Чем выше слог, тем ниже потолок
твоих желаний и твоих стремлений,
читай на память грустный эпилог
написанных тобой стихотворений,
вздыхай над тем, что звёздный листопад
в твоё окно не постучится градом,
что жизнь твоя, как тихий звукоряд,
слышна лишь тем, кто был с тобою рядом.
Перекричи себя в ночной тиши,
перемечтай о том, что не случилось,
все средства для надежды хороши,
а для судьбы – нужна лишь Божья милость.
НОЧЬ
Что-то зреет во мне такое,
о чём и сказать нельзя.
Что-то личное, горловое
и пекущее, как слеза…
Разбредутся по строчкам звуки,
уведут их дороги прочь,
видно, зреет во мне наука
принимать, как награду ночь.
Ночь – вселенная, таинство, царство
звукоряда, стихий, идей,
обживаю твоё пространство,
я, всегда любившая день…
ГОЛОСА
Сквозь дожди, ярким солнечным светом,
сквозь покров леденящих снегов
голоса одиноких поэтов
достигают твоих берегов.
И звучат их прозрачные скрипки,
и звенит их щемящая грусть,
этот воздух – горячий и липкий
повторяет слова наизусть.
И доносится тающим эхом
через тысячи прожитых лет
всё, что было слезами и смехом,
и чего уже, господи, нет…
БЕССОННИЦА
Сизифов труд.
Беспомощность тоски,
словесный блуд
бессонницы печальной,
пульс времени,
давящий на виски
и вечное парение
над тайной.
Оторванность твоя от языка
всё явственней, всё глубже,
всё страшнее,
а мне другие чудятся века,
другая жизнь,
совсем другое время.
Источник гибнет
без весенних вод,
ему необходимо обновленье,
вот почему словесный небосвод
сужается над точкою паренья.
Вот почему грустнее с каждым днём,
и одиночество уже размером с башню,
Бессонница! Пойдём бродить вдвоём
по улицам и запахам вчерашним!
ВЕЧНЫЙ МРАК
« О, вечный ужас, вечный мрак!»»
Балаганчик. А.Блок.
Какие книги ты читал, мой мальчик?
Какие фильмы в детстве ты любил?
Качается актёрский балаганчик,
по бездорожью скатываясь в Рим.
Империя сейчас не ставит к стенке,
расстрельный взвод распущен по приказу,
но на часах остановились стрелки,
причём – на всех. В одно мгновенье. Сразу.
Ещё немного – время двинет вспять,
и повторятся лагерные вышки,
мой маленький, хочу тебя обнять
в тоскливый миг короткой передышки!
Сто лет по бездорожью – длинный путь,
в котором балаганчик этот мечется,
и некуда ему с пути свернуть,
и некому мне возвратить отечество.
ВОЙНЫ В ПРЯМОМ ЭФИРЕ
Не обогреться в каменном лесу
ни песнями, ни солнцем, ни луною,
я каменность давно в себе несу,
вернее – я тащу eё с собою.
О, неподъёмность каменных страниц,
для женских плеч такая злая ноша,
а за стеною – щебетанье птиц,
а за стеной – московская пороша.
Качнутся стены, если рухнет мир
безжалостный, безумный и опасный,
и в щели потечёт прямой эфир,
прямой эфир, всегда кроваво-красный.
Я не хочу такое видеть небо!
Заснуть и не проснуться до весны!
Младенцы, убиенные в Алеппо,
не нарушайте радужные сны!
Но боль любые расстоянья рушит,
руины разве мне одной видны?
Не спрятаться за каменные души.
Не спрятаться от комплекса вины…
ПАМЯТИ АЛЕКСАНДРА МЕНЯ…
Память не памятник, не пьедестал,
не надпись на камне холодном,
память – родник, что течёт среди скал
с чистой водой, благородной.
Все, что писал ты и всё, что искал –
питает надеждой души,
Бездны коварен смертельный оскал –
она забирает лучших.
Но остаётся таинство строк –
вечный бальзам на рану!
Память не знает иных дорог –
только дорогу к Храму.
АФУЛЕ…
Провинциальный городок,
провинциальный…
Но ты в нём так же одинок
потенциально…
Он зажигает огоньки
на пальмах в сквере,
текут обычные деньки,
глотая время.
Стоит, открытый всем ветрам –
чужим и нашим
и пахнет сдобой по утрам,
и манной кашей,
в нём так смешалась простота
с восточным шиком,
что даже улиц пустота
в нём многолика…
Его контрастные тона
непостижимы:
стоят высотные дома,
блестят витрины,
но сделай несколько шагов –
холодный камень
хранит величие веков,
их лёд и пламень.
Провинциальный городок –
мой город Ноя!
Я забываю ширь дорог
и запах моря…
ЛИВНИ
Мой день безжалостно промок,
продрог под ливнем разум!
Вода с небес бежит, как рок,
как все невзгоды сразу.
Несчастный пёс грустит в углу,
мечтает о прогулке,
Потоки падают во мглу
торжественно и гулко.
Мы оба так давно не спим –
два старых грустных мира.
Я виновата перед ним
за дождь без перерыва.
ПОЖАРЫ В ХАЙФЕ
Пересекаются дороги
сегодня с прадедом моим
и эти страшные поджоги –
всё тот же Холокоста дым…
О, запах гари в хайфском небе,
стена из дыма и огня!
Мой прадед, старенький мой ребе,
сгорел когда-то за меня!
И параллель чертою красной,
глубокой раной будет ныть,
враги – коварны и опасны,
но нас теперь не победить.
Мы прорастали в землю эту
корнями, кровью сыновей,
я верю, если кану в Лету –
я буду деревом на ней.
БОЛЕЗНЬ
Моей болезни эпикриз
я написать сейчас посмела:
как медленно струится жизнь,
как быстро умирает тело…
Вглядеться в зеркало боюсь,
боюсь смертельного испуга,
так медленно уходит грусть,
так быстро наступает вьюга.
О, эта вечная метель
фантазии, воображенья!
Как длинен счёт моих потерь,
медлительны телодвиженья…
Вся жизнь – скольжение по льду,
падения без перерыва,
так медленно я вверх иду,
так быстро падаю с обрыва…
***
«Объявляем набор на курсы практической бухгалтерии»
(рекламное объявление в интернете)
Курс практической бухгалтерии.
Мы такие с тобою практики,
что обычную бижутерию
принимали мы за бриллиантики.
Курс практической бухгалтерии –
все отчёты судьбе немыслимы:
идеалы твои – потерями,
а потери – тройными числами.
Курс практической бухгалтерии –
и друзья, и враги в отчётности,
истончается ткань Материи
не от старости, а от подлости…
Курс практической бухгалтерии –
путь с рождения до старения,
а в бумажной моей империи –
это строки стихотворения.
Курс практической бухгалтерии!
Мы такие с тобою практики!
Словно дети, мы в сказки верили.
И в любовь. На другой Галактике.
***
Всё сказано другими и давно
стоят венки на каждом личном деле,
закончилось твоё бородино
и мысли, словно реки обмелели.
Всё сделано другими и дано
привычной тенью в ком-то повториться,
но качество ремейка, лишь оно
ещё живёт на выцветших страницах.
Запомни миг, когда приходит тьма
и заполняет кубометры комнат,
как бесконечно горе от ума,
как бесполезно век об этом помнить.
Всё сказано. И сделано. И спето.
Осталось только жизнь перелистать..
О, господи, как страшно быть поэтом!
О, господи, как больно им не стать!