Другу моему – Жене «Терёхе» – ПОСВЯЩАЮ!
Августовским жёлтым вечером Егор Сергеевич Дорохин, катастрофически полнеющий и лысеющий сорокапятилетний провинциальный бизнесмен, ехал со своим водителем на машине по бескрайним и неухоженным сибирским просторам, освещенным заходящим, но еще тёплым солнцем.
А на сердце у бизнесмена было холодно и жутко: кризис-палач «схватил за глотку»; в семье какой-то бардак начался; фирма на грани банкротства; уголовное дело против Егора Сергеевича возбудили, и вчерашние его друзья-партнеры (те, что сегодня хуже врагов) «сдают» следователю о нём то, что было и чего в помине не было, лишь бы от себя удар отвести…
И вот как этот день неизбежно в ночь превращается, так и бизнес-процветание Дорохина неумолимо погружается в темноту.
В общем, находился бизнесмен в самой глубокой вонючей заднице и, по сути, на пороге тюрьмы, страшащей его хуже банкротства и бедности. Самое время «горькую» запить, написать покаянное прощальное письмо и в петлю!
С этими невеселыми мыслями мчался Егор Сергеевич в соседний город, чтобы спасти хотя бы малую часть своего недвижимого имущества, которое было им нажито еще до грёбаного кризиса…
Вдруг видит – на пригорке стоит одинокая церквушка. Даже не церковь, а маленькая белая часовенка.
И что-то ёкнуло в душе Дорохина – будто просветление снизошло.
— Гафиятыч, – говорит Егор Сергеевич своему водителю, – давай-ка заедем, помолимся!
— Так я вроде как мусульманин! – улыбается водила-башкир.
— Ну, значит, я помолюсь, а ты меня сфотографируешь! Будет что вспомнить…
Подъехали к часовне.
Народ из ближайших полуразрушенных деревень – человек десять и, в основном, пенсионеры. Оно и понятно: молодежь или в город сбежала, или в Бога не верит. Впрочем, и в областной центр деревенские парни и девчата бегут совсем не для того, чтобы храмами любоваться…
Вошёл Егор Сергеевич в часовню, купил три свечи, крестится-молится перед иконой Иисуса Спасителя. Ну а его водила Гафиятыч, как ему и было велено, фотографирует Дорохина с разных ракурсов.
Неподалёку, за клиросом, молодой батюшка переминается с ноги на ногу, и полушёпотом беседует о чём-то с седым, как древний мир, монахом в пыльной рясе. Оба с недоверчивым интересом косятся на господ заезжих.
Неуютно стало Егору Сергеевичу от этих взглядов. Какое уж тут покаяние?!
Развернулся Дорохин и пошёл на выход. Только слышит за спиной – хриплый баритон:
— Погоди, человек Божий.
Бизнесмен оглянулся, а монах, опираясь на самодельный посох, к нему идёт. Длиннополая ряса старика облеплена репейником. Да и сам он за версту пропах всеми степными ветрами и травами. Из-за скуфьи, надвинутой до густых бровей, и давно нечёсаной бороды, даже морщин на лице не видно. В его тяжелой походке угадывалось, что когда-то этот монах обладал недюжинной богатырской силушкой, но с годами физическая удаль покинула старика, а взамен приобрел он совсем другую мощь. И про таких Великанов духа на Руси придумана поговорка: «Этого мужика Судьба ломала-ломала, но не сломила! Жизнь его из огня в ледяную воду бросала, да только закалила!»
Подошёл монах, по-отечески положил свою чугунную ладонь на плечо Егора Сергеевича и в глаза ему заглядывает. А взгляд у этого деда на удивление пронзительный, мудрый и хитроватый – аж мороз по коже.
— Что, сынок, мимо проезжал, увидел часовню и решил у Бога отметиться?
Дорохин через силу улыбнулся и развел руками – мол, простите, так уж получилось. Но монах не отстает – не ради праздности же он эту беседу затеял. Да и чугунная пятерня на плече бизнесмена придерживает и не дает сбежать от сокровенного разговора:
— А что ж ты не помолился-то, как следует? Впопыхах только грех творится, а не молитва.
Доселе снисходительная улыбка Дорохина превратилась в горькую усмешку, сродни самоиронии:
— Хотел покаяться, но понял, что не получается…
— А знаешь – почему? – спросил старик, и тут же сам ответил, – Ты ведь, сынок, не каялся, а показушничал. Вот и приятеля своего некрещенного попросил фотосессию тебе устроить в Божьем доме. В инстаграм будешь фото выкладывать? Или на Фейсбук?
От неожиданности Егор Сергеевич даже засмеялся:
— А Вы продвинутый! Откуда слова такие знаете: «инстаграм», «фейсбук»?
— О-о, сынок! Я много чего знаю, чего и знать бы не надобно. Давно за людьми наблюдаю, и не радуют меня мои наблюдения. Вот и ты напоказ молишься, но в душу свою грешную заглянуть боишься! – иприблизившись к самому уху бизнесмена, монах произнес горячим шепотом, чеканя каждое слово: –Потому что ты в душе не Храм ищешь, а тюрьму видишь!
Егор Сергеевич отпрянул от этих жутких слов, как от хлесткой пощечины!
Ух ты! Этот дед и правда знает то, чего никому не надо знать о Дорохине!
Кивком головы показал Гафиятычу, чтобы он ждал его в машине, и когда водитель ушел, бизнесмен осторожно поинтересовался:
— Раз уж Вы провидец, скажите – я смогу спасти бизнес?
В ответ монах недовольно помотал головой, передразнив:
— Ишь ты – «бизнес»! – и добавил, словно не к собеседнику обращался, а к кому-то третьему, постороннему: – Я ему о душе толкую, о покаянии, а он…
Монах вновь посмотрел в глаза бизнесмена своим пронзительным взглядом:
— Оптину пустынь раскаявшийся разбойник основал… А сегодня люди каяться не умеют, поэтому не душу свою спасают, а бизнес.
Егор Сергеевич смутился. Стыдно стало, как в детстве, за неосознанное, глупо оброненное слово, которое ведёт к позору или необратимым последствиям – что, в принципе, одно и то же.
— I’msorry… – совсем уже неуместно выдавил из себя Дорохин.
— Покаяние – это не «I’msorry», сын Божий! «I’msorry» – это для людей… А настоящее ПОКАЯНИЕ нужно только тебе! И вслух не кайся, и прилюдно не кайся… Покаяние и Вера должны быть внутри, а не вокруг!
Монах помолчал и после короткой паузы спросил с иронией:
— Вот если б ты узнал, что сегодня спать ляжешь и уже не проснешься, ну и что бы ты стал делать? Поскакал бы свой бизнес спасать или же до последней минуты на коленях прощение Господне вымаливал?
Дорохин съежился до молекулы – страшно стало, будто он на краю пропасти стоит, а этот дед в одно мгновение может или спасти его, или в обрыв подтолкнуть.
— Бл… бла… благословите, святой отец! – заикаясь попросил Егор Сергеевич,оглянувшись по сторонам, чтобы убедиться, что никто невидит и не слышит его малодушие.
Бизнесмен полез в карман за деньгами, но старик остановил его, крепко взяв за руку:
— Эх, и глупый же ты! Я монах-аскет, и бумажки твои мне ни к чему… Да и не могу я благословлять воровство: сначала ты крал, теперь крадут у тебя. Я помолюсь за тебя, душа заблудшая, а там уж – как Господь уложит!
Монах перекрестил Дорохина трижды:
— Во имя Отца, и Сына, и Святага Духа! Упаси Господи раба грешного Твоего и помоги ему до донышка испить горькую чашу судьбы его! Во имя Отца, и Сына, и Святага Духа!
Старик приложил правую ладонь к своему сердцу и, опираясь левой рукой на посох, поклонился непокаянным грехам бизнесмена. А когда дед распрямился, то Дорохин увидел слезы в глазах монаха!
— А теперь ступай с Богом! И фотографии удали…
Егор Сергеевич и сам чудом не разрыдался… Тоже поклонился старцу-аскету, чуть ли не бегом покинул часовню, и прямиком направился к своей машине.
Когда поехали, Дорохин вжал голову в плечи и даже не обернулся, словно опасаясь, что кто-то догонит и ударит его по бесстыжей морде-лица…
Спустя десять минут, он хотел было удалить фотографии, но видит, что ни один снимок не получился – фотографий просто нет!!!
«Чудеса!» – подумал Егор Сергеевич.
*******
На следующий день Дорохин возвращался домой из неудачной командировки. Опоздал Егор Сергеевич – ничего не удалось ему «спасти», только зря время и бензин потратил. Всё его имущество арестовали приставы…
— Гафиятыч, где-то здесь часовенка была… Давай заедем!
— Это та, которая на пригорке стояла? Где я Вас вчера фотографировал?
— Ну да, да! – нетерпеливо буркнул Дорохин, отыскивая взглядом часовню. – Где же она? Мы той дорогой едем?
— Дорога та и пригорок вот он, а церкви я тоже что-то не вижу…
Так и не нашли они эту часовню.
Что за мистика?! Уж не привиделось ли им это?
…Еще через неделю Егора Сергеевича посадили в тюрьму.
Бестолковые допросы чванливого следователя и бесконечный жесточайший прессинг со стороны тюремной «братвы» довели Дорохина до полного отчаянья. И однажды ночью он повесился в туалете камеры на казенной простыне…