Голубой лёд Хальмер-То, или Рыжий волк

Хальмер (ненецкий) — покойник, умерший человек;
то (ненец.) — озеро.
Хальмер-То — озеро мёртвых.

Жила была у Пашки Стрельнова во дворе огромная рыжая псина дамского полу. Жила да жила, как вдруг в один осенний день замотала мордой ночью в ошейнике, задёргалась вся так, что будку сдвинула десятипудовую, да и выскочила прочь… Видели в посёлке, как эта рыжая псина бежала рядом с волком. Причём не просто бежала, а заигрывала с ним так, как может только сука последняя и заигрывать с кобелём. Такое происходит, когда волчья порода испытывает трудности в потомстве, когда в округе остаются лишь волки-одиночки.
А месяца через три собака вернулась и очень быстро родила одного щенка. Когда Пашка Стрельнов щенка увидел, то с губ сорвалось:
— Волк… мать твою, волк!
Волк и в самом деле был волк, точнее волчица — серая, зубатая, кусачая, морда узкая, глаза умные, хвост паскудный, смотреть тошно.
Но росла волчица очень ласковой, верной, можно даже сказать, приставучей собакой. Без Пашки никуда не ходила, жила на крыльце, на будку смотрела с презрением. Однажды, когда «девочке» уже был год и по волчьим законам это был переярок, Пашка попытался одеть на неё ошейник с поводком, чтобы сходить в районный центр. Маша —так назвали щенка — дважды куснула поводок и тот лопнул на две части. Маша посмотрела на хозяина и полезла мордой между колен хозяина ласкаться, чтоб погладил. Пашка погладил, посадил Машу в свою старую «Ниву», погрозил пальцем и сказал:
— Чтоб мне ни звука!
Сказал просто так, Маша все равно лаять не умела — волчья порода. Гордился Пашка Стрельнов своей Машей неимоверно и любил безмерно.
… Мать Машки опять исчезла и больше так и не появилась. Говорили, что где-то за сотни вёрст южнее кто-то вроде как видел в волчьей стае рыжую волчицу, больше похожую на собаку.
К февралю исчезла и Машка. Пашка погоревал, да и успокоился, поминая, что всё же Машка не собака, а полуволчица. А к лету Машка вдруг вернулась, да не просто, а с двумя щенками. Один — абсолютно серый как мать, а второй с яркой подпалиной на шее и груди. Пашка и не удивился, и не забеспокоился. «Собаки всё же в них больше, — решил он, — раз домой тянет». Прожила Машка со своими щенками у Стрельновых до осени. Питалась как обычная собака, щенков к той же пище приучала. Щенки не тявкали, воду не лакали, а тянули сквозь зубы, которые показывали всему двору ежедневно, так ни с кем и не сдружившись. Регулярно заходили в тёплый сарай, который Пашка называл загоном, и где у него держались овцы, гуси, куры и две свиньи, там нюхали осторожно воздух и при первой же опасности (гусь крыльями хлопнет, свинья хрюкнет) вздрагивали и бежали прочь — к матери под бок.
А по первому снегу возле посёлка слышали волчий вой, и той же ночью пропала и Машка, и её подросшие щенки.
Пашка подумал — а следует ли вообще связываться с полукровками, да и завёл себе дворнягу. Пёс был обычным, лишь уши висели как у сеттера, да хвост был похож на метёлку. Пашка брал его на охоту, тот неплохо шел на утку, с удовольствием прыгая в воду за подбитой дичью.
Прошло три года. Жизнь текла себе обычно. Днём Пашка работал в сельском хозяйстве на своём бульдозере, в выходные мотался на старенькой «Ниве» по лесотундре за глухарями да гусями. Охота была для Пашки чем-то вроде отдушины от жизненных тягот.
Зимой третьего года вдруг опять зачастили волки. Райцентр объявил большой приз за самое большое количество отстрелянных хищников. За пару облав охотники посёлка взяли приличное количество матёрых да их щенков. Посёлок зажил мирно и спокойно. По ночам снова стало тихо, собаки перестали надрываться от лая, всякая травоядная живность орать да метаться по загонам в поисках спасения от волчьих зубов.
В марте в загоне Пашки пропала овца. Пса утром нашли нетронутым, но полуживым от страха. Он забился к себе в будку и так в ней весь день и просидел, даже не вышел к миске с едой.
Волки.
Первое, что делает в таком положении хозяин — ставит капканы. Пашка и поставил. Ничего в дворовой мешанине следов различить не смог и поставил несколько штук наудачу — там, откуда хищники могли пробраться в загон, или где могли перемахнуть через двухметровый забор. Капканы простояли три дня. Три дня Пашка спал тревожным сном, вскакивая при каждом шорохе снаружи. На четвёртый пропала ещё одна овца… Капканы остались нетронутыми, собака опять засела в будке прочно, снова на весь день.
Всё утро Пашка потратил на то, чтобы понять — сколько волков приходило в его двор? Спрашивал у соседей — были ли у них сегодняшней ночью гости? Гостей, оказалось, ни у кого не было. А три дня назад? И три дня назад всё было тихо. Как извели прошлый раз волков, так и, слава богу, всё спокойно.
Стрельнов задумался: что же это получается? Вроде не на краю посёлка живёт. Нет, не по этой причине хищники выбрали его двор. А по какой тогда? Осмотрел калитку в заборе, сделал над ней высокую надстройку по уровень и два дня жил спокойно.
А на третий начал караулить. Снарядил патроны крупной картечью, сел в сенях и стал ждать. Пару ночей никого не было, он уж хотел было бросить это глупое занятие: сидеть перед дверью с крошечным окошком да просматривать двор на предмет появления никем не виденных хищников. Может это и не волки вовсе? А кто еще? Кто может унести крупную овцу, да ещё так сильно напугать собаку? И сделать всё настолько тихо и аккуратно, что и соседи ничего не слышали? Только волки. И Пашка решил подежурить ещё пару ночей.
Ему повезло. Через сутки во дворе вначале глухо зарычала собака, она не гавкала, а просто рычала так, как может рычать напуганное животное, не защищающее двор и территорию, а лишь пытающееся защитить себя. Пашка стряхнул с себя вялый сон, проверил оружие, осторожно выглянул во двор через окошко, никого не увидел. Тогда двери тихонько открыл… двери всё равно скрипнули. Вот же зараза! Хотел же смазать ещё прошлый раз!.. Пашка щёлкнул выключателем, двор озарился светом хорошей киловаттной лампы. Пашка вылетел из дома, оглянулся следы смотреть. У забора где-нибудь?.. Да глупость, какие следы, какой забор, надо срочно в загон! В загон!.. Эта тварь уже точно там хозяйничает!
Стрельнов рванулся к загону. Пролезть в загон, в сущности, можно было лишь со стороны входа, здесь дверь была не очень хорошо подогнана, и между ней и землёй был широкий лаз. Но лаз этот всегда зимой очень прочно заметался снегом, дверца отворялась внутрь. Там, где можно было подкопаться волку, было совершенно чисто, нетронуто, снег белый, мартовский, чуть севший.
Пашка двинул ногой по засову, толкнул ногой двери… Тихо. В загоне гоготали гуси и кудахтали перепуганные курицы, овцы сбились в кучу, стояли глупо и беспомощно. Пашка включил свет… Посмотрел влево, вправо… И представилась его взору картина, от которой он даже оторопел. Прямо перед ним, там, где сидели гуси, стояла огромная собака серой масти с рыжей шеей и рыжей грудью. В пасти у неё уже висел задавленный гусь, у которого ещё чуть-чуть трепыхались крылья. Похоже, на овцу он просто не успел. Собака была бы собакой, но, когда глаза их встретились, Пашка сразу понял — волк! И не просто волк, это же… это же… щенок Машки! Тот самый рыжий!.. И подпалины на шее и груди — один в один! Всё в детстве загон этот обнюхивал, как запас себе на жизнь делал! Ах, скотина! Гнев настолько охватил Пашку, что он даже про ружьё забыл, хотел за вилы от злости схватиться, так, по-крестьянски.
Волк с гусем в зубах легко перемахнул перегородку, отделявшую птицу, в два прыжка подлетел к Пашке и, прыгнув ему прямо в лицо, повалил человека на землю. Пашка быстро перевернулся, но, пока ружьё поднимал, увидел, как рыжий с лёгкостью кошки, что запрыгивает на табуретку, перемахнул двухметровый забор и ушёл восвояси.
— Сволочь! — бросил Пашка ему на прощание, поднялся, ружьё бесполезное подобрал и пошёл домой. Дома долго сидел в кухне, думал о том, как его ловко провели и ругался тихонько, стараясь не разбудить своих.
Утром Наталья поинтересовалась: как дела у сторожа? Спросила мило так, с лёгким женским смешком в голосе, как бывает разговаривают с мужьями супруги, когда им весело и смешно, но мужа обидеть не хотят.
— Представляешь, — серьёзно ответил Пашка за завтраком, — это тот… волк…
— Какой тот? — уже испуганно переспросила жена.
— Тот щенок Машки… с рыжей грудью. Он… он гуся сегодня утащил, скоро вернётся. Гусь ему что — на пару дней не хватит.
— С чего ты решил, что он к нам вернётся? Может он вон… к соседям?
— Не-ет, — Пашка даже улыбнулся злорадно, — этот к нам вернётся… этот гад… он помнит всё… детство своё. Всё ходил здесь обнюхивал, щенок поганый! Всё запомнил. Зачем ему соседи какие-то неизвестные? Он тут всё знает — где прыгнуть, где пройти… Надо сегодня загон с заду глянуть, там наверняка подкоп есть его… зарыть, что ли.
— Бетоном залей, — посоветовала супруга.
— Прокопает в другом месте… Здесь иначе надо.
— Как иначе? — снисходительно спросила жена.
— Убить, — сказал Пашка и вышел из-за стола.
— Убить, — недовольно в спину сказала жена.
— А что ещё? — обернулся Пашка, — кормить его каждую неделю овцами нашими?
— Ну не знаю… как-то, — Наталья растерялась, — просто… мы его щенком же кормили, кормили…
— А он и отплатил нам! Понял, что здесь ему халява! Ну, да я покажу ему халяву!
— Может в стаю уйдёт? — уже в спину спросила супруга.
Пашка остановился, повернулся на Наталью, лицо его от удивления стало вытягиваться.
— В стаю?.. А и вправду?.. — оторопел он. — Почему в стаю не ушёл? А может, наоборот? — он даже голову склонил набок от пришедшей мысли. — Выгнали из стаи, он и повадился?
С этого утра Пашка задумался — как выманить на себя зверя и застрелить его? Даже подумал вначале просто каждую ночь спать в загоне. С ружьём в обнимку вместо жены. Как появится зверь, так лупить его, ни на кого не смотря, даже если какую овцу ранит или убьёт, так это дешевле, нежели опять отдать её этому упырю. Но спать с ружьём в загоне не стал. Вначале решил походить, благо была суббота, по знакомым старым охотникам, поспрашивать, как бороться со зверем? Ничего особенного ему не сказали, охотники сами воевали с волками теми же методами, какими пытался бороться Пашка — капканы ставили, сторожили в своих загонах, иногда выслеживали зверя по оставленным следам. А толку — чуть. Волк мог пройти по лесотундре за день сотню километров, здесь надо хотя бы мотосани иметь, какой-нибудь «Буран», а у Пашки, кроме старенькой «Нивы», ничего не было. Помотался Стрельнов по охотникам, посидел дома, на капканы вновь поглядывая, да и отправился в лес, далеко, где сейчас стояли стойбищем ненцы. Ненцы так и назывались — лесные. Оленей они пасли в лесотундре, заходя глубоко на юг в суровые зимы, о волках, конечно, знали много больше, нежели кто другой. Сейчас ненцы стояли совсем рядом, потому подъехать к ним было совсем просто.
В стойбище он знал пару человек, встречались на рыбалке, не раз помогал им сети тянуть, потому обратился к ним за помощью. Парни выслушали его, привели какого-то старого деда, что Пашку удивило — чисто выбритого. Дед по-русски не говорил совсем, приходилось переводить. Услышав, что хочет «белый» человек, старый ненец улыбнулся, сказал что-то на своём, Пашке перевели:
— Говорит, что просто так волка не возьмёшь, выследить не сможешь, умный зверь… самый умный зверь. К нам не ходит, давно не ходит. А что за рыжего волка, так видели его наши мальчишки прошлой зимой на озере… За лесом лежит озеро Хальмер-То, но ходить туда не надо. Он там прячется, значит, знает что-то. Озеро плохое, поганое, вода идёт как в реке, промоин много… Жди его, когда он с озера пойдёт в посёлок. Там жди. На озеро не ходи, нельзя тебе туда.
Сказав такую речь, старый дед удалился. Ненцы, что переводили, кивнули ему и тоже сказали:
— Не ходи, Паша, на Хальмер, плохое озеро, поганое, лёд голубой, значит вода рядом… промоин много…
— Рассказывай, — усмехнулся Паша, — я вон с друзьями на неделе на Вашкиных озёрах рыбачил, так лёд там тоже голубой, а толщина знаешь?.. Полтора метра! Едва коловоротом пробурили лунку!
С этим и уехал. Возвращался домой немного в расстроенных чувствах, ничего же не узнал существенного! Что с того, что мальчишки ненцы видели рыжего волка на Хальмер-То? Прошлой зимой этот рыжий на Хальмер-То бичевал, а сейчас может где-нибудь под самим райцентром лежит себе под корягой, да гуся его переваривает, на оторванные бошки его овец поглядывает.
Однако тут же съездил домой, взял пару капканов, приманку, поехал на Хальмер-То. Остановиться пришлось метров за триста. Прошёл пешком по крепкому насту почти до берега озера, вбил железные колья в глубокий снег и привязал к ним капканы. Правда говорят, что волк не сидит в капкане, отгрызает себе лапу… ну да посмотрим.
Дальше Пашка поступил совсем уже разумно — он пошёл в местную библиотеку, что размещалась в школе, и попросил что-нибудь почитать о волках. Ему дали книжку, которая так и называлась — «Волк», написал её Павлов, давно написал, ещё в восьмидесятых годах прошлого столетия, охотовед, биолог из Кирова. Пашка столько узнал интересного и нового об этих хищниках, что с огромным уважением вдруг вспомнил старого ненца и его слова — умный зверь, самый умный зверь. В книжке Пашка вычитал, что один матёрый зарезал полугодовалого бычка, взвалил себе на спину и перемахнул с ним двухметровый забор. Оказывается, стаи бывают… На Таймыре обнаружили в один год стаю в пятьдесят четыре головы! Ужас! Это же и «калашникова» не хватит, чтобы отбиться.
После книжки, которую Пашка проглотил за ночь, утром следующего дня в воскресенье он отправился на Хальмер-То посмотреть капканы. Доехал быстро. Шёл долго. Все оборачивался. После книжки чего-то бояться начал.
Следов волчьих на озере он не обнаружил. Капканы стояли чистые. Возле южной стороны озера росли немногочисленные слабоствольные берёзки. Ненцы говорили — где-то здесь у них есть родовое захоронение, потому ходить сюда просто так нельзя… святое место, что ли? Ну да он же не просто так? Он по делу. Пашка достал свой бинокль и стал осматривать местность более внимательно, но, сколько не вглядывался через мощную оптику, ничего не увидел. Озеро было чистым, пустым и голубым. Светило яркое, уже пригревающее мартовское солнце, и озеро под ним просто сверкало. По льду, где снег не мог зацепиться за лёд, шла ослепительная, сияющая в голубом обрамлении солнечная «дорожка». Что бы там ни говорили ненцы, но лёд на озере был такой, что можно было по нему на тракторе прокатиться. Даже со стороны видны были крепость льда и его толщина. Может когда-то, в какой-то тёплый год и в самом деле лёд был слабый, но сейчас!.. Впрочем, что ему лёд? Ему волк этот нужен поганый.
Пашка вторично просмотрел всё озеро, вглядываясь в места, где могла быть волчья лёжка, но ничего похожего так и не обнаружил.
Домой вернулся, проверил капканы во дворе, засыпал развороченный лаз в загон с задней стороны, там как раз находились овцы. Получалось, волк этот, когда в загон вползал, то вползал ровно к овечкам, те, конечно, блеяли, но овцы — это не гуси, не куры, кричать да кудахтать не станут, животное смирное во всех отношениях: поблеет немножко да героически сдохнет в зубах хищника. Достал из сарая старый клок стекловаты и заткнул им дыру сверху. Посмотрел, усмехнулся, сам себя спросил — что ж ты делаешь, дурень, это же тебе не крысы с мышами, чтоб стекловаты бояться? Но клок этот оставил, а возле лаза ещё и капкан один припорошил снегом, да привязал его цепочкой к столбу загона.
Ничего не помогло. Этой же ночью, когда Пашка уже немного успокоился, во сне услышал жалобное блеяние овец. Вскочил, перепугал жену, едва не голым выскочил во двор, потом впопыхах вернулся, схватил ружьё, вновь выскочил во двор и… увидел серую волчью спину с овцой сверху, перемахивающую его двухметровый забор. В бессильной злобе саданул сразу с обоих стволов в небо… Посёлок сотрясло два взрыва. Залаяли собаки. Где-то послышалась грубая мужская речь. Пашка вернулся в дом, швырнул ружьё на пол, сел на табуретку и закрыл лицо руками. Сил не было. Злоба душила. «Рыжий» опять оказался умнее.
Так началось воскресенье. Пашка весь день проходил по двору, придумывая ловушки для хищника. Наконец мысль пришла. Он съездил в своё хозяйство, нашёл сторожа, попросил открыть гараж. Там в подсобке валялся моток старой колючей проволоки…
Весь день Пашка под усмешки прохожих, под сальности соседей пытался намотать колючую проволоку на забор сверху… Прямо по всему периметру забора. Получилось неплохо, даже прочно. Только одна калитка с её искусственным наращением до высоты забора осталась нетронутой, на калитке не было места, где можно было бы проволоку эту прикрепить. Ну да что такое калитка в метр шириной, когда десять соток двора огорожены?..
Весь оставшийся март Пашка спал спокойно. Он уже стал забывать свои неудачи, собрал капканы, что стали проявляться из-под таявшего снега. Ружьё запрятал в железный шкаф, возил сына Сашку на озеро Хальмер-То, рассказывал, как он здесь волка рыжего искал, занимался хозяйством в свободное время, даже получил премию и диплом лучшего тракториста от поселкового хозяйства. Жизнь так хорошо устраивалась, что, когда в уже светлую ночь апреля в загоне возмущённо закудахтали куры, гоготнули гуси и Пашка: пока ключ от шкафа ружейного искал, пока патроны в стволы загонял, пока не понимал в тапочках ему выскакивать во двор или ботинки надеть?.. В общем, пока все эти «пока» шли, по двору метнулась тень… Стрельнов вырвался на воздух, ружьё уже играло в руках, но… над калиткой мелькнул серый хвост, а над серой спиной захлопали гусиные крылья… В этот раз «рыжий» прокопал лаз с другой стороны и попал ровно к гусям, впопыхах ухватил птицу и был таков.
Пашка в сумерках утренних просмотрел все следы. Ночью шёл слабый снег, и следы теперь хорошо печатались на земле. «Рыжий» запрыгнул во двор через калитку, значит, понимал, собака, что колючка над забором — опасность, и ушёл через калитку, с-собака!.. Соседи уже начали предлагать свои мысли по поимке волка, но исподтишка посмеивались над Пашкой, говоря — ой, мстит он тебе, Стрельнов, ой, мстит за что-то! Может, щенком кормил мало? А может, нечего было этой Машкой, матерью его, хвастать по всему посёлку? А то ходил тут гоголем — вона, мол, волчара у меня живёт, типа кошки там… ага. Один товарищ по гаражу предложил ему своего волкодава, «кавказца», но Пашка побоялся — собака чужая, ребёнок у него маленький, «кавказец» — он с характером… опасно.
Следующую ночь Пашка не спал, сидел с ружьём. Мысль отомстить, просто отомстить этой скотине зубатой так овладела им, что он даже на работе выговор получил (чуть было ножом бульдозера председательскую машину не ткнул, когда снег в кучу собирал), жена дома тоже стала нервничать. А потом сделала ему предложение, от которого у Пашки даже в глазах потемнело от ярости:
— Может нам его прикормить? Будет жить как пёс… А что? Он же щенком вон как кашу лопал?..
Прикормить?! Пашка кулаки сжимал — да убить, убить эту тварь! Застрелить хоть больного, хоть здорового! Найду, всё равно найду!
И Стрельнов вновь стал искать «рыжего» — хоть поймать, хоть застрелить, хоть просто удавить эту заразу. Он вновь расставил капканы во дворе. Просто капканы без приманки, так, чтобы если хищник перемахнёт калитку, то ровно лапами угодит в ловушки. Жена смеялась, сын Сашка смотрел за папой и говорил тихонько самому себе:
— Не попадёт он… он умный.
Рыжий и не попал. Две недели его не было. Подошла вторая половина апреля.
В выходной рано утром возле двора Стрельновых проезжал на мотосанях «Буран» друг по гаражу Колька Сокол, стукнул Пашке в калитку, потом долго звонил в звонок, наконец, разбудил его и, когда тот, в одном трико дрожа от холода, выскочил из дома, быстро сказал:
— Видел я твоего волка, только что… на Хальмер-То сидит, просто сидит. Я в бинокль глянул, шея рыжая. Сидит на берегу и всё. Один. Было бы ружьё, я бы снял, но я с рыбалки возвращаюсь, сам понимаешь… Рванёшь, так успеешь, сейчас снег рыхлый, по следам выйдешь. Точно он!
Газанул покрепче и укатил. Пашку как пружиной подбросило, он рванулся в дом, наспех оделся, наспех ружьё зарядил, с десяток патронов в карман бросил. Сунул ноги в ботинки высокие на шнуровке и побежал заводить «Ниву». Через пять минут машина уже скакала по ухабам и рытвинам весенней дороги к озеру Хальмер-То.
До озера домчался в час, может чуть больше. Место дикое, пустынное, никто здесь не бродил, никогда не охотился. Местные охотники соблюдали порядки ненцев: раз сказали озеро нехорошее, значит, так тому и быть. Правда, недалеко проходила дорога, по которой рыбаки мотались зимой на Вашкины озёра рыбачить, ну да это же в стороне?..
Стрельнову было плевать какое это озеро — хорошее или плохое. Он был охвачен лишь одной мыслью — найти и уничтожить. Пашка прекрасно знал повадки хищников, и одной из них была такая, что можно назвать даже и привычкой. Привык волк кормиться в этом дворе, так пока по-настоящему не спугнёшь или не убьёшь, так и не отвадишь. Конечно, две недели — срок не маленький, волк более не может без пищи. Пашка даже подумывал, что, возможно, хищник перешёл на лесную дичь и, наконец, прекратится охота в его загоне на овец и птицу, но мысль эта как-то не укрепилась в его голове. Потому летел он сейчас на озеро Хальмер-То по ухабам и пробитой грузовиками колее.
На озеро он примчался, когда солнце уже поднялось над горизонтом, голубой лёд сверкал, заснеженные берега обрамляли озеро белым воротником, на южной стороне темнели слабоствольные берёзки. Солнце пробивало сбоку их веточки насквозь, отбрасывая на яркий снег неровные серые тени. Само озеро как вытянутое зеркало — метров двести в ширину, триста в длину. В озеро впадало несколько крупных ручьёв, где-то, только непонятно, где, один ручей из озера выходил. Где — найти невозможно. Потом, уже в полусотне метров, как из-под земли появлялся и шёл на восток. Потому ненцы и говорили — течение там хитрое, тянет всё живое на дно.
Пашка вышел из машины. Прямо в ботинках без лыж пошёл по крепкому насту к берегу. Ружьё было наготове, курки взведены. Глянул в бинокль, провёл взглядом по всему обозримому пространству — волка не было. Стрельнов пошёл берегом дальше, утопая в снегу по колено. Подумал выйти на лёд, да не стал, хотя даже отсюда было видно, что лёд крепкий, хоть на «Ниве» сейчас катайся. Хотя и был уже весь в трещинах, они уходили вниз на метр, а где и на два. Еще раз особенно тщательно просмотрел в бинокль и озеро, и весь видимый берег. Пусто. Где же тот берег, на котором Колька видел волка? Зря точно место не спросил, поторопился.
Он пошёл вдоль берега дальше. На всякий случай смотреть стал не только по кромке озера на белоснежный «воротник», но и чуть далее, где снег был темнее, где переходил в месиво дороги. И здесь, прямо возле берёзок, метрах в ста Пашка увидел волка.
Рыжий лежал под берёзой, довольно лениво развалившись под ярким апрельским солнцем. Погода стояла тёплая, волк в своей шикарной шубе вытянулся на спине, подставив под лучи брюхо. Похоже, он даже не видел охотника. Пашке удалось подойти метров на шестьдесят. Вскинул ружьё и слегка дрогнувшей рукой нажал на спуск… Ружьё ухнуло на пустынном месте гулким ударом. Волк подпрыгнул, увидел человека и побежал прочь. Он бежал лениво, словно знал, что ружьё не может принести ему никакого вреда.
Зверь шёл вдоль перелеска южной стороной, причём шёл так, словно ленился бежать, и Пашку это совсем удивило. Волк уходил, оборачиваясь, поглядывая, догоняет его Пашка или нет. Пашка на всякий случай саданул ещё раз — со второго ствола. Картечь легла где-то сбоку от зверя.
Матюгнувшись, Пашка изо всех сил побежал берегом озера, на ходу перезаряжая ружьё. Во что бы то ни стало он хотел взять зверя, он готов был сейчас бегать за ним хоть весь день, только достать хищника, достать, шкуру снять, принести домой и доказать всем — от жены и сына до самого последнего алкаша посёлка, что если он за что-то берётся, то доводит дело до конца.
Зверь бежал легко, нехотя, он не проваливался как Пашка в снег, не ругался и не плевался слюной. Пашка вспомнил книжку про волков. Конечно, при их широких лапах и невеликом — не более пятидесяти кило — весе, в снегу они и не вязнут.
Волк прошёл южным берегом озера и, очевидно, хотел уйти в лесотундру. Он уже сделал лёгкий прыжок через рыхлый снег береговой линии на зимний, ещё не подтаявший наст, уже оглянулся последний раз на Пашку-недотёпу и… И здесь со стороны райцентра — далеко, очень далеко, натужно ревя мотором, пошёл в посёлок тяжёлый «Урал». «Урал» был грузовиком с «бочкой» и возил в посёлок солярку для дизель-генератора. «Урал» вяз в апрельском снегу на колее, пробивая её ещё глубже, шёл неторопливо. Дорога проходила мимо озера метрах в ста и отсюда была не видна.
Рыжий дрогнул духом и вновь сделал прыжок в обратном направлении, глянул ещё раз на Пашку, который почти бежал в глубоком снегу и… вышел на лёд Хальмер-То.
— Ах ты, гад! — крикнул ему Пашка. — Думаешь, я этой басни испугаюсь? Сволочь лохматая!
С этими словами Пашка быстро подбежал к кромке льда и уверенно пошел по голубой замёрзшей поверхности озера. Волк уходил как-то совсем трусливо, уже не бежал, а просто «трусил». И лапами ступал, словно не по льду шёл, а по мягкому тесту. Пашка уже бежал, бежал самым настоящим образом, дыхание срывалось, горло хрипело — бздишь, скотина?! Ружьё прыгало у него в руках, он уже дважды хотел пальнуть, но решил всё же сократить расстояние до самого верного… добивать жертву для охотника всегда позорно. Волк не торопился, казалось он всё снижает и снижает скорость, наконец, он остановился, глянул перед собой и вдруг из волчьей пасти донёсся какой-то то ли вой, то ли скулёж… жалобно так, словно щенка испугали. Пашка бежал. Смотрел под ноги и видел лёд толщиной в метр — не меньше. До волка было уже метров пятьдесят… сорок… тридцать… Волк стоял на месте и смотрел на охотника. Двадцать…
Раздался треск, грохот, словно в хорошем лесу с двенадцатого калибра стрельнули, Пашка даже подумал, что курок у ружья сорвался… Но тут он почувствовал, что летит вниз… С треском и грохотом. Падает, ноги намокают и тяжелеют, и льдина, огромная длинная льдина — совсем тонкая, не толще ладони и почему-то очень неширокая — переворачивается вместе с ним и волком…
Первое, что он почувствовал после обжигающего холода воды, — сильнейший толчок в спину куда-то под лопатку, льдина треснула, переворачиваясь, кусок её ударил Пашку сзади. Хорошо в спину, а не по голове. Пашка уцепился за крепкий лёд перед собой, ружьё неведомым образом оказалось на льду прямо перед ним. Но сейчас было не до ружья. Пашка попробовал вылезти… бесполезно, ещё хуже, чем просто держаться. Кто-то очень настойчиво и незаметно просто утягивал его под лёд, так ненавязчиво тянул туда… рядом проплыла небольшая льдинка и непонятным образом заплыла под лёд, показав Пашке, что его ожидает.
Он обернулся — никого. Крикнул что-то — спасите, помогите!.. Никого. Обернулся по сторонам — никого. Волк-то где? Неужели уже утащило под лёд? Сбоку, буквально в трех метрах он увидел рыжего. Тот подплыл между льдин к краю крепкого льда совсем рядом с Пашкой, передними лапами попробовал выбраться и подтянуть задние, его тоже начало стягивать под лёд… Но нет. Не получилось. Рыжий спрыгнул в воду и попробовал взобраться на небольшую льдину, сразу за Пашкой. Льдина тут же перевернулась, едва не накрыв собой рыжего. Пашка вновь заозирался по сторонам, вновь что-то заорал — люди, люди, помогите! Никого. Кто-то тяжёлый и мокрый, крепкий и пахучий когтистыми лапами просто вогнал его в воду… Пашка погрузился почти по самые уши, хлебанув ртом озёрной воды — волк прыгнул на него из воды… и с этой живой платформы выскочил на свободу… Пашка ахнул от изумления — вот тварь?! Использовал его как трамплин, значит? Ах, свинья!
Волк отряхнулся, как ни в чём не бывало, глянул назад на Пашку и побежал к южной стороне озера, к берёзкам.
— Стой! — вдруг крикнул ему Пашка. — Стой! Рыжий, как тебя?! Рыжий!
Волк остановился, обернулся и посмотрел на Пашку.
— Стой! — крикнул Пашка, понимая, что его начинает затягивать под лёд. — Стой, — попросил он тихо, — не уходи, пожалуйста…
Одежда намокла и висела на нём словно чугунная, удержаться в ней не было никаких сил. Пальцы деревенели на льду, рядом валялось ружьё…
— Стой, — вновь попросил он, — боже мой… ну стой же, не уходи… Ну, ты же собака… ты же… немного собака…
Волк повернулся и вдруг сел на лёд. Сидел и смотрел на Пашкину голову, торчащую из воды.
— Помоги, — сказал шёпотом Пашка, сил на громкие слова, на вопли уже не было, сил не было даже на шёпот, локти сползали в воду.
— Помоги, — прошептал он, словно прощаясь со светом, — помоги…
Волк встал и пошёл к Пашке. Подойдя почти вплотную, зверь посмотрел Пашке в глаза, или ему показалось, что зверь посмотрел ему в глаза? Только Пашка вдруг увидел глубоко не волчьи, а чисто собачьи глаза, они смотрели на него как-то сочувственно, как будто понимали, что творится сейчас, и что может произойти.
— Помо… помоги… — шепнул Пашка ему туда, в эти собачьи глаза.
Пашка не знал, как волк мог ему помочь, но был согласен, чтобы его сейчас просто как щенка взяли за холку и вытащили на крепкий лёд, он был согласен, чтобы волк схватил его за руку и откусил эту руку, но лишь бы вытащил его на крепкий лёд… он был согласен на всё, на всё, но что мог сделать волк?..
Рыжий подошёл к ружью, понюхал его и мотнул мордой, потом как-то очень осторожно, как хищник в цирке берёт пищу изо рта дрессировщика, взял своими страшными зубами приклад, раздался хруст дерева…
— Да, да, — шептал Пашка бессознательно, — я понял, я понял…
Он ухватился за ремень оружия. Волк поднял ружьё легко, словно оно ничего и не весило, поднял зубами оружие, из которого его только что хотели убить и стал пятиться назад. Пашке резануло в мозгу — это последний шанс! Он бросил держаться за лёд и обеими руками негнущимися пальцами схватился за ремень ружья. Если волк сейчас выпустит приклад из зубов, его сразу утянет под лёд, если волк случайно выпустит приклад из зубов, его сразу затянет под лёд, если… если… если…
Рыжий пошёл назад. Шёл вначале легко, вытянув Пашку почти по пояс, потом видно было, что лапы его заскользили, в лёд вонзились волчьи когти, зверь хрипнул, мотнул мордой и резко рванулся назад, пятясь от смертельной ловушки. Пашка не мог двигаться, он даже не мог ничем помочь этому зверю. Одно его беспомощное движение, и всё может рухнуть в секунду. Пашка смотрел зверю в глаза, зверь смотрел на него, понимая, что ещё не до конца вытащил человека на свободу. Наконец ноги Пашки вышли из озера, и он просто лёг на ледяную поверхность.
Он лежал на животе, повернув голову набок. Двигаться не мог, дышать не мог, тело жгло холодом, но Пашка холода не чувствовал, он лежал и смотрел на зверя, в руках был ремень от заряженного ружья… Волк осторожно опустил ружьё на лёд. Между ними было… метр, не больше. И хищник мог в две секунды зарезать человека. Пашка смотрел рыжему в глаза и видел ответный взгляд.
— Ты всё же не совсем волк, — прошептал он.
Рыжий постоял ещё секунду, повернулся и, всё так же осторожно «труся», побежал прочь с озера, миновал перелесок из берёзок и ушёл в лесотундру.
Пашка вначале полз на животе, а когда увидел, что лёд прочный, устало поднялся и шатаясь, волоча ружьё по снегу за собой, через силу добрался до машины. Дома ничего не сказал. Только показал приклад ружья:
— Это Рыжий… з-зубами, да?..
Потом был обморок. Потом воспаление лёгких. А Рыжего больше никто не видел. Может в стаю ушёл или нашел новую?

2015 г. 2017 г. Салехард