Яркое солнце слепило глаза, проецируя свои прямые лучи от себя через водную гладь озера. Желтыми вспышками, мелькавшими то тут, то там, оно отражалось, как казалось, в каждой капле, в каждой маленькой волне, набегающей от центра озера к его берегу, песчаному, местами каменистому, поросшему травой. Летнее утро встретило меня на берегу самого красивого озера, которое есть у меня дома, на моей маленькой Родине, где я родился и рос. Мне шесть лет. Я отправился к озеру, прихватив с собой удочку и банку с наживкой, надеясь что-нибудь наконец-то поймать и удивить свою маму, которая должна была появиться с минуты на минуту. Я направился к большому камню, размером с большой письменный стол, который наполовину находился в воде. Мне пришлось разуться и по колено закатать свои штаны, чтобы добраться до него. Озерная вода с нежностью касалась моих ног, и даже утром она не была холодной. Жаркое лето успело прогреть воду до самого дна. Пальцы ног ощущали теплый и мягкий ил. Стрекот кузнечиков, хлопки на воде от выныривания рыб, легкое пение проснувшихся птиц наполняли это утро особенным музыкальным сопровождением, в котором ты растворяешься и становишься единым целым с природой, отдавая ей свои звуки плеска воды и глубокого дыхания. Густой сосновый бор выдыхал из себя сырой и прохладный воздух. От него тянуло сыростью и запахом недавно прошедшего ливня. Лес умело хранил в своей гуще очаги дождевой свежести, порциями отдавая ее из себя, словно вентилятор, который периодически, поворачиваясь на тебя своими лопастями, обдувал тебя с головы до ног, вызывая иной раз появление на теле мурашек от внезапной прохлады.
Солнце еще не успело раскалить камень, его лучи только-только стали касаться шершавой поверхности могучего осколка некогда высокой горы, которая возможно существовала тут миллионы лет назад. Природа так распорядилась им, что он остался совершенно одиноким, вдали от своих собратьев, вдали от той горы, от которой был оторван и выброшен, словно кусочек пазла большой и великолепной картины горного пейзажа. На несколько сотен километров от него ни одного подобного горного образования, только голая степь, упирающаяся с южной стороны в могучий сосновый бор. Я рукой провожу по поверхности камня и чувствую каждый его мелкий шип или впадину. Он весь источен водой. Словно ватерлиния на корабле, темно-зеленой нитью вода обозначила его глубину и высоту, разделила его на верх и низ. Огромная глыба среди водной глади водрузилась как холм среди степи.
Я, усевшись поудобнее в выемке камня, закидывал удочку в надежде поймать рыбу, пусть даже самую маленькую, лишь бы поймать, лишь бы показать маме и похвастать перед ней этим событием. Такое сильное желание – удивить маму, главенствовало в то утро, когда я узнал, что она скоро приедет. Поплавок нервно дергался от колебаний волн, качался с твердым намерением утонуть под тяжестью наживки и мелькал красным маятником на фоне сине-зеленой воды. Иногда он служил площадкой приземления для реактивных стрекоз, которые на высокой скорости своими длинными лапками ловко цеплялись за него, будто хотели уравновесить его несбалансированный корпус. По мере возвышения красного диска на небе все насекомые поднимались в воздух, разбавляя утренний оркестр своим шуршанием, стрекотом и писком. И каждый из них считал своим долгом приземлиться на поплавок, исследовать этот яркий предмет и, улетев, сообщить о нем своим сородичам.
Время утонуло на дне моих детских размышлений. Воздух стал густым и неподвижным. Он замер на те мгновения, которые я посвятил своим мыслям. Уже тогда, в моей маленькой голове рождались самые разные мысли, мечты, возникали вопросы, которые требовали ответа. Они, конечно же, были еще не совсем завершенными в части наполнения их содержанием, были резки и быстры, были неточны и неправдоподобны; насыщенные детским воображением и наивностью, эти мысли стремительно проносились в голове словно пули разрезали воздух своей совершенной и конической формой, оставляя после себя воображаемый шлейф, который после их исчезновения еще какое-то время пульсирует в сознании, напоминая о незавершенности того или иного мыслительного процесса. Мысли, сменяя одна другую, вертелись в голове как пчелы у входа в улей – одни залетали, другие вылетали. Весь процесс размышления, похоже, доставлял мне удовольствия больше, чем реальность моих действий на этом камне. Минуты сливались в десятки, десятки минут в часы. Время – это настоящее двуликое явление – с одной стороны остановилось, а с другой – неумолимо бежало вперед, оставляя позади события секундной, минутной давности, приближая тебя к новому витку жизни. Сидя на камне, не осознаешь, что с ним – со временем – происходит. Можно только ориентироваться по небесному ходу солнца.
Сухой воздух, гонимый ветром из одного края степи в другой, накрывает тебя словно одеяло, не давая глубоко вдохнуть внутрь его жар и солевые испарения озер-блюдцев, разбросанных по всему нашему краю темными пятнами с белой каймой в виде соли. Солнце, до предела накаляя землю степи, кажется, пытается вытащить из нее последние глотки подземных вод, унося их в небо в виде мелких, заметных только в микроскоп, капель. Песок становится настолько горячим, что босиком ходить по нему уже некомфортно. Отдавая последнюю влагу солнцу, песок превращается в безжизненную, сыпучую массу, нагретую до адской температуры. Трава на многих участках соленой земли не растет, а та, что выживает в местных солончаках, больше похожа на закаленного воина – острого, крепкого, темно-серого цвета с тонким стелящимся стеблем и мелкими трубчатыми листьями. Птицы усиливают свой щебет, по-настоящему радуясь солнечному теплу и свету. Их свободный полет в голубом просторе имеет вид изогнутых пунктиров, касательных линий, проведенных к окружности земли. Рассекая небесный простор крыльями, птицы создают ощущение невесомости всего живого, что населяет эту планету. Сила тяжести утрачивает, казалось бы, свое магнетическое воздействие, отдавая воздуху главенство и управление. Ровное и жаркое дыхание лета чувствуется во всем живом.
Детское представление о счастье нераздельно с постоянным ощущением жаркого лета с его ярким солнцем, теплой водой и разноцветным миром вокруг. Яркие краски лета создают полную гамму ощущения свободы, красоты и независимости. И, сидя на камне, я ощущал это, представляя себя птицей, свободной, умеющей достичь высот за считанные мгновения, не боясь обрушится вниз, не боясь потерять равновесие. И так было мне хорошо в тот солнечный июльский день, так легко и прекрасно, что понятие о счастье и свободе показалось мне очевидным, не требующим каких-то долгих рассуждений. Я ощущал счастье в каждой клетке своего тела. Я чувствовал свободу с каждым прикосновением солнечных лучей. Я слышал тогда голос. Он шел из глубины меня, но это был не мой голос. Мягкий, словно шепот, он прозвучал над моим ухом тихо. Я слышал его еще несколько мгновений. Он медленно удалялся от меня в глубину небесной синевы, отрывая от себя обрывки слов, бросая их на меня, заставляя прислушиваться, различать и выстраивать их в предложения. Словно какой-то шифр, словно загадка, озвученная Вселенной, слова были по смыслу не связаны, но чувствовалось что-то общее, что-то объединяющее, что-то зовущее к действию. Прошло несколько мгновений, и голос утих…
…Я очнулся. Медленно открывая глаза, начинал понимать, что пелена моего короткого сна стала расплываться в серой реальности холодного мира, в который пришел ноябрь с его промерзшими ночами и дождливыми днями. Я лежал на сырой земле на левом боку. Сердце кололо от нагрузки навалившегося тела и, видимо, от этой боли я проснулся. Хотя я еще весь спал. Мои глаза сквозь слезы, проступившие от холодного ветра, стали распознавать предметы вокруг. Казалось, что перед глазами растянута серо-белая простынь, грязная и затертая от сырой и вонючей одежды. Ветер обжигал небритое лицо, пытаясь залезть под одежду и украсть последние жалкие остатки тепла, сохраненного телом за ночь. С каждой попыткой встать тепло покидало меня через горловину сырой тельняшки, ускользая, словно пойманная руками рыба. Я был укрыт плащ-палаткой – сырой, грубой, пропахшей дымом и совершенно не греющей и не спасающей от дождя. Озноб, перераставший в сильную дрожь от холода, будто маятник в часах, отдавал с каждым ударом по всему телу. В руках был автомат, который всегда на время отдыха прижимают к своему телу, обматывая его ремень вокруг руки. Его холодный, почти ледяной дульный тормоз-компенсатор прислонялся к шее, забирая последнее тепло из тела. Под головой лежал рюкзак, набитый разными приборами, боеприпасами, остатками еды и воды. Ноги в сырых ботинках местами отказывались ощущать какие-либо действия и не воспринимали уже прикосновений. Я чувствовал, как они опухли внутри от изнурительного ночного марша. Подошва жутко болела, как будто по ним били палкой.
Я медленно приподнялся и оглянулся. Вокруг меня валялись тела моих товарищей, уснувших так же, как и я – быстро, на том месте, где опустился на землю. Хаотично расположившись на ночлег, моя группа отдыхала от длительного перехода после выполнения задачи. Словно разбросанные сигаретные окурки, мои люди лежали на земле, скорчившись от холода и боли. Нас за несколько часов немного занесло снегом. Ветер нагнал его с полей, оставляя часть на наших телах. Все еще спали. Говорят, душа во время сна улетает в свое пространство, давая, таким образом, отдых телу и себе. Если верить этой религиозной теории, то в тот момент наши души не смогли никуда улететь. От физического истощения душа, попытавшись взлететь, упала рядом с телом. Безысходность и бессилие раздавили ей крылья, бросили на землю и присыпали снегом. Тела казались безжизненными, покинутыми душой.
Я кое-как встал на ноги. Словно ребенок, который только что научился ходить, неуверенно, сохраняя равновесие и баланс, медленно я стал ходить вокруг рюкзака, пытаясь сообразить, пытаясь вспомнить, как мы попали сюда, и как так получилось, что мы уснули в открытом поле. Однако в голове пока стоял гул от ночного ветра, и остатки солнечного сна улетучивались как спирт с ладони. Осознание того, что то прекрасное было сном, загромождало и утяжеляло мысли, оставляя печальный след суровой действительности, окружившей нас.
Мы оказались посреди огромного поля, ровного и чистого. Место для схождения потоков ветров, где каждый из них демонстрировал свою силу и натиск. В то ранее утро, казалось, они вновь соревновались в своих способностях продувать и замораживать своими колючими языками. Небо было свинцовым. Тяжелые, серые тучи так плотно закрыли синеву, что поднимающийся солнечный диск не мог пробиться к земле ни единым лучом. Блеклое пятно великого светила расплывалось в серости ноябрьских туч. Они были настолько низко над землей, что казалось, можно потрогать руками это сборище капель мирового океана. Недалеко от нас был лес, к которому, как я уже стал вспоминать, мы шли ночью. Но обманчивая темнота оказалась коварной, она постоянно отодвигала кромку леса от нас. Мы шли, как нам казалось, бесконечно долго, а темные очертания леса все оставались на одном месте. В итоге усталость настолько овладела разумом и телом, что мы рухнули на том месте, где остановились.
По усилившемуся ветру я понимал, что надвигается циклон с мокрым снегом. Надо было срочно вставать и уходить в лес, разводить костер, согреваться и двигаться дальше. Оставаться дальше в этом бессознательном состоянии, близкому ко сну, становилось опасным. Голос во сне был голосом интуиции, внутреннего «Я», голосом Вселенной, вытаскивавшего меня из плена сна и возвращавшего в реальность. Я с трудом растолкал остальных, разбудил их словами «надо идти дальше!», которые нервно действовали на уставших людей. Разбитые, холодные и голодные мы отправились в лес.
Отголоски сна, как остатки приятного аромата духов любимой женщины, медленно таяли в сознании и моей памяти. Я шел в лес, изнемогая от боли и усталости, пытаясь восстановить свой летний и солнечный сон, от которого хоть немного становилось теплее. Лучи солнца из моего сна, пройдя через сердце, вырывались наружу, сушили мою тельняшку и грели тело. Контраст, возникший после пробуждения, словно нить, соединяющая теплое с холодным и далекое с близким, всегда мучительно действует на сознание, которое в таких ситуациях больше принимает ту часть, где человеку комфортно и уютно. Кажется, что сном является то, что происходит с тобой сейчас, в это ноябрьское утро с его холодным ветром и дождем. Мгновения, и ты откроешь глаза, вновь увидишь летнее солнце, ощутить его тепло и свет, а все остальное вспомнишь, как дурной сон, как сон, в который не хочется возвращаться. И эти секундные размышления, качающие сознание из одного состояния в другое, дразнят мнимой возможностью выбора, которого на самом деле у меня уже нет.
В жилах пульсирует еще холодная и густая кровь. При каждом выдохе тело вздрагивает, и дрожь передается от сердца, усиливаясь, к кончикам пальцев. Сырая одежда и ботинки, словно проводники, отдают последнее тепло наружу, не получая взамен ничего, кроме холодного прикосновения ветра. Я шагаю по замерзшей земле, усыпанной последними желтыми листьями, словно рыбной чешуей. Шуршание опавшей листвы наполняет воздух грустными нотами осени и пытается создать в этом, казалось бы, пустом пространстве мелодию жизни, когда все вокруг замирает на время холода. Замерзшими пальцами, чиркая спичкой об коробок, я, словно вездесущий маг и волшебник, привнес в этот мир крошечный кусочек тепла и света. Ограждая грязными и бледно-синими ладонями внезапно возникший огонек, я завороженно смотрю на танцующее пламя, поглощающее часть сухой листвы и веток, расширяясь и захватывая все больше и больше отведенного ему пространства. Ярко оранжевый цветок с синими лепестками, жгучий и острый, рос вместе с нашим желанием согреться. Запах сырой древесины, поглощенной огнем, растапливал холодное и больное тело. Сила притяжения к огню оказалась сильнее земной силы притяжения. Уже успевшие впасть в спячку насекомые, оказавшиеся рядом и разбуженные внезапными вспышками тепла, не понимали, что произошло в их замедлившей темп жизни. Будто лето, забыв о каком-то важном поручении, вернулось на мгновение в наш продрогший осенний мир. Магия огня и его тепло рассадили нас вокруг себя, загипнотизировав, оградив от внешнего мира ярким кругом, сквозь который не смел проникнуть ни единый звук. Каждый погрузился в себя и собственные размышления, воспользовавшись такой передышкой.
Наверно только в такие минуты по-настоящему оцениваешь свои шансы и возможности в жизни, когда перед глазами и сознанием иная, совершенно противоположная картина действительности. Именно тогда понимаешь и прикасаешься к толике счастья и человеческого блаженства, чувствуя тепло, радость и безмятежность. Только в такие мгновения погружаешься на всю глубину ощущения безграничной свободы и мироздания, выстраивая внутри цепочки событий твоей жизни, когда ты был счастлив и свободен. Переживая их вновь и вновь, возвращаешь себе чувство радости за собственные поступки, достижения, слова и жесты. Словно утраченный сон, в сознании возникают образы, сиюминутные мгновения тепла и солнечного света, которые разжигают внутри сильное желание жить дальше, не поддаваться внешней жестокости ветра и дождя, отдавая последнее тепло холодном воздуху, расслабляясь и освобождая голову от тяжелых мыслей. Хочется вернуть прошлое, хочется пережить все с самого начала, не трогая сокровенное, не препятствуя судьбе, просто ощутить вновь то, что было утрачено с годами. Протянуть нить воспоминаний из прошлого, связать себя теми чувствами и ощущениями, которые наполняли тебя тогда, насытиться ими и отпустить, улыбаясь им вслед в знак человеческой благодарности за этот божественный дар, сошедший на тебя с небес через десятки лет.
2017 г.