(из книги переводов «Свет чужих звёзд»)

Из Théophile Gautier

Родничок

 

Близ вод озёрных ключ струится

В объятьях бережных камней;

Вода журчащая резвится,

Желая странствовать скорей.

 

Она вздыхает: «Как отрадно!

Из душных недр мне путь открыт!

Отныне брег мой – луг нарядный,

В моё зерцало небо зрит.

 

Мне шепчут тихо незабудки:

«Не забывай сего цветка!»

Крылом стрекозы ради шутки

Меня царапают слегка;

 

И пьёт из чаши моей птица…

Кто ведает? – чрез бугорок

Рекой смогу я заструиться,

Купать лощину, холм, чертог.

 

Украшу кружевом из пены

Мостов и набережных стан,

И корабли по моей вене

Отправлю в сердце-океан».

 

Так грезит, строя планов сотни,

Источник резвый, молодой;

Воде, кипящей в чане, сродни,

Бурлит в горячке озорной.

 

Но в колыбели умирает

Он, встретив первый свой восход;

Его собою поглощает

Озёрных вод могильный рот.

 

 Первая улыбка весны

 

В то время как бесцельно льётся

Людей бесчисленный поток,

Сквозь слёзы ливня Март смеётся

И стряпает весны пирог.

 

Воротнички для маргариток,

Когда всё спит ещё кругом,

Он ладит из махровых ниток

И в сердце злато льёт потом.

 

Цирюльником он в сад фруктовый

Приходит после февраля,

Пуховкой белою готовый

Кусты припудрить миндаля.

 

Природа мирно почивает,

А он идёт в пустынный сквер,

В корсет зелёный одевает

Он розы, словно модельер.

 

Чтоб слаще дрозд баюкал чащи,

Ему сольфеджио творит.

В лугах подснежник, взор манящий,

Фиалки зоркие родит.

 

А у истока ледяного,

Олень испуганный где пьёт,

Бубенчик ландыша лесного

Заботливо переберёт.

 

От глаз сторонних землянику

В траве сокроет для тебя;

Сплетёт из веточек он ригу,

Чтоб тень была там среди дня.

 

И как работа вся свершится,

Часы господства позади,

К Апрелю он оборотится,

Произнесёт: «Весна, приди!».

 

 

Гиппопотам

 

Гиппопотам с безмерным чревом

В явайских тропиках живёт,

Где водят в логовищном зеве

Чудовища свой хоровод.

 

Удав ползёт, свистит лениво,

Пугает тигр своим клыком,

И буйвол топчется гневливо,

А он иль спит, иль ест тайком.

 

Ему не страшны ассагаи,

Недвижно смотрит на стрелу,

На пули верные сипаев,

Как на докучную пчелу.

 

Я, родственник гиппопотама,

В броню идей своих одет,

Без страха средь пустынь упрямо

Блуждаю я уж много лет.

 

 

Дрозд

 

В лесу посвистывает птица, –

На травы, спящие в снегах,

С весёлым чаяньем садится

Во фраке, в жёлтых башмаках.

 

То певчий дрозд, простец пернатый,

Чреды не ведающий дат.

О солнце грезит он с усладой,

До вешних вод поёт он в хлад.

 

Порывы ветра, дождь стеною;

Арв Роны синей жёлтым стал.

Гостей спасает теплотою

Завешенный гардиной зал.

 

Как будто мех из горностая

На раменах суровых гор;

Они всё ждут, что он растает,

И зимний кончится дозор.

 

Почистив серую тунику,

Упорно песельник поёт

Дождю и снегу будто в пику.

Он верует – весна придёт.

 

Рассвет, лениво спящий в келье,

Он песнью призывает встать,

И первоцветы будит трелью,

Чтоб было с чем весну встречать.

 

За тенью свет он зрит ночами;

Так знает кроткий назубок,

Что с ним в пустом погибшем храме

По-прежнему Всесильный Бог.

 

Себя вручает дрозд природе,

И в этом держит он закон.

А кто глупцом его находит,

Тот, неразумный, сам смешон!

 

 

 

Дым

 

В глухом лесу от глаз сокрыта

Избушка ветхая с горбом;

Проломлен кров, стена разбита,

Порог покрыт пушистым мхом.

 

Стучится ставень, как клюкою,

В полуразбитое окно.

Дыханьем тёплым над трубою

Струится дым веретеном.

 

Дымок виётся, легче пуха,

Стремится в небо, чтоб донесть

К Престолу Божьему от духа,

Томимого в землянке, весть.

 

Зимние фантазии (I)

 

Бескровный лик и нос пунцовый,

Пюпитр сосульками обвит,

Зима игрой своей ледовой

Молчать сезоны все велит.

 

Фальшивит голос дребезжащий

Из моды вышедший мотив;

Такт бьёт ногой своей дрожащей,

Подошвы туфелек отбив;

 

И, словно Гендель, в исступленьи

Стрясавший пудру с парика,

Теряет в ветхом изможденьи

С затылка белые снега.

 

Камелия и маргаритка

 

В восторге мы от позабывших

Родное солнышко цветов,

Закованных в хрустальных нишах

Тепличных ласковых оков.

 

Здесь ветр их стан не обнимает,

Не лобызает их атлас.

Они живут и умирают

Пред множеством пытливых глаз.

 

И за прозрачною стеною

Красой готовы удивить.

Монетой можно лишь златою,

Как куртизанок, их купить.

 

И спят в фарфоре из Китая

Соединённые цветы;

На бал несут их, чуть качая,

В букете тонкие персты.

В то время средь травы зелёной,

Вдали от взоров и перстов,

В тени, молчаньем окроплённой,

Растёт цветок – краса лесов.

 

Лишь мотылёк, вспорхнувший тенью,

Лишь брошенный случайно взгляд

Узреть позволят в изумленьи

Цветка бесхитростный наряд.

 

И пусть изящества немного,

Под сенью неба он растёт

И скромный фимиам для Бога

И для сиротства бережёт.

 

И чаши не задев цветочной,

Склоняясь с трепетом над ней,

Вдыхаешь тайный, непорочный,

Дурманный аромат сластей.

 

И что камелии, тюльпаны

С ценой высокой за стеклом?

В забвеньи царские их саны

Перед простым лесным цветком.

 

 

На берегу моря

 

В забытьи вдруг Луна из дланей

Уронила тихо с одра

Веер свой из сребристой ткани

На лазурь морского ковра.

 

Простирает персты из света,

Вниз склоняясь к водной гряде.

Но уносит веер карета

По колеблющейся воде.

 

Я достал бы, Луна-девица,

Окунувшись в поток почти,

Если б жаждала ты спуститься,

А я мог бы к тебе взойти.

 

Вам понравилось?
Поделитесь этой статьей!

Добавить комментарий