Беседы с Богом, или Поэзия мудрости и печали
(Заметки о книге Д.И.Гарбара «Отражения». Дуйсбург. 2015)
Грета Ионкис, Германия
Название книги вызвало в памяти «Книгу отражений» Иннокентия Анненского, у которого учились и которого чтили многие русские поэты Серебряного века). Оно – название – очень точно объясняет содержание этой большой и по значимости, и по объёму (400 страниц) книги Гарбара.
Это пятая из книг Давида Иосифовича, стоящих у меня на полке. На первую, «Шесть десятых», вышедшую в 2000 году, я написала коротенькую рецензию «Живут в душе стихи…» Повторяться не имеет смысла. И всё же в преддверии 80-летия автора воспроизведу лишь один абзац: «Напрасно искать в стихах Гарбара приметы его романтической профессии (он прошел путь от полевого геолога до ученого, автор двух диссертаций, доктор геолого-минералогических наук). Разве что в «Полувенке сонетов», посвященных друзьям, блеснет «лейсточка слюды»:
Что век людской – лишь лейсточка слюды.
А жизнь единая – лишь доля лейсты.
В стихотворении «Профессия» есть тому объяснение:
Романтика костров, поэзия палаток…
У этой «лирики» недолог век.
Поэт благодарен профессии лишь за одно – за возможность «быть свободным и с Богом говорить…»
Беседы с Богом продолжаются с ещё большей интенсивностью. За прошедшее пятнадцатилетие деревце выросло в могучий дуб. Это сравнение способно передать процессы созревания поэтического мастерства автора, овладения им словом, углубления философского постижения мира, обострения его художественного зрения. Поистине мощь Бытия обрушивается на читателя книги.
Казалось бы, как заметил поэт,
Страна, которую хочешь
Исследовать и покорить, давно открыта
Однажды, дважды, множество раз – людьми, которых
Превзойти невозможно – и незачем соревноваться,
Когда следует только вернуть, что утрачено
И найдено, и утрачено снова и снова…
Эти строки Томаса Элиота Давиду Гарбару, видимо, знакомы, ведь он занимается именно этим: возвращает утраченное, забытое, непознанное.
Три четверти книги составляют околобиблейские стихи – переложения, парафразы, стихи по мотивам и написанные под впечатлением от прочитанных книг по еврейской истории. Давид Гарбар вводит читателя в огромный и древний мир ТаНаХа, куда кроме Ветхого Завета — Торы (Пятикнижие, полученное Моисеем от Бога на горе Синай), входят Пророки и Писания. Открывается том стихами об иудейских праздниках (ни один не забыт!), затем идут стихи по мотивам Библейских песен и гимнов, где слово предоставлено пророкам Моисею, Исайе, Ионе, Даниилу, пророчицам Мариам и Деворе и царю Давиду. Переложение «Псалмов Давида» и книги «Тегилим» — Псалтири (всех 150-ти замечательных, проверенных временем обращений к Богу), было опубликовано ранее, в эту книгу не вошло. Но помнить об этой работе Гарбара следует, чтобы осознать, какой путь он прошёл, как оттачивалось его мастерство.
Большой раздел образуют баллады. Этот стихотворный цикл сложился в процессе пристального и при этом восторженного чтения двухтомника Луиса Гинцберга «Предания еврейского народа». Этот труд талантливого библеиста оказался в его руках в 2011 году. А начал выходить он на Западе в 1909 году. Уже десятки лет изучение Библии люди на всех континентах начинают с этой книги, переведённой на многие языки. И вот через столетие она, наконец, издана на русском. Аннотация сообщает: «Изучив великое множество древних источников, Луис Гинцберг преобразил их в яркие зарисовки из Священной истории Ветхого завета и старинных легенд, нисколько не умаляя их глубины и содержательности». До знакомства с книгой Гинцберга Давид Гарбар обращался к работам выдающегося еврейского историка Иосифа Флавия. Но книга Гинцберга его захватила. Он признаётся: «Страницу за страницей прочитывал и перечитывал я эти «предания», погружаясь в сюжеты, общаясь с героями, смеясь и горюя над их судьбами, проникаясь их верой и надеждой, их этикой и философией. Что-то «цепляло» и притягивало меня, что-то отталкивало». Чудо погружения в древнюю историю евреев, в её мифологию с её фантастическими образами, в её этику и эстетику обернулось творческим всплеском: стихи стали рваться наружу. Удивительный мир еврейских легенд воскресает в 70-ти балладах Давида Гарбара. Каждая состоит из шести катренов, где изложен сюжет, а седьмой – «замок» — вывод автора. К примеру, «Баллада о наказании «порочных городов» (о Божьем гневе, обрушившемся на Содом и Гоморру) заканчивается таким «замком»:
Миф – эта правда с патиной времён –
Порой жестоко обнажает нравы,
Порой скрывает их… Но, Боже правый!
За всё, за всё с нас спрашивает Он.
Библейскую мудрость Давид Гарбар находит и в «Пиркей Авот» (Поучении отцов), где в лапидарной форме изложены глубочайшие положения иудаизма, и в неканонической «Книге Еноха», авторство которой приписывается одному из самых чтимых и таинственных библейских патриархов, в этом апокрифе, где сочетание апокалиптики с фантастической космологией, астрономией, астрологией, физикой просто завороживают. «Книга премудрости Соломона», о которой рассуждают и спорят более 2-х тысяч лет, его подкупила своей экспрессией. В итоге появились стихотворные переложения и парафразы Гарбара по мотивам этих непростых для понимания книг.
Среди стихотворений, написанных по мотивам молитв, меня больше всего интересовало «Шма, Израэль!» (Слушай, Израиль!). Говорили, что последними словами умирающего автора «Гренады» и «Песни о Каховке» Михаила Светлова (урождённого Шейнкмана) были именно эти — Шма, Израэль! Меня они волновали и тревожили ещё потому, что были связаны с небольшим овальным эмалевым медальоном, который достался мне от отчима-одессита, чью фамилию я ношу. Он вырос в сиротском приюте, куда был определён матерью после гибели отца в погроме 1905 года. Патронессой приюта числилась вдовствующая императрица Мария Фёдоровна. Посетив Одессу накануне Первой мировой войны, она надела на шею каждому мальчику образок, на котором был изображён Моисей во славе со скрижалью, на которой — 10 заповедей. Надпись на обороте, сделанную на иврите, прочёл мне раввин уже в Кёльне: «Шма Израэль Адонай Элохэйну Адонай эхад» (Слушай, Израиль! Я, Госполь, — Бог ваш) и пояснил: — Это наша главная молитва.
Главную молитву евреев Гарбар прочёл так:
Вставая и ложась, в пути или в дому,-
Всем сердцем, всей душой и телом,
И в повседневных мелочах, и в целом
Твори любовь! Твори любовь к Нему!
«Его приязнь» пусть «упрочает» нас,
Пусть «упрочает дело наших рук»,
В Его владении и мы, и всё вокруг.
Над всем, над всем Его всезрящий глаз.
«Щит, панцирь – истина Его».
«Не убоишься ни чумы, ни мора», —
Пока ты не лишён Его призора,
Тебе не страшно ничего.
Господь – «моё убежище, твердыня»,
Признавшие Его «убежищем своим», —
Для тех оплот Он и защита им.
Так было днесь и присно, и поныне!
Среди жанров, освоенных Давидом Гарбаром, особое место занимают монологи. Он пишет стихотворения-монологи от имени библейских пророков и героев, перевоплощаясь в них, примеряя на себя их судьбы, проживая их жизни, прорицая и совершая подвиги. Он одержим их несокрушимым духом. Бывали минуты, когда он, едва придя в себя от мук творчества, звонил мне, чтобы прочесть только-только излившееся на бумагу. Его рокочущий голос ещё полнился страстью его героя. Он воистину заражался ею при перевоплощении, входя в чужую роль. В книгу «Отражения» вошло лишь несколько монологов, которые автор назвал «неприкаянными», ибо их герои явно выпадали из библейского ряда. Когда он читал монолог главного инквизитора Испании Торквемады, мне казалось, что я слышу раскаты грома, грохот камнепада.
Я – фра Томазо Торквемада,
Я – Божий перст, я – длань Господня!
Я призван присно и сегодня
Очистить этот мир от смрада.
Я иудей. Я у горы Синая!
Я заключил с Всевышним договор,
Я Божья длань. И с этих пор
Я – меч Его – отступников караю.
Разговор с Богом продолжается и в Израильском дневнике (автор в очередной раз посетил осенью 2012 года Святую Землю, где «хозяин я и гость, — здесь всё узлом»), и в стихах, написанных по возвращении («Яффо», «Цфат», «Беэр-Шева»). К Нему взывает, о Нём размышляет, ему сострадает Давид Гарбар, пережив последнее испытание – смерть жены и друга.
Он знает то, чего не знаем мы.
Его пути нам не исповедимы.
Идём по жизни, Им хранимы,
Спасаясь от тюрьмы и от сумы.
Это начало стихотворения «Он», а вот его завершение:
Дела Его не внятны никому.
Он проникает в суть мирскую.
Он радуется с нами и тоскует,
И в этом я сочувствую Ему.
Меня поразили такие человечные отношения поэта с Богом, и тут же приплыли из тайников памяти слова Мефистофеля о Господе из Пролога на небе в гётевском «Фаусте»: «Как речь его спокойна и мягка!/ Мы ладим, отношений с ним не портя./ Прекрасная черта у старика -/ Так человечно думать и о чёрте».
Принцип отражения срабатывает в книге до конца. Одиннадцать из 13-ти пронзительных стихотворений цикла «Стихи прощания», посвящённых Раисе Вениаминовне Гарбар, открываются строками из стихов Райнера Марии Рильке. Стихотворение подхватывает эпиграф из Рильке, развивает его и им завершается. Так создаётся не только кольцо композиции, но и настроение стиха. Вот одно из них:
«Так в жизнь мою прощание вошло» (Р.М. Рильке «Прощание»)
«Так в жизнь мою прощание вошло».
Прощанье не на время – навсегда.
Жизнь позади: года, года, года…
И вдруг ушла… И с нею всё ушло.
«Так в жизнь мою прощание вошло».
О книге Давида Иосифовича Гарбара «Отражения» можно писать и писать, ибо отразился в ней мир мыслей и чувств поистине необъятный. Достойным завершением моих заметок представляются слова Анны Ахматовой:
Ржавеет золото, и истлевает сталь,
Крошится мрамор.
К смерти всё готово. Всего прочнее на земле – печаль
И долговечней – царственное Слово.
Давиду Гарбару к 80-летнему юбилею
Лариса Гарбар, Израиль
Понять и принять стихи Д.И.Гарбара возможно через его личность. Доктор геолого-минералогических наук, он вносит в своё творчество элементы научного исследования. Его увлечённость наукой как основной профессией несла в себе романтизм поэта. Самоотверженность и преданность любимому делу проявлялись во всём. «Давид в поле». Эту формулу все, знающие его, принимали как данность и весной, и летом, и осенью…
Когда же он писал и что писал? Две диссертации, кандидатскую и докторскую, написал и защитил в процессе работы. Отец двух прекрасных сыновей, любящий муж, преданный сын. А стихи рождались, как музыка, как отклик на насыщенную событиями жизнь. Помимо таланта поэта – неиссякаемое трудолюбие и добросовестность учёного.
«Порядок душу бережёт» – это его аксиома.
И вот совершенно новый этап: изучение еврейской истории, постижение тонкостей иудаизма. Новые мотивы в поэтическом творчестве появляются после посещений Израиля. И тут соединяются поэт и учёный. Невозможно охватить воображением прочитанное, пропущенное через ум и сердце. Во всех поэтических опытах – научная точность и собственный голос, осмысление и воображение. Соединение редкое, но органичное: научная поэзия или поэтическая наука.
Каждый волен по-своему оценить поэтические опыты Давида Гарбара. Прослеживаются, например, реминисценции. Это естественно, так как пласты культуры взаимопроникаемы. В «Балладе о наказании «порочных городов» строка «В богатой золотом долине Иордана…» созвучна лермонтовскому стихотворению «Сон»: «В полдневный жар в долине Дагестана…». «Баллада о приоритетах (Баллада о буквах)» по стилистике ближе к басне И.А.Крылова «Квартет», что составляет часть смыслового и поэтического строя.
Что не может оставить равнодушным или отстраненным любого читателя – это актуальность древних тем, воспринятых современным взглядом.
Еврей не может пожелать еврею
Болезни, смерти, горя и забот.
Тот, кто нарушит сей закон, — пусть тот
Под «Б-жий кнут» готовит шею.
(«Баллады о пророке Элиягу», 4.Удар огненного кнута)
В разделе «Агадическое» есть замечательная выдержка из Трактата Иебамот, 81; Шир-Гаширим-Раба,1: «…зачерпнуть из родника знания я успел не более, чем кисточка, обмакнутая в воды океана». Личность обретает новый вес, когда осознаёт себя частью вечного:
…Но есть средь знаний нечто, что тебе
Даровано Всевышним – Богом.
Лишь эти знания в бескрайнюю «дорогу»
Возьми, когда Господь нас призовёт к Себе…
Каждый из последующих разделов: «Неприкаянные» монологи, Переложения и стихотворения по мотивам – это отдельные темы, бесконечный просветительский труд, наполненный эмоциональным напряжением:
…Вдыхать и выдыхать, — всё вновь и вновь, —
Порывы ветра, брызги пены…
В песок и камни погружаться постепенно
И морем остужать взволнованную кровь
(«Море»)
Читателю автор предлагает совершить с ним этот труд и испытать напряжение творчества. Тогда удивление и уважение к автору соединятся с самоуважением и радостью постижения неизведанного.