Домушник

«Мал форточник, да ловок»

                                                                                                                                                                                                                                     Народная поговорка

Обычный мартовский вторник только разменял полдень…. Тихий, спокойный дворик. Ярко светило солнышко…Негромко пели птички…Легкий ветерок покачивал ветки кустов акации у дома…зеленая травка в кирпичной прямоугольной клумбе около окон только одной квартиры. … Неприметный двор, каких тысячи…узкая дорога между пятиэтажными хрущевками, за двойным рядом гаражей детская площадка… Крики учеников на стадионе у школы за углом…
По дороге шел субтильный молодой человек. На вид абсолютно не приметный, щуплый и хилый, одетый просто, но аккуратно, в футболке, джинсах и кепке. Он шел немного ссутулившись и глядя под ноги… Если бы кто-то в этот момент увидел юношу, он бы подумал, что тот дойдет до конца дома и повернет к школе или политехническому университету, как раз успеет на следующую пару по биологии или матанализу…
Вдруг парень прыгнул к кустам, по обезьяний взобрался по оконной решетке, как по лестнице. Опираясь на кондиционер первого этажа, он ловко ухватился руками за подоконник, профессионально карабкаясь, подтянулся, и …уже через несколько секунд легко отогнул створку пластикового окна, гуттаперчиво проскользнул в форточку второго этажа…
В квартире, покой которой нарушил вор-домушник, жила всеми уважаемая семейная пара под восемьдесят: Ирина Александровна и Владимир Иванович. Оба преподавали в политехническом университете. Ирина Александровна, тучная невысокая старушка, бочонок на ножках, гений физики, профессор, уже лет пятьдесят преподавала механику первым двум курсам. Владимир Иванович, доцент, изучал гидравлические установки, читал выездные лекции в станицах. Поженились они около пяти лет назад, до этого встречались лет сорок. Ирина Александровна с шестидесятых годов жила здесь с престарелой матерью, которая была против Владимира Ивановича, и только после ее смерти, Ирина Александровна и Владимир Иванович, наконец, съехались, а через десять лет расписались. Они бы и дальше не регистрировали отношения, но на эту квартиру стала претендовать неведомая родственница из Подмосковья, которая пыталась оформить опекунство над Ириной Александровной, пришлось через суд доказывать дееспособность и расписываться…
Владимира Ивановича считали интеллегентнейшим человеком, он в жизни не произнес ни одного ругательного слова. Говорил тихо и все сорок пять лет отношений дарил Ирине Александровне цветы. Когда переехал к будущей жене, стал еще вежливее и цветы стал дарить еще чаще…
Эту рискованную кражу преступник подготовил заранее. Несколько дней потратил на тщательную разведку, узнал, что в жилище нет собаки, исследовал привычки и образ жизни хозяев, определил, через какое окно лучше совершить вторжение, в какой комнате могут находиться ценные вещи. После проникновения в квартиру грабитель собирался подобрать все самое ценное, что можно взять «без шума и пыли» и беззвучно уйти, с помощью отмычки уже через дверь.
Форточник быстро узнал расписание занятий «бабульки», как он про себя именовал Ирину Александровну и «дедульки» Владимира Ивановича. Выбрал вторник, когда «дедулька» уезжал на пары в Динскую, а «бабулька» «отвисала» в универе допоздна. Он навел справки, что старички хорошо зарабатывали, ни детей, ни внуков, жили «для себя». Здесь нашлось бы, чем поживиться.
Немного мучила совесть – обворовывать пенсионеров. Уменьшив звук совести до нуля, профи пошел на дело…
Если бы случайный наблюдатель перенесся во взломанную квартиру, он бы сильно удивился. Попав в жилище, вор отшатнулся и на мгновение замер. Первая комната напоминала скорее неорганизованный склад. Здесь не жили. В комнате только узкий проход от окна до двери. По обе стороны в четыре-пять рядов стояли коробки, баночки, скляночки, ящички, стопки книг….Паутина по периметру…
Поражал запах пыли, затруднявший дыхание…. В квартире не разувались, куски грязи на полу Жулик подошвой чувствовал песок хлебных крошек и мусора…
Чтобы добраться до шкафов у стен, нужно разобрать по пять слоев до потолка. О существовании шкафов можно было догадаться разве что по лакированным антресолям, примотанным паутиной к потолку. На шкафах штук девять фарфоровых ваз. Вор посетовал, что их не вынесешь, привлекли бы лишнее внимание.
В ровненьких стопках, перевязанных джутовыми шпагатами, с семидесятых годов хранилась подписка газет «Труд», «Правда», журнала «Огонек». Рекламные буклеты не выбрасывались, лежали сложенные аккуратной стопочкой, вдруг понадобиться куда-то подложить.
В некоторых коробах залежи подаренного преподавателю алкоголя, о котором втайне уже пару десятилетий мечтал сосед сверху. С шестидесятых годов вино и коньяк стали только лучше. У Ирины Александровны, как в элитных погребах, вино и коньяк настаивались десятилетиями. Поискав, можно найти бутылку полувековой выдержки.
Ирина Александровна покупала точно такую же технику, как соседка напротив. У нее прямо в упаковке стояла газовая плита, вторая стиральная машина. Нераспечатанный пылесос с девяносто седьмого. В коробках обувь, ношенная и новая, давно вышедшая из моды, некоторая уже мала или узка. Ящики с посудой, полотенцами, свернутые вещи матери Ирины Александровны, умершей пятнадцать лет назад.
Ирина Александровна, как Гоголевский Плюшкин, ни с чем не расставалась: упаковочная бумага, целлофановые кулечки, пакетики, одноразовая посуда, мытая и немытая… Все складывалось, хранилось и забывалось.
Хозяева уже не помнили, что держали в третьем ряду справа в белом ящике… Они часто переворачивали все вверх дном в поисках, например, узорного чайничка, подарка от кафедры Ирине Александровне на пятидесятипятилетний юбилей. Иногда проводили ревизии, но ничего не выбрасывали, а только дальнозорко пересортировывали… Соседи предлагали завести список, что, где лежит…
Жулик нечаянно задел какую-то коробку, к пожелтевшему потолку поднялась стая моли… С молью хозяева жили дружно. Они ее не трогали, а она жировала, питалась разве что шерстяными кофточками, выгрызая равномерные проплешенки, тремя дубленками, из них двумя неношеными, не трогая упакованную в вакуум норковую шубу. Моль царствовала в коробках с вязаными пуловерами и шкафу с пальто, отъелась, разленилась …
Только недавно с изобретением сотовой связи вымерли рыжие тараканы. Раньше стада домашних животных бесстрашными табунами неспешно скитались по комнате, пировали хлебными крошками, плодились и размножались… За годы жизни вместе с хозяевами сроднились… Жилось тараканам хорошо. Владельцев квартиры они не боялись, настолько обнаглели, что не удосуживались прятаться даже при них. Ирина Александровна пыталась извести прусаков, ставила липучки с ядом…Ловушки месяцами не убирались, превращаясь в маленькие кладбища…но размножались сытые тараканы быстрее, чем умирали…
Когда вымерли тараканы, вместе с Владимиром Ивановичем появился беспородный пушистый белый кот Мурзик, который заменял бездетной паре маленького ребенка. Они его кормили детским питанием, покупали игрушки, разве что не пеленали…
Ошарашенный вор метался между ящиками, в тщетной надежде найти деньги в обычных местах: коробках с сапогами, микроволновке. В этом бедламе ничего найти нельзя…
Его действия разоблачали профессионала. Наш грабитель совершал кражу почти каждую неделю. Он забирал с собой ценные вещи, которые подворачивались под руку, — ноутбуки, телефоны. Потом брал все, что лежит сверху, – в вазочках, пиалочках, шкатулочках, чашечках. Обычно это золото и серебро. Тщательно проверял ящики шкафов, сервантов и столов. На очереди – книги, диски. Знал, что многие жильцы даже отверстия в книгах специальные вырезали, чтобы купюры не выпадали. Наверное, фильмов пересмотрелись. Потом – кровати. Как бы банально ни звучало, но люди просто обожали хранить деньги под матрасами. Также любили зашивать конвертики с деньгами в подушки – может им тогда сладкие сны снились. Банки с крупами и сахаром тоже пользовались популярностью. Когда форточник «шерстил» кухню, начинал «осмотр» с верхних полок. Если наверху в шкафчике стояла какая-то баночка, которая уже покрылась слоем пыли, – в ней могли лежать деньги. Он мог перевернуть все вверх дном: содрать плинтуса и наличники, распотрошить подушки, проверить зимние сапоги… А вот чем руководствовались люди, пряча деньги в смывные бачки, – вору было не понятно до сих пор. Опытный домушник, он находил наличные и драгоценности за пять минут.
Даже наш преступник не был готов к такому беспорядку. Хлам можно было разве что выгребать экскаватором. Кто бы мог подумать, что у этих физиков такой бардак? Его уже должна была насторожить замызганная незатейливая дверь и окна с грязными мятыми шторами.
В комнате-чулане взломщик не задержался. Попасть во вторую комнату позволял только тонкий проход между коробками…По всей квартире проложены узкие тропы между слоями вещей до потолка…
Посреди второй комнаты большой стол с длинной до пола бархатной красной скатертью. Расчищен только тесный коридор вокруг стола к серванту, кровати и телевизору. Под столом сваленные грудой, все возможные учебники по физике и гидравлическим установкам, покрытые сантиметровым слоем пыли книги, рыбные консервы, покупная закрутка…. На столе горы бумаг, листы формата «а-четыре», исписанные крупным почерком, тетрадки в линию и клеточку, пожелтевшие от времени, с решенными задачами повышенной сложности. Стопки бумаг, чья-то припыленная диссертация… тетради студентов и пара дипломов, листочки с контрольными и самостоятельными, исчерканные красной пастой. Только небольшой кусок стола был свободен от кипы бумаг, здесь проступала пыльная потертая скатерть, засыпанная крошками. Место очищено как раз для двух тарелок: преподаватели питались у телевизора.
В серванте пыльные дымковские игрушки, коллекция матери Ирины Александровны, черно-белые фотографии без рамочек за стеклом…серый хрустальный сервиз, раритетные учебники по физике, еще с семидесятых годов…
Ирина Александровна, не лучше и не хуже других педагогов. Все пятьдесят лет она преподавала по тем же методикам и тем же учебникам. Студенты ее не любили, объясняла она сумбурно. Обычно после ее пар запуганные студенты переставали понимать курс вообще и потом всю жизнь вспоминали механику как что-то недоступное и заумное…. Она усложняла самые простые формулы и внушала чувство неполноценности любому отличнику. Спрашивала она по всей строгости, взятки принципиально не брала, не раз была бита студентами-двоечниками за отчисление перед весенним призывом и часто гордо плыла по коридорам университета, сверкая фингалами…
На кухне тоже печальная картина… На грязной плите замасленная чугунная сковородка со вчерашними макаронами…В раковине немытые тарелки…На столе коробка шоколадных конфет, побелевших от времени. После ремонта новенькая плитка на зависть соседке напротив… Сваленные в углу запечатанные наборы посуды из нержавеющей стали, упакованные чайные сервизы. На балконе второй холодильник с просроченными уже пару лет, замороженными пельменями…Человек науки, неприспособленный к быту, Ирина Александровна витала в квантовых облаках. До шестидесяти о ней заботилась престарелая мама. Учиться готовить Ирина Александровна начала после ее смерти и не особо преуспела…
Рожденные в тридцать пятые, выросшие в годы войны, Ирина Александровна и Владимир Иванович не умели расставаться с вещами, помнили, как все сложно достать. Они знали нищету не понаслышке, жили впроголодь и ходили в обносках по двадцать лет… Семенили годы, менялись режимы, квартира Ирины Александровны оставалась прежней, как всегда готовой, как маленькое убежище, к войне, перестройке, кризису девяносто восьмого, голоду, дефициту, блокаде… Здесь было все: одежда, запасы порошка, консервов, тушенки на годы вперед…
Умелец рассчитывал обокрасть квартиру за пять-семь минут, максимум десять. Прошло двадцать. Вор шарахался из комнаты в комнату и заметно нервничал. Злодей проверил сервант, пару раз чихнув, вывалил все на стол, схватил пару тысяч и драгоценности в сахарнице. Умело пошманал холодильник. Ничего.
Разочарованный и грустный, он выпотрошил книги – только пыльные учебники. До шкафов не добраться – груды хаоса…
Тут в дверной скважине заскрежетал ключ, Мурзик побежал, мяукая, к двери…Профессор-физик вернулась домой — несколько пар отменили — и недавно прооперированными, глаукомными глазами искала замочную скважину.…Осыпаясь проклятиями, форточник расстроено пробубнил под нос: «Чтоб я еще раз полез к физикам…», и второпях улизнул в окно…

Февраль 2016

Вам понравилось?
Поделитесь этой статьей!

Добавить комментарий