На балконе рубиновых жил
В танце стиха я привычно ступаю
Строчкой за строчкой в грудинный тоннель.
Там меня ждёт золотая свирель.
Втайне от многих на ней я играю.
Только лишь здесь предаюсь я покою.
Здесь, на балконе рубиновых жил,
Видимый в вспышках нейронных светил
Образ знакомый всегда предо мною.
Тихой фантазии лишь голограмма,
Он под сердечный писать метроном
Мне помогает павлиньим пером,
Взором печальным лаская упрямо.
Сладостны звуки волшебной свирели.
Буквы зашиты стихами в тетрадь.
Месяц прозрачней, пора засыпать
И выходить из сердечной купели.
Будущая сказка
С разлуки той минуло так немного –
Почти две тысячи звенящих болью дней.
И будто возмужала поступь слога,
А в клети рёберной почил мой соловей.
Я верую, что к жизни он воскреснет,
Вернутся зренье, слух, и я заговорю.
И, коль угодно Богу, интересней
Смогу в стихе своём нарисовать зарю,
И шёпотом дождя смочить страницы,
И в лёгких отыскать забытый аромат,
И сказочному рыцарю присниться,
И с грядки принести в подоле звездопад,
На полпути от сердца замиранья
С бродячим по цепи обмолвиться котом,
И, вновь охотясь, подстеречь сказанье,
И небыль вырубить графитным топором.
Тень, знай своё место
Тереблю я в беспечности нежные ткани
Чуть живой, пустотою пронзённой души,
Что висела давно на сердечном кукане,
А теперь почивает в объятьях тиши.
И волшебные сказки звенят предо мною.
Наливается сказочным воздухом день.
Отделяется вдруг и встаёт за спиною
Величаво и медленно плоская тень.
«Недоверчиво зришь ты в меня отчего же? –
Вопрошает она, ощетинившись вдруг. –
На земле расстилаясь, привязана всё же
Я к тебе от рожденья, заклятый мой друг.
Обращусь к непокорному духов отряду
(Я дружу с бестелесными царства теней).
Пожелаю, на троне твоём я воссяду,
Ну а ты у ноги разместишься моей».
«Не страшусь я тебя, ты всего лишь виденье, –
Отвечаю я ей. – И положенный срок
Твоей жизни имеет с моей совпаденье.
Не забудь, твоё место навеки у ног».
Бог с тобою
Милый сердцу, но такой ненужный,
Выдохнув, отрёкся от меня.
Видно, быть не велено замужней
Мне в утробе тёмной бытия.
Что ж, я подчиняюсь воле Этой.
Дух покорный дышит веселей.
Тени вымышленные воспеты
Снова мыслью взбалмошной моей.
Милый сердцу, но такой далёкий,
Выдумкой украшенный слепой,
Лучше быть навеки одинокой,
Чем звучать фальшиво в тон с тобой.
Шествующий чуждой мне дорогой
С музыкой нестройною в груди,
Ты позволь остаться мне убогой.
Бог с тобою, с миром уходи.
Дракон внутри
Огни погасли в замке старом,
Колонны сотрясает гром.
На миг, заполнившись кошмаром,
Замолк грудинный метроном
И, с пяткой встретившись, в мгновенье
Забился в каждой клетке он,
Узрев, как село привиденье
Крылатое на царский трон.
Сердечный ритм перекрывая,
Стреляет шёпот в тишине:
«Ты много лет, того не зная,
Приют давал в хоромах мне.
Страстями разными, не скрою,
Вскормил довольно ты меня.
Я окна ставнями закрою, –
От света меркнет чешуя.
Хвостом разрушу храм домовый, –
Мне крылья жгут колокола.
Скроит наряд послушный новый
Душе твоей моя игла».
«Я оступился, видно, где-то,
Прости, помилуй, Боже мой!
Открой уста мне для ответа,
Чтоб вызвать ящера на бой».
И вот в дракона по молитве
С небес святых копьё летит.
Очищен замок в этой битве.
Разрушен тёмный монолит.
Но стоит вверх главу с пелёнки
Поднять тщеславно, уж сражён.
И расправляет перепонки
На крыльях маленький дракон.
Сказ менестреля
Печальный задумчивый лес уже высох.
В балетных кружится листва экзерсисах.
Разрезаны небо с землёй после ночи.
Такая же рана во мне кровоточит.
Я встречу в волшебном лесу менестреля.
Он мне пропоёт на волшебной свирели
Про то, как нам дарит задорное солнце
С щенячьим восторгом свои волоконца,
Про то, как струится во все концы света
Земли нашей кровь изумрудного цвета,
Про то, как находят своё отраженье
Лужайки небесные в водном теченьи,
Как жить невозможно ветрам без объятий,
Как мир весь проникнут лучом благодати.
Качаясь в придуманной мною же зыбке,
Я слушаю сказ менестреля с улыбкой.
Близ гор сердечных
Любовно серебрит мою кровать
От месяца-подростка луч скользящий.
Пишу слезой в зеркальную тетрадь,
Ступая смело в лабиринт блестящий,
В долину грёз, меж рёберных колонн,
Где почву лихорадит мерной дрожью.
Близ гор сердечных, погружённых в сон,
Лишь тень твоя осталась у подножья.
И в этот сказкой выкрашенный час
С улыбкой я зажмурюсь беззаветно,
В солёной жидкости который раз
Модель тебя разыскивая тщетно.
Разговор с душой
Я с пряником вкушаю чай зелёный
И в кресле мягком чтенью предаюсь.
Внушения печали монотонной
Меня пугают, как шипящий гусь.
Художница-тоска рисует пятна
На окнах зорких, но потухших глаз.
Чрез них взирает сердце, как неладно
Устроен мир, устроен без прикрас.
Всё к лучшему, душа. Ты в этом горе
Немного потомись, уйди в себя.
Опасно промышлять в житейском море,
В нём ждёт улов погибели тебя.
На пальцах сахар пряничного тела.
Чтоб боль унять, молюсь я сгоряча
И метки оставляю сладким мелом
На лбу, на чреве и на двух плечах.
Забытье
Песни смолкли. И сердце остыло,
Бьётся мерно, лениво в груди.
Память терпкую смыли дожди.
В жилах нет неизбывного пыла.
Нынче руки лобзают мне разом
Всполох зорьки и звёзд ясноглазых.
Будто не было боли и плена.
Плотный воздух качает меня,
Вспоминанья во мне хороня,
Вырывая из прежнего тлена.
Нынче руки лобзают мне разом
Всполох зорьки и звёзд ясноглазых.