Н. Пахсарьян
УВЛЕКАТЕЛЬНОСТЬ ТРУДНОГО ЧТЕНИЯ, ИЛИ НОВЫЙ ЛОТРЕАМОН
Роман А.Ливри «Апостат» уже своим названием, использующим не привычное многим слово «отступник», а известный более узкому кругу читателей его греческий аналог, выдает филологическую выучку автора – по своим научным исследованиям, прежде всего, – эллиниста. Античные ассоциации столь многочисленны и разнообразны в книге, что не случайно они становятся основным способом внесения в рассказ мифологических коннотаций – впрочем, далеко не единственным. История, изложенная в «Апостате», если воспринимать только фабульные события, — достаточно обыкновенна, если не сказать, незатейлива: главный герой летит из Парижа в Америку навестить отца после десятилетней разлуки, проводит там некоторое время, не занимаясь ничем особенным (разве что сбривает усы)и возвращается обратно. События при этом носят подчеркнуто банальный, бытовой характер: паспортный контроль, посадка в самолет, семейный обед, прогулка по окрестностям и т.п. Даже происшествия, с которыми сталкивается рассказчик (уличная авария, например), лишены какой-либо романической авантюрности.
Тем затейливее способ рассказывания этой истории: ассоциативно-метафорическая насыщенность текста, лексическое разнообразие, создающее впечатление свободной импровизации словотворчество как будто раздвигают романное пространство, придавая ему своего рода эпический масштаб: размах эпического действа приобретает и мытье в ванной, и бритье, и посадка в самолет, и утренняя трапеза и т.п. Одновременно с эпизацией сюжета (не случайно Алексей Петрович едет к отцу по происшествии десяти лет, подобно Одиссею, через тот же срок после Троянской войны вернувшемуся в Итаку – однако очевидно и различие этих путешествий, в одном случае предполагающем возвращение домой, во втором – кратковременный визит из дома, или точнее, из места более или менее постоянного проживания апостата и апатрида) происходит его лиризация: повествование разрастается за счет пристального вглядывания, вчувствования в каждую деталь, действие – свое собственное или окружающих, в интерьеры и пейзажи, вслушивания в малейшие реакции собственного организма, стремление передать запахи, цвета, объемы, контуры. Разбегающиеся дорожки ассоциаций, включающие мифологические, исторические, политические и культурные параллели, причудливые контаминации переворачиваемых наизнанку или неожиданно «сдвинутых» мифологических сюжетов, выдают не только широкий круг чтения автора, но и жадное вбирание им составляющих этого круга: Гомера и Гоголя, Сартра и Ломоносова, Шекспира и д’Аннунцио, Чехова и Хемингуэя… К этому перечислению можно прибавить еще целый ряд живописцев, композиторов, артистов, политических деятелей.
Можно назвать стиль книги необарочным, еще конкретнее – неокультеранистским или неоконсептистским. В самом деле, как поэты и прозаики испанского барокко, последователи Гонгоры (культисты) или Кеведо (консептисты) стремились в своих сочинениях не к ясности, стройности и простоте, а к максимально «темному» или «трудному» стилю, видя суть эстетического удовольствия в процессе разгадывания сложности, так и А. Ливри, создавая из текста сад разбегающихся ассоциативных дорожек и метафорических «камней», стремится заворожить читателя непринужденностью своей сложной игры-рефлексии, в которой герой может слиться с автором (и тогда вместо повествования от третьего лица появляется рассказывающее «я»), но никогда с остальными персонажами – ни с их совокупностью, ни с каждым из них по отдельности.
Герой-повествователь остро ощущает свою особость, свое одиночество в толпе. И, стало быть, возможно еще одно определение художественного качества прозы Ливри – постромантическая. Только это, скорее, не продолжение и развитие светлого романтизма новалисовского Голубого цветка, а эволюция саркастически-эпатажного романтизма автора «Песен Мальдорора» Лотреамона, с его лирическим героем, справедливо названным одним из лучших исследователей писателя «демоническим богоборцем» (Г.К. Косиков). Подобно Лотреамону «вампирически» вбирая в себя знакомые топосы и мотивы, в данном случае – ницшеанские, А. Ливри точно так же играет их сочетаниями, трансформациями, также пронизывает их иронией – но не поверхностно-словесной, а онтологической иронией романтиков.
Отступничество Алексея Петровича, его насмешливо-нарочитое поддразнивание читателей и персонажей своими эпатажными (неполиткорректными) репликами, поступками, чувствами, на первый взгляд, легко – но, как кажется, совершенно ошибочно принимать за прямую авторскую программу или свод моральных/аморальных «наставлений». Подобно своему герою, А. Ливри не дает себя поймать в сети окончательных суждений и оценок, но процесс этой «ловли», к которой читателя, тем не менее, искусно подталкивают, становится от этого, пожалуй, только более увлекательным.
Профессор МГУ Наталья Тиграновна Пахсарьян о романе Анатолия Ливри, АПОСТАТ, Москва, «Культурная революция», 2012
http://www.bookin.org.ru/book/2574194