Предуведомление от автора
За полное или частичное совпадение имён, фамилий, лиц, образов и событий автор ответственности нести не может, так как все они принадлежат другому времени.
ПРОЛОГ. ЗНАКОМСТВО И ПОЖЕЛАНИЕ
Я вижу милое лицо Леночки Прибавкиной, привлекательное лицо сорокалетней женщины с едва намеченными морщинками у живо искрящихся, ещё не притушенных ежедневными заботами глаз, слегка, самую малость, подведённых тушью. Вижу её вечно торопящегося мужа, многодетного отца Прибавкина, продирающегося сквозь толпы на вечерних улицах с огромной хозяйственной сумкой.
Слышите, Прибавкины, растите из своих чад настоящих человеков, любите и уважайте друг друга, пусть не коснутся вас и вам подобных ни войны, ни голод, ни болезни, ни злоба и зависть людская, ни отупляющее стояние в бесконечно удлиняющихся очередях, ни прочие беды нашего тревожного времени. Будьте счастливы, Прибавкины, будьте счастливы, как умеете, только не забывайте, что счастья надо всегда добиваться… Хотя, впрочем, что это я?! Кому, как ни вам, знать это!..
ПО ИНСТАНЦИЯМ
Начало этой истории, боюсь, покажется скучным, как бюрокретинский отчёт о перевыполнении плана производства никому не нужной продукции. Всё на-чалось с нечаянной радости в семье Прибавкиных: жена родила двойню, Двух девочек с самостоятельным взглядом на мир. Так Прибавкины внесли посильный вклад в борьбу с падением рождаемости в европейской части нашей большой страны. Внезапной же их двойная радость оказалась потому, что более одного ребёнка они и не ждали. Ультразвуковое исследование беременных тогда делало только первые шаги, а в провинциальном захолустье о нём вообще мало кто слышал.
Даже пенсионного возраста гинеколог из женской консультации не опреде-лила к чему надо готовиться. Что же взять с прочих, если такую промашку дала орденоносец, врач высшей категории? Заметим в скобках, по совместительству бывшая жена зав облздравотделом, протиравшего своё ответственное кресло два десятка лет.
Сколько Прибавкина ни взвешивалась, у неё при очередном осмотре, та не уставала неизменно поражаться: «Ну, что же ты так ешь, Милочка! Не иначе, булочки с маслом? Стараешься фамилию оправдать? Вот, опять два кэгэ прибавила…» В её сомнении проскальзывала плохо скрываемая зависть, ведь в это самое время в нашем областном центре сливочное масло исчезло из свободной продажи.
Лишь бабка из соседнего дома решительно предсказала появление двойни по одному виду беременной. Но из-за отсутствия у старой ведуньи медицинского диплома, её пророчество всерьёз не рассматривалось и не принималось, и, как показали дальнейшие события, совершенно напрасно.
Однажды в час ночи, когда запутанный теледетектив близился к неотврати-мой развязке по мере уменьшения остающихся в живых персонажей, у Леночки отошли воды. Мигом утратив интерес к фильму, Прибавкин бросился на улицу. Два ближайших автомата (не было у них дома телефона, а до эры мобильников оставалось ещё далеко) отозвались равнодушной тишиной, только в третьем он услышал, как после долгих гудков сняли трубку. Спустя каких-то сорок минут прибыла скорая помощь в лице женщины-врача увядающей наружности в заляпанных грязью сапогах. Не спеша, прочитав предписание поликлиники и поминутно позёвывая, она сообщила, что не хватает одного анализа, а потому будущую счастливую мать ждёт загородное родильное отделение. Осматривать Прибавкину она не собиралась, бумажки оказалось достаточно для вынесения приговора.
Прибавкин догнал врачиху на лестнице и, сообщив две небезразличные для любого местного медика фамилии, напомнил о гласности и пообещал сделать её саму достоянием этого феномена. Несмотря на внешнюю заторможенность, что-то дошло до ночного медработника и возымело действие: они поехали всё же в центральный роддом.
Правда, берегущая силы докторица отыгралась в малом. Она осталась в кабине, и говорить с фельдшером приёмного покоя Прибавкину пришлось самому. Зато здесь упоминание об «отошедших водах» всё же произвело впечатление, новенькую без проволочек приняли в лоно родильного комбината.
Уверенный, что появление очередного члена семьи состоится нескоро, Прибавкин позвонил только утром, впрочем, в ночные часы трубку телефона никто и не подумал бы брать.
– Две девочки, – возвестил равнодушный женский голос в ответ на названную фамилию.
– Да, да, одна девочка есть, – согласился несколько озадаченный папаша, поняв так, что волшебница из родильной службы каким-то чудом узнала об уже имеющейся дочери, и доверительно поспешил поделиться: – Да и мальчик тоже…
– У вашей жены родилась двойня, – терпеливо разъяснила та же добрая фея, но уже с нотками некоторого раздражения.
На мгновенье Прибавкин онемел, а затем сипло пробормотал в трубку:
– Не может быть! Вы не ошиблись?
– Говорю вам: двойняшки. Три и два восемьсот. Родились в четыре утра, – по интонациям можно было бы уже догадаться, что терпение на том конце провода почти иссякло.
– Спасибо, – выдавил ошеломлённый родитель. Подобное требовалось как следует обмозговать.
И начались бесконечные скитания по инстанциям…
Дело в том, что до рождения девочек Прибавкины помещались вчетвером в однокомнатной шестнадцатиметровке на пятом этаже крупнопанельного строения периода торжества волюнтаризма. Кроме жены Леночки и её сына от первого брака пятиклассника Саши, семью дополняла дочь предшкольного возраста. Ещё с Катенькиным явлением на свет Прибавкину в райисполкоме пообещали ЛЕТ ЧЕРЕЗ ДЕСЯТЬ ТРЁХКОМНАТНУЮ КВАРТИРУ В ДЕРЕВЯННОМ ДОМЕ, после чего он в том заведении не появлялся. Однако, жена его Леночка получила там четырехзначный номер после письменной просьбы о расширении жилплощади. Одновременно её включили в малоподвижную очередь и на работе, и то, благо она работала в бухгалтерии строительной организации. О жилищном законодательстве и его связи с реальной жизнью у Прибавкиных имелись очень смутные представления, которые с появлением двойни зародили необоснованную надежду на близкое разрешение проблемы.
Девочек, заботливо упакованных в тёплые конверты с розовыми лентами, торжественно перевезли домой и поместили на широкой крышке стола. Старшие дети спали на полу, а родители пользовались раскладной софой. На работе (не зря же Леночка работала в стройтресте!) счастливая мать удостоилась перевода в льготный список, по которому из самых радужных прикидок новоселье ждало их года этак через два. По месту службы самого Прибавкина жильё вообще не светило, зато ему не без скрипа выдали ХОДАТАЙСТВО с просьбой ОКАЗАТЬ СОДЕЙСТВИЕ В УЛУЧШЕНИИ ЖИЛИЩНЫХ УСЛОВИЙ, КАК ДОБРОСОВЕСТНОМУ И ИСПОЛНИТЕЛЬНОМУ РАБОТНИКУ. Заодно администрация с профкомом расщедрились на выдачу единовременного пособие аж в тридцать рублей. Увы, для покупки двухместной коляски пришлось добавить ещё столько же…
Райисполком, горисполком, прочие комы и отделы, преды, завы, замы, депутаты, секретари… Куча бумаг росла как снежный ком, описание хождений Прибавкиных изрядно утомит неискушённого читателя. А искушённый и вовсе не захочет читать: зачем? Он и не такое на собственной шкуре испытал предостаточно.
В записи на приём в облисполкоме отказали без разъяснений, запись к преду горисполкома не проводилась ввиду близких выборов, милиционер никого не подпускал к приёмной. И всё же, Прибавкиной с обеими крохами на руках удалось проникнуть через чёрный ход, благо такой путь подсказала сердобольная завотделом охраны детства и материнства из примыкавшего здания горздрава, куда надоумила обратиться одна знакомая. Благородная защитница честно не скрыла, что не сможет ничем помочь Леночке, и посетовала об упущенной возможности выбить квартиру до выписки из родильного отделения. Надо было только сообразить отказаться (понарошку, понарошку!) от девочек со ссылкой на отсутствие условий. Тогда бы припёртая к стенке администрация роддома вынужденно подсуетилась и нажала на исполнительные органы. Леночка призналась, что такие «советы» получала, ещё будучи там, и, поблагодарив за участие, воспользовалась потайным путём.
Там, в столь оберегаемых от простых граждан таинственных коридорах, на пути в самый главный кабинет ретивые подчинённые Отца города, натасканные на подобные случаи, пытались сдать прорвавшуюся хулиганку в милицию. Но вызванный ими молодой милиционер, не освоивший ещё до конца почётную науку защиты чиновников от народа, растерялся при виде симпатичных маленьких нарушительниц. К тому же, мать оказалась полна решимости сопротивляться. В общем, не справился он со столь ответственным заданием, а Леночке удалось изловить зама преда по волнующему вопросу, опрометчиво поинтересовавшегося шумом в приёмной.
Прежде никем ещё неуловимый деятель этот, к её удивлению, оказался с заурядной, даже отталкивающей внешностью, никак не отвечавшей ореолу насаждавшегося почитания вокруг подобных слуг народа. Острыми чертами лица и бегающими крохотными глазками он живо напомнил Леночке персонаж телесериалов о партизанах Великой Отечественной. И в самом деле, ему весьма не доставало белой нарукавной повязки и немецкого автомата под мышкой. Застигнутый врасплох напористой попрошайкой, он заверил, что обязательно ознакомится, разберётся и непременно ответит в самом скором времени. И действительно, через месяц из письма на горисполкомовском бланке Леночка узнала: ЖИЛИЩНЫЙ ВОПРОС СЛЕДУЕТ РЕШАТЬ ПО МЕСТУ РАБОТЫ.
Через пять месяцев, собрав отписки, откуда только можно, дошли они до последних инстанций в крае. Прибавкину, собравшемуся, было, в Москву за правдой, присоветовали сначала добраться до сменившегося после выборов председателя облисполкома. Молодой, пятидесяти нет, бывший комсомольский вожак и вообще, неплохой, вроде, с виду.
Надо сказать, советчиков у Прибавкиных хватало. Сосед по подъезду, полу-чавший пособие по инвалидности за шубообразную форму шизофрении, осложнённую хроническим алкоголизмом, видя их долгие терзания, неоднократно рекомендовал обратиться в американское посольство или установить связь с эмигрантскими кругами на Западе. «Эмигранты, они, ведь, завсегда своим помогут…» — раздумчиво делился он при встрече, мечтательно глядя в сторону выцветшими глазами. Правда, построят ли они дом Прибавкиным сами или пошлют ноту советскому правительству, сосед уже решить затруднялся.
Давно наступило жаркое сухое лето, днём Прибавкины старались по возможности гулять с детьми в загазованном автомобилями сквере неподалёку. Вечером возобновлялся однокомнатный кошмар. Так что им по-прежнему было не до скудных красот местной природы.
«… До школьных каникул грудные дети жили на письменном столе, мы им связывали руки и ноги, чтобы не скатились на пол. С началом лета старшего мальчика отправили в пионерлагерь, потом к родственникам, и поставили одну детскую кроватку, для второй не хватило места. Наша комната на солнечной стороне, и при здешнем климате находиться в ней в жару с двумя новорождёнными пытка, до которой не дошла средневековая инквизиция. Вечерами, чтобы убаюкать девочек, приходится сидеть по очереди с одной из них в нашем совмещённом санузле, где и одному не развернуться. Они быстро растут, на них действуют любые звуки, они не дают спать друг другу в одной комнате, не говоря об одной кроватке. Где же они будут ползать, учиться ходить и прочее? Ни днём, ни ночью нет покоя. Дети орут от жары и тесноты. Взрослые мучаются от недосыпания. В голову приходят разные страшные мысли. Почему наши девочки, такие прекрасные, едва родившись, должны быть обделёнными и несчастными? Чего стоит вся болтовня о падении рождаемости в стране, о гарантии счастливого детства для всех?..»
По утрам с детьми или без, если у мужа выдавался выходной, обивала Леночка подступы к местному Белому Дому, чтобы вручить это письмо Депутату Верховного Совета, Первому Секретарю обкома или проще Хозяину области. Высохший старик с лицом баклажанного цвета и застарелой болезнью печени, по слухам «алкогольного цирроза», имел обыкновение раскатывать спозаранку, прячась за тонированными стёклами чёрной блестящей «Волги». Он успе-вал осмотреть часть центрального рынка и ближайший гастроном, исполняя таким образом долг перед народом. Изучившие его график торговые работники к моменту прибытия выкладывали на прилавки всякую всячину, которая тут же исчезала за его спиной. Лишь отдельные счастливцы из покупателей успевали урвать что-то в сказочный миг. После подобного акта доброй воли можно было спокойно отметать сыпавшиеся со всех сторон просьбы и жалобы. За двадцать лет и минутное довольство на избранных прилавках поубавилось, и поток нареканий возрос непомерно, но заведённый обряд смычки с народом не претерпел изменений, став ещё одним святым ритуалом наряду с ленинскими субботниками. Только в такие мгновенья имелся шанс поймать Первое Лицо у бокового входа в обком партии. За несколько дней Леночка с двойняшками достаточно примелькалась, чтобы вызвать сочувствие даже у дежурных милиционеров. На шестое утро, поручив девочек свободному на сегодня Прибавкину, Леночка успешно перехватила движущуюся цель на пути к массивной двери, добротно сработанной ещё во времена культа личности. На умиротворённом утренним спектаклем баклажановом лице не отразилось никаких чувств, увидев, что просительница одна, он милостиво принял листки, снисходительно кивнул и пообещал ответить.
Настолько ли глубоко вник Первый Секретарь в изложенное, или у него, к счастью для Прибавкиных, выдалось подходящее настроение? Может, угадывая близкий финиш затянувшейся партийной карьеры, прикинул, что неплохо, и даже безопаснее, оставить по себе добрую память у этой симпатичной и совсем не старой матери, готовой за детей пойти на любую крайность? Неизвестно, чем он руководствовался в тот момент, и не руки ли референта вообще-то оказалось, но на письме появилась благосклонная резолюция: РЕШИТЬ С ПОЛОЖИТЕЛЬНЫМ ИСХОДОМ.
Прибавкин добился приёма у нового председателя облисполкома, который уже держал перед глазами послание с визой Первого. За т-образным столом в просторном кабинете с обязательной бордовой дорожкой кроме них находился заместитель Отца Города, тот самый, напомнивший не покорившейся милиции Леночке, отрицательный персонаж из военной картины.
– Конечно, какой вопрос?! Надо помочь товарищу, создать для его семьи нормальные условия жизни, – укоризненно обратился бывший комсомольский лидер к работнику горисполкома. Из папки появилась отписка из Леночкина треста, сообщавшая, что РАССМАТРИВАЕТСЯ ВОПРОС О ПРЕДОСТАВЛЕНИИ СЕМЕЙНОГО ОБЩЕЖИТИЯ.
Тучный, несмотря на сравнительно молодой для такого ответственного поста возраст, хозяин кабинета тяжело повернулся к Прибавкину.
– А почему бы вам действительно не пожить в общежитии, пока не сдадут очередной дом… Когда, кстати, у них в тресте запланировано? – Вопрос адресовался уже к востроносому чиновнику.
– В третьем квартале следующего года, — бодро отрапортовал тот, стреляя бегающими глазками.
– Вот видите… – вздохнул бывший наставник молодёжи, сочувственно разводя в стороны толстые пальцы. – Конечно, безобразие, целиком с вами согласен, товарищ эээ… Прибавин! Но, что мы можем сделать конкретно в вашем случае, вы же слышали? Ведь всего-то ничего… Может, потерпите ещё немного? Вы сами, в чём видите выход?
– Готов к сдаче ста двадцати квартирный дом, в котором часть квартир отойдёт начальникам треста, – выложил главный заготовленный козырь Прибавкин.
– О каком доме речь? – с одышкой спросил председатель облисполкома у персонажа партизанских фильмов, пальцы-сардельки вновь не без труда переплелись на полированной поверхности.
– Наверное, тот самый, ну, на Первомайской, помните, мы говорили?.. – заелозил на стуле горисполкомовец.
– Ах, да… – хозяин кабинета нахмурил брови, ненадолго задумался. – А как там дела, вроде, его не достроили?
– Почти уже заканчивают отделочные работы, – злорадно отрапортовал Прибавкин.
– Ну, вот что, если дело обстоит действительно так, я обещаю вам квартиру в нём соответственно составу семьи. Об исполнении доложите лично мне, – он важно протянул на прощанье руку с явным облегчением от устроившего всех решения проблемы. – Держите контакт с товарищем из горисполкома. Если возникнут затруднения – немедленно сообщите.
Спустя неделю к Прибавкинскому подъезду лихо подкатили фургоны с не-здешними номерами, и незнакомые чернобородые люди заполнили пустовавшую два года квартиру новой мебелью и коврами. Ещё через день туда вселилась плохо говорящая по-русски чета уроженцев Кавказа. Номер их огневой «ноль девятки» украшали такие же иногородние буквы. Прибавкины получили ещё один удар. Они давно решили в крайнем случае просто вскрыть дверь и занять свободное помещение, как сквоттеры в капстранах. Очень впечатлились припёртые к стенке молодые родители одной из телепередач про нравы буржуазных джунглей. Если на Западе свободно проходят такие номера, то почему бы не попробовать здесь при нашей нынешней-то гласности? Теперь подобный вариант отпал. Было ли то результатом упоминания Прибавкиным о бесхозной квартире в облисполкоме, Леночкиной обмолвки о том же в райисполкоме раньше или имело другую причину, не имело смысла теперь гадать.
Двойняшки подрастали, орали то по очереди, а то вдвоём сразу, по ночам будили друг друга и взрослых. У них резались зубы, болели животы, причин для крика хватало. Они становились подвижнее и нервнее. Начались занятия в школе, Катенька отправилась в первый класс. И нередко они с Сашей уходили по утрам не выспавшиеся, с невыученными уроками. На работе доброжелатели сообщили Леночке по большому секрету, что квартиры в новом доме распределены без них, никакой официальной бумаги от руководства треста Прибавкины так и не дождались. Тогда отец семейства вновь отправился в облисполком известить о «возникших затруднениях». Вставшая грудью на его пути секретарша с искренним возмущением ела глазами Прибавкина, недоумевая, как может он в своей несознательности снова отрывать у неё время после того, как столько ответственных товарищей снизошли до его кляуз? То, что она сама вдвоём с незамужней дочерью занимала пятидесятиметровую квартиру в центре, ей даже не вспомнилось, да и какое могло быть сравнение между общественной значимостью ЕЁ труда с какими-то там Прибавкиными!
Ничего не добившись от непреклонного кадра застоя, кроме предложения записать на приём через два месяца, Прибавкин вернулся домой. Так появи-лось ещё одно послание Первому Человеку Области.
«…Ни Ваше распоряжение, ни слово председателя облисполкома, выходит, не имеют реальной силы, и мы получили после обращения к Вам лишь две но-вые бумаги к вороху имевшихся. Времени для обычных бюрократических путей уже нет: со сдачей дома на Первомайской предоставление нам квартиры откладывается на неизвестный срок. Скоро наступит юбилей Октября, а у нас нет возможности праздновать, так как наша семья не имеет даже площади, положенной каждому на кладбище. Если мы не выйдем на демонстрацию со всеми своими детьми и требованием нормального жилья, то только из личного к Вам уважения. Очень хочется верить, что Вы располагаете достаточной властью и действительно поможете нашей семье…»
И снова Леночка дожидалась Хозяина Области по заметно похолодавшим утрам. Осень брала своё, хорошо пока без дождей. На этот раз удача улыбнулась с четвёртой попытки…
Прибавкин нисколько не удивился, когда без всякого предупреждения раз-дался настойчивый звонок у входной двери, и в тесную прихожую напористо проник самоуверенный мужчина. Незнакомое загорелое лицо в оспинах под сдвинутой на затылок синей шляпой, пальто из коричневого драпа с небрежно расстёгнутыми верхними пуговицами так, что наружу виднелся тёмно-бордовый галстук. Нет, этот персонаж никогда не встречался прежде. Леночка понесла дочек в поликлинику на очередной осмотр, а он собирался как раз на службу. Никаких известий от Депутата Верховного Совета они после второго рейда Леночки пока не получили.
– Хряков, – представился незваный гость таким тоном, будто произ-несённое звукосочетание всё разъясняло. Прибавкин действительно встречал подобную фамилию под отписками с Леночкиной работы. Бывший заместитель председателя горисполкома, изобличённый в злоупотреблениях с дачей квартир и в наказание переведённый на должность зама начальника треста по распределению жилплощади с большим окладом. Прибавкин засомневался, какое определение больше подходит в данном случае: «пустить козла в огород» или «сменять шило на мыло»? Но посетитель не оставил ему времени на раздумья.
– Значит, здесь вы и живёте… – заключил он, бесцеремонно заглядывая в комнатушку, рука со снятыми кожаными перчатками осталась за спиной.
Пока Прибавкин раздумывал, что бы такое ответить, посетитель со знанием дела заключил:
– Вижу, вижу, никуда не годится. Мы подумаем… Вы согласитесь на освобождённую квартиру?
– Надо посмотреть, – после недолгой паузы выдавил Прибавкин, резонно опасаясь очередного подвоха.
– Вот и отлично. До свидания, – заторопился товарищ Хряков. Внизу ожидала белая персональная «Волга» с водителем, которая уступала рангом чёрной времён его махинаций в горисполкоме, но производила некоторое впечатление на простодушных обывателей.
На работе Леночке сообщили присланный из горисполкома адрес, и, не откладывая в долгий ящик, Прибавкины отправились знакомиться с предложением.
НА НОВОМ МЕСТЕ
Девятиэтажка под нужным номером казалась игрушечной на фоне молниеотвода СВЧ-радиостанции. Пять-шесть недавно сданных домов подходили к огороженной площадке с мачтами, антеннами, натянутыми проводами и приземистым одноэтажным строением.
На звонок дверь отворила рыжеволосая женщина лет сорока с нездоровой бледностью кожи. Симпатичные черты портил большой рот с болезненно припухлыми накрашенными губами и застывшее на лице надменное, даже брезгливое выражение. Красивым зеленовато мерцающим глазам не хватало живости, внутреннего света.
Едва Леночка сбивчиво объяснила цель прихода, хозяйка впустила внутрь, повела по комнатам, заставленным дорогой гарнитурной мебелью. При этом она заученно и многословно излагала обстоятельства внезапного переезда. К мужу, ответственному работнику торговли, перебирались родители, и за сдачу имевшейся жилплощади горисполком давал большую в другом месте. Объяснение выглядело за уши притянутым, в таком случае, не проще ли, казалось, сразу предоставить Прибавкиным новую квартиру, но им было сейчас не до сомнений. Четвёртый этаж, две просторные изолированные комнаты с окнами на запад и восток, блеск паркетного пола и метлахской плитки на кухне, свежевыкрашенных стен и кафеля ванной, огромная лоджия, а главное, не требовалось никакого ремонта – ужаса новосёлов.
– Но, почему она экспериментальная? – ухватился Прибавкин за оброненное слово. Женщина замялась.
– Дом строился по такому проекту… – неуверенно пояснила она. — Метраж получается гораздо больше, чем указано в ордере.
– За счёт чего же? – полюбопытствовала Леночка.
– Самая новейшая технология строительства, – почему-то шёпотом сообщила хозяйка, доверительно приблизив к ним неестественно бледное лицо. – Сами увидите, есть полезные секреты, да и станция рядом… Заметили? Из-за неё тоже некоторые эффекты…
– А привидений или домового у вас не водится? – попробовал пошутить Прибавкин, вслед за женой озираясь в поисках этих «секретов» и «эффектов».
– Да вы не беспокойтесь, – видя их тревогу, поспешила успокоить хозяйка. – Квартирка-то совсем неплохая, убедитесь сами. А станцию скоро уберут.
– А для детей это излучение не опасно? – насторожённо поинтересовалась Леночка и пояснила: — У нас двойняшки, девять месяцев…
– Мы почти год жили, и ничего… Как бы иначе вас бы сюда прислали? – не совсем убедительно рассудила женщина.
Они уговорились созвониться при появлении новостей. Весь путь назад к впервые оставленным одними детям Прибавкины живо обсуждали увиденное, и в конце концов решили, что это несравнимо с теперешними условиями или предлагаемыми им ранее двумя комнатами в общежитии. Откажись они в ожидании чего-то большего и лучшего, не обрадуются ли те, кто оказался вынужден предоставить им это жильё, и не используют ли их отказ в своих целях? Да и будет ли вообще это «большее и лучшее»? Они последовали пословице о синице в руках… И только получив ордер, Леночка выяснила, что прежние хозяева сразу переселились в четырёхкомнатную квартиру на Первомайской…
Вечером накануне праздника Октября Леночка вернулась с впечатляющим букетом розовых и белых астр. Не прошло и трёх дней после переезда, и всем было пока не по себе после привычной однокомнатной тесноты.
– Знаешь, – сказала она недоумевающему мужу, не сразу понявшему, что речь идёт об их благодетеле Хозяине Области. – Я всё-таки поблагодарю Его. Если бы не Он, неизвестно, сколько бы нам ещё куковать, и чем бы всё кончилось. Завтра вручу Ему букет прямо на трибуне.
– Да тебя туда и близко не подпустят. Там же сплошь офицеры госбезопасности в оцеплении!
Они поспорили на шампанское, не возбранявшееся теперь Леночке, поскольку малышки полностью перешли на искусственное кормление. Прибавкин наутро дежурил по работе – за праздничные платили вдвойне, а Леночка, погрузив дочурок в коляску и прихватив Катеньку с цветами, отправилась исполнять задуманное.
Под громкие крики трудовых коллективов, отвечавших на микрофонные приветствия, Леночка с Катенькой вкатили коляску на площадь. День выдался пасмурный, временами пытался моросить дождь, и они тщательно укрыли ма-лышек от непогоды и посторонних взглядов. Порывы ветра швыряли под ноги мокрые клочья пожухлой листвы, и Леночке думалось с грустью: а не обрывки ли это птичьих просьб о предоставлении зелёной жилплощади? Впрочем, улыбалась она, переводя взор вперёд, разве, нуждаются птахи небесные в разре-шении вить гнёзда, где им вздумается?..
Первый Человек с присушенной улыбкой на шероховатом с фиолетовом отливом лице, не снимая низко надвинутой шляпы вяло помахивал рукой с три-буны, наблюдая через стёкла очков за организовано проходившими демонстрантами. Подогретый воздух гулял по ногам, а ниже в бункероподобном утеплённом подвале ожидал богато сервированный стол с готовыми услужить официантками. Много лет назад, в разгар периода застоя, выездная бригада метростроевцев возвела этот монумент, облицованный красно-коричневой плиткой. С тех пор он использовался строго по назначению в мае и ноябре, остальное время тщательно охраняемый милицией. Первый как раз намеревался сойти по мраморным ступенькам погреться к манящей яствами скатерти, когда его внимание привлёк подозрительный с виду ящик на колёсах, упорно пробивающийся поперёк колонн. Хозяин Области не видел прежде ничего подобного, но он внезапно признал в хозяйке ручной повозки недавнюю просительницу и лихорадочно пытался припомнить, что ей требовалось. Вроде, дело удалось уладить, и хотя полной уверенности не было, вздохнул с облегчением, теперь уже не сомневаясь, что перед ним большая детская коляска.
Экипаж остановился подле трибуны, застряв колесом в водосточной решётке. Леночка взяла астры у Катеньки и шагнула на тротуар. Бдительный охранник хотел задержать возмутительницу спокойствия, но она ловко вывернулась и протянула наверх цветы. Первый благосклонно наклонился навстречу, выслушал торопливые слова благодарности и гордо выпрямился, помахивая над головой букетом, удовлетворённо возвышаясь над безликой массой.
Леночка кое-как высвободила колесо из неожиданной ловушки и под новые лозунги из динамиков, под ответные крики идущих покатила с Катенькой двойняшек прочь. Не скоро смог Прибавкин достать проспоренное шампанское, и, то лишь, благодаря магазинам иномира.
В ордере на имя Леночки так и было указано: ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНАЯ КВАРТИРА. Прежняя хозяйка объяснила невразумительно и непоследовательно, по-тому что сама не понимала эту экспериментальность. Оказывается, жилплощадь соединялась с иными пространствами и параллельными мирами посредством каких-то объёмных складок и щелей то ли согласно плану, то ли по недосмотру строителей, то ли от особых свойств местного рельефа. По её словам эти чудеса не мешали, они с мужем не пользовались ими вовсе. Впрочем, как рассудили не без ехидства Прибавкины, живя со столь ответственным работником торговли, вполне можно обойтись без карманов пространства, благо карман государства всегда под рукой.
Как бы то ни было, но вначале к оговоркам о необычности квартиры Прибавкины отнеслись несерьёзно: слишком на них подействовала панорамность обеих комнат и вытяжной шкаф над французской газовой плитой, работавший в сопровождении ненавязчивых аранжировок битловских мелодий. Жена работника торговли показала лишь две аномалии. Сначала бездонную стенную нишу, помещаемые в неё предметы моментально исчезали из поля зрения, обнаруживаясь только на ощупь. Затем обычный на первый взгляд угол в меньшей из комнат, в котором часто пропадали оставляемые на ночь вещи.
Самостоятельно же на первый ход в инопространство Прибавкин наткнулся на второй день после вселения. Исследуя лоджию, он дошёл до дальнего кон-ца. До железных колец в стене, на которые крепились шнуры для сушки белья. Сделал шаг вбок и… очутился на улице в стороне от нового дома.
Всё вокруг казалось в точности таким же, как в их мире, хотя, возможно, ошарашенный перемещением Прибавкин и упустил нечто из вида. Несомненно различия имелись, как на двух почти одинаковых картинках из журнального раздела загадок, но Прибавкин ещё не знал, что требуется что-то сличать. Крупноблочные жилые коробки не навели на догадку об иномире, как и застарелая зелёная лужа в разломе асфальта меж ними, да и стрела молниеотвода никуда не делась, выглядывая из-за девятиэтажек. Но вот на углу, где прежде мозолила глаз сиротливо брошенная с жарких месяцев железная бочка на спущенных колёсах, нельзя было не заметить разительную перемену. Коричневая надпись на жёлтом боку чудесно превратилась из «кваса» в «пиво», а дородная разливальщица в белом фартуке находилась при исполнении прямых обязанностей, и это поразило Прибавкина ещё больше. В его мире он не встречал подобного уже несколько лет, видимо, произошла ошибка, а может, действительно, непримиримая кампания борьбы с зелёным змием так же внезапно, как и началась, завершилась в одночасье, и на подходе отмена талонов на сахар? Как бы то ни было, но зрелище вселяло надежду и грело душу.
Странно, лишь двое любителей неспешно тянули светло-коричневую жид-кость из поллитровых стеклянных кружек. Хотя установившаяся прохлада не возбуждала жажды, Прибавкин поспешил пристроиться и вдруг понял, что из-за отсутствия привычной давки и шума очереди, больше двух кружек ему не осилить. Не было необходимого бодрящего фона, пьющие не матерились, не разбрасывали вокруг рыбные головы и чешую, не лезли повторять с пустыми кружками по головам стоящих, даже не толкали в спину, словом, удовольствие оказалось неполным.
Что-то помешало ему тут же вернуться к Леночке, вспомнив, он пошёл в ближайший универсам за хлебом. Магазин остался на том же месте, но Прибавкина сразу насторожило изобилие в витринах. Когда он вошёл внутрь, сбылось дурное предчувствие. Щипание и прочие попытки разбудить себя не подействовали, но окружающее продолжало выглядеть нереальным.
Ещё бы! В мясном отделе, который вовсе отсутствовал в прежнем помещении, выбор просто убивал на месте. Не какие-нибудь жалкие мослы с кусками синей в жилах дохлой плоти, нет, ярко красная мякоть свежей говяжьей вырезки соседствовала с седлом барашка, а груды аппетитной постной свинины не умещались на отведённых прилавках. И всё по госцене, по сортности, несравненно лучше, чем в Москве пятнадцать лет назад, где Прибавкин побывал единственный раз в жизни. «Это уж слишком!» — возмутился он про себя и чуть было не прихватил у кассы блок «Мальборо», позабыв, что давно не курит. Куры и утки, индюшки и перепёлки, котлеты, сосиски, сардельки разных видов в цветной полиэтиленовой упаковке и вразвес, а дальше в молочном отделе штабели ящиков с маленькими бутылочками сливок, побольше с йогуртом, ряженкой, забытым ацидофилином, привычными простоквашей и кефиром, баночки сметаны, творожная масса с изюмом и шоколадом в пирамидках из золотистой фольги, башни из банок сгущёнки, кумыс в стандартных бутылках с узким горлышком.
Вконец уничтоженный, Прибавкин, едва не плача, шарахнулся в сторону и налетел на гору коричневых ананасов, напоминавших огромные еловые шишки с привязанными к ярко-зелёным хвостикам бумажными ценниками. Рядом высились холмы из бананов различной спелости от бледной зелени до горчичной законченности, груды апельсиновых шаров, вытянутых светло-жёлтых лимонов с душистой крупнопористой коркой, россыпь оранжевых мандаринов, огненной хурмы, розовато-коричневых гранатов. Краснобокие яблоки вперемешку с золотистыми грушами соседствовали, будто не в универсаме, а на восточном базаре, с насыщенно-жёлтыми и тускло-зелёными дынями, малыми и устрашающе огромными, круглыми, овальными, наподобие мяча для регби и ещё почти такими же, но уже с таинственной сопроводительной надписью «авокадо». За ними начинались остеклённые охлаждаемые лотки с прозрачными пакетиками зеленоватых фасолин фейхоа, персиками, чёрными черешинами, коробочками замороженной клубники со сливками, прочими немыслимыми чудесами из царства ягод, тянущимися до не менее сказочного кондитерского отдела.
В поисках выхода из этого бесконечного кошмара Прибавкин угодил в рыб-ную секцию. Торопливо проскочил её, но успел заметить отсутствие привычного хека («быть здоровым, сильным, смелым хочет каждый человек и ему поможет в этом рыба – серебристый хек») и одноглазых океанских уродов. Зато глаз радовал серебристо-голубой отлив аккуратных чалок сушёной воблы, крупные куски разделанной севрюги, янтарные ломтики осетрового балыка, копчёный коричневый палтус, давно не виденная красная и чёрная икра, весовая и во всевозможной прозрачной упаковке. И всё по просто смешным ценам, во что особенно не верилось.
Но главное чудо: нигде никаких очередей при этом! Лишь несколько привередливых покупателей средь ломящихся под тяжестью полок не торопились наполнить сетчатые тележки. После покупки Бородинского хлеба с тмином Прибавкину стало невмоготу оставаться в универсаме, и он, наконец, выбрался на воздух.
В газетном киоске за стеклом рядами висели чёрно-белые и красочные издания. На прилавке «Плейбой» мирно уживался с «Московскими новостями», а «Искатель» и «Спутник» примостились возле играющего разноцветными глянцевыми бликами «Нэшнл джиогрэфик». Встречались и вовсе непривычные названия: «Правовые ведомости», «Компьютерное обозрение», «Фантастика»…
Прибавкин набрался духу зайти в только что открывшийся промтоварный магазин и не обманулся в тревожных ожиданиях. Лезвия «Жиллет» и «Шик» – предел мечтаний бреющейся братии, японские магнитофоны с блоками ком-пакт-кассет, видеоплееры, лазерные диски с цифровой записью… Стоит ли перечислять массу дефицита, известных и незнакомых вещей, открывшуюся неизбалованному такими зрелищами взгляду? К сожалению, и годового оклада Прибавкина не хватило бы на удовлетворение самых начальных по-требностей, даже при столь же фантастически низких ценах. Теперь же скудная наличность уже ушла на финское детское питание и две бутылки чешского пива.
В квартирку вернулся он обычным путём, не уверенный до конца в реальности пережитого. Леночка удивилась только, почему не услышала его уход, и ещё больше, увидев содержимое принесённого им яркого пакета. Сказать жене, что он видел в магазинах, Прибавкин не решился и не напрасно: в следующий выход через дверь ни мясного отдела, ни прочего, вплоть до «Плейбоя» в киоске, он уже не обнаружил – повсюду воцарился прежний вакуум. Единственное её предположение состояло в том, что в продажу выбросили конфискованные у спекулянтов продукты. Повторные рейды через карман пространства успокоили Прибавкина – этим путём он неизменно оказывался среди переполненных всем необходимым и даже сверх того, магазинов. Когда же он решил поделиться открытием с женой, та восприняла его заявление с явным испугом и, пока сама не совершила указанным маршрутом невозможные в их мире покупки, не переставала сомневаться в здоровье мужа.
Квартирка оказалась воистину чудесной. Двойняшки неуклонно приближались ко дню и часу определения в ясли. Прибавкин продолжал ходить на работу и регулярно приносил аванс и расчёт, которых так и не хватало на редкие набеги в магазины иномира, а Леночка хлопотала по хозяйству и смотрела за детьми. Жизнь на новом месте налаживалась.
ПЕРВОЕ ОСЛОЖНЕНИЕ
Подруга жены Прибавкина курносая, востроглазая, на вид гораздо моложе своих тридцати шести, хохотушка Ирочка Аншакова обладала одним несомненным даром, если это могло называться так. Она имела хватку на вещи. Отправляясь по воскресеньям на городскую толкучку, она быстро находила нужный предмет по доступной цене. Тут же следовала перепродажа по более высокой таксе. И таким образом она умудрялась произвести три-четыре операции, что давало ей на руки за одну ездку среднемесячный оклад работника умственного труда – качество далеко не лишнее при двух подрастающих детях и периодически наезжающем иногороднем муже. В разговоре она могла выказать себя неплохим собеседником, поддержать любую тему, но часто соскальзывала на фирменные тряпки и прочее барахло. И хотя Прибавкин еле сдерживался, слушая Ирочкино щебетанье, он терпел её присутствие ради жены, нуждавшейся в живом общении. К тому же Ирочка имела обыкновение безбожно дымить сигарету за сигаретой, и, как подозревал Прибавкин, до появления двойняшек неоднократно подбивала в его отсутствие и Леночку, но веских доказательств криминала не имел. Всё же ему самому иногда доставляло удовольствие пообщаться с подругой жены. Ей нельзя было отказать ни во внешнем обаянии, ни в умении легко находить общий язык со всеми. Словом, женщина она была компанейская.
Муж её Вадик, человек творческий и несколько замкнутый в Ирочкином присутствии, оживал только при появлении других женщин или за весёлым застольем. На этот раз он уже полгода проживал совместно с семьёй, играя на трубе в местном филармоническом оркестре, и непохоже, чтобы собирался в скором времени исчезнуть.
Аншаковы пришли поздравить с новосельем, оставив детей на попечение Ирочкиной мамы, заслуженной пенсионерки, бывшего диктора областного радиовещания. После обычных приветствий, поздравлений с вручением подарков, чмоков в обе щеки, а то и в губы, восторгов при виде высыпавших в прихожую малюток Прибавкиных, гостей ознакомили с новой квартирой, включая туалет и лоджию. Причём, Прибавкин лично заботился, чтобы никто ненароком не угодили на запретные участки. Показ не занял много времени, комментарии, как говорится, оказались излишни, и Леночка не замедлила пригласить всех к столу.
К тому времени компания дополнилась ещё одной незамужней сотрудницей из стройтреста и давней подругой Леночки. Звали её Машенькой. Что сказать о ней? Заурядная, но ни в коем случае не отталкивающая внешность при поразительном умении подбирать совершенно ей не идущие причёски, постоянная страсть к живому участию в личных делах знакомых и малознакомых и неутолимая потребность совать нос в каждую щель. Наверняка у каждого есть на примете подобная Машенька, неисчерпаемый кладезь новостей и дружеских советов как жить дальше. Ибо не переводятся у нас такие отзывчивые и любознательные натуры, знающие всё обо всех и ежечасно готовые поделиться прелюбопытнейшими сведениями с окружающими, не спрашивая на то их желания. И её Прибавкин переваривал только ради Леночки, за что она, по мере возможности, старалась оградить мужа от доверительных словоизвержений подруги.
Вадик принялся резво оживать от рюмки к рюмке, и хозяева не успели гла-зом моргнуть, как он в который раз в их присутствии превратился из угрюмого буки в милейшую душу общества. Уже Прибавкинская гитара успела не единожды побывать в его умелых руках, и удалые казацкие песни Вадикова репертуара вырывались на простор за окна к неописуемому восторгу младших Прибавкиных.
И вот в перерыве между танцами и очередным приступом застолья Вадик, утративший остатки былой нелюдимости, заговорщически подмигнул Прибав-кину и предложил выйти «курнуть». Прибавкин не курил, но иногда составлял компанию Вадику и прочим для пополнения своего фонда анекдотами и разными чисто мужскими глубокомысленностями. Но на этот раз отказался и пошёл взглянуть на подозрительно притихших двойняшек. Вадик отворил дверь на шестиметровую лоджию, прощально мелькнула за окном его яркая сорочка пакистанского производства, последний подарок жены, и исчезла из поля зрения подруг.
Когда Прибавкин, отобрав у расшалившихся дочек Леночкину косметичку, вернулся в комнату, женщины сидели за столом, с нетерпением ожидая его и Вадика. Прибавкин выглянул наружу поторопить гостя, да и прохладно стало, не простудился бы, но к его удивлению, мужа Ирочки на лоджии не оказалось. С высоты четвёртого этажа внизу на порыжелом газоне не высматривалось ничего подозрительного, Прибавкин решил, что Аншаков наверняка обнаружил пространственный изгиб и сейчас продолжает знакомство с сопредельным миром. Интересно, какая там сегодня погода?
Но после его объяснений Ирочка сильно разволновалась, слёзы брызнули из глаз, размывая тушь, безошибочным женским чутьём она поняла, что очередной этап совместной жизни с Аншаковым неожиданно завершился на высокой ноте застолья. Леночка и Машенька, как могли, утешали подругу. Прибавкину пришлось пить за двоих, и после он не мог вспомнить, как в момент особо невыносимых Ирочкиных причитаний не выдержал и нетактично назвал её фарцовщицей. Этого Аншакова ему не простила, по странной женской логике увязав с последним высказыванием исчезновение Вадика. Как Леночка с Машенькой ни пытались её уверить, что произнесённое всего лишь пьяный мужичий трёп, та осталась при своём убеждении.
Всё это привело к тому, что спустя две недели инспектор угрозыска с непроницаемым выражением лица задавал Прибавкину дурацкие вопросы в кабинете на втором этаже районного отдела милиции. Рядом с ним, прислонясь спиной к несгораемому шкафу, личность с пронзительным взглядом прищуренных глаз пускала струи дыма через стол прямо в лицо Прибавкину.
– Извините, – вежливо заметил Прибавкин. – Я не переношу дым.
– Ты очень хитрый и изворотливый, но мы всё равно выведем тебя на чистую воду, – заверил инспектор.
Причиной этой неприятной процедуры явилось заявление Ирочки Ан-шаковой о пропаже её собственного мужа в квартире Прибавкиных после ссоры с хозяином дома. Поскольку факт и место исчезновения были бесспорно установлены, как и причастность к происшествию самого хозяина, находившегося в то время в нетрезвом виде, увлёкшиеся пинкертоны посчитали дело близким к завершению. Оставалось немногое – выколотить признание подозреваемого. О презумпции невиновности, не говоря об отсутствии улик, они в пылу следствия как бы забыли, что, впрочем, давно стало нормой в доблестных органах, с тех самых незабвенных времён узаконенного беззакония. Прибавкина вызвали повесткой, и вот уже три часа продолжался странный разговор с пристальным разглядыванием лица отвечавшего после каждого вопроса. Прибавкин устал от бессмысленности говорившегося, но инспектор не спешил предъявить конкретное обвинение или каким-то образом пояснить, чего хочет добиться. Вместо этого он продолжал напускать туман в добрых традициях отечественной школы, давая понять, будто ни капли не сомневается, что Прибавкин не выдержит, «расколется», накатает «явку с повинной», в которой признается во всех гнусных подробностях содеянного с Аншаковым, а заодно и в прочих преступлениях.
Поначалу Прибавкин старался не терять чувства юмора и, желая подчерк-нуть нелепость напраслины, возводимой на него, пробовал даже шутить. Так, глядя в потолок, он подтвердил с самым невозмутимым видом: да, мол, чтобы скрыть улики, тело Аншакова растворено им в серной кислоте, налитой в ванну заблаговременно, в прошлую субботу. Но инспектор и его задумчивый напарник юмора не поняли. В конце концов Прибавкину опостылел идиотский разговор, он попросил ручку с бумагой и написал ОБЪЯСНИТЕЛЬНУЮ, которую заключил так:
« …Вряд ли Аншаков спустился по балконам с четвёртого этажа средь бела дня, иначе нашлись бы видевшие. Скорее всего, он ушёл в параллельный мир через изгиб пространства на лоджии и ему там понравилось без жены настолько, что он оттуда намеренно не вернулся. Заблудиться он не мог, так как я по своему личному опыту посещений иномира знаю, что там всё почти так же, как у нас, за исключением магазинов и бочки с пивом. Что я лично удостоверяю и собственноручно подписываю. ПРИБАВКИН.»
Прочитав листок, сотрудники отдела молча переглянулись. И тогда тот, в штатском, с пронзительными глазами, авторитетно изрёк:
– Гадом буду: косит под психушку.
И всё же это происшествие закончилось вполне благополучно благодаря Леночке, если не считать, что сам Аншаков не объявился в нашем пространстве, но дал знать о себе позже переводом на Ирочкино имя с иногородним штемпелем на извещении. В ответ на сетования милицейских чинов о росте процента нераскрытых преступлений за счёт таких вот случаев и возмутительного нежелания граждан содействовать следствию, Леночка любезно предложила им перебраться в иномир прямо с их лоджии. После продолжительного совещания с начальством сотрудники РОВД получили санкцию на проведение «следственного эксперимента».
Дотошный инспектор лично исследовал место предполагаемого исчезновения по сантиметру и внезапно пропал с глаз не менее внимательного напарника, четы приглашённых понятыми соседей – пенсионеров и самих Прибавкиных. Изгиб пространства безотказно сработал и на этот раз. Следующие полчаса Леночка угощала оставшихся чаем с малиновым варением и успокаивала встревоженного милиционера, порывавшегося сообщить в отдел о новом происшествии. Прибавкин, великодушно забыв недавнее, тоже попытался умерить волнение должностного лица. Он глубокомысленно поделился, что в отличие от безалаберного Аншакова верный долгу и дисциплине сотрудник угро вряд ли сбежит при первом подвернувшемся случае от службы и семьи. Но, наткнувшись на затравленный взгляд милиционера, воздержался от развития своей идеи.
Вскоре, к великому Леночкину облегчению, инспектор действительно возвратился под изумлённые взоры сотрудника и пенсионеров. Причём, вернулся обычным путём, через дверь, так что происшедшее в глазах непосвящённых смахивало на замысловатый фокус. В ответ на немой вопрос коллеги он сдав-ленным голосом подтвердил, да, верно, заблудиться там никак невозможно. Выглядел инспектор довольно смущённо, а в руках держал увесистый полиэтиленовый куль с сосисками.
После столь наглядного подтверждения показаний Прибавкина милиция оставила их в покое, посоветовав только изолировать участок лоджии во избежание новых несчастных случаев.
А ещё спустя полгода Ирочка Аншакова, так и не простившая обиды, окончательно разуверилась в способности правоохранительных органов вернуть собственного законного супруга и вторично вышла замуж. Только нового мужа для знакомства в квартиру Прибавкиных она так и не привела, и одна больше не заявлялась. Впрочем, Прибавкина это нисколько не огорчало. А Леночка могла видеться с подругой сколько угодно на нейтральных территориях.
ТАРАКАНЫ ИЗ ПОДПРОСТРАНСТВА
Угол в меньшей из комнат, в которой разместили двойняшек и спали старшие Прибавкины, пришлось также отгородить – и там обнаружились ненормальные явления: исчезновение игрушек, вещей. А однажды пропала на короткое время одна из девочек. Когда же спустя две-три минуты отчаяния родителей она снова нашлась в нашем пространстве, встревоженный отец приметил, что маленькая родинка с левого плечика дочки переместилась на другую сторону. Как Леночка ни разуверяла его, он остался при своём.
В новых условиях изменился в лучшую сторону характер Прибавкиных. Хождения по инстанциям, бессонные ночи в одной комнатке с орущими грудничками канули в прошлое. Казалось, новая квартира принесла долгожданное успокоение, да и девочки подросли и спали по ночам, как положено нормальным детям. Словом, причины для нервозности и ссор, вроде бы, полностью исчезли, и теперь, как говорится, им только бы жить да жить, но до полной безмятежности оказалось далековато. Частично в том сыграло роль соседство СВЧ-станции, ведь трудно остаться невозмутимым, когда батареи отопления начинают транслировать в ночной тишине позывные «Маяка», или железные перила подъезда тревожно гудят как трансформатор и отвечают на случайное прикосновение чувствительным ударом тока. Да и всё новые обнаруживаемые эффекты квартирки не могли способствовать воцарению покоя. Кроме известных уже карманов или прогибов Прибавкины скоро убедились в существовании невидимых глазом щелей. Оттуда из таинственного подпространства вновь и вновь появлялись полчища рыжих усатых тараканов. Сколько Прибавкины их не морили, численность насекомых не сокращалась, они продолжали злодейские набеги на кухню и ванную, доставляя новым хозяевам немало огорчений. Правда и тут, как подозревал Прибавкин, не могло не сказаться действие радиостанции, не-сомненно помогавшей размножению подлых тварей. И хотя официальные проверки не выявляли опасного уровня излучений, а обещания убрать источник в ближайшие годы следовали одно за другим, это не могло не омрачать жизни.
Карманами пространства, даже тем, внешним, они старались пользоваться пореже – не чаще двух-трёх раз в месяц. Благодаря посещениям иномира, Прибавкин приобрёл безлимитные подписки на книги авторов, о которых издательства нашего мира и не помышляли. Правда, беспокоила мысль, нет ли у него в том параллельном пространстве двойника по такому же адресу, который может получить книги вместо него? Но сходить и проверить он так и не набрался духу.
Леночка же использовала выходы туда исключительно для быстрого приобретения необходимых товаров и продуктов, отсутствовавших в магазинах здешнего мира. Только вот незадача, выйдешь иной раз через лоджию, а в продаже ничего нет, хотя мир несомненно отличается каким-то запахом или, напротив, отсутствием привычной вони с ближайшего химкомбината, поэтому сразу смекаешь, нет, это не наш родимый. В таком случае приходилось воз-вращаться с пустыми руками, зато деньги не тратились. Вдвоём они могли выходить редко, когда двойняшки в яслях или со старшими детьми. Так что рейды в иномир чаще совершались поодиночке. Брать с собой малышек Леночка не отваживалась, а вдруг что-то изменится, и она не сможет привести их назад, не найдёт дороги, да мало ли что! Неизвестно, как там у них, а здесь, случись что, государство о детях позаботится…
А вот Прибавкина волновало другое. Всякий раз, когда он уходил через из-гиб, ему казалось, будто возвращается он уже к совершенно другой Леночке. Дело было не только в перемене настроения. Он находил не того человека, которого оставлял, с отличными от прежних вкусами, привычками, взглядом на жизнь. Даже воспоминания у неё появлялись совсем иные, неожиданные и посторонние для Прибавкина, в которых ему не оставалось уже места. Это повторялось, происходило всё очевиднее, и ему снова и снова приходилось привыкать к этим незнакомым Леночкам, искать новые подходы, и, конечно, находить общий язык удавалось далеко не всегда.
Если и можно найти при желании своеобразную прелесть в подобном разнообразии, Прибавкин этого не сумел. Слишком много неудобств и осложнений возникало в повседневной жизни, новые Леночки по-новому стряпали, переставляли мебель, отводили для необходимых вещей не-привычные места, всего не перечислишь. Порой Прибавкин чувствовал себя живущим с совершенно чужим человеком. Едва успевал он приспособиться к очередной метаморфозе, как надо было начинать сначала, эти вечные перестройки доконали его. У Прибавкина закралось сомнение: а не попадает ли он на самом деле к разным жёнам, действительно другим людям? Ведь, даже в минуты близости у этих Леночек внезапно появлялись совершенно новые и чуждые привычки и потребности, непривычные и незнакомые для него. И если так, то где-то там, в единственно родном мире в его отсутствие не появляется ли иноПрибавкин у настоящей Леночки? Но подтверждения подобного отсутствовали, ему приходилось теряться в догадках и домыслах… Было от чего разболеться голове. Поэтому, когда Леночка выглядела именно той, всамделишной, он старался избегать лишних хождений в иномир. Но и Леночка, видимо, ощущала нечто сходное, хотя и не признавалась вслух, всё чаще выбирала она стояние в очередях нашего мира вместо прелестей сопредельного пространства.
Или вот: в одном углу, совершенно не внушавшем до того никакой тревоги, увидел однажды Прибавкин очаровательную японку в чёрном шёлковом кимоно, расшитом белыми аистами. Девушка изящно наклонялась над низким лакированным столиком чёрного дерева, которого никто до сих пор в квартире не видывал. Она разливала чай по чашкам из тонкого просвечивающего фарфора, затейливо расписанного розовыми хризантемами, как и заварочный чайник в её нежных тонких пальцах. Белые птицы на тёмном фоне казались живыми, при малейшем движении девушки переступали длинными лапами, раскрывали красные клювы, хитро косили на Прибавкина блестящим глазом. Стоило ему приблизиться, как видение исчезло.
Необдуманно, не в добрый час поделился он тем с Леночкой, решительно воспротивившейся его восточным иллюзиям. И вскоре, придя с работы, обна-ружил он в интересном углу сияние остеклённой полированной стенки, изделия местной мебельной индустрии. Больше видение не повторялось…
Но и без того количество проблем у Прибавкиных не уменьшалось. С некоторых пор он начал прятать заначку с получаемых денег, но уже неоднократно, возвращаясь из инопространства, не находил ни копейки на месте. Как будто бы всё объяснялось его догадкой о попадании в другие миры. Книги на полках изменяли без него привычный порядок, а то и вовсе пропадали на время или навсегда, вещи же не переставали играть с ним в прятки. В квартире стали появляться посторонние дети, как убедился Прибавкин, не обязательно через дверь. Да и собственные дочки-двойняшки, бегавшие с шумом и гамом по комнатам внезапно умолкали, чтобы вскоре взорвать недолгую хрупкую тишину, вынырнув вновь из карманов пространства. С каждым таким исчезновением они неуловимо изменялись внешне, всё больше и больше, пока ему не начало казаться, что совсем перестали походить на него, впрочем, утратив и Леночкины черты.
Как-то вечером, стоя на лоджии неподалёку от невидимого изгиба, Прибавкин смотрел на крупную одинокую звезду, розово светившую над крышей соседней девятиэтажки, и сомневался, не планета ли это Марс? Неожиданно для самого в глубине сознания родилась мольба, в которой он, как древний язычник, обратился к небесному знамению. Длинная и сумбурная молитва его сводилась к немногим пожеланиям: пусть Леночка всегда останется такой, какой он её знает, привычной и близкой. Пусть их дети кричат, как прежде в одно-комнатной квартире, но только свои, похожие на него и Леночку, в постоянном количестве, пусть не исчезают то и дело в карманах пространства, не изменяются с утра до вечера. Пусть восстановится покой в их семье, довольно умопомрачительных явлений, смущающих душу лазеек в иномир, поющих водопроводных труб и бьющих током дверных ручек. Пусть жизнь наконец вернётся в привычную колею, и всё вокруг снова станет предсказуемым и надёжным, как полагается, раз и навсегда! ХОЧУ ЖИТЬ СПОКОЙНО!
Успев основательно промёрзнуть на не застекленной лоджии, он поспешил в тёплую постель к Леночке, чтобы выложить свои новые мысли. К его удивлению, и она призналась в ответ в сходных чувствах, и она порядком устала от сюрпризов этой квартирки.
На следующий день возле подъездов и на столбе у ближайшей троллейбусной остановки запестрели написанные Прибавкиным объявления:
МЕНЯЕМ ДВУХКОМНАТНУЮ ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНОЙ ПЛАНИРОВКИ КВАРТИРУ 32 КВ. М С ЛОДЖИЕЙ, БАЛКОНОМ, УДОБСТВАМИ НА ЧЕТВЁРТОМ ЭТАЖЕ, СОВМЕЩЁННУЮ С НАД- И ПОДПРОСТРАНСТВАМИ И ПАРАЛЛЕЛЬНЫМИ МИРАМИ, НА ЛЮБУЮ ОБЫКНОВЕННУЮ. СОГЛАСНЫ НА МЕНЬШУЮ ПЛОЩАДЬ В ЛЮБОМ РАЙОНЕ ГОРОДА…
ЭПИЛОГ ИЛИ ПИВО НА БАЛКОНЕ.
В конце концов, сменялись Прибавкины на обычную двухкомнатную и успокоились. Для них жилищный вопрос оказался решён, по крайней мере, пока подрастут дети. Я даже позавидовал их покою, насколько возможен покой в многодетной семье. Взрослые занимались своим делом, дети ходили в школу и ясли. Может быть, это и есть счастье? Не всем же становиться сумасшедшими художниками, ниспровергателями устоев, одержимыми путешественниками, вечно побивающими призрачные рекорды, или непримиримыми борцами с несправедливостью. А они обустраивали новую квартиру, просто жили и по мере сил и способностей растили из своих детишек людей. Может быть, счастье Прибавкиных и есть в действительности подлинное человеческое счастье?..
Я побывал у них дома, на последней квартире без изгибов и карманов. Ока-зывается, теперь мы стали почти соседями. Встретились мы с Прибавкиным возле универсама, когда очень кстати в пустой винно-водочный отдел подвезли целую машину бутылочного пива. Грузчики, как водится, куда-то запропастились, теперь, узнав всю историю с квартиркой, я думаю, а не используют ли они ежедневно какой-то свой магазинный прогиб пространства? Не подрабатывают ли в рабочее время на второй работе в иномире? Мы, не сговариваясь, подрядились разгрузить фургон и получили право взять ящик пива вне очереди. Прибавкин позвал к себе отметить встречу, заодно показать новое жильё, знакомы-то мы были давно, учились даже когда-то в одном классе… я согласился, поскольку он заверил, что никого до вечера не будет дома. Леночка на работе, старшие у бабушки в селе, благо каникулы, а двойняшки в яслях.
Так что, не нарушая покоя многодетной семьи, мы устроились наверху пятиэтажки на балкончике под пластиковым козырьком на металлических стойках. Конечно, не лоджия в экспериментальной квартире, зато не рискуешь поминутно угодить в изгиб пространства. Всё это я осознал, когда Прибавкин поведал эпопею с двойняшками, хождением по инстанциям и прочими чудесами. Я понял, какой он теперь должен ощущать покой, и даже ненадолго по-хорошему позавидовал. Мы поговорили об общих знакомых. Вспомнили благодетеля Прибавкиных – бывшего первого Человека Области. Перестройка всё же добралась до него, отправив в Москву заправлять делами в каком-то министерском комитете с последующим уходом на персональную пенсию. Изменения не обошли и горисполком. Остролицый персонаж партизанских фильмов и его патрон перебрались из горисполкома на менее руководящую, зато более оплачиваемую службу. Бывший комсомольский лидер неплохо сработался с присланным со стороны новым Первым Секретарём. Руководство треста, в котором некогда работала Леночка, переменилось полностью, да и сам трест сменил вывеску. Так что, и товарищ Хряков не остался безработным. Не повезло только ответственному работнику торговли, тому самому, чью экспериментальную квартирку подсунули Прибавкиным. Его давно сняли с должности, но следствие что-то слишком за-тянулось и о суде пока не слышно.
Мы говорили, не спеша потягивая пиво из высоких стеклянных стаканов, ломая окаменевшую с солью на боках воблу. Я поинтересовался, не продукт ли это из иномира, но он лишь рассмеялся, махнув рукой, какое там, весной с сынишкой наловили. Потом начал рассказывать, как Леночку без уведомления сократили в тресте, пока она сидела дома с двойней. Что это оказалось незаконно, и как она отсудила приличную компенсацию. Но это получалась вовсе другая история, к квартирке имевшая самое малое отношение, к тому же, он не успел досказать её.
Мы не заметили за пивом и беседой, как быстро пролетело время, появилась Леночка и привела двойняшек. Симпатичные белокурые малышки в джинсовых костюмчиках спрятались за маму при виде незнакомого дяди. Я понял, несмотря на разуверения Прибавкина, что пришла пора сматывать удочки. На том и расстались, на том и закончилась эта история. Да, совсем забыл, а насчёт Леночки и её службы тоже всё устроилось, в общем-то, благополучно. Она работает теперь уборщицей в магазине канцтоваров неподалёку, и бумага, на которой я дописываю с согласия Прибавкиных эту бытовую сагу, приобретена не без её помощи.