Он мало что знал о городе Cologna, бывшей вотчине римских императоров, но был знаком с описаниями шедевра готики – Кёльнского собора. Долго искать не пришлось – уже из окна поезда он увидел пронзившую кучевые облака знаменитую «вилку» из двух башен. Ещё три минуты занял выход из вокзала, и стоявший рядом Собор обрушился на него своей «неимоверной громадой» (Гейне) двух вздымающихся башен главного фасада, полётом величественных вертикальных линий, статуями святых.
Поражённый, он застыл в центре крошечной, полной жизнью площади перед Собором. Вокруг толпились туристы и паломники, играла пара гитаристов, люди с азиатскими лицами размахивали непонятными плакатами, а художник «прилежно и с любовью» пытался изобразить цветными мелками лицо Моцарта.
По бокам Собора возвышались две не к месту поставленные фигуры – египетский сфинкс и средневековый рыцарь. Они вызвали особое любопытство подвыпивших русских: стоят как неживые. Решили проверить и парень в кепке ущипнул сфинкса пониже спины. «Мать твою» – не дрогнув, отозвался хриплым голосом сфинкс, а рыцарь с соседнего монумента погрозил хулиганам картонным мечом.
Покачиваясь, русские наткнулись на шарманщика в карнавальном наряде – «разрешите покрутить ручку шарманки»!
– По два еврика с морды», ухмыльнулся Шарманщик
Дождавшись перерыва в мелодиях Миша вежливо попросил шарманщика указать ближайший телефонный автомат. Миша немецкого не знал.
«Тебе повезло, что наткнулся на меня, сказал Шарманщик. Ты немецкого не знаешь, так и быть, две ночи ты поживёшь на моей хазе. Денег мне твоих не надо. Ты часом не писатель?»
Собрав шарманку, превратившуюся в компактный ящик на колёсах новые знакомые направились к убану (кёльнский трамвай).
Шарманщик представился древним именем Елисей, а Мишу окрестил попросту «студентом» и сразу же стал называть на «ты».
Он бросал короткие фразы (…оставили святое место… движемся по самой бюргерской улице, названой Высокой. Правильней бы улицей Фрейда.
– В самом её конце на маленькой площади водружён фаллический памятник – стела… безобразный самый эротический член в Германии из него текёт вода…
Начало «экскурсии» наводило на мысль, что Елисей не совсем тот, за кого себя выдаёт. Новые друзья дошли до высотного дома с чистым парадным, и даже с ковриком на котором написано «салве». И квартирка оказалась неплохой – однокомнатная, с нишей и для кухонной плиты – ничего себе бомж!
Хозяин извлёк из мебельного хаоса вешалку и сложил раскладушку, отгородил место для постояльца. Пообещал даже подключить телевизор и наладить компьютер, чтобы студент мог развлекаться.
Проживал в комнате не один – в коридоре громоздились банки с собачим кормом.
Будь осторожным, Каштанка – застенчивая собачка – почуяла чужого и притворилась, что её не заметили. Дверь в туалет не запирай — там у нас конура.
Увидев хозяина, коричневая дворняжка разразилась громким лаем.
– Она здесь не приживалка, и в некоторые дни зарабатывает больше, чем хозяин.
Открыв альбом с фотографиями, Елисей показал «портрет» Каштанки в форме полицейского.
За чаепитием Елисей объяснил, что ему претит любая связь с государством, и они с собачкой могут зарабатывать на хлеб с маслом и без посторенней помощи. Но есть обстоятельства, с которыми приходится считаться. Иногда полезно иметь крышу над головой – у собачки скоро будет операция.
Его квартира была оплотом для друзей-музыкантов, собирающих денежный «налог» с пассажиров поездов.
Ещё надо кормить бывшую жену с сыном, живущих в Иркутске.
– За что же немцы платят вам пособие?
– Положено по закону. Бомж здесь тоже человек. Нас бесплатно лечат, кормят в столовых Красного Креста, даже деньги на собачку можно получить от социального сотрудника. Таких паразитов как мы, наберётся до полумиллиона.
Узнав, что Миша не только библиограф, но и сам «пописывает», Елисей признался, что и он от безделья позволяет себе расслабиться.
Толчком к творчеству для него послужил не внутренний позыв, а покупка компьютера.
Утром следующего дня Елисей с Каштанкой в сопровождении Миши отправились на промысел к городской ратуше.
Собака в полицейской форме сидела на трёхколесном велосипеде. Передние лапы были подстёгнуты к рулю и она внимательно слушала команды хозяина. В назначенное время включался конвейер вступающих в брак, который каждые полчаса выбрасывал из ратуши окольцованные пары. По сигналу хозяина собака подъезжала к молодожёнам и их облаивала, а нарядный Елисей с поклоном вручал невесте белую розу.
Присутствующие смеялись и аплодировали, иногда оставались, чтобы ещё раз взглянуть на представление.
Елисей рассказал мне про случай, когда собачка, перевернув велосипед облаяла гомосексуальную пару – двух косматых мужчин. Находчивый фотограф из толпы сделал снимки, и в местной газете была опубликована заметка со словами «полицейская собака против однополых браков».
Елисей хотел прикарманить эту историю и выдвинуться, но у него это плохо получалось. Были у него и «философские» воспоминания и рассуждения о демократии. Автор грамотно, но нудно излагал события своей жизни, старался выдвинуться, но закончить «Елисеевы байки» он так и не смог.
Его место было на площади перед Домом, который привлекал массу людей. Рассказывал, что обретя новую родину он постепенно начал освобождаться от оков демократии. Вначале прорвался в ФРГ. Там начал путь прямо от причала – бросал верёвку судам на пристани, плавал по Рейну судовым механиком и скоро получил статус беженца, социальную квартиру, но стал от скуки пить и потерял работу. Отказался оплачивать бытовые услуги, но его не выгнали на улицу, а переселили в более дешёвое жильё.
Из-за склонности к спиртному, пособие ему выдавали только раз в неделю плюс три бутылки пива, плюс две банки корма для собачки.
Благодарили за хороший немецкий.
Елисей проводил нового друга в библиотеку, после чего шарманщик с собакой отправились на промысел возле собора.
Стремясь себя занять, молодой человек по привычке решил навести порядок в запущенной квартире Елисея. Вложив душу и пять евриков за уборку помещения он, не дожидаясь ночи, улёгся спать.
Послеобеденную сиесту прервал яростный лай Каштанки. Стоя на задних лапах и подпрыгивая, собака пыталась открыть дверь в туалет. Осмотрев его успокоилась, поджала хвост и спряталась в своей конуре.
Ну зачем ты так поступил? – с обидой спросил Елисей.
В этой уборке проявилась твоя совковость. Вы бомжей презираете и не считаете за людей, а при нашей демократии, что человек, что собака – каждый имеет права.
Видя искреннее огорчение «студента», Елисей смягчился и сказал, что с Каштанкой можно наладить отношение с помощью венских сосисок.
Миша извинился за прочтение Елисеевых баек и сказал, что они хреновые.
Наступила пауза. В воздухе запахло грозой. Сейчас грянет гром, и бедному Мише придётся с сумкой возвращаться на вокзал.
Нашлась выпивка и закусон, друзья успокоились, а Каштанка стала тыкаться под столом в колени хозяина.
Елисей, как многие другие графоманы, был хорошим рассказчиком – в устном изложении его байки оживали.
Пойми ты, браток, что для нас бомжизм – философия и стиль жизни.
Назови мне человека свободнее бомжа?
Миллионер, артист, художник, работяга на заводе или клерк ощущают свободу как осознанную необходимость, а бомж не чувствует над собой никакого контроля, даже власти Всевышнего.
Скоро на праздник оперы ко мне придут два друга. Что они скажут, увидав этот подарок? – что я скурвился и стал буржуем. И собачку ты напугал. Она ведь у меня ещё девушка, лишённая мной, тираном, личной жизни. Получает от ветеринара таблетки, а потом надо ей делать операцию.
Человек считает себя царём зверей и не уважает прав друзей меньших. Вот и я такая сволочь. Надеюсь ты ничего не выбрасывал из конуры?
Там её тайны, косточки всякие, может другие заначки, на которые чужак не должен посягать.
Видя искреннее огорчение студента, Елисей смягчился и сказал, что пока Миша у них гостит, они с собачкой согласны пожить в буржуазном уюте, но когда приедут друзья, они все вместе отпразднуют встречу «на пленере», выпьют, закусят, а домой нагрянут вечером: под мухой ведь не поймёшь, чисто в квартире или бардак. А с Каштанкой можно наладить отношения с помощью венских сосисок, которые она очень уважает.
Каштанка, повеселев тыкалась под столом в колени хозяина и Миша с радостью осознал, что своим ответом он снял с бомжа лишние заботы, необходимость лелеять свой талант и превращать свою свободу в осознанную необходимость.
Елисей рассказал, как, обретя новую родину, он постепенно начал освобождаться от оков немецкой демократии. Вначале «отряхнув прах социализма со своих ног», прорвался в ФРГ. Начал плавать по Рейну судовым механиком и вскоре получил статус беженца, социальное пособие и оплаченную квартиру. Бросал верёвку кораблям на пристани. Отказался оплачивать бытовые услуги, но его не выгнали на улицу, а переселили в более дешёвое жильё. Поняв, что не избавиться от опеки государства, он стал бродяжничать. Ему помогли получить лицензию уличного артиста и оплатить купленную на трёделе шарманку. Из-за склонности к выпивке пособие ему выдают только раз в неделю. Плюс три бутылки пива, плюс две банки корма для собачки. Он на хорошем счету – не исчезает на долго и аккуратно расписывается в ведомости – деньги продолжают капать, за них надо отчитываться, а плодить неконтролируемых бомжей по закону не положено. Благодарны ему и за хороший немецкий язык.
Настал день заселения в отель, но Елисей помог студенту отказаться от отеля и поселил бесплатно в своей квартире.
2
В ночь с четверга на пятницу, уже под утро Каштанка начала проявлять беспокойство: скулила, пыталась лизнуть руку спящего на полу Елисея. Потом с лаем, став на задние лапы скребла передними дверь.
– Ребята приехали,- сказал Елисей.
В квартиру ввалились двое мужчин – маленький толстый с рюкзаком и скрипкой в футляре и высокий, на плече которого громоздился целый дом – скрученная во внушительный валик палатка.
Малютка писклявым голосом воскликнул: — так вот в каких роскошных
хоромах бомжирует королевич Елисей!
Выпив и подкрепившись, друзья, отодвинув кресла, разложили на полу спальники и проснулись, когда солнце было в зените.
– Каков на сегодня план?
– Протестная акция на майдане, — сощурив заплывшие похмельные глазки хохотнул Елисей.
Окончив работу в библиотеке, Миша во второй половине дня отправился на площадь перед Собором. Елисей на прежнем месте крутил ручку шарманки, а слева на участке площади, отведенном для «протестантов» пристроились его два друга с плакатом «Общество друзей Диогена». Гордо задрав жидкий хохолок чудом уцелевших волос, прохаживался толстячок со скрипкой. Возле плаката на земле стояло разрисованное под бочку мусорное ведро с надписью «Евро на бочку». Бросавших монеты радостно облаивала Каштанка. Иошка играл на скрипке а тощий Ганс раздавал всем желающим фотографии «древних греков» с образцами татуировки на теле.
Идеологом трёх товарищей был маленький еврей Ионя с медальным профилем Наполеона и замашками клоуна. Выдумщик и хулиган, в прошлом солист оркестра в провинциальном украинском театре, он превратился в популярнейшего лабуха немецких поездов. На двух языках под аккомпанемент скрипки им исполнялись эстрадные шлягеры, включая зонги из «Оперы нищих» Брехта-Вайля и злободневные частушки собственного сочинения. Во время многочисленных странствий и отсидок он довёл свой немецкий до совершенства.
В поезде Иошка познакомился и со своим будущим напарником – тощим «металлистом» Гансом, сгибающимся под тяжестью собственных «вериг». С песней, пританцовывая, они проходили по вагонам, собирая дань с пассажиров. Ганс кроме того был даровитым мастером «игольного» жанра, разрисовывал мужские и женские тела в вокзальных туалетах. Оба по несколько раз сидели – Иошка за мошенничество, а Ганс за мордобой. Он посоветовал Гансу использовать для татуировки безвредные, легко выводимые краски. Впрочем, секрет избавления от сдуру нанесённой татуировки, монополисты держали в строгой тайне.
Внушительные бицепсы Ганса иногда позволяли Иошке сохранять авторские права на свой «прицельный» способ попрошайничества – он усаживался на табуретку и ставил перед собой маленькую сетку – мишень, в которую прохожим предлагалось попасть с помощью монеты.
Удачные попадания отмечались неприличными звуками сидящей рядом куклы. Игра была азартной и собирала группы прохожих, но появились конкуренты в разных концах Германии. Тут в случае необходимости Ганс снимал рубаху, обнажая атлетический торс, украшенный извивающимися драконами, и медленно приближался к обидчикам.
Отдавая должное Иошке, Елисей частенько повторял «эти изобретательные евреи как сперматозоиды: умеют новые идеи оплодотворять, а мы русские «раззудись плечо, размахнись рука» всё трахаем, а толка нету».
Напившись, друзья яростно спорили по поводу политики и демократии. Любимой темой была Берлинская стена, через которую он в роде перелезал, но в этот самый момент его подстрелили. Он считал, что засилье демократов особенно сильно проявилось, когда стену разрушили.
– Причём здесь демократы? Ты просто боялся, что тебя заложат за наркотики.
– Это вы евреи в Израиле приходите к стене поплакаться, а потом на всё плюёте.
Ганс изучал русский язык в школе и художественном училище, но его поперли за операции с валютой.
Елисей против обыкновения в тот вечер в споры не встревал. Проснувшись он сказал, что всем нужна американская демократия. Ещё несколько лет и немцы окончательно потеряют Германию. Тогда Гитлер встанет из гроба.
Вторую ночь после приезда в Кёльн друзья ознаменовали затянувшимся загулом. Миша плохо спал и включил телевизор.
На берлинской открытой эстраде маленький японец с седой растрёпанной шевелюрой, знаменитый маэстро Сейджи Озава властно управлял оркестром. Первый фортепианный концерт Чайковского исполнял молодой, но уже прославленный пианист Ланг Ланг из Китая. Его полноватые нервные пальцы доводили исполнение до крайней степени беглости. Аккордовые пассажи поражали мощью, а повторяющиеся темы насквозь прожигали слушателей. Крупные кнопки глаз пианиста вылезали из орбит, и музыкальный накал сопровождался его ослепительными улыбками.
Публика не могла усидеть на месте, и как на эстрадных концертах часть зрителей покачиванием сопровождала лучшие музыкальные пассажи.
Между тем погода в Берлине портилась – на темнеющем небе кучевые облака не раз прошивались блеском молний. Прогремел гром, и Мише почудилось, что огромная птица – то ли самолёт, то ли птеродактиль – закрыла собою небо. Внезапно сменилась картина, исчез звук и на экране появились развалины взорванного самолёта.
«Опять эти видения, со страхом подумал Миша. Надо было запастись снотворными таблетками».
Ровно в девять, придавив подушкой будильник, Миша стал собираться на работу в библиотеку.
Библиотека удивила Мишу своей открытостью – без документа можно работать с каталогом, взять с полки или заказать книги, или читать их в зале.
Для выноса книг требовалось оформить электронную карту. В библиографическом отделе одобрили Мишин проект и дали направление в библиотечный совет. Оставшиеся дни он посвятил чтению.
Елисей попросил друга через три часа зайти в Кёльнский Собор.
Каждая встреча с Собором Мишу радовала – он постоянно оказывался на его пути – гипнотизировал и привлекал — и от него нельзя было оторвать глаз. В одном из нефов, возле саркофага трёх королей почтительно застыла троица друзей. Высокий Ганс на прощанье перекрестился, и все четверо, прикрываясь от дождя полами курток, двинулись к трамвайной остановке.
Они доехали до маленького магазинчика «Тедди», социального учреждения, куда вещи сдавались бесплатно, а весь доход шёл на благотворительность. Елисей здесь был постоянным клиентом — когда надо было выглядеть «приличным» – брал вещи напрокат. Их уже ждали. В подсобном помещении всех одели в нарядные костюмы с галстуками, а Гансу даже дали смокинг. В парикмахерской они побрились, и закатав грязную одежду, отправились в прачечную, после чего вернулись в «Елисеевы хоромы». Скромно закусили без выпивки, и с постными лицами стали ждать наступления вечера.
Филармония, куда их направили, соседствовала с Собором. Узкое пространство улицы перед входом в зрительный зал было заполнено толпой. У некоторых были листки бумаги «Чечилия» — они надеялись купить лишний билет на концерт великой певицы. Елисей позвонил по мобильному телефону, и знакомая билетёрша вынесла один недостающий билет – три других были куплены раньше. Через вестибюль их пропустили в зрительный зал.
От волнения Иошке понадобилось зайти в туалет, где он столкнулся с Гансом – ему показалось, что татуировщик и в этом святом месте пытается заняться своим туалетным промыслом. Огромный зал филармонии – чудо акустики и современного дизайна встретил их необычной тишиной, в которой было растворено волнующее ожидание поклонников актрисы.
Сначала на сцену под дружные аплодисменты выпорхнула стайка молодых музыкантов, составивших струнный ансамбль. Настройка инструментов оркестра на этот раз только усиливала энергетику ожидания. Первым разрядом стала бурная волна аплодисментов — на эстраду спустилась красивая слегка полноватая итальянка в красивом чёрном платье с распущенными волосами. Зал напряжённо замер и полились фиоритуры необычайного голоса – колоратурного меццо-сопрано.
Исполнение незнакомой музыки – арий из опер Сальери поражало совершенством. Но воздействие певицы на слушателей определялось не только красотой голоса, но и поразительной артистичностью красавицы-римлянки. Её лицо, улыбка, рука, всё тело излучали невиданную энергетику.
Под стать певицы оказался и юношеский оркестр, солистов которых она обнимала после каждого исполнения.
Сидевший рядом с Мишей Иошка не аплодировал и не вскакивал после каждой арии. Он застыл заворожённый, губы у него дрожали и капли пота покрывали покрасневший лоб.
На бис прозвучал опять Вивальди, ради которого был «включён» бартолиевский голосовой органчик фиоритур. Публика неистовствовала, а Иошка беззвучно плакал…
После концерта обычной выпивки не было. Наскоро поужинав, все молча отправились спать, а под утро Иошка с Гансом собрали вещи и поёживаясь отправились к поезду.
Отдохнувший после «дружеского нашествия» Елисей решил на прощанье показать Мише окрестности Кёльна. Захватив провизию на день для себя и собаки и несколько бутылочек кёльнского пива, друзья доехали электричкой до леса, а потом пешком добрались до озёр.
Стояло чудесное воскресное утро. На асфальтовых дорожках вдоль озера там и сям пестрели разноцветные костюмы и шлемы бегунов на роликах и велосипедистов. Водную гладь озера разрезали белоснежные байдарки, оставляя после себя морщины волн и пляшущие солнечные блики.
– Не перестаю удивляться, в какой рай я попал, жалкий бродяга и бомж, задумчиво сказал Елисей, — не только я, десятки тысяч людей, ставших эмигрантами – добрых и злых, согрешивших и пострадавших, среди которых многие действительно хотели бы честно работать. А немцы нас всё принимают и принимают, и кормят, и поселяют в отдельных квартирах, и лечат, но не могут найти нам работу, — сами же плодят тунеядцев.
Приятели присели на поваленное дерево в небольшой роще напротив озера, вытащили пожитки, закусили и выпили. Каштанка с лаем окунулась в прохладную воду, но тут же выскочила на берег и стала шумно отряхиваться от озёрного песка и тины.
Однажды, проигравшись в карты и определив Каштанку в собачий приют друзья тайком заняли свободное место в палатке у озера, в которой жили молодые немцы-студенты, участники регги-фестиваля. Две недели крепко сдружили пятидесятилетнего Елисея с молодыми людьми, честными и открытыми, полными доброжелательности ко всем соседям, живущим рядом – итальянцам, французам и голландцам.
Они обменялись адресами и хорошо провели лето и поняли, что не окажутся бомжами. Мир широк и надо заняться полезной деятельностью
Проводы Миши на ночной поезд в Берлин состоялись, когда он закончил свою работу. Подсвеченный издали Кёльнский собор превратился в гигантский зеленоватый алтарь на фоне тёмного неба.
Приближаясь к Собору Каштанка заскулила и пришлось взять её на поводок.
– Боится святого места, – пожаловался Елисей, – между прочим я где-то читал, что Гейне тоже не любил Кёльнского собора.
– Это написано в его Зимней сказке. Поскольку твоя собака безгрешна, может, в неё переселилась душа поэта?
– Всё значительно проще, – собакам вход в Собор запрещён.
Испуганная собака жалась к ногам, пока не дошли до перрона.
Шла вечерняя служба – ритмичные удары колокола в коротких промежутках пропускали звуки органа.
На прощанье друзья крепко по мужски обнялись. Елисей протянул маленький свёрток –это тебе память о концерте. В свёртке был компакт-диск последнего концерта Чечилии Бартоли.
Защемило сердце у Елисея и вспомнилась русская песня: «вагончик тронется, перрон останется». Ни тебе «купе курящего», ни ступеней чтобы прижаться к полноватой проводнице. После лёгкого соскока он перешагнул линию перрона.
Рассказ Елисея: Выставка трупов
…За довольно продолжительное время жизни в Германии я впервые увидел такую очередь – раза в три больше, чем к мавзолею Ленина.
Небольшая площадь бывшего Сенного рынка – Хоймаркта, недалеко от Рейна с утра до поздней ночи была заполнена толпой, разделённой турникетами на отдельные группы. Подходы к кассам и вход в павильон охраняли десятки полицейских.
Меня от трупов воротит, но немцам некрофильная выставка пришлась по вкусу. Подходы к кассам и вход в павильон охраняли десятки полицейских. Даром бы на зловещую выставкак бы не пошел, но нужно было заработать деньги.
Йоня, еврей из Бердичева, самый хитроумный из нас, придумал план, и мы затемно начали занимать очередь и продавать места в очеди.
Зашёл на выставку – чуть не упал: на витрине препарированый жмурик, как плащ несёт свою кожу, другой – «бегун, олимпиец» размахивает по ветру своими мышцами и сухожилиями, дамочка – красотка на последнем месяце, а в животе плод несчастной любви. В целом, если не думать, что кругом сплошные покойники и сплошная расчленёнка, то выставка может даже понравится – стеклянный потолок, красивые пальмы, журчащие фонтанчики, а части трупов под стеклом фехтуют на шпагах или играют в шахматы. Помню девушкам из гимназии показывали лёгкие курильщиц, черные от копоти, а они только хихикали.
Я походил по залам, осмотрелся и внезапно наткнулся на человека, ради которого сюда пришёл. Стоит немолодой мужчина, сам из себя, как представитель похоронного бюро — в чёрном пиджаке и шляпе, с наглой улыбкой – профессор Гюнтер фон Хагенс из Хайдельбергского университета. Это он всех покойников законсервировал и превратил в пластинаты. Тут я, не будь дурак, вынул да и прочёл ему обращение, которое написал наш немец Ганс.
Мол мы, несколько бомжей из Кёльна хотим, чтоб нас превратили в пластинаты. На них будут все видимые пороки – затемнения в лёгких от курения, цирроз печени – от пьянства, но наши сердечные раны нельзя выставлять на показ.
Охранники пытались меня вывести, но вмешался главный профессор и узнав, что я шарманщик посоветовал в его репертуар включить песню: «О майн либер Аугустин». Потом записал наши адреса и приказал выдать нам бесплатные билеты.
Нас включили в очередь из трёх тысяч желающих получить пластикаты.
Во сколько же вы себя оценили?
В триста евриков на троих. Именно эту сумму мы хотели заработать.