Два ангелочка

Все началось с того, что как-то под вечер к ним в гости пришел дядя Олаф с коробкой конфет и бутылкой шампанского и зачем-то вытолкал восьмилетнего Криса за дверь: «Пойди побегай на улице, малыш, нам с мамой поговорить надо». Добренький дяденька Олаф — новый мамин приятель. Он нравился Крису.
Крис понимающе кивнул, улыбнулся, подернул хрупкими плечиками и побежал играть во двор.
Детей во дворе в это время почти не было. Лишь Эмир — его приятель с первого этажа носился как угорелый, гоняя голубей, уморенных жарой знойного дрезденского лета.
Из окон квартиры, в которой жили родителей Эмира и его многочисленные бра-тишки и сестренки, как обычно, доносились крики. Нет, они меж собой никогда не ругались, рассказывал Эмир, — ругаться — это грех! — все жили душа в душу, соблюдали праздники, посты, молились, словом, все как положено в праведной семье.
«Наверное слышат они плохо, раз такие шумные», — думал Крис, поэтому старался разговаривать с Эмиром и соседями с первого этажа всегда громко, из уваже-ния к их недугу.
Выйдя во двор, Крис присоединился к Эмиру и стал помогать ему гонять голубей. Вдвоем они быстро справились с поставленной задачей и заскучали, глядя друг на друга.
— Испугались! — презрительно хихикал Эмир, обводя взглядом птиц, попрятавшихся под крышей мансарды. — Налетели, понимаешь, заразу разносят.
— Хорошо я тебе помог? — взволновано поинтересовался Крис.
— Пойдет, — уныло отозвался Эмир. — А что теперь делать?
— А побежали на Вайсериц, — приложил Крис. — Я там сегодня утром с мамой был и мы уточек кормили.
— А что с утками делать прикажешь? Рогаток с собой нет, а просто так к ним не подойти — они злые…
— Любоваться будем. Хлебушком кормить.
— Любоваться? Хлебушком кормить? Нет, это не мое! — отрезал Эмир и добавил: — А я голубя дохлого сегодня нашел, прямо под нашим окном, — он засмеялся, кивнув в сторону своей находки, — пойдем покажу.
— Зачем? — удивился Крис.
— Играть будем.
— Как?
— Пошли, все расскажу.
Они подбежали к кустам, росшим в садике перед домом, Эмир раздвинул ветки самшита, с гордостью демонстрируя другу мертвую птицу:
— Вот, полюбуйся, окочурился!
— Странно, от чего же? — побледнел Крис.
Голубь лежал на спине, распластав крылья и скрутив в «кулачки» сморщенные лапки. Маленькие бусинки-глаза печально и неподвижно смотрели мимо Криса в голубое небо.
— Жалко как, — большие светлые глаза Криса стали наполняться слезами.
— Слушай меня внимательно, — заговорщически зашептал Эмир. — Вот, выйдет какая-нибудь тетенька или девчонка из подъезда, а мы в нее нашего дохленького швырнем — и убежим. Вот прикольно будет!
— Так ведь она испугается, — неуверенно возразил Крис и опасливо огляделся.
— Так и хорошо! — засмеялся Эмир, нежно поглаживая дохлую птицу, как поглаживают любимого домашнего питомца. — Завизжит, испугается, крик поднимет! А нас никто не заподозрит, понимаешь? Потому что подумают: сам окочурился, да с крыши и свалился.
Крис слегка улыбнулся, щуря большие, наивные глаза. Мальчишки притаились в кустах и стали ждать, когда из подъезда выйдет какая-нибудь девочка или тетенька.
Время тянулось медленно. Эмир тискал в руках дохлую птицу и нетерпеливо ер-зал, крутя лысой головой, на которой пробивался темный ежик. Эмира побрили на прошлой неделе, потом что он вшей в школу притащил. «И весь класс меня после этого боялся», — с гордостью рассказывал во дворе Эмир.
Крис с жалостью смотрел в маленькие остекленевшие птичьи глазки и ему каза-лось, что все тускней и несчастней становятся две бусинки, все неподвижней и мертвей… Хотелось вырвать птицу из рук друга и побежать с ней куда-нибудь, но он знал, что далеко от Эмира не убежит.

Никто, как назло, не выходил в эту пору из дома — было время ужина. Эмир сбе-гал к почтовым ящикам и, поковырявшись карманным ножичком в замках, вы-тащил из них соседские газеты.
— А это еще зачем? — не понял Крис. — Воровать нехорошо.
— Не беда, переживут! — отмахнулся Эмир. — А мы с тобой сейчас сами голубей мастерить будем.
Газеты зашуршали в руках мальчиков, и через минуту из смятых листов в их ла-донях стали появляться маленькие пестрые птички — бумажные голуби, на которых можно было разглядеть фрагменты заголовков: «Европа против эмиграционной п…», «Россию обвиняют в…», «Президент Трамп х…», «Аномальная жара в Г…», но дети не задумывались о том, что взрослые теперь не смогут прочитать все эти важные новости и расстроятся — им было не до этого.
— Ух ты! — визжал Крис, замирая от восторга.
Его руки, не останавливаясь, складывали и скручивали газетные страницы. Его нежное, по-детски красивое, личико порозовело, а глаза засветились серебристым светом.
Смуглое, словно прокопченное лицо Эмира потемнело, а в глазах заметались алые искры.
— А давай костер из них разожжем! — предложил он. — Вот пылать будут!
— Костер? Ты что — ведь они живые!
— Вот чудак! — Эмир достал из кармана спички.
— Живые-живые, не надо, пожалуйста… — начал упрашивать его Крис. — Смотри!
Он взял в руки одного бумажного голубка и подбросил над головой. Тот закружился, перевернулся на ветру и устремился в высокое, синее небо. Крис взял второго, подержал немного в ладонях, пошептал ему что-то ласковое и отпустил, затем, третьего, четвертого, пятого… Голуби закружились над домом, и их тут же унес ветер.
Эмир, подражая Крису, взял в руки своего газетного голубя и подбросил в небо. Бумажная птичка перевернулась в воздухе и шмякнулась на землю, к его ногам, на спинку.
— Ерунда все это, дешевые фокусы! — разозлился Эмир и чиркнул спичкой.
— Стой, мама запретила! — бросился на него Крис, выбивая из рук горящую спичку. — Мама заругается, если нас с балкона со спичками увидит! В такую жару даже взрослым спички жечь нельзя!
— Что мамку испугался? Маменькин сынок! — начал дразниться Эмир, пока испуганный Крис затаптывал спичку.
Благо, в огородике перед домом трава поливная и сочная, иначе точно случилась бы беда!
— Но ведь нехорошо маму не слушаться, — робко возразил Крис.
— Нехорошо не слушаться? — Эмир размышлял, как бы побольней ранить друга. — Да больно ты ей нужен, мамаше своей! У нее вон любовник новый!
Эмир был на два года старше Криса, и хорошо разбирался в таких вещах, как лю-бовники. Крис слепо верил Эмиру в таких делах. Добрый дяденька Олаф, о котором он сам еще мало чего знал, — любовник, и об этом известно даже Эмиру, — вероятно, от его родителей, — значит, так оно и есть. Мысли его обратились к маме.
Мама — она самая добрая и ласковая, а еще — большая и сильная. Она каждый день тягает на пятый этаж его велосипед — сама ж она, понятное дело, ездит на машине! — а еще мама умеет клеить обои, чинить трубы, месить цемент, ловить и потрошить рыбу, варить из нее суп и многое другое. Мама работает на двух работах, говорит на трех языках; у нее компьютер, планшет и два сотовых телефона. А когда мама отдыхает, она любит бывать в обществе веселых и добрых лю-бовников, которые дарят ей цветы, конфеты, шампанское. Ну и что в этом тако-го? Неужели она это не заслужила?
— Очнись, дурашка, смотри, идет! — злорадный голос Эмира вывел Криса из отрешенной задумчивости, в которую он всегда погружался, когда размышлял о маме и ее «взрослой жизни».
— Кто?
Эмир грубо схватил Криса и потянул на землю:
— Ложись, ты!
Из подъезда вышла девочка с косичками — шестилетняя Фрида, их соседка с третьего этажа.
— Сейчас бабка ее следом выйдет, — зашипел Эмир.
— В кого кидать будем? — взволновано спросил Крис, и сердце его так сильно заколотилось в груди, что, казалось, даже Эмир это услышал.
— Что, испугался, в штанишки наложил? — снова начал злобно дразниться мальчишка.
— Нет, просто боязно, вдруг бабушку ее так сильно напугаем, что случится что…
— Тогда в мелкую кидай, с этой ничего не случится! — Эмир вложил Крису в руки мертвого голубя. — Кидай!
— А почему я?!
— Ты ближе лежишь, — объяснил Эмир.
Крис присел на корточки, высунув из кустов белокурую головку, прицелился и бросил в девочку голубя. В этот момент из подъезда вышла ее бабушка и увидела его:
— Ах ты, паразит! — взвизгнула старушка. — Вот кто все мои цветы потоптал! Негодник, паразит проклятый!
— Тикай! — услышал Крис за спиной удаляющийся голос друга и обернулся.
Эмир бежал за угол дома — только пятки сверкали. В этот момент цепкая старушечья рука больно схватила его за ухо и начала трепать:
— Ах ты, бесстыдник, негодяй, попался, леший! А ну, пойдем к матери! Пойдем, я ей все про тебя расскажу!
Крис не сопротивлялся и не плакал. Мамочку, конечно, не хотелось огорчать, но мамочка поймет, когда он ей расскажет все как было.
Не отрываясь, мальчуган смотрел в небо, глазами большими и ясными, как сам небосвод, и забыл обо всем на свете, дивясь и любуясь, как, расправив крылья, легко и свободно парит в вышине его сизый голубь.