Если вы думаете, что сделать интервью легко, то вы глубоко заблуждаетесь. Знал я людей, которые считали эту работу пустяковой. «Большое дело – интервью, — говорили эти люди с сарказмом, — тоже мне журналистская деятельность. Встретился с известным человеком, записал, что он там тебе рассказал, вот тебе и готово интервью». Знаете, на них даже обижаться не хочется. Просто от незнания они так говорят. Профессионалы же знают, что сделать хорошее интервью, это высший класс журналистики.
Во-первых, ты не сидишь за своим письменным столом и не пишешь то, что тебе хочется, что в голову твою придет. Тема твоей работы связана с собеседником. Ты встречаешься с живым, неординарным, интересным человеком и ведешь с ним разговор, стараясь «выведать» у него то, что полностью раскрыло бы его для читателя. При этом надо иметь в виду, что люди все разные, со своими характерами, привычками и «тараканами в голове». Если одни рассказывают так и столько, что ты заслушиваешься, не можешь и не хочешь их останавливать, (к таким, из тех с кем я встречался, относятся, например, Юрий Никулин и Марк Захаров), то другие же, (как, скажем, Владимир Ворошилов), отвечали на мои вопросы короткими фразами, а то и одним-двумя словами, а разговорить их было необходимо. Поэтому к каждому интервью нужно было серьезно подготовиться, не только хорошо изучить биографию героя, желательно с интересными фактами из нее, но и заготовить такие вопросы, чтобы, с одной стороны не спугнуть его и не заставить «закрыться», а с другой – наоборот, вынудить его стать откровенным.
Если ты записываешь разговор на диктофон, то возникают технические проблемы расшифровки записи. А это не так легко, как кажется. Прежде всего, запись должна быть качественной, что бывает далеко не всегда. Кроме того, не редко бывает, что речь твоего собеседника далеко не театральная. Когда он говорит с тобой, проглатывая слова и переходя с одной мысли на другую, то понять его нелегко, но еще как-то можно. В крайнем случае, решаешь переспросить. А когда слушаешь это в записи…. Так что с расшифровкой приходится повозиться.
Итак, хорошо, если у тебя все получилось, ваша беседа из устной стала письменной, то есть запечатлелась на листах бумаги, или на экране компьютера. Но, увы, это еще далеко не интервью. Только сейчас и начинается самое главное. Тебе надо из расшифрованной беседы, грубо говоря, из подстрочника, «слепить» окончательный текст. Каждый абзац при этом нуждается в обработке, потому что все, сказанное устно, не годится в письменном виде. Тем более что далеко не все твои собеседники – Цицероны. И порой ловишь себя на мысли – «а о чем это он?» И уж потом из этих обработанных вопросов-ответов, ты начинаешь строить окончательный вариант, имеющий логичную структуру. А для этого приходится переставлять «причесанные» вопросы-ответы местами, а то порой кое-что и вообще выбрасывать из текста. И это не говоря уж о многих других моментах в этом журналистском жанре.
Каждое интервью имеет свою судьбу и порой бывает, что оно становится знаковым не только для интервьюированного человека, но и для самого журналиста. Чтобы не быть голословным, расскажу вам историю о том, как я делал интервью с очень интересным человеком, актером и режиссером Роланом Антоновичем Быковым, которое стало для меня судьбоносным.
У меня есть книга, которая называется «59 интервью с интересными людьми». Вообще-то интервью я сделал гораздо больше, уж где-то за сотню это точно. С разными людьми, начиная от Егора Гайдара и кончая Джиной Лоллобриджидой. Но все их помещать в книгу было неразумно, она и так получилась большая, в 450 страниц. Интервью эти я готовил и по своей инициативе, и по заданию редакций разных газет и журналов. Но единственным условием этих встреч было обстоятельство, что мой будущий интервьюируемый должен был быть интересен лично мне, как человек.
Безусловно, таким и был Ролан Антонович Быков. Но прежде, чем я начну обещанный рассказ, как я брал у него интервью, необходимо сделать некоторое отступление.
Это было в Москве, в начале 90-х годов прошлого века. «Перестройка» обрушилась на Россию, и что творилось тогда в журналистском мире, трудно себе сейчас и представить. Новые газеты и журналы возникали, как грибы после дождя. Одни из них лопались и исчезали, едва «родив» несколько номеров, другие же успевали продержаться на поверхности более-менее какое-то время. В одной из таких газет я и работал тогда. На вид это была солидная газета, большого формата и многостраничная. Но жизни ей было отпущено где-то около полугода, а потом она успешно провалилась в вечность. По какой причине не суть важно, скорее всего, по финансовой.
Не хочу, посему упоминать название никаких газет. Будем для краткости называть каждую из них просто — Газета. А также не хотелось бы приводить фамилию моего главного редактора, поскольку вот уже несколько лет, как он ушел от нас. Давайте, и его будем называть просто — Редактор.
Когда газета «приказала долго жить», я, как и остальные сотрудники, оказался безработным. А учитывая колоссальную инфляцию, обрушившуюся на страну, положение мое было аховое. Конечно, я пытался как-то подработать, чтобы кормить семью, но без постоянного гарантированного заработка жизнь «накрыла черным покрывалом».
Прошло месяц полтора, когда у меня дома раздался телефонный звонок. Я снял трубку и к удивлению своему узнал голос Редактора.
— Привет, — сказал он мне, — нам надо встретиться.
— На предмет чего? – спросил я
— Ну, вот встретимся и узнаешь. Давай завтра приезжай ко мне часам к десяти, все обговорим.
— Хорошо, — сказал я заинтригованный.
Еще в бытность свою работы с Редактором я был у него дома пару раз и поэтому нашел его адрес сразу и приехал ко времени, как договорились.
Редактор открыл мне дверь, пожал руку и проводил в свой кабинет. Потом сходил на кухню, принес два стакана чая и уселся в кресло напротив меня.
— Значит так, старик, — начал он без предисловия. – Возьмем быка за эти самые. Мы начинаем выпускать новую газету.
— Кто это мы?
-Ну, пока я и ты, а там видно будет, народ подберем. Ты-то согласен?
Предложение Редактора был для меня неожиданным, но учитывая свою жизненную ситуацию я, естественно, согласился. Только спросил:
— А деньги есть? Откуда?
— Вот, старик, в корень смотришь. Был у меня, понимаешь, серьезный разговор с одним из олигархов. Это его и задумка была и с деньгами у него проблем, сам понимаешь, нет. Короче, есть у него желание и возможность и газету оплатить, и команду собрать. Сказал мне, что хотел бы видеть меня главным и поручил мне это дело. Теперь, старик, чтобы получить его окончательное решение и нужную подпитку, надо нам сделать пилотный номер. Сам знаешь, что это такое. Вроде, как пробный шар. И чтобы, естественно, этот «пилот» понравился ему во всех отношениях. Тогда он и кошелек откроет. Я здесь уже прикинул кое-что. Надо, чтобы в «пилоте» был ударный материал. И сделаешь его ты!
— Спасибо за доверие, конечно. А что за материал-то?
— А это, старик, то, что ты умеешь. Надо сделать классное интервью!
— Легко сказать, сделать…
-Не прибедняйся, старик, уж я-то тебя знаю. Здесь, главное, интересного человека найти. Я тут подумал. Есть отличная кандидатура.
— И кто же это?
— А Ролан Быков! Что скажешь? И сам по себе человек интересный, не ординарный, и актер прекрасный, и режиссер. И, между прочим, ты знаешь, что он создал первый народный банк в Москве? Так что с ним есть о чем поговорить.
— Быков, конечно, — класс, но к нему ведь еще и подобраться нужно.
— Еще раз говорю, старик, не прибедняйся. Ты к кому хочешь подберешься. Помнишь, у нас в газете был шарж на тебя и подпись: «Отнюдь не Поддубный в основе / Имеет он фишку свою, / Коня на скаку остановит, / Возьмет у него интервью.
— Да ладно тебе, — смутился я, — надо же какая у тебя память. Но, думаю, что перехватить Быкова будет нелегко, а уговорить его еще труднее. Не легче, чем коня на скаку.
— Ладно, — улыбнулся Редактор, — больше дела, меньше слов. Короче, берешься?
— Берусь, — ответил я, поскольку уже сам загорелся идеей. И с Быковым мне было интересно пообщаться, да и на службу в Газету поступить было не лишним.
— Срок какой? — только спросил я у Редактора.
— На все про все две недели. Но начинать надо немедленно. Ты прав, поймать Быкова нелегко будет.
Мы еще поговорили с Редактором о новой Газете примерно с полчаса. Он проводил меня до двери и на прощание сказал: «Давай, старик, с Богом. За тобой оставляю целую полосу. Ты уж постарайся. От «пилота» вообще и от твоего интервью будет зависеть наше существование.
С этой минуты все мои мысли только и были о Ролане Быкове.
Узнать о местоположении Ролана Антоновича в Москве труда не составляло. Он был известным в столице человеком и стоял во главе целой империи, которая называлась «детское кино». Располагалась она в центре города, на Чистопрудном бульваре, в большом 5-6 этажном солидном здании, которое в советское время принадлежало Министерству хлебозаготовок. (Было и такое министерство). То, что Быков занял все это здание, лишний раз подтверждало его энергичность и пробивную способность.
Упомянул быковскую «империю» я не случайно. Ролан Антонович к тому времени уже окончательно посвятил себя детскому кино в нашей стране. Он не только сам ставил детские фильмы и снимался в них, но много времени и сил уделял организационным вопросам в этой области, проводил международные фестивали детских фильмов. В упомянутом здании на Чистых прудах была его киностудия «12а», названная по адресному номеру дома на бульваре, которая, к слову, выпускала хорошие картины не только для детей. Там сделан, например, режиссером Всеволодом Плоткиным известный боевик «Чтобы выжить», с Александром Розенбаумом и Владимиром Меньшовым в главных ролях.
Были в том же доме на бульваре мощные аудио- и телестудии, которые также не простаивали. Там же находился и созданный Быковым «Фонд детского кино» и руководимый им Всесоюзный центр кино и телевидения для детей и юношества. Был в здании и большой кинозал, где можно было увидеть фильмы, не попадающие в общий прокат. После смерти Быкова в нем создали хороший кинотеатр и дали ему имя «Ролан». На первом этаже расположился небольшой уютный ресторанчик с названием «Ностальжи». Если еще учесть наличие своего банка, то не удивительно, что «хозяйство» Быкова занимала полностью это министерство хлебозаготовок.
Сам Ролан Антонович располагался в нем, не помню, на втором или третьем этаже в бывшем кабинете министра. Возможно, что и мебель в нем осталась от предшественника. И солидный письменный стол, и примкнувший к нему длинный стол для заседаний и массивный сейф. В дальнем углу кабинета почему-то стоял большой дорогой белый рояль. Не знаю, был ли он необходим хлебному министру или завезли его туда по указанию нового хозяина, человека творческого. Но все это я увидел потом, когда попал в кабинет Быкова. Произошло это не сразу.
У Ролана Антоновича было две секретарши, солидные женщины, приятной наружности. Они работали попеременно в две смены, поскольку у трудоголика Быкова был ненормированный рабочий день. Он мог прийти к себе очень рано и уйти запоздно, или, наоборот, целый день не появляться на работе, будучи где-то там в другом месте. С этим я познакомился очень скоро. Обе секретарши отвечали на телефонные звонки и строго стояли преградой к кабинету шефа. Проникнуть к Быкову и даже поговорить с ним по телефону, можно было только с их подачи. Хотя, конечно же, у него был и прямой телефон для избранных.
Я достал телефон Быкова, но секретарша ответила, что он меня принять не может. Так повторялось несколько раз и, наконец, я отправился туда без предварительной договоренности.
Как мне сказала секретарша, «Быкова сегодня нет и не известно, когда он будет. Лучше сначала звоните». Я уже знал бесплодность таких звонков и поэтому стал ходить в приемную Быкова ежедневно, как на работу. Собственно говоря, это и было моей работой. И у меня не было других вариантов, как перехватить Ролана Антоновича на ходу. Но он так энергично прибегал в кабинет и выбегал из него, что «зацепиться» с ним у меня не получалось. А время, отпущенное Редактором, шло и судьба «пилота» зависела от меня.
Обе секретарши уже привыкли ко мне и не обращали на меня внимания, когда я сидел часами в приемной. Наконец, на третий или четвертый день мой контакт с Быковым состоялся. Я как обычно сидел в приемной в кресле, когда вошел Быков. Увидев меня, он вдруг неожиданно не пошел в кабинет, а подошел ко мне. Я встал, а он сходу спросил:
— А вы что тут делаете? Я вас здесь каждый день вижу.
— Ролан Антонович, — вмешалась секретарша, — а это тот самый журналист, что я вам говорила. Насчет интервью.
— Интервью, значит? – повернулся ко мне Быков.
Я мотнул головой.
— Интервью – это интересно. Тогда пошли.
Он быстро направился к себе. Я кинулся за ним. Министерский кабинет потряс меня своими размерами. Но мне некогда было разглядывать его. И кожаный диван, и белый рояль я увидел уже потом.
— Садитесь, — указал Быков на стул около массивного рабочего стола, заваленного бумагами, и сам сел за него. И так-то небольшого роста за огромным столом он показался мне совсем маленьким.
— Минуту, — сказал он мне, — только бумаги срочные посмотрю, а то накапливаются неудержимо.
Он разбирал их где-то с полчаса. Я безропотно сидел рядом.
Наконец, Быков откинулся от стола, внимательно посмотрел на меня и попросил представиться. Поскольку у меня, естественно, еще не было удостоверения новой Газеты, я протянул свой журналистский билет. Быков взял его в руки, не торопясь прочитал и даже зачем-то посмотрел его обратную сторону. Затем он вернул билет мне и сказал:
— Значит так, уважаемый, дайте-ка мне расписку, что вы не напечатаете материал, пока я не завизирую его. А то такое напишут…
Такого в своей журналистской практике мне встречать не приходилось. Это было даже как-то обидно.
— Извините, Ролан Антонович, — сказал я, пытаясь быть сдержанным, — я не буду давать вам такую расписку. Но я дам честное слово, что покажу вам готовое интервью и без вашей подписи не сдам его в редакцию.
Быков удивленно уставился на меня и, помолчав с минуту, ответил:
— Ну, ладно, уважаемый. Думаю, что вашего честного слова будет достаточно. Давайте, начнем.
Я обрадовано вытащил диктофон и блокнот с подготовленными вопросами, но не успел открыть рот, как раздался телефонный звонок. Быков, извинившись, схватил трубку. Видно, разговор был важным, поскольку Ролан Антонович говорил долго и на повышенных тонах. Когда он положил трубку, я даже подумал, что после такого разговора вряд ли наша беседа будет нормальной. Но я зря волновался. В этот день интервью не состоялось вообще.
Деятельность Быкова перехлестывала через край. До обеда я так и просидел на своем стуле, держа в одной руке диктофон, а в другой – блокнот. В кабинет постоянно то входила секретарь, принося какие-то бумаги, которые необходимо было сразу читать. Одни из них Быков тут же подписывал и возвращал секретарю, другие, со словами «Оставьте, я посмотрю», клал на одну из стопок бумаг, громоздившихся на столе. То в кабинет заходили посетители, видно, по срочным делам, поскольку секретарь пропускала их, зная о моем присутствии. И Быков опять же занимался с ними, извинившись передо мной. Он извинялся и когда ему звонили по одному из телефонов или когда он хватал трубку и сам звонил кому-то. Но что мне было с тех извинений?
Мне почему-то вспомнился тогда эпизод из старого фильма «Непридуманная история», где на собрании обсуждали кого-то и герой Быкова постоянно вскакивал и, перебивая оратора, эмоционально кричал на весь зал: «А если бы он вез патроны?!!»
Работать в такой обстановке было совершенно невозможно. Можете представить себе, какое это было бы интервью. А где-то в районе обеда был вообще форс-мажор.
Распахнулась дверь и в нее почти вбежала женщина, в которой я не сразу узнал актрису Елену Санаеву, жену Ролана Антоновича. Буквально с порога она торопясь заговорила:
— Ролик (так она называла супруга), Ролик давай скорее, надо срочно ехать.
И она, подбежав к нашему столу, стала что-то быстро говорить мужу, не обращая внимания на меня. Сейчас я уже и не помню, в чем там была проблема. Помню лишь, что Быков вскочил из-за стола, развел руками и сказал мне: «Извините, уважаемый, дела. Давайте завтра, ближе к вечеру приходите, часов в шесть, поспокойней будет.
И супружеская пара спешно покинула кабинет.
Я уехал домой, уставший, как мешки таскал, хотя в принципе в этот день я не сделал ничего полезного. На душе было кисло. А вечером позвонил Редактор.
— Старик, — сказал он серьезным голосом, — ситуация такая. «Пилот» практически готов. За исключением твоего Быкова. Расклад такой, что к концу недели ты должен его сдать.
Разговор состоялся в среду, времени было позарез мало. И назавтра за полчаса до договоренного времени я уже сидел все в той же приемной. Быков запаздывал и секретарша, уже сочувствуя мне, предупредила, что послезавтра утром Ролан Антонович улетает на неделю в Италию? Я впал в нокдаун. Это значит, что для того, чтобы сделать интервью, расшифровать пленку и создать текст у меня имеется только одна ночь и один день в запасе. А ведь еще надо было завизировать готовый текст у Быкова, как я обещал под честное слово. Счет пошел на минуты.
Наконец появился сам. Он пришел с каким-то мужчиной и, пропустив его в кабинет, сказал мне, обернувшись:
— Извините, уважаемый, вот с товарищем поговорим и я весь ваш. Подождите, я вас позову.
Он говорил с товарищем где-то с час, и я вошел к нему, когда на часах было уже восемь вечера. Зная об Италии, я был настроен решительно и когда вошел в кабинет, повернулся и закрыл дверь на торчащий ключ. Быков или не заметил этого или никак не среагировал. Я подошел к столу, сел на тот же стул, что вчера, выложил на край стола диктофон и блокнот и попросил хозяина кабинета отключить телефоны, чтобы мы смогли хоть час поговорить спокойно. Быков согласился.
Мы проговорили с ним больше двух часов. По крайней мере, моя кассета в диктофоне, рассчитанная на 90 минут, была заполнена полностью с двух сторон. Говорить с ним было очень интересно, человек он был, безусловно, не ординарный. Он начинал отвечать на мой вопрос и потом уходил куда-то в сторону, возвращался и уходил в сторону другую. Так что я уже заранее представлял себе трудности, которые возникнут при расшифровке и компоновке материала. Но я много чего узнал и записал интересного. Теперь хватило бы лишь времени все это обработать.
Когда наш разговор подошел к концу. Быков устало откинулся на спинку кресла и вдруг сказал мне:
— А знаете, вы просто молодец. Так разговорить меня. Я, пожалуй, никогда и никому столько не рассказывал. Сейчас даже если захочу повторить, то, пожалуй, и не вспомню. А посему у меня к вам большая просьба. Я пишу сейчас книгу, ну что-то в виде автобиографии. И то, о чем мы говорили, очень хорошо войдет туда. Дайте мне, пожалуйста, пленку. Я попрошу секретаря переписать ее и расшифровать. Не волнуйтесь, она не пропадет.
— Ролан Антонович, но у меня со временем завал. Всего одна ночь и день остается на все про все, чтобы показать вам готовое, напечатанное интервью и визу получить. Я ведь знаю, что вы улетаете в Италию.
— Ну, так тем более! Ночью вам пленку расшифруют, и утром вы сможете уже сесть писать. А вечером я у вас материал посмотрю.
Мне очень не хотелось отдавать кассету, но я подумал, что если эта самая кропотливая часть работы – расшифровка пленки, к утру уже будет сделана, для меня это станет большим облегчением. Я вытащил из диктофона кассету и отдал ее Быкову. Он поблагодарил, посмотрел на часы и сказал: «Поздно уже, пойдемте, я вас хоть до метро подброшу».
У дверей кабинета Быков рассмеялся, повернул ключ, и мы вышли в приемную. Там он отдал кассету секретарше с указанием не спать хоть всю ночь, но к утру вернуть ее мне вместе с расшифровкой. И на своей черной «Волге» отвез меня до ближайшей станции метро.
Надо сказать, что в эту ночь я спал спокойно, как всегда бывает после хорошо сделанного дела. И назавтра, с самого утра я позвонил в приемную Быкова. Представившись, я спросил, когда мне приезжать за пленкой и текстом. То, что секретарша не сразу ответила на мой вопрос, мне как-то не понравилось.
— Вы не волнуйтесь, — сказала она, — можете приехать в любое время. Только на вашей пленке ничего нет.
Я как стоял, так и сел… Горло перехватило.
— Как это ничего нет? — спросил я шепотом. – Полная пленка, с двух сторон…
— Так нет же ничего ни с одной стороны, ни с другой. Мы уж на разных магнитофонах у нас в студии пробовали, думали, что, может, скорость разная.… Нету и все!
Я не знал, что предпринять. Завтра Быков улетает в Италию, материал надо сдавать через тройку дней, а у меня – пустая пленка. Судьба «пилота» рухнула по моей вине. Не зная, как поступить, у меня хватило ума позвонить Редактору, рассказать ему ситуацию и попросить срочно искать замену на мою полосу.
— Какую еще замену на ударный материал? — сухо ответил Редактор, — У тебя есть еще три дня, давай решай свои проблемы.
На ватных ногах, забыв позавтракать, я помчался на Чистопрудный бульвар. Не стал дожидаться лифта и бегом по лестнице ворвался в приемную Быкова. На столе у секретарши лежала моя злополучная кассета. Секретарша молча протянула ее мне. Машинально я достал свой диктофон, вставил в него кассету и нажал кнопку проигрывателя. Из динамика четко раздался мой голос с вопросами и ответы на них Ролана Антоновича. Ничего не понимая, я смотрел на секретаршу. Она не понимала тоже и поэтому не могла ничего вразумительного сказать. (Только сейчас, уже спустя много лет, ко мне пришла мысль, что они там вообще и не собирались расшифровывать эту пленку. Кому хочется возиться с такой трудной работой, да еще всю ночь. Просто переписали ее для себя. И все).
Я не знал, что делать. Остался практически один день. Расшифровать пленку, сделать материал и завизировать его у Быкова за это время было совершенно не реально. Но делать что-то было надо, «пилот» ждал меня. Я поехал домой и сутки сидел за работай, не ложась спать даже ночью. Я сделал все к концу следующего дня. И пленку расшифровал, и текст интервью написал. Но Быков в это время был уже в Италии.
На следующий день позвонил Редактор.
— Ну, что там у тебя? Материал готов?
— Материал готов, — ответил я ему со вздохом, — но пустить его на полосу я не могу.
— Почему это?
— Я дал Быкову честное слово, что без его визы интервью не сдам. А он в Италии и вернется через неделю.
Редактор замолчал, а потом сказал мне как-то вкрадчиво:
— Ну, старик. Ты понимаешь, что ты делаешь? Ты же режешь нас всех без ножа. И себя в том числе. Без Быкова мы не можем сдать «пилот», а если не сдадим его в срок, хозяин вообще с нами разговаривать не будет, не то, что финансировать. Он страшно не любит необязательных людей. Ты скажи мне – ты гарантируешь, что все, что есть в интервью это сказано самим Быковым, что там нет твоей отсебятины?
— Это-то я гарантирую. В случае чего у меня пленка есть, там все зафиксировано.
— Ну, так ладушки! Давай, старик, сделаем так. Срывать «пилот» нам никак нельзя. Давай вези своего Быкова, я посмотрю, и ставим в полосу. А если Быков начнет возникать, я сам с ним поговорю. Согласен?
Я понимал, что просто не могу подставить людей и Газету. Не могу допустить, что из-за меня у людей не будет работы. Да, к слову, и у меня тоже. И я согласился на предложенный вариант.
«Пилот» вышел вовремя. На следующий день Редактор сам позвонил мне.
— Ну, старик, победа! – кричал он в трубку.- Хозяину дико понравилось, особенно твое интервью. С финансированием никаких проблем. Теперь давай пиши заявление о приеме в штат.
Конечно, я был доволен, но нехорошее предчувствие не покидало меня. И оно не обмануло.
На следующей неделе раздался телефонный звонок, и секретарша Быкова попросила меня приехать к Ролану Антоновичу.
Когда я вошел в приемную и поздоровался, она кивнула на дверь кабинета шефа и сказала:
— Идите, он ждет вас.
Я вошел. Быков сидел за столом. Перед ним лежала наша газета.
Быков посмотрел на меня злыми глазами и с нехорошей интонацией в голосе сказал:
— Ну и как прикажете, уважаемый, это понимать? Где ваше честное слово? Или вы забыли, что давали мне его?
Внутри меня скребли кошки. На ватных ногах я подошел к столу. Садиться Быков не предложил.
— Ролан Антонович, — сказал я, стараясь говорить как можно спокойнее. – Давайте не будем все валить в кучу, давайте разделим это вопрос надвое.
Быков молчал и смотрел на меня очень даже нехорошо.
— Скажите, Ролан Антонович, у вас есть претензии к материалу? Вы нашли в нем что-то, о чем вы не говорили?
— Да нет. Материал отличный и я не отказываюсь от своих слов, что возьму его в свою книгу. Здесь речь идет не о материале, а о вас. О вашем честном слове. Вы меня не уважаете или себя?
— Ролан Антонович, я очень уважаю вас и не хочу, чтобы вы потеряли уважение ко мне. Разрешите, я все объясню вам.
— А что тут объяснять? Ладно, садись, рассказывай.
Я сел на свое обычное место и поведал Быкову нашу историю с Газетой, с «пилотом», с Редактором.
Быков выслушал меня довольно спокойно и сказал:
— Ну, ладно. Если все, что вы говорили, соответствует действительности, то пусть ваш Редактор позвонит мне. Я потом свяжусь с вами.
Из дому я позвонил Редактору. Не успел промолвить и слова, как он сказал:
— Куда ты пропал, старик, неси заявление, и начинаем следующий номер готовить.
— Извините, — перебил я его и рассказал о своей встрече с Быковым. — Помните, вы обещали, в случае чего, поговорить с ним и все уладить? Так вот, он просил вас позвонить.
Я услышал в трубке смех своего собеседника.
— Чего? Он просил позвонить? Да пошел он на хер! Ему надо, пусть и звонит.
Меня, как поленом ударили по затылку. Хватило сил только положить трубку на рычаг.
Больше с Редактором я никогда не встречался и даже по телефону не говорил. Пару номеров Газеты я видел в киосках, а потом она пропала, видно «накрылась медным тазом». Еще раз пойти к Быкову я не решился. А он меня и не приглашал.
Это интервью стало судьбоносным для меня. После него я ушел в «свободное плавание», никогда не работал в штате и не зависел ни от каких редакторов. А интервью у меня было еще много.
