. А чтобы подтвердить свои слова, я приведу один факт, который не имеет ничего общего ни с эмоциями, ни с субъективной оценкой. А факт такой: после твоего выступления хозяйка магазина, Ирина, которая видела и слышала всех литературных грандов русскоязычной Америки, сказала, что возьмёт твою книгу домой, чтобы дать её почитать своей сестре, которая жалуется, что ей нечего читать.
— Саша, зачем это?
— А затем, что в этом магазине ты сама видела полки, на которых выставлены тысячи книг всевозможных жанров. И ты видела имена авторов этих книг. И если Ирина считает, что её сестра получит большее удовольствие от твоих рассказов, чем от тех книг, которые есть у неё в магазине – то это такой тебе комплимент, Женечка, что на более значительную оценку твоего творчества ты уже можешь не рассчитывать.
— Спасибо, конечно. Но, во-первых, может быть сестра Ирины – полиглот и уже прочла все книги на полках магазина №21. А во-вторых, мы собирались писать о творчестве. Мы собирались вовлечь наших читателей в дискуссию. Но ни того, ни другого не происходит. А мы хвалим с тобой друг друга, словна я – кукушка, а ты – петух.
— Во-первых, ты не кукушка а журавль, а я не петух а гусь, а, во-вторых, давай лучше вместе похвалим курицу… то есть Игоря Джерри Кураса. Игорь выступал с тобой, и принимали его замечательно.
— Да-да, это правильно. Я давно хотела написать о его поэзии. Я читала его первый сборник, но сейчас, когда он сделал подборку для выступления… Это совсем другого качества поэзия. Словно за два последних года человек стал писать на совсем другом уровне.
— Давай договоримся, ты напишешь о поэзии Кураса сама, без меня. А сейчас нам надо бежать, а то мы пропустим нашу электричку.
***
Итак, поэзия и проза. Меня всегда занимала разница между этими двумя такими, казалось бы вполне разными жанрами. А вот Игорю Джерри Курасу вполне удаются оба. Причём, его рассказы словно бы написаны другим человеком – во всяком случае, на первый, не очень тщательный, не очень придирчивый взгляд.
Мне уже давно хотелось написать о его поэзии. И не потому, чтобы по-дружески похвалить и воспользоваться случаем. А именно потому, что мы здесь пишем о творчестве и о языке, о мастерстве. В последние два десятилетия в мире произошли удивительные события. Человеческая речь, язык стали той канвой, на которой создаётся всё или почти всё – тем инструментом, тем материалом, с помощью которого члены общества не только общаются между собой, но и создают будущее, деловые и ежедневные отношения, зарабатывают деньги, познают и изменяют мир… Я думаю, так оно всегда и было, но с тех пор, как наш мир опутала Всемирная Паутина – это стало очевидно не только для тех, кто работает с языком, но и для тех, кто им всего лишь пользуется.
Именно поэтому я и хотела воспользоваться случаем, чтобы поговорить о поэзии и прозе, о поэтах и писателях – людях создающих и меняющих этот язык.
Но сначала – маленькая оговорка. Наравне с теми, кто язык меняет, всегда есть те, кто сопротивляется этим изменениям. И это хорошо! Необходимо. Потому что таким образом мы язык не только трансформируем, благодаря этим людям мы его и сохраняем. И между двумя этими «тяни-толкай» силами: между теми, кто пытается что-то изменить, придать речи текучесть, гибкость, пластичность, согласовать её со временем, с его динамичностью, с темпами перемен, и теми, кто упорно стоит на своём, не желая этих перемен, консервативно и упрямо пытается сохранить то, что давно знакомо и понятно – между этими силами и появляется тот баланс, который необходим в естественном языкообразовании.
И вот Игорь Джерри Курас – он и есть один из тех, кто работает с языком, создавая его, меняя и сохраняя при этом мелодичность и певучесть той поэтической речи, с которой он так хорошо знаком. Потому что истинный поэт находится в неких отношениях с теми, кто пришёл раньше, до него, потому что у него очень прочный и глубокий фундамент предыдущих, вчерашних мастеров, классиков и поэтов двадцатого века. При этом, я не пытаюсь сказать, что поэзия может стать «вчерашней». Я думаю, что истинной поэзии это не грозит. Просто у Игоря есть его «старшие товарищи». И, слушая или читая его стихи, понимаешь, что это не просто рифмованные вирши, а диалог с этими старшими и предыдущими. В случае Кураса, мне кажется – нет, я уверена – с Мандельштамом. Поэтому всем, кто его читает, я хочу посоветовать более пристально вглядеться в то, что он делает, как он создаёт строку. Обратите внимание на его циклический перернос фразы в строке, его паузы – потому что это не только диалог с русской поэзией, но в ней слышны отзвуки латыни, римлян, Данте. Обнажённость и смелость. Смелость открыться и отсутствие страха показаться уязвимым. И эта уязвимость, обнажённость, смелость, эмоциональность и открытость, готовность впустить читателя в хрупкий мир души, философичность и юмор, игра на самой грани между тривиальным и значительным, сентиментальным и проникновенным, прочувствованным… Это удивительное сочетание того, что казалось несочетаемым, и есть феномен поэзии Кураса. Пусть меня простят филологи и языковеды. Так я ощущаю поэзию Игоря, сама работая с языком, сама завороженная словом.
***
— Женя, вот ты и подтверждаешь мою предыдущую мысль. Фундамент длительной подготовки, знание истоков – и спонтанность чувства и мысли. И происходит то, что мы называем поэзией.
— Ну да, мы ведь и начали именно с того, что говорили о спонтанности творчества. Вот у нас с тобой спонтанно и происходит «что вижу, о том и пою».
— Поэтому-то, нам и нужно заняться планированием.
— Каким образом?
— А таким, Женя, как мы планировали твоё выступление. Ты помнишь сколько времени мы потратили в спорах, что именно и в какой последовательности читать. И я думаю, что тот факт, что мне в конце концов удалось тебя убедить сделать то, что ты сделала, во многом и предопределило твой успех в этот вечер.
— Саша, выступление было затянутым. Слушателю интересней общаться с писателем. А читать он может своими глазами в уюте своего дома. Поэтому я предлагаю тебе сейчас подумать о том, как всё то, о чём мы сейчас рассказали, пересекается с темой творчества.
— Женя, вопросы, поставленные тобой – абсолютно правильные. Но я бы хотел, чтобы вместе с нами об этом подумали и наши читатели. Мне бы хотелось, чтобы они подумали и высказали свою точку зрения по следующим вопросам:
1. Какую роль в процессе творчества играют импульс и спонтанность и какую – структура и планирование.
2. Когда поэты и прозаики выступают перед своими читателями, что именно они должны им предлагать. Какова оптимальная форма такого выступления?