Парижский адресат — Камиль Чалаев. Известный музыкант немного приподнял завесы тайного…
— Ты сегодня доволен тем, как развивается твой творческий мир?
— Нельзя сказать точно, доволен ли я, вернее — является ли мое удовольствие для меня самого критерием. Я удовлетворен отчасти теми открытиями, изобретениями, композициями и некоторыми реализациями, которые уже существуют к моим пятидесяти трем годам. Многим не очень доволен, со многим просто смиряюсь, потому что не могу ничего поменять. Удобства меня не интересуют, точка персонального коэффициента, по Марселю Дюшан, где в одной шкале невыраженное и выраженное, в другой ненамеренное и намеренное — находится в постоянной мутации. Но так как ты формулируешь твой вопрос, связывая с моим творческим миром, то он тоже находится в развитии, хотя я не совсем доволен темпами этого развития и его масштабами. Все могло бы быть наверняка намного лучше, быстрее, приносить лучшие результаты и бòльшую пользу обществу, ибо если именно это и является главным мотивом, то почему-то от него, общества, в первую очередь должного быть этим заинтересованным, я не вижу особенной торопливости, хотя запрос есть. Я неправильно употребляю слово по-русски… моей мотивацией является передача того, что я имею.
— Камиль, на тебя сильно повлияла семья, сегодня семейные ценности почти низведены к нулю. Вот сейчас, как тебе вспоминается детство.
— Семья повлияла весьма. Все началось с того, что чтобы стать музыкантом, это казалось возможным только в музыкальной семье. То есть был прямой более-менее прочерченный путь в известные удавшиеся музыканты, виртуозы или что-то в этом роде. Но именно эта среда и создает прецедент разочарования и желания что-то поменять, протест. Мое детство прошло под довольно счастливой звездой, я очень любил заниматься музыкой с моим дедом Яковом Львовичем, мы проводили массу времени вместе и все что я знаю о музыке, о мире и его языках, а также о культуре — это воспитание дедули. Но были также весьма неприятные моменты, я не хочу некоторые вещи вспоминать, был такой стиль в СССР или может только в моей семье, хотя я не уверен — друг друга поддевали, кричали, обижали, хлопали дверьми и ругались. Это я постарался из памяти выветрить, простить все эти вещи. Но, к сожалению, прощение произошло только в последние годы, когда я перешел черту среднего возраста. Да и сам иногда срываюсь, скажем, в моей нынешней семье, хотя она достаточно небольшая, мы с женой и все. В общем, мне отец и мать и братья и сестры, и соотечественники — все люди в какой-то мере. Родители — это святая данность, единственные и уникальные люди, давшие жизнь, других-то нет и не будет. Вообще история одна. Поэтому я лично стараюсь просто их любить, как могу, на расстоянии это и выглядит и делается иначе, чем если бы находился с ними в одной стране или как-то ближе и встречался чаще. Моя же семья разбросана по всему миру, так вышло. Я очень уважаю могучую личность моего отца, прекрасного и вдохновенного композитора, но именно эта его сила и его влияние, особенно в те дальние годы, повлияли на мое радикальное решение не жить никогда с ним под одним небом, а добиваться всего своим личным трудом в другом месте. Опять же, и дед, и отец прошли через эмиграцию, или правильнее миграцию в их случае. Я лишь повторяю семейную карму.
— Думал ли ты, что так развернется твоя карьера, рок-н-рольщика? И каким ветром тебя развернуло к классике?
— Рок был манерой отказа от оказавшейся прогнившей классической среды, музыкального ремесла как средства хорошо зарабатывать и на всех смотреть свысока, таков был общий ментальный фон. Потом были зачатки звездной болезни, поездки, театры, но это все достаточно несамостоятельные вещи. Когда я начал что-то делать сам, ушел из театра Ленком, тогда и выяснилось, я для себя вновь открыл тот сад, который мне передали в детстве, и стал его культивировать, на свой личный манер.
Меня в свое время перенасытили казавшимися отвратительными обязательными предметами в специальных музыкальных школах, центральной и в училище, хотя я мало что понимал вообще. Мне хотелось уехать. Я хотел жениться на иностранке, это было мое единственное реальное желание, все остальное отходило на второй план. Тогда, в середине и в конце 1970-х, мне виделось что общество живет на две скорости, одна официальная с лозунгами, а вторая — чтение между строк, недомолвки, намеки на сомнения и скрытые советы по неприятию того, что преподносилось как ценность. Эти вещи появлялись уже в детстве, скажем от мамы, которая явно показно раскашливалась, когда я ей что-то восторженно рассказывал про прием в октябрята у мавзолея Ленина. Кончилось тем, что я развязал пионерский галстук и повесил его на крюк асфальтового катка и больше никогда не носил. Параллельно, были несколько ключевых фигур, из более-менее современников, учивших жить не по закону, или по другим законам — один из них, самый главный и первый, Алеша Уткин, лидер группы Рикки-Тикки-Тави, на пять лет меня старше. Он был моим инициатором, посвятителем, у него я купил мою первую бас-гитару самопал и научился более-менее как с ней обращаться. Не только в джаз рок и Махавишну оркестра и т. д. это посвящение меня привело, но также и в определенный тип жизнедеятельности, в отход от семьи, выпивку… позже были и другие способы познания, хотя достаточно долго я ни к чему кроме алкоголя не прикасался, разве только к женщинам, которыми очень интересовался стараясь как можно больше их узнать. Это началось очень рано, в 14 лет. Такова судьба. Были крупные разочарования от друзей и коллег, которые бросали на полпути, казалось — предавали. Я тоже наверное предавал кого-то в свою очередь. Были безвременные уходы близких друзей, очень юного Алексея Фортунатова. Он великолепно играл на скрипке, прекрасно владел тогдашним английским слэнгом, на флэтах герлы в трузерах, клевер! Сын профессора МГКонсерватории. Что-то там не склеилось, и это был первый шок, его самоубийство. А к классике меня скорее всего не развернуло, просто прошел очередной этап, были разные события и об этом очень долго рассказывать, материала на целую книгу. Меня повернуло в двадцать лет к Церкви, к сакральному, а потом оттуда все пошло, через хоровое пение и Евгения Кустовского, моего первого регента, учителя и друга. Отличный человек, легкий, незаинтересованный. Это было откровение в определенной мере, я таких отношений не знал, не практиковал никогда. Но потом пошел крен в религиозную идеологию, я стал перебарщивать, как все новоиспеченные верующие, и потом мне это обернулось полным отказом, возвратом в хлев, но ненадолго, потому что я нашел силы и выбрался. Но благодаря тому периоду я потерял первую семью и до сих пор не вижусь вообще с дочерью, 30 лет уже, а ей будет 33 года в декабре. С тех самых пор я все время в храме, уже более тридцати лет. Сначала совмещал с рок-н-роллом, с авангардом, с фри джазом, а потом просто проглотил лезергиновую кислоту, увидел солнце в глаза и тут же резко уехал из этой ужасной серой страны, в никуда, учиться делать все заново на новом месте, без квартиры, друзей и родителей. Храм меня поднял, продолжает держать до сих пор и вынесет конечно в последний путь тоже. Так вышло, Храм в центре.
— Ты педагог, и давно, для тебя это что (педагогика)?
— Педагогика это в главном потеря времени с учениками. Мне это показалось нормальным в начале, когда мы стали работать в Одессе с детьми ДЦП — там в интервью я говорю — да мы просто время с ними проводим, ведь мы же не арт-терапевты, просто решили по внутреннему убеждению что искусство необходимо там, где его нет, а не там где оно затребовано и за него платят. Ведь мы же проводим это время, не кто-то иной! Сегодня это оказалось более чем актуальным, даже Папа Франциск недавно сказал — родители, теряйте время с вашими детьми, это самое лучшее образование! Этот великий человек подтвердил то что я всегда думал. Когда началась серьезная полоса работы с инвалидами, было отсутствие ясно выраженных целей, договор с медиками — попробуем, может что-то сможем поменять, помочь, за невозможностью реально что-то улучшить в физическом плане. Но оказалось, что восстановление нейрональных связей через жест к мозгу позволяет достигать некоей образовательной константы через повторы, когда с каждым разом все более углубляешься в проблематику и открываешь в трудностях других то, что для себя самого вроде как очевидность, ведь 50 лет скоро как смычком вожу. Педагогика также требует постоянной упорнейшей и скрупулезнейшей учебы, познания, то есть как бы если можно преподать 10 процентов, то надо иметь в запасе остальные 90, чтобы эти десять оказались чем-то естественным и простым, а иначе это не педагогика, а зубреж и насилие или просто формальность, чем она к сожалению часто является у профессионалов преподавания. Не знаю, понятна ли тебе эта моя мысль. Дети инвалиды становятся с годами взрослыми, потом, по мере их взросления, осознается и вызревает то, что было вложено, даже за короткие сроки. Это сознание делает меня счастливым. Мы все что сделали, делали почти без средств, вопреки препятствиям и сложностям, а не потому что были возможности. То есть это был и остается долг моей совести, отдать то, что узнал, то, что в большинстве случаев скрывается или цедится через марлю экономического или евгенического отсева. Школа акул или школа дельфинов?
— Какие проекты тебе удалось реализовать? И над чем ты трудишься теперь.
— Мне удалось несколько реализаций. Думаю главные из них — в людях. И собственно не в достижении каких-то моментальных результатов, игры в залах с собранным мной оркестром Дикой школы, хором ХОРЕХ или известности в тех или иных кругах где меня признают как дирижера или музыканта, ведь в разных слоях высвечиваются разные грани. Скорее, главное — факт, что Юрий Васильевич на плаву в свои скоро 88 лет и что его признали музейным художником в коллекции Art brut в Лозанне, это самое мое главное достижение. Я еду туда на вернисаж Биеннале Архитектуры где его дюжина работ, и готовлю его персональную выставку в 2016 году там же, в Швейцарии, с монографией и каталогом. Вероятность крупного показа в Музее этнографии Женевы в начале года, появились кое-какие преподавательские планы в Шанхае и будет серия концертов в Нью-Йорке. В Париже есть несколько неплохих учеников по музыке, особенно Никола Гуген, он сможет пойти очень далеко, если продолжит так же самоотверженно терпеть и заниматься, речь идет также о других детях, у меня пятнадцать учеников из них половина инвалиды. Вышла в свет пара книг, которыми я доволен, благодаря издательству l’Harmattan открываю узкой прослойке французских читателей некоторые никому не нужные или забытые детали о совершенно неизвестных для них языках и народах Дагестана (третий мир!). Теперь конкретно я готовлю к печати третью монографию, о Даргинском языке и народе, вышли «Говорим по-лакски» и «Говорим по-агульски», это монументальная книга профессора Мазанаева которую я перевел и представил в серии. С каждой новой книгой набираешься опыта и делаешь все лучше, во всяком случае иначе, что и есть лучше. Также, вопрос скрипок — мои друзья Мастера, признанный Дмитрий Бадьяров (родом из Нальчика), живущий и работающий десятилетиями в Гааге, и великолепный Владимир Кубанский (род. в Жмеринке), знаменитый на всю Кремону, родину Страдивари и Гварнери, молодой Мастер. На их скрипках я играю, оба они дали мне реальную поддержку, оказали доверие, благодаря их инструментам я не только вернулся в форму, которой собственно не было так как я скрипку оставил в мои 12 лет, а вернулся после сильного перелома левой руки в 2009 году, но скорее всего так — я открыл для себя совершенно новое взаимоотношения этого вневременного метафизического инструмента, эволюции пифагорова канона, возведенного из центра пентаграммы, и человеческого слуха, психоакустики. Тоже, я создал несколько инструментов, сделал несколько теоретических открытий по музыкознанию, а также собрал довольно крупную коллекцию уже готовых инструментов, расширение которой сейчас притормаживаю из-за нехватки места складирования. Раздаю отчасти мои инструменты ученикам, а также изобретаю дидактические объекты, идет постоянный процесс. Также стал более менее прилично владеть настройкой роялей чистыми квинтами, изначально по методу Сержа Кордье, а потом стал делать по-своему, и это потрясающее занятие, конца и края совершенствования в нем не видно, бесконечное усовершенствование интервалов, диастематика!
— Каким образом началось твое увлечение (и серьезное занятие) искусством?
— Что считать искусством? Если это техне, kunst, как об этом пишет Платон в Софисте, то к искусству относятся все виды продуктивной деятельности человека. Созидательное искусство, я о его появлении писал выше, когда начал эмансипироваться от групп и идти своим путем в музыке. В некотором роде приобретательное для меня искусство — моя коллекция — возникло из белой зависти к завешанным инструментами в некоем доме стенам, в 1991 году, в Голландии где я был на гастролях с нашим первым тогда вокальным квартетом Глагол, целая эпоха. Далее, возникли вопросы, связанные с непроницаемостью уровней художественного общества — если кого-то каталогируют как исполнителя, то ему надо быть Баренбоймом чтобы стать дирижером, хорист не сможет быть солистом в оперном театре, в котором служит, иерархия оркестровых пюпитров с их терминологией и четкой сеткой зарплат. «Каждый сверчок знай свой шесток», эта русская поговорка которая заставила меня заниматься моим искусством. «Манифест плесневения» у Фриденсрайха Хундертвассера, австрийского архитектора, который заявлял в 60-е о том, что прошло время разделений обязанностей, что каждый художник обязан стать заказчиком, планировщиком, строителем, архитектором, подрядчиком и в конце-концов, обитателем им самим построенного дома. И я стал заниматься музыкой для всех инструментов, которыми мог овладеть, а это практически все струнные, смычковые, ударные (к которым я отношу клавишные), некоторая часть духовых. Так что мне не нужно быть завязанным на пирамидальное неравенство исполнителей (в свою очередь, разных уровней), заказчиков и импресарио. Я сам себе все заказываю, произвожу и исполняю только с теми, кого люблю и на кого могу положиться. Самое же главное искусство делается с детьми. Это как волшебство, из хаоса возникает Вселенский порядок, через простоту, чистоту и тишину. Я стал во Франции дружить с некоторыми артистами, художниками и скульпторами, чьи мотивации мне показались истинными, к ним я относил с самого начала Алешу Хвостенко, первооснову парижского художестванного сообщества «des Russes», был Юра Гуров, отчасти и намного позже я занялся Александром Путовым, чью книгу мы все выпустили в НЛО, это тоже реализация. Немного общался с Володей Котляровым «Толстым», который умер у меня на руках, рано утром в госпитале, где я ночевал, чтобы Людмила, его жена, смогла отдохнуть. Всех здесь упомянутых уже в этом мире нет, но есть их работы, когда-то они будут востребованы, эта надежда продолжает меня увлекать. Я живу как некий консерватор некоего никому не нужного некоммерческого наследия. Это относится в особенности к Юрию Титову, с которым чуть не сделали неисправимого, но обошлось. Валентину Воробьеву я должен очень многое, я смог кое-что почувствовать и понять в искусстве и в людях искусства в эмиграции только благодаря ему.
Моя школа называется в шутку ОТКРЫВАТОРИЯ, что есть парадокс между мной хранителем и мной расточителем и рачителем свобод — делай что хочешь, как говорил Хвост, ссылаясь Франсуа Рабле (у которого покровителем был король Франсуа!)
— Вот как бы ты сам описал свое нынешнее состояние?
— Я нахожусь на очередном витке развития, что-то продвигается, проекты постепенно реализуются, то что было давно задумано вызревает, идет ежедневная безостановочная деятельность по зачатию того, что вызреет впоследствии. Это экспансивный метод, или мультивекторный. Я не особенно надеюсь на французскую политику, но констатирую наконец, после неполных 30 лет во Франции, что муниципалитет и функционеры начинают считаться с нашим опытом, идет плановое развитие главной и основной задачи, создания Центра Искусств, в котором можно было бы заниматься с детьми инвалидами, это идет через заинтересованность сегодняшнего государства в создании программ для детей аутистов, того что во Франции совершенно отсутствует. Мы надеемся создать хотя бы один центр, а может и ряд типовых Центров, где эти дети с другой планеты могли бы встречаться с международными артистами художниками музыкантами мастерами, а упомянутые могли бы встречаться с этими детьми, в свою очередь. Надо передать для использования по назначению мою коллекцию «тактильного музея», не дай Бгъ его положат под стекло как любят в музеях, или на распродажу с молотка… так что я нахожусь в состоянии квазивзрывного атомного ядра, отчасти стараясь соответствовать физиологии струны, сформулированной Пифагором (а до него Аглаофемом, Орфеем и Гермесом), в настоящее время подтвержденной самой последней ветвью физики Вселенной в деноминации Теории струн. Собственно я как струна и живу, будучи растянутым в двух противоположных направлениях, между пропорционально варьирующим натяжение колком и константной точкой крепления (point d’accroche), этот монохорд издает свой один единственный неделимый звук, содержа в себе одновременно всю совокупность всех своих возможных подразделений и обертонов. Единство во множестве. В настоящем времени, поднимаясь по открытой мною 4-х градусной дифракции ладового потока, каждый данный момент находится на стыке двух состояний, являясь результатом предшествующего момента и в то же самое время определяет последующий. Двойная функция Вечно настоящего, путь к Адвайте!
— Камиль, для тебя сегодня, что важнее работа, семья, творчество? Или тебе удается существовать в гармонии? Не скрою, меня всегда интересовал вопрос: совместимы ли для творческого человека: семья и призвание? Не мешает одно другому?
— Путь единству и неделимости, это работа семья и творчество, все стремится стать неким целым: вопрос Принципа. Гармония по своей структуре есть поочередная смена диссонансов и консонансов, напряжений и разрядок, сложностей и облегчений, взлетов и падений, в конце-концов, вдохов и выдохов. Единство противоположностей, проблема общих для всех живых существ состояний. Это написано у Аристотеля в книге под названием «О чувственном восприятии»: » кажется, что основые из этих состояний составляют четыре пары, а именно, бодрствование и сон (эгрегорсис и гипноз), молодость и старость (неотис и герас), вдох и выдох (анапной и экпной), жизнь и смерть (Зое и Танатос). В общем гармония строится на пропорции этих противоположностей, по возвышению категорий. Причем если отчасти существует константа в предпосылке жизни, рождении, то по мере приближения к ее окончанию, она начинает варьировать пропорционально к оставшемуся до конечного пункта расстоянию, некий логорифм. Так мне лично кажется, но я не совсем уверен что так происходит всегда.
Мешают — материальная сторона дела, тривиальности, отсутствие достойной оплаты труда, приличных условий существования. Из-за этого приходится слышать — ты все тратишь на музыку, на скрипки, инструменты, струны и т. д. Ситуация сегодня такова, что действительно надо поддерживать инструментальный парк, мобильность, потоки, бюджет на бензин, квартплату, хоть и умеренную по нашим временам — эта материальная сторона в плане семьи не мешает и не помогает, требует постоянно просчитывать на несколько ходов вперед, ведь деньги так трудно зарабатываются. Зарабатывание творчеством — это идеал, к которому надо стремиться. Часто чтобы творить приходится все отдавать.
Наше семейное начало, хотя и началось в юности с Эротоса, а также Сторги, зиждется теперь все больше на Филии и Агапе-отношениях. Не на воспроизведение рода направлено сожительство, не на приобретении комфорта и благ (вторично), а на служение Идее, совместном творческом начале которое кажется единственной реальной семейной базой. Как в любой духовной сфере, где преимущество отдается вере в ее абсолютную ценность, между двумя людьми находится нечто третье, что их связывает, Некий Третий. В большинстве, я очень надеюсь, семей этим третьим является ребенок, проблемы с ним связанные, эволюция уровней проблем по мере роста ребенка, его воспитание, поддержка, радость общения, счастье, если он реализуется в собственную семью, воспроизводя в свою очередь переданную ему схему жизнедеятельности. В некоторых случаях сам Господь, разнообразные идеи о вечном, прожитые вместе сложности, достижения, друзья, ушедшие безвременно (кто уходит вовремя?), — пара с лишним десятилетий и совместное создание структуры, будь даже и эфемерной, являются достаточным фундаментом для создания определенной формы счастья, это и есть главное. Творческие люди понимают приоритеты своего партнера и делают все возможное чтобы если не помогать, то уж во всяком случае не мешать. Чтобы достигнуть такого осознания, надо пройти через крупные и мелкие кризисы, через неприязнь, да и без гарантиии вероятного повтора или новых витков такого типа. Но чем больше возрастает багаж-капитал прожитого вместе времени, тем интереснее становится сотрудничество, все более с неожиданной стороны предстает иногда кажущаяся вполне проторенной дорожка, обернувшись мгновенно взлетом или открытием.
— Ты добился определенной известности? У тебя, спорь не спорь, есть имя. К чему стремиться? Что еще волнует и чего хотелось бы достичь (есть мечты)?
— Определенной известности в узких кругах, так говорили еще в СССР. В современном мире, когда каждая страница в интернете имеет свое собственное наименование, потеряться очень трудно. Известность — термин размытый. Действительно эта характеристика в последнее время часто сопровождает мое имя, но мне кажется, что это просто случайность, или маркетинг, когда надо писать о том, кого совершенно никто не знает, и придать тому значение через такой термин как «известный». Имя у меня есть, это неоспоримо, оно кстати состоит из сочетания имени с фамилией, а ношу я фамилию отца, но сочетание — единственное в своем роде (хотя я нашел в интернете страницу молодого человека с совершенно идентичными имя-фамилией), это мне просто повезло, что меня зовут КЧ, а не например АБ или ВГ, более часто встречающиеся по статистике. Так что спорить не буду. Ты мне в твоем интервью предоставляешь возможность высказаться публично, ведь книги мало кто читает, а в фейсбук люди заглядывают, и даже выражают свое отношение, комментируют. Вот получается, что журналист и выстраивает путь к известности, ведь не напомнишь о себе — забудут!
Стремиться побуждает в основном одночасье, то что исполняется сегодня, carpe diem. Таким образом, шаг за шагом стремлюсь к концу пути, сам же путь станет понятен только на конечной станции. У меня есть могила с белым крестом, около могилы моего друга и протектора, блаженной памяти Александра Погорецкого. К этому месту именно я стремлюсь, его хотел бы достичь, в положенное время, с достоинством. А волнуют меня самые разнообразные вещи, понятия и люди, как абстрактные так и конкретные. Некоторые меня просто беспокоят, например глупость, подлость, рутина, ложь, амбиции, невежество. Их предостаточно в окружаещем мире, полном суеты и тщетной позы. Но я стараюсь изо всех сил отгонять от себя суждения о тех или иных фактах или действиях — воздержание от определений, это еще Сёрен Киркегор, как мне помнится, называл доказательством такта. Волнует меня также процесс энтропии, постепенной потери энергии и развала обществ, градов, общин, проявляющийся в плачевном состоянии города в котором я живу, в состояние умов среди людей его населяющих, с которыми я нахожусь в одном кругу или в соседних. Волнуют меня болезнь, инвалидность, одиночество многих людей, ужасная нехватка настоящих школ на фоне тьмы магазинов, этой бесконечной гонки за удобствами, совершенно безсмысленными тратами потребителей. Волнуют меня еще некоторые женщины, начиная с моей жены, я начинаю понимать насколько иной становится любовь после десятилетий, кажется я об этом уже говорил выше. Мечтаю о том, чтобы не оставить убирать после себя ничего гниющего, кроме бренных останков, мечтаю о том, что все мною приобретенное, книги, инструменты, знания, окажется кому-то необходимым, мечтаю построить Центр для детей аутистов.
— Наблюдая, пусть со стороны из своего далекого далека — ты помогаешь старикам. Зачем тебе это нужно? И вопрос концентрированный — что для тебя Юрий Титов?
— Мне это не очень нужно, но нет другого выхода. Если не я то кто будет этим заниматься? Я же не на зарплате сижу. Все достаточно просто, так случилось, наши пути пересеклись, такие встречи никогда не случаются зря, во всяком случае если уметь их узнавать… в многомиллиардном человечестве каждое знакомство представляется мне совершенно уникальной возможностью познания другого, Его Величество Случай. Общаясь со старым человеком, с одной стороны, проецируешь себя самого в это состояние, ведь старость — это только одна из тех станций на пути, и как не старей, останешься самим собой, только кузов будет не тот да и машинная часть начинает скрипеть. С другой стороны, это чистая выжимка, квинтэссенция человеческих отношений, приглашение взглянуть в центр необходимого, старость обязует нас «зреть в корень». Сострадание вызывает старость печальная, та, которая боится смерти. Если есть возможность хоть как-то это поменять, ДАТЬ радость — вот это мне и нужно. Я около двадцати семи лет езжу в один и тот же дом престарелых, сопровождая многие сотни людей в последний путь — служба такая, отпевать других достойным образом — по мере ухода стариков, остается память, все ушедшие за эти годы где-то обретаются, мне с ними может еще придется встречаться. А некоторые мертвые — живее некоторых живых! Если конкретно, одним из главнейших людей, помощью и примером самоотдачи до последней минуты, была Нина Константиновна Рауш, баронесса де Траубенберг, Жуня, как ее называли в эмиграции (здесь у каждого есть прозвище). Она была моя соседка, профессор клинической психологией, через ее руки прошли многие дети, ставшие теперь уже сами если не стариками то во всяком случае, взрослыми людьми. Один из них был и Юрий Васильевич Титов. Нина была президентом моей ассоциации, до ее ухода, вечная ей память. Мне кажется уместным поместить нашу совместную фото, это премьера.
Юра Титов для меня друг и учитель, пример горения и единства мысли и действия, житель Пантеона. Он совершенно неадекватен для окружающего мира, но с первой встречи, в конце 80х, мы стали мгновенно друг друга понимать, мне он показался ясен, как небо. Юрий — архитектор, иконограф, мистик, старец, вдовец, диссидент, борец за права человека, один из участников демонстрации 1965 года на площади Маяковского. Он неизвестный гений, чье дело измеряется сотнями работ, не затребованных потому что пока этим не особенно заинтересовался рынок, хотя бывали и есть прецеденты. Для других людей дядя Юра — это часто брюзжащий и дурнопахнущий старик, в себе, знающий 17 слов по-французски, один из многих себе подобных… это часто проблема коммуникации, потому что Юрия Васильевича непросто понять, и когда его не понимают, он раздражается, матерится, становится агрессивным, уходит в отказ, что ему стоило неоднократно пребывания в психлечебницах. Чтобы его понять, достаточно почитать его цитаты: «Бог играет человеком, человек играет на трубе»! «Надо хорошенько подумать, чтобы ничего не сделать». Ну и взглянуть на его работы. Слава Юрия Васильевича Титова еще впереди.
— Анализируя, ты самодостаточен?
— Да, в последнее время я стараюсь расти сам из себя, как дерево, по завету из «Безумного Волка» Николая Заболоцкого. Больше вроде бы неоткуда, ведь природа дает нам пищу, питье и воздух для дыхания, этого достаточно, чтобы расти и жить. Ведь мы родились собой, как мы можем не быть самодостаточными? Скажем, есть разные нужды, необходимы и движущаяся колесница, и некоторые инструменты, нужны бумага и ручка, виртуальные или плотяные. Невозможность удовлетворить нужды делает человека зависимым. Но когда эти ингридиенты присутствуют, чего еще не хватает? Ведь никто не может подменить свое собственное сознание, я не могу стать другим человеком, все что я желаю исполнить, все что я исполняю, есть результат свободной воли, довольно жестко предопределенной временем и местом рождения и средой обитания, в каждый конкретный отрезок времени. Чисто практически, я давно уже могу выступать один, играть, петь и сочинять в одиночестве, иначе просто невозможно. В одиночестве возникает образ Другого, а также Человека, l’autre, слушателя, ребенка, ученика, старика. Это проистекает именно из того, что ты называешь самодостаточностью, хотя термин звучит достаточно негативно, или мне только кажется? Ведь никому не нужен несамостоятельный человек, примером можно служить только тогда, когда свободен в выборе. Поэтому всегда есть адресаты, конкретные или символические, этой самодостаточности. Играя или сочиняя один, для компенсации этого моего эгоизма, я завязываю произведения искусства на кого-то, посвящая произведение чьей-то памяти, отдая кому-то честь, упоминая о том или ином, самодостаточном в свою очередь, артисте и человеке, которого (которую) люблю и уважаю. Мне все труднее петь в хоре, но я смиряюсь.
— Камиль, вот тебе как кажется, творчество это форма транса, наркотик или молитва, возможность диалога с Богом?
— Многолетняя обрядовая практика в различных иудео-христианских храмах если еще не превратила меня полностью в скептика, циника и материалиста, то по крайней мере научила некоему различению духов и неприятию пафоса. Я не понимаю ссылку на религию и всех святых в качестве оправдания невежества, незнания, прикрытия человеконенавистничества, нежелания понять другого. Это ведь не тюрьма, а свобода. Синайские старцы говорят достаточно просто: тот, кто ненавидит ближнего, видя его перед собой, и претендует при этом любить Бога, которого никто никогда не видел, есть просто откровенный лжец. Чтобы понять невидимое, надо изучать видимое, это относится также к слышимому и осязаемому. Творчество, в частности духовное, есть радость, молитва есть творчество, искусство есть молитва, все это вместе есть наука, ежедневный самоотверженный труд приобретения знания и возврата приобретенного. Тот кто не преобретает — теряет. Некая форма одержимости присутствует при некоторых особенно выдающихся моментах в искусстве, но она возможна только при базовом контроле материала, владении техникой, слово ведь одно и тоже! Молитвы, которые я практикую, возможны даже в самых нечеловеческих условиях, скорее всего именно там они и играют самую вескую роль. Но все искусство молитва потому как его назначение — возвышение, анагогика. Я говорю не о возвышенном, но о возвышающем. Может быть, только из-за этого я и могу перенести рекурентное отсутствие творчества в окружающем меня мире. Но иногда даже поджигание двери оказывается феноменальным искусством… ведь все будет регенерировано в огне поядающем.
— Скажи, ощущается ли время, с его тяжелой пятой, мб социальные сдвиги не миф? Ты вообще как-то реагируешь на то, что происходит в мире? Тебя это трогает?
— Социальные сдвиги это совсем не миф, хотя все зависит от синхронного или диахронного чтения Истории. Я стараюсь сегодня как можно меньше впускать в мою жизнь информативную болтовню, перестал полностью слушать радио, уже десятилетиями не смотрю телевизор, разве что на редких гастролях, где констатирую что в мире сегодня правит какой-то общий усредненный стиль, MTV в музыке, новостийность в информации. Есть интернет, через который действительно важные вещи просачиваются так или иначе. А социальные сети мне кажутся чем-то чрезвычайно важным, сегодня каждый сам себе и пресса и импрессарио (снова самодостаточность). Поправка на то, что таких самопроизводителей мысли, фильмов и идей необозримое множество, пользователи насчитываются миллионами, что-то имеющее многомиллионную аудиторию вроде бы и не сравнимо с тем, что имеет локальное значение, но иногда все случается наоборот, ненужное становится нужным (Титов). Я критикую фокус медиа на жизнь знаменитостей самых разных мастей, на манипуляцию страхом другого, страхом войны, беженцев, небезопасностью… тут вопрос ценностей, меня лично трогает чье-то горе, но тиражирование информации о нем вызывает недоверие и подозрение. Негативная информация всегда преобладала, ее перемалывают, переливают из пустого в порожнее, это часто делается и в настоящем. Так что я реагирую на то, что делалось в мире до этого времени — тяжел его шаг, но оно по своей сути не отличается ничем от того времени, что было 10 лет назад, ни 100 лет, ни тысячу, ни даже может 10 000 лет. В каждый момент было что-то живое и что-то мертвое. Иногда сегодня я ощущаю себя ближе к верхнему палеолиту чем к 21му веку, ведь homo sapiens sapiens в общем с момента своего сапенциального рождения не претерпел никаких видоизменений, со времен Сократа человечество остается равным самому себе. Но следует отдать должное техническому прогрессу, людей сближающему, позволяющему все более скоростное передвижение как мыслей так и тел, а движение это жизнь. Очень хочется летать.
— Камиль, в нашей беседе мы не касались темы детей. Ты ведь с ними занимаешься? Среди них есть не совсем обыкновенные (хотя — не знаю, можно ли так их разделять). Я, как бывший учитель, знаю, что такое «общение» много дает, но и много отбирает. У тебя как? И что это за метод «мышки»?
Тему детей я затронул в самом начале, когда ты сформулировал вопрос о педагогике. Я действительно занимаюсь с детьми, это уже стало моим практически основным занятием. Так я могу постепенно использовать мои инструменты, которых конечно все больше и больше. Ведь вещи идут к себе подобному, доллары к евро, альты к скрипкам, танпуры к ситарам и флейты к кларнетам. Необыкновенность детей, с которыми я занимаюсь обусловлена идеей, как говорят теперь в России, инклюзивности. Необходимо, чтобы все вместе, здоровые, инвалиды, со сложностями воспитания и хорошо развитые, общались в одном месте, регулярно, и вокруг чего-то сплачивающего все типы инвалидности и ее отсутствия. В моем случае это звук и все что может принадлежать звуковым конструкциям, которые по определению улучшают мозг и нейронные связи между мозгом и рецепторами на конечностях. Ведь игра в музыку происходит с использованием именно конечностей, и связана впрямую с чувственным восприятием, о котором я тоже писал чуть выше. Но здесь речь идет об осязании, практически единственном из пяти органов, который невозможно отключить, хотя может быть еще к этому относится вкусовое восприятие. Лучше всего, чтобы дети вместе со взрослыми что-то предпринимали в ключе звукового пространства, по крайней мере отчасти. Дает это много, больше чем кажется с начала. Появляется самое главное, общение на равных с детьми, разрушается иерарическая лестница, возрастные цензы, через признание и доверие к музыкальному гиду-хранителю « Открыватории «. У человека, вне зависимости от его возраста, достаточно интуиции, чтобы достичь игровой простоты, и особенно это ярко выражено именно у детей с особенностями, теми или другими. Опять же, трудно в ежечасье что-то понять, это ведь дело целой жизни. Как и что улучшается в каждом конкретном случае, и как это влияет на меня, передатчика информации, станет ясно значительно позже, скорее всего на предпоследней станции, а может быть и на конечной!
Мышка… вызгрызание проемов и способ пройти по периметру любого здания, особенно старинного, способ выживания при любых условиях? В него входит способность исчезнуть в любую секунду. Мышка первая, по легенде, приходит к Будде в момент становления шестидесятилетнего цикла двенадцати животных в пяти элементах по китайскому гороскопу. Жизненной активности мыши и ее целеустремленности, ее хитрости и уму мешают (или помогают ?) ее жадность и нервозность. Время от времени мышь выходит в центр комнаты, совершенно не стесняясь, и общается с детьми или музыкантами, в ней находящимися. Иногда ей ставят капканы (мышеловки) или отравленую еду. Я лично видел, как пара крыс за считанные секунды вгрызалась в оставленный на столе хлеб и он исчезал наполовину, с двух сторон! Это в общем принадлежит к отношению людей к своим продуктам и чистоплотности, а также взывает к кормлению мышей, то есть если с ними считаться и регулярно класть им еду, они не будут обгрызать священные книги (церковные крысы в особенности).
Мне вот например третьего дня был явлен метод Божьей коровки, вот это был опыт! Ползет себе насекомое спокойно, по церковному аналою. Я подставляю ему нижний конец свечи, она на него спокойно взбирается и начинает ползти вверх. На свечу (зажженную, так как идет отпевание) надет в середине картонный круг, диаметром 6 сантиметров, предохраняет руку от воска; надет плотно, ни под каким видом не проползти довольно упитанной Б. коровке. Отвожу глаза. Когда взгляд возвращается на позицию, уже по верхней половине свечи, над кругом, бегом взбирается по направлению к пламени (!) Божья коровка! Я едва успеваю задуть огонь и соответственно сдуть тварь на пол, в последний миг, иначе она сгорит живьем!
Но вообще-то я не совсем уверен в том, что людям надо внедряться актами в мир насекомых. Однажды таким образом мы наблюдали за попаданием сколопендры в паутину и за атакой паука, а потом, уже спустя определенное время, после его укусов, мы все же решили ту сколопендру из паутины вытащить, чем лишили добычи паука. Так, насколько я помню, сколопендра все равно больше не смогла выжить, она была уже отчасти обмотана паучьей слюной и парализована его укусами; сам же удивленный паук, несолоно хлебавши, молча убрался восвояси и долго наверное нам припоминал содеянное…
Сегодня я возвращаюсь к третьей части твоих вопросов, прошло около месяца, я уезжал, а произошло столько знаковых событий, мир сходит с ума, теракты, геополитические сдвиги, военная ситуация, меняются приоритеты и полюса… так что хочется отвечать как-то междометиями, ох, уф, хм, гм, кх-кх, уэхха-гмрд… а дети во все века были и будут, тем более с особенностями развития, как их деликатно называют по-русски. Они в определенной мере неинтересны придержащим мира сего, интерес к ним, вероятно, недостаточно престижен, не считая собственных детей, единичные случаи. Или же вдруг резко наоборот, это становится мемом, тот или иной фонд помощи, созданный умными и воспитанными энтузиастами, демонстрирует себя как жизнеспособный, начинает фунцкионировать благодаря активному фондрайзингу и все о нем говорят. Такие две крайности, или все или ничего. Но Фонды я вижу в последнее время скорее в Петербурге в России. Поэтому сегодня я опять задаюсь вопросом неуравновешенности нашего западного мира, где строятся гигантские концертные залы и новейшие современные музеи, по государственным или частным инициативам. Во все эти новые меха вливается немного староватое и подскисшее вино, молодого вина не видать днем с огнем, детей с особенностями, которым некуда в общем деваться, кроме стандартных медико-психологических центров приема или однодневных госпиталей, родители которых постоянно ищут достойного места, куда можно было бы их пристроить, и это в таком городе как Париж! (а в королевстве Бельгии — центры по приему есть, и немало. Туда в основном французы отправляют своих аутистов)… Ведь тратятся колоссальные средства, но все говорят о кризисе. Буквально месяц назад в Опере Бастилии в Париже племенной бык, затребованный режиссером Ромео Кастелуччи на сцене, получал за выход в ТЫСЯЧУ раз больше чем добавочный, нанятый на стороне, хорист. Считается, что рычаги и створки демократического правления республикой работают. В общем, на публичных дебатах из Национального собрания — да, выглядит внушительно, каждый может высказать свое мнение публично, в каком бы краю крыла депутат не находился, в левом или правом. Отчасти, я наверное не совсем справедлив к тому, как и что происходит с образованием, ведь создаются все же какие-то проекты, идет интенсивный brain-storming на городском уровне, недавно в новейшем Филармоническом зале, произведении архитектора Жан Нувель, открыли программу для интеграции подростков из пригородов, через трехлетнее классическое музыкальное образование, с доступом к инструментам, объявив всеобщий сбор средств для покупки им инструментов. Это радует, хотя в общем — капля в море, по капле можно пожалуй и океан перелить, только это займет определенное время.
— Мир сильно меняется — это сказывается на тебе? Как ты чувствуешь этот мировой нерв? Вот твой прогноз: ты пессимистично настроен?
Я отчасти расстроен, а временами действительно пессимист, и вдобавок мизантроп и даже иногда женоненавистник. На меня находит что-то и я начинаю не переносить человечество как класс, хотя это дурной знак, самоуничижительный, я ведь сам являюсь его частью! Как быть? Прогнозы не являются моей специализацией. Я вижу вещи не в лучшем виде в отдельно взятой (выбранной) мною стране, Франции, понимаю, что через пару лет, когда пойдет речь о следующих президентских выборах, начнется очередное противостояние между подросшей в последнее десятилетие молодежью и обществом, будет очередное брожение ребят из пригородов у которых нет схем для социального лифта. Может быть, в результате к власти опять придет социалист … В общем, это вопрос политики, то есть того, что делается вовне и для пускания пыли в глаза, отчасти. Ведь политики приходят и уходят, мир остается, а дети вырастают.
Более глобально, мне хочется верить в то, что ничего хуже очередной глобальной войны произойти не сможет. Это ведь очень хорошее для некоторых средство добычи денег, столько списывается на военные расходы, нам бедным людям трудно даже себе представить, какие идут потоки средств, превращаясь в дым и взрывы! Главная проблема — это выгодная торговля оружием. Этот факт тоже был недавно во главе размышлений и определенного гнева папы Франциска. Не говорю я в этом контексте о патриотизме, когда каждый начинает чувствовать себя частью целого, нации, народа, государства…
Вот Анатолий Басин, художник, заявил мне недавно, что мир всегда состоял из охотников, пастухов и земледельцев, а потом появились городские цивилизации — это привязано отчасти к библейской истории, как фактически так и аллегорически — и сегодня происходит феномен захвата территорой городов охотниками. По его мнению, охотники начинают применять нормальные для них охотничьи методы дележа и разборок, в то время как городу скорее присуща цивильная жизнь и нужны в основном искусства и ремесла. Это красивая и обоснованная опытом и знаниями теория, я скоро вернусь к Анатолию в Иерусалим и постараюсь более подробно описать ту картину мира, которую этот опытный артист и мыслитель предлагает.
— Я долгое время верил, что творчество имеет по определению положительный заряд, но чем дальше живу понимаю — что в основе творчества — алтарь, на который нужно «класть» себя самого. Да и, как сказал один известный мастер: в основе слова искусство — искушение. Ты согласен?
В середине творчества сидит демиург, Я, ЭГО, Сократический даймон, тот, кто не дает человеку покоя и заставляет индивидуум действовать, творить, уподобляя себя Творцу, хотя бы частично, об этом говорил Микеланджело Буонаротти. В этом плане искусство конечно в определенной мере есть искус, иначе говоря принятие себя самого, твари, за Творца, иначе говоря честолюбие. По святоотеческому преданию, гордыня. Это в условиях, в которых истиной следует считать созерцание, молчание, общение с полнотой творения через опустошение, исихазм. Но ведь творчество как правило адресовано хотя бы одному единственному слушателю (или « единственному читателю «, именно так называется книга режиссера и педагога Анатолия Васильева «A un unico lettore. Colloqui sul Teatro», вышедшая в Италии в 2000 году в издательстве Bulzoni). Каждая тварь являясь частью Творца, а часть представляя собой целое (pars pro toto, этот принцип, описанный Сергеем Эйзенштейном, можно найти в двухтомной книге Метод, прекрасно изданной в Москве в 2001 году, к столетию рождения этого, предшествующего многим, Режиссера), есть возможность из этого фаустового осуждения выйти и самоуничижением не заниматься. Если противопоставить алтарь самозаклания, как отрицательно заряженный элемент, ключу свода надалтарной абсиды, то видимо получится то самое равновесие, необходимое для строительства в условиях земной гравитации. А для устойчивости стен, необходимы контрафорсы. Разработки в этом направлении были приведены в книге Болеслава Яворского. Это настольно профессионально и точно, так что я считаю необходимым процитировать, чтобы не быть голословным. Итак, «Конструкция мелодического процесса», Государственная Академия художественных наук, Москва, 1929:
Всякое художественное произведение возникает на основе конструкции, композиции и оформления.
Конструкция (латинские con — признак согласования, struere — строить) есть основной принцип творчества, который заключается в овладении и стройном согласовании проявления сил тяготения для осуществления творческого акта.
Развертывание во времени конструкции музыкального произведения есть его ладовый ритм (Б.Я., Упражнения в образовании схем ладового ритма, Юргенсон 1915, второе издание Муз. сектор 1928 г.).Композиция (латинские con и ponere — класть, componere — составлять из раздельного) есть расчленение конструкции художественного произведения в целях выявления творческого задания.
Оформление (латинское forma — вид, образ) есть воплощение (доступное восприятию через внешние чувства человека) композиции данной конструкции при посредстве стандартизированного материала данного искусства в целях выражения вовне творческого задания.
Масштаб осуществления конструкции определяет звуковой материал.
Конструкция мелодического построения естественно основывается на тех же принципах, что и конструкция всякого художественного произведения. Конструктивным заданием всякого искусства является овладение проявлением сил тяготения, поскольку они могут быть переданы элементами данного искусства, и построение (интуитивное выражение) на основе их закономерного взаимодействия схемы аналогичной конструктивной схеме современного автору общественного процесса. Поэтому общее развитие конструктивных заданий данного искусства, так же как и развитие фаз данной эпохи, может быть последовательно выражено шестью принципами.
I. Устойчивость как всей конструкции, так и всех ее элементов (до мельчайших включительно); неустойчивость совершенно не выявляется; конструкция основана на принципе опоры (действие силы отвеса), но без воздействия упора (противодействия опоры).
II. Конструкция, основанная на соотношении неустойчивости и устойчивости при условии преобладания устойчивости; конструкция, в которой упор получает чрезмерно большую опору. Зенитом действия этого принципа было достижения соотношения золотого деления между общим протяжением неустойчивости (мèньшая часть) и устойчивости (бòльшая часть), после чего конструктивное мышление устремилось к осуществлению следующего принципа.
III. Конструкция, основанная на равенстве неустойчивости и устойчивости; конструкция, в которой упор получает равную себе опору.
IV. Конструкция, основанная на преобладании неустойчивости над устойчивостью, при условии соблюдения такого соотношения сил упора и опоры, при котором произведение не теряет статичность, но по своей природе динамично (паровоз под парами, но не в движении). Конструкция, в которой упор не получает равной себе должной опоры, но все же в состоянии балансировать на этой недостаточной опоре.
Аналогично зенитом действия и этого принципа было достижение соотношения золотого деления между общим протяжением неустойчивости (бòльшая часть) и устойчивости (мèньшая часть), после чего конструктивное мышление устремилось к следующему принципу.
V. Конструкция, основанная на соотношении одних только неустойчивых сил, что возможно лишь при условии выполнения идеи движения, так как упор, не находя себе опоры, вызывает движение.
Конструктивное мышление тех композиторов XIX–XX столетий, которые отображали в своем творчестве конструктивные схемы общественных процессов своего времени, эволюционно развивалось от четвертого принципа к возможному осуществлению этого пятого принципа.
VI. Конструкция, основанная на соотношении движения неустойчивых явлений.
Конец цитаты Болеслава Яворского.
Кроме совершенного числа 6, гекзамерона, шестиднева творения мира и гекзаметров в стихосложении или в ладовом ритме, мне лично эти шесть принципов Яворского напоминают шесть степеней свободы в трехмерном пространстве (six degrees of freedom): крен, тангаж и рыскание, которые я применяю к методу… хорового дирижирования!
— Скажи жизнь в Европе сильно отличается от жизни в России. Это не для того, чтобы гусей дразнить, хочется «письма с места», объективного. Ты же уже можешь анализировать и дать резюме.
Не знаю Алексей, я ведь в России не живу уже очень давно. Мне кажется, с одной стороны сильно отличается, с другой — не сильно отличается, этакий ответ Нормандца! Принцип человеческий везде один и тот же, соотношения эгоизма и альтруизма может быть в разной пропорции, ведь Россия вышла из семидесятилетнего периода идеологии СССР, двуличной и полностью коррумпированной в своей основе, но не мешавшей великим и сильным людям жить, творить и помогать другим, с достоинством. Думаю, эта предпосылка отодвигает нормализацию общественной жизни на два поколения, надо как бы « выйти из Египта » и умереть в пустыне, чтобы мыслить категориями будущего. Прошедшее советское былое, как мне видится, предпочитает мыслить конкретно настоящим, сиюминутным интересом, который приводит к неравновесию в соотношениях и в результате — к гонке вооружений и эскалации отрицания инаковости, желании доминирования. Все эти вещи вполне (почти) примеримы к современному западному обществу, где в основном каждый занят своими личными интересами, ведь здесь тоже надо выживать, накоплять, передавать детям и так далее. Здесь точно также общество разделяется по понятим свой / чужой, но терпимость достаточно высокая, вернее достаточно высоки социальные заборы и непрозрачны стены. Тут можно жить в одном каком-то страте, никогда не пересекаясь со стратами соседними. На зашкаливании же отношений, на их трансверсальном модусе, играет сегодня ульраправый НацФронт, на страхе, на некоторой низости обсцесии безопасностью, как мне кажется. Есть наверняка категории людей, которые мыслят свою роль в обществе иначе, но я не так часто занимаюсь социологическими исследованиями, чтобы выдавать на гора объективную картину происходящего в том или ином круге социума. Объективно, я понимаю, а также знаю эмпирически, что если соблюдать некоторые правила игры, в особенности связанные с экономической стороной жизни в Европе, то можно оставаться совершенно свободным; французский лозунг Свобода Равенство и Братство оказывается реально применимым в ежедневной жизни, если конечно не воспринимать все через черные очки пессимизма, осколок кривого зеркала человеконенавистничества.
Единственным действенным анализом мне кажется математический, ну и химический в свою очередь. Но я не владею ни данными, ни препаратами, ни лабораторией. Для того чтобы заняться дифференциальным или интегративным анализом, через функции это сделать можно, но тут нужно различение духов. Тут я смеюсь, немного — недавно был длинный разговор над церковью Гроба Господня в Иерусалиме, в резиденции патриарха Теофила Третьего, который мне подарил более получаса своего времени. В один момент, Блаженнейший спрашивает — как поживает мой друг, епископ Павел Трахийский (Алдерсон). Откровенно говоря, я его не видел лет десять, только в основном слышал его поминания как больного человека. Вернувшись во Францию, десять дней спустя, холодно, владыка Павел выходит прямо на меня, в одном подряснике, по аллее русского кладбища в Сант Женевьев. У него дейстительно проблемы со здоровьем. Мы пошли к могиле нашего старого друга отца Игоря Верника, прочитали литию. Вот такой был ответ на вопрос из Святого града, и ряса моя старая пригодилась, и посещать теперь « есть кого » в очередном старческом доме. Это видимо относится уже к каким-то эрго-алгоритмам, которые выходят из-под человеческого контроля и не подвергаются никакому анализу, скорее именно резюмированию.
— О чем ты сам чаще всего говоришь с собою.
В основном, я стараюсь не распылить очень сильно присутствующую тенденцию к многостаночности, как меня обзывают мои узкоспециализировавшиеся друзья. Также, я слушаю внутренним слухом тот музыкальный поток, которая движется вне всякой зависимости от моего желания. Иногда это просто ассоциативный ряд — например, я думаю о церковной или синагогальной службе, которую надо дирижировать к утру или вечеру, и тут же начинает где-то во внутреннем слухе проигрываться полностью тот или иной антифон, псалом или рага. Иногда достаточно подумать о фуге Баха, как она начинает звучать не останавливаясь до коды. Это относится к вещам, пьесам, которые мною интегрированы полностью и существуют вне всякой нотной глазной поддержки. Их наверное не так уж много, в сравнении с репертуаром например Гленна Гульда, знавшего всего Баха наизусть, а также немало другой музыки, запоминавшего сложнейшие произведения Арнольда Шёнберга… или мой приятель, слепой органист Доминик Лёвак, он может играть тоже практически всего органного Баха по-памяти, недавно были рецензии на его концерты в Германии, статья озаглавлена Konzert ohne Noten. Я конечно тоже в основном делаю все без нот, особенно касающееся сооружения моей музыки или некоторых репертуарных выученных мною уже годами вещей. Но чтобы это передать другим исполнителям, приходится входить в нотируемый процесс письма, так что об этом я тоже часто с собой разговариваю — как передать знаками то, что звучит и в основном просто неописуемо? Это именно то, о чем я чаще всего с собой общаюсь, вернее мои два полушария об этом говорят между собой. Сейчас я развиваю двухсторонюю скрипку, чтобы можно было примирить в некоторой степени эту диалектическую бинарность через практику. Но бывают тоже разные сложные мысли, разветвление по древу, сожаления, или радости, которых мало и они редки, но если встречаются, то очень высокого « светосодержания». Скажем, я размышляю о проблеме Леонарда Эйлера, можно ли пройти семь мостов Кённигсберга, не проходя ни по одному из них дважды…
КЧ